Поющие одуванчики
В этой главе присутствует светлоэльфийское гостеприимство.
Стеклисто-текучий тоннель наша кавалькада покинула точно на закате — будто по сигналу скакуны постепенно замедлили бег, струившиеся вокруг до того нити поблекли и пропали, вновь по левую руку соткался лес, выглядящий уже почти привычно — без сильного наклона прочь от дороги. По правую же руку от нас, уже остановившихся и оглядывающихся, открылась ожидаемая картина: по-над широкой поляной раскинул свои многочисленные ветви огромный дуб со стволом во множество обхватов, что одновременно являлся классическим домом знатных светлых эльфов. Будто природные овалы оконных проёмов в изящных наплывах коры, стройными рядами уходящие на много этажей вверх, и центральный проход, высившийся полукруглой аркой и забранный ниспадающими, обманчиво мягкими на вид побегами, смотрелись абсолютно органично в теле лесного великана. Не менее ожидаемо увидели мы и цепь Детей Леса, стоящих немного за краем поляны и оберегающих ещё и невысокую зелёную изгородь из мерцающего мягкими малахитовыми искрами необычного кустарника, который обегал все границы и подходил к самой дороге, обрамляя съезд.
Подъезжая ближе в едва начавших сгущаться сумерках, я всё же успел отметить отличное состояние древо-дома и решить: «Пожалуй, рвануло не отсюда. И хорошо — не придётся записи Алуринель разыскивать посередь распадающегося дерева».
Меж тем нас встречали, и резво спешившийся Арайгниэль уже отдавал поводья проворно подбежавшему юнцу с короткой косицей, ещё троица похожих почтительно и нерешительно стояла поодаль. Отстегнувшись и спрыгивая с седла, я шепнул Мрре строго: «Не шали!» и так же сдал скакуна юному конюху, ставшему внезапно котюхом. Чуть раньше меня — и как они успели? — аналогичное проделали близнецы, вновь включив свою синхронность. Четвёртым встречающим был невероятно осанисто стоящий на самом пороге дома-дерева светлый эльф, щеголявший в укороченном камзоле и строгих брюках цветов ранней листвы и первых одуванчиков, сплетавшихся в узорах растительных мотивов. Стоило нам подойти чуть ближе, как он не замедлил совершить поясной поклон, коснувшись правой рукой земли и сохраняя при этом абсолютно прямую спину, а выпрямившись, сказать на языке Подземья:
— Рад видеть и приветствовать Вас, Ваше Высочество мастер Энн, третий своего имени, Наследник Владыки Подземья и Тени Великих Гор Эрра, Первого своего имени, — на одном дыхание выдал сын Леса мягким, ровным и отлично поставленным голосом.
И я тут же отключил внимание, ибо сил пристально следить за этикетом и церемониалом не было решительно никаких.
«Пусть вон Таор отдувается! — думалось мне, пока шёл протокольный обмен радостями и наклонами голов. — Запомню, что перед нами Гуиндиэль из младшей ветви Древа Власти, являющийся Хранителем Имения, и будет!»
По завершении встречи Арайгниэль будто испарился, скрывшись в вечерних тенях, щедро даруемых и проснувшимися светлячками, и замерцавшими окнам. Наше же трио взялся сопровождать Гуиндиэль лично, проведя сквозь услужливо распахнувшиеся побеги входа через несколько сумрачный холл, упиравшийся в роскошную винтовую лестницу, что спиралью из ажурных ступеней и перил устремлялась вверх. Поднявший вслед за Хранителем на третий этаж и миновав небольшой коридор, мы оказались около проёма, так же забранного вертикально спадающими ветвями, что раздались в стороны при нашем приближении. Вновь отвесив уважительный поклон, светлоэльфийский дворецкий сделал приглашающий жест, исполненный грациозного достоинства:
— Прошу вас, о Дети Тьмы из Древнейшего Дома, — несколько неожиданно поименовал светлый всю нашу компанию разом. — Эти покои в полном вашем распоряжении: общий зал и комнаты с удобствами для каждого. Ваши вещи будут доставлены с минуты на минуту, лёгкие закуски уже на столе, полный ужин будет подан через половину часа. По любому вопросу в любое время достаточно обратиться ко мне вслух по имени — я услышу вас и тут же сделаю всё возможное для скорейшего его разрешения. Засим не смею более обременять вас своим присутствием и желаю приятного отдыха, — завершив свою тираду новым поклоном, Гуиндиэль выпрямился и степенно удалился.
Мы же с братом и сестрой переглянулись и зашли в предоставленные комнаты. Первая, как и виделось в проёме, была идеально круглой с круглым же столом в центре, окружённым четырьмя стульями, двери в три других вместе с входной делили круг общего зала на четыре части и несли в проёмах уже знакомые занавеси из ветвей, округлыми листьями надёжно скрывавшие убранство, по-видимому, спален. Ну и конечно же не только занавеси были древесными — из этого материала было всё вокруг, причём по светлоэльфийскому обыкновению оно оставалось живым: даже стулья с подушками мягкого мха зеленели декоративной листвой поверх спинок.
Не медля ни секунды, мы разошлись по спальням — нас манили ванные, которые просто обязаны же здесь быть! Ну, хотя бы душ!
И да — занавеси прошелестели, жёлто-зелёное убранство овальной спальни без окон мелькнуло мимо сознания, и за очередной ветвистой дверкой обнаружился совмещённый санузел в лучших традициях Детей Леса. Ожидаемо всё вокруг было деревянным: невероятно светлая, почти белая порода с едва зеленоватыми прожилками формировала и круглую раковину прямо по курсу, и анатомически удобный унитаз справа, и широкую округлую ванну слева, единую с полом и возвышающуюся за перегородкой из — естественно! — бодро зеленеющих ветвей. Не менее светлые стены чуть сияли под мягким желтоватым светом, испускаемым буквально всем сводчатым потолком сразу, зрительно расширяя пространство. Мелодично, на грани слуха журчал водопадик, спадающий в раковину под очень необычным зеркалом — отражающая гладь была собрана из идеально подогнанных друг к другу небольших прямоугольников.
Вылипнув из созерцания своего отражения в мозаике из, пожалуй, чьих-то надкрылий, я продолжил раздеваться, с радостью отметив, что на стене висят не только два полотенца густющего ворса, но и долгополый халат — причём всё было непроницаемо чёрным.
«Вот это, я понимаю, сервис, — думал я, забираясь в ванную и настраивая под себя все шесть побегов, свисающих с потолка и несущих распылители, неимоверно похожие на коробочки лотосов. — Вот именно такими мелочами и формируется образ заботливого хозяина, принимающего дорогих гостей. Если ещё и ужин будет в традициях тёмных, то этот Гуиндиэль в моих глазах станет одним из лучших светлых, — мечтал я, с любопытством разглядывая ряды баночек в стенной нише, сгруппированных на четырёх полках, несущих знаки сезонов. — Так, ну раз сейчас лето, — выбирал я, — значит, вторая полка, ну-ка, — открыл я деревянную небольшую ёмкость жёлтого цвета с надписью: “Мыло вечернее” на боку и поразился густоте аромата: — М-м-м! Липа! А тут что? — я открыл “шампунь ночной”. — О-о-о! Лаванда…»
Цветочное благоухание вмиг отключило связное мышление и оставило лишь наслаждение полным омовением в потоках воды идеальной температуры, оставляющей после себя лишь незыблемое спокойствие и мягкую расслабленность. Кажется, я даже голосил во всю мощь полудемонских лёгких «Summertime», но тут память меня несколько подводит, будто стесняясь.
Выбрался из душа я спустя лишь сорок долгих, но показавшихся очень кроткими, минут. Плюнув на этикет с высокой скалы (за неимением в этом мире колоколен, минаретов, гопурам и пожарных каланчей), я наскоро высушил волосы, что тут же сделали пушистую стойку вокруг головы и уподобили меня жутковатому одуванчику, и в одном халате на босо тело вышел к ужину.
В центральную комнату мы с близнецами вошли одновременно: видать, не только меня пленили комфорт и ароматы. Причём оба Высочества так же щеголяли в халатах, а у Эны ещё и красовался на голове умело намотанный колоссальный тюрбан. Глянув на меня, брат и сестра сначала асинхронно хихикнули, а после в голос заржали, вторя друг другу теряющимся в смехе возгласом:
— Адский одуван!
— Так, — едва сдерживаясь, чтоб не начать хихикать самому, сказал я. — Ржущие останутся без эксклюзивной сушки хаера и лягут спать с мокрыми косами! — отчаянно пытался я добавить в голос если не строгости, то хотя бы серьёзности.
— Хех, — слегка успокоилась Анаис. — А шо? Косплеить одуванов — так всем разом. Правда, моя белизна не конкурент твоему алому, Сандр, не так инфернально получится, — с этими словами она стянула полотенце с головы и подошла ко мне. — Жги! Э, не, в смысле — суши. Жечь не надо.
Следом подошёл и всё ещё дробно хихикающий Костя. Сосредоточившись за пару вдохов, я пустил наименьшее из возможного количество сил огня в ладони и аккуратно провёл ими по влажным волосам брата и сестры, бережно их высушивая. Где-то в самой глубине души всколыхнулись детские воспоминание Таора, добавившие светлых тонов в и без того благодушное настроение.
Из-за грани доносится негромкий перестук.
Стоило мне на кратчайший миг предаться памяти, как самоконтроль чуть сбойнул, нежность едва качнула Источник, руки дрогнули, и шевелюры тёмноэльфийских близнецов встали дыбом, за мгновение сформировав два пушистейших кипенно-белых шара вокруг вытягивающихся густо-фиолетовых прекрасных юных лиц.
Через секунду немая пауза была вновь взорвана хохотом — на этот раз мы грянули втроём.
Проржавшись и просмеявшись, но всё ещё хихикая, наша троица сумела-таки сосредоточить свои взоры на столе. А там, будто отвечая моей надежде, высилось блюдо золотящихся корочкой некрупных рыбин, окружённое соусниками. Дополняли аппетитный натюрморт привычный хлеб, виртуозно нарезанные овощи и тройки кувшинов и кубков. Несколько непривычно среди тёмноэльфийской трапезы смотрелись многочисленные вилки, ложки и ножи, сервированные точно по традициям эльфов светлых.
Хором возрадовавшись: «Ры-ы-ыба!», наша команда голодных одуванчиков в составе одного красного и двух царственных-белых (близнецы как-то незаметно успели вернуть диадемы на положенные места, что добавило нотку пафоса в окружающий сюр) дружно уселась и, не менее дружно презрев большую часть приборов, накинулась на еду.
«М-м-м! Не булья, конечно, и не пряженая, а просто жареная, — несколько снобски думал я, залихватски хрустя плавниками наперегонки с братом и сестрой. — И не нашего Илла приготовления, но! Хороша рыбонька! И, да, — вспомнил я свои недавние мысли, — товарищ дворецкий Гуиндиэль заслужил мою безмерную благодарность, равно как и местный повар».
Расправившись с основным блюдом за едва ли четверть часа, мы дружно уставились на стоящий несколько дальше от центра стола — у самого края напротив четвёртого стула — и потому и не замеченный небольшой прямоугольный поднос из вездесущего дерева. На нём возвышались три кучки (в каждой по три штучки) изящно украшенных невероятно красивыми кремовыми цветами рулетиков с идеально гармоничными завитками многослойных разноцветных спиралей, видимых на срезах. Вероятно — десерт. А ещё из-под сервировочной древесины выглядывал лист, и даже не зелёный, а чуть желтоватый, пергаментный. Был он сложен вдвое.
— Так, — внезапно сказал Костя, — Что тут ещё, кроме рыбов, показывают? Десерт? Дайте-ка я его поближе посмотрю.
— Бери, конечно, — пододвинул я к нему поднос, забирая оригинально доставленное послание. — Только будь осторожнее — в светлоэльфийской кухне внешняя форма далеко не всегда может соответствовать содержанию. Вот видим типа пирожное, а там вполне могут быть овощи, грибы и рыба — эдакий салат. Да ещё и послевкусия с психоэффектами… Ну да я вам рассказывал! — резюмировал я, углубляясь в витиеватые строки с пространными речами, обращёнными к нам всем троим, как следовало из многострочного приветствия.
— А я попробую, — убеждённо сказал Константин и притянул яство поближе.
— И я, — не менее решительно поддержала Настя.
Пока друзья вникали в нюансы кулинарии Светлого Леса, я пробрался через все славословия и эпитеты обнаруженной эпистолы, что сводилась к просьбе Арайгниэля о совместной трапезе ныне вечером или завтра поутру, когда «уважаемым Детям Тьмы из Древнейшего Дома будет наиболее предпочтительно». Дочитав, я обратился к близнецам, которые внезапно приняли невероятно чопорные позы и поедали кушанье с аккуратностью аристократов в надцатом поколении, коими, в общем-то, и являлись:
— Так, братцы-сестрицы, — помахал я листом послания в сторону рулетиков, — пара фактов: это закуски, рекомендованные Гуиндиэлем, а вовсе не десерт, а это, — вновь взмахнул я листом, — просьба нашего сопровождающего о совместной трапезе. Так как всё это мы обнаружили только сейчас, то нам светит завтрак по всей строгости этикета. Хоть бы и на него подали наши, тёмные блюда, — мечтательно закончил я.
— О брат мой, не стоит ворчать, — неожиданно мелодично сказала сестра, всё ещё пребывающая в образе пафосно трапезничающего царственного одуванчика с чернющим стеблем. — Ведь кухня у светлых изыскана-а и хороша-а-а! — уже буквально пропела принцесса потрясающим сопрано.
— А-а, а-аа! — в терцию подпел брат баритоном.
Осёкся. Подчёркнуто медленно отложил приборы и так же медленно отодвинул тарелку с почти доеденным рулетиком.
— А зря-я-а, а зря-а-а, — вновь пропела Её Высочество. — Рулет сей нежен паштетом грибным и чьей-то печенью вку-у-усен, — на это строчке мы с Его Высочеством недоуменно переглянулись, а Настя (или Эна?) продолжила: — Украшен он кремом солёным густы-ы-ым и исполненьем на диво иску-у-усен.
Пропев эту строчку, сестра вновь зачерпнула светлоэльфийского изыска и сосредоточилась на вкусе, чуть прикрыв глаза в явном удовольствии.
Проморгавшись и даже немного потряся головой, я озарился пониманием, о чём тут же и поведал:
— Я всё понял! Это закуска для усталых путников перед омовением: съел и под душ — петь приятным голосом, попутно сочиняя стихи по акыньему принципу! Что увидел — о том спел!
— Похоже на то-о, похоже на то-о, — ритмичным рефреном выдал тёмный принц и отчётливо хихикнул, не теряя при этом мелодии.
Что и послужило спусковым крючком: всё наше трио просто-таки грохнуло, растворяя в мелодичном (и не очень) смехе все остатки напряжения, державшего нас весь этот долгий день — от самой переправы, где мы впервые столкнулись с мрачностью некроза. Но сейчас — в комфорте, сытости и радости среди близких разумных — все жуткие образы померкли.
Устав гоготать первым, я несколько собрался и произнес:
— Представляю, как это всё будет смотреться в ежевечернем отчёте Владыки, — тут я преувеличенно строго посмотрел на Их Высочеств, — о котором вы, конечно же, не забыли.
— О нет, о нет, о нет, о не-э-эт! — всё ещё певуче, на манер оперного хора в классической драме, ответили близнецы.
— Так, дамы и господа, — показательно схватился я за голову. — Этот абсурд меня почти доконал. Я к себе в комнату — люблю писать в тишине, а вы тут пойте на здоровье дуэтом, одуваны вы мои коронованные.
С последними словами я отошёл к тюкам поклажи, уже давно доставленным и аккуратно сложенным поодаль от входа компактными горками, достал связь-камень и пошёл в спальню, левую от входа. В спину мне доносилось что-то невероятно знакомое мелодией, но слов я не стал дожидаться: понял, что останусь и буду тоже петь, а лучше б не надо — не с моим голосом.
Ещё в первый раз, пролетая через спальню в ванную, я успел отметить наличие не только роскошного ложа под — конечно же! — зелёным балдахином и одёжного шкафа, но и небольшого столика с приставленным табуретом у изголовья кровати. Зайдя и не преминув подивиться на мебель, буквально вырастающую из пола, и возрадоваться, что хоть табурет движим без магии, я поставил его поудобнее, положил на стол камень связи и сосредоточился перед актом бюрократии. Краем сознания отметил, что из-за двери не доноситься ни звука — столь хороша была непроницаемость обманчиво тонких веточек-листочков.
«Слава Тьме, — думал я, укладывая увиденное в лаконичность крайне осмысленных фраз, — что сейчас всего полдня описать надо. Да и напроисходило-то на самом деле не так уж и много…»
Много ли мало ли, а добрая треть часа ушла на мой опус, завершив который я активировал отправку и, захватив артефакт связи, вышел в общий зал, уже, кажется, переставший быть концертным для монаршего дуэта.
Так и было: брат и сестра не только уже не пели, но и сосредоточенно приводили в порядок свои белые гривы, орудуя личными гребнями. Лидировала Эна. Полюбовавшись на Их Высочеств, обретавших привычный вид, я сказал:
— Собственно, я всё: написал, отправил, — с этими словами я положил связь-камень на стол и добавил: — Читайте, дополняйте, — а после обратился к тёмному принцу: — Брат мой, мне думается, что стоит озвучить просьбу Гуиндиэлю передать наше согласие на завтрак с Арайгниэлем. Ну или как-то так.
— Да, брат мой, — согласился Энн и сказал в пространство, сделав голос немного громче и глубже: — О Хранитель Имения Гуиндиэль, будь добр передать наше согласие старшему стражу Арайгниэлю на завтрашнюю совместную утреннюю трапезу.
— Будет исполнено, Ваше Высочество, — тут же прозвучал мягкий и, пожалуй, деликатный голос от самой входной арки, полвдоха спустя добавивший: — Позвольте порекомендовать малую восточную трапезную — она чудесна в утреннем свете.
Мы все переглянулись и молчаливо покивали: малая — так малая.
— Да, мы согласны, — ответил за всех принц.
— Будет исполнено, Ваше Высочество, — вновь прозвучало от дверей. — Я пришлю сопровождающего в начале девятого часа пополуночи, — чуть помолчав, голос почтительно закончил: — Желаю приятного отдыха.
Этому чудесному пожеланию я и поспешил последовать: пожелав спокойной ночи близнецам, я снова ушёл в свою спальню, где без промедления растянулся на невероятно удобной кровати и вырубился, едва прикрыв глаза.
Вполне ожидаемо проснулся я около шести утра и был при этом сразу же полон бодрости и сил. Приведя себя в порядок в насквозь деревянном санузле и добавив жизнерадостности омовением с «мылом утренним», отчётливо пахнувшим мятой и мелиссой, я вышел в общий зал — за сменной одеждой. Да и вчерашнюю стоило сдать в стирку, буде таковая здесь имеется. Повозившись с пожитками, я наконец осознал, что глубокий и едва сладковатый аромат, разносящийся по комнате, мне не мерещится, а есть на самом деле. И да — на столе, ровно в центре, стояла небольшая каменная подставка, и на ней возвышался светлого металла своеобразный кувшин с длинным и узким носиком, исходящим паром и запахом свежезаваренного ко.
«О слава всем! — подумал я, плюхаясь в одних штанах и тунике на стул. — Бодрое утро, ко и одиночество — что может быть лучше? — сделав пару глотков напитка, я поразился невероятно интересному оттенку вкуса. — М! Медово-цветочные ноты — такие мягкие и округлые! Будто свежего одуванчикового цвета положили щедрой рукой, — хихикнув, подумал я и переключился с весёлого прошлого на мало определённое пока будущее: — Так, после зарядки стоит одеться попрезентабельней, чай завтрак в “малой восточной трапезной” требует соответствовать. Надеюсь, Арайгниэль не станет чинить нам препятствий в посещении комнат Алуринель. Осталось продумать, как нам в зону некроза пробраться. Я вот прям чую, что надо глянуть на эпицентр».
Загрузившись последней мыслью и отставив кружку с ко, я принялся за привычную зарядку — благо размеры залы позволяли: с дюжину метров в диаметре та была точно. На третьем круге моей разминочной пробежки из своей спальни появилась сестра, тут же направившаяся к столу. Проговорив слегка неразборчиво: «Доброго утра», она, даже не присев, налила себе полную кружку бодрящего напитка и задумалась, цедя ко мелкими и частыми глотками. На шестом моём круге появился брат, чьё слегка смурное лицо быстро обрело привычно-нейтральное, а чуть позже и заметно воодушевлённое выражение, стоило тёмному принцу приложиться к своей кружке.
Наматывая круги вдоль стен и поглядывая на близнецов, я размышлял: «Ага, знакомый эффект: “первый утренний ко” — пробуждает, вселяет бодрую радость и проясняет мышление до хрустальной прозрачности — чёткой и гранёной».
— Доброго утра, братья и сестры, — сказал я, остановившись после двадцатого круга. — В качестве утренней разминки мозга предлагаю поразмыслить над тем, что мы станем говорить и делать, если нас не пропустят в зону некроза.
— Сразу два вопроса, — тут же включилась в разговор Её Высочество, отставившая кружку. — А нам туда надо? И с чего бы это нас, — сделала она ударение на последнем слове, — туда не пропустят?
Задавая вопросы, Эна встала было в позицию высокого старта, да призадумалась на пару вдохов, после чего выдала:
— Так, первый вопрос снимается — нам туда действительно надо.
— Именно! — поддержал Энн, встающий рядом. — Тому имеется множество причин.
— Но второй всё равно остаётся, — продолжила сестра. — Нас разве что Светлейший Эмпириэль да его Второй Сын, Сиятельный Сенйориэль, могут куда-то не пропустить.
— Кстати, да, — согласился я, приступая к банальным, но вовек актуальным отжиманиям. — У нас же с собой пергамент от Первой Дочери Светлейшего, в котором, как я помню, формулировки достаточно расплывчатые, — проговорил я и замолк, напрягая память и руки.
Всё оставшееся время зарядки мы провели молча, думая каждый о своём. Я вот несколько корил себя за то, что некоторые важные документы стоит внимательно читать сразу по получении, а не просто окидывать взглядом, бегло знакомясь с содержимым.
Первым закончив экзерсисы и первым же освежившись и переодевшись поофициальнее, я достал всю стопку пергаментов, пригодившуюся лишь однажды, и стал внимательно вчитываться в многословное послание Её Высочества, адресованное «Детям Света и Леса».
«Так-так-так, — вникал я в витийствования пера Алуринель, — вот, отлично: “оказывать всякое споспешествование” и “не чинить никаких препятствий”! Не как письмо у миледи Винтер, но тоже неплохо. Так, — продолжал я, — вот ещё отлично: “в посещении имения моего”. Значит, не только весь дом, но и сам лес за ним можем спокойно объехать. В поисках чего, кстати? — с вопросом продолжил я изучать документ. — Ага, тут прям список: “пять томов сказок братьев Баллиэля и Плюмиэля, личные мои дневники за пятисотый и начало пятьсот первого года Эпохи Добрых Соседей и малая книга цвета безлунной ночи”».
Прочитав третий и последний пункт списка, я замер, неверяще моргнул с усилием пару раз. Строчка так и осталась. С некой безысходностью я откинулся на спинку стула и заметил неслышно подошедших близнецов, к которым и обратился со вздохом:
— Что ж, дорогие мои: с одной стороны — всё просто чудесно, — потыкал я в сточки со «всяким споспешествованием» и «имением». — А с другой стороны у нас, — тут я указал на строку списка, смутившую меня минутой ранее, — малая книга, мать её типография, цвета, отец его художник, безлунной ночи.
— О как! — поразилась Анаис. — Потрясающие библиографические данные! Точные, ёмкие и совершенно однозначные!
— Да вы чего? — успокоительно вступил Костя. — Можно подумать, у светлых эльфов чёрных книг вот прям завались. Я так не думаю. Мне кажется, что это очень явный намёк от Цапли. С этой малой книгой и связан весь светлоэльфийский абзац.
— А ты прав, — протянула Настя. — Да ещё и дневники указаны — в них наверняка найдётся ещё больше пояснений.
— Засим ближайшие перспективы лишаются тумана, — возрадовался я, скручивая пергамент, и поднимаясь. — Осталось позавтракать и можно будет уподобиться детективам.
Стоило мне это произнести, как от входа донёсся загадочный светлоэльфийский «трунь», и знакомый голос промолвил:
— О Дети Тьмы из Древнейшего Дома, ваш сопровождающий ожидает вас.
— Благодарю, Хранитель Гуиндиэль, — вежливо откликнулся Энн.
Выходя из наших покоев, мы тут же увидели юного светлого эльфа, что молчаливым поклоном поприветствовал нас и, распрямившись, мягко повёл рукой в сторону коридора, приглашая следовать за ним. Пройдя по галерее третьего этажа около половины круга, мы оказались возле очередного проёма, забранного густолиственными ветвями. После классического поклона юноша лёгким движением руки распахнул занавесь, и мы прошли в залитую солнечным светом комнату.
Чуть прикрыв глаза от света, наискосок бьющего сквозь редковатую листву дома-дуба и сквозь затейливые панорамные окна в стене напротив входа, я заметил Арайгниэля, стоящего радом с небольшим столом, сервированным на четыре персоны. Всмотревшись внимательнее, я возрадовался: «Слава Тьме, Свету и Гуиндиэлю лично! Наш, тёмный завтрак! И приборы тоже наши, числом три: нож, вилка и ложка!»
И впрямь: вокруг монументального койника, стоящего в центре, расположились четыре каменных подставки, аналогичных подкувшинной, на которых исходили паром четыре небольших сковородки с яичницей-глазуньей. Особую радость доставили целая палитра соусов и простая коврига хлеба, нарезанная обычными ломтями.
Пока же я любовался привычными яствами, затейливо подсвеченными перебегающими солнечными лучами и зайчиками, наш знакомый из Древа Паутин уже вовсю вёл приветственные речи, строго соблюдая этикет.
Услышав «… Таор, сын-по-закону…», я дождался завершения фразы и, наклонив голову в положенном поклоне уважения, сказал:
— Рад видеть тебя, Арайгниэль, старший страж из средней ветви Древа Паутин.
— Прошу к столу, о Дети Тьмы из Древнейшего Дома, — промолвил страж, чуть поводя рукой в соответствующем направлении. — Смею надеяться, трапеза придётся вам по вкусу. После же я прошу вас уделить немного вашего драгоценного времени и — для всестороннего содействия с моей стороны — несколько более полно поведать о цели вашего визита.
— Да будет так, — канонично согласился Энн и, согласно протоколу, первым уселся за стол, выбрав место спиной к окну.
Следом уселась Эна по левую руку от него, и я — по правую. Последним занял место светлый.
Прожурчал разливаемый по кружкам ко, тихонько зазвенели приборы, в остальном тишина не нарушалась более ничем около десяти минут, ушедших на сдержанно деловитое насыщение четырёх разумных.
Завершив трапезу чуть быстрее и, пожалуй, аккуратнее всех, Его Высочество Энн, промокнув губы салфеткой, обратился к стражу:
— О Арайгниэль из Древа Паутин, цели нашего визита полностью совпадают с просьбами Её Высочества сиятельной Алуринель, что изложены в сопроводительном письме.
— Если мне будет позволено… — начал было светлый.
— Всенепременно, — тут же воспользовался крохотной паузой тёмный принц и обратился ко мне: — Таор, будь так добр.
Не говоря ни слова, лишь слегка кивнув, я достал из рукава узкий металлический тубус, вынул эпистолу светлой принцессы, предусмотрительно захваченную с собой, и протянул светлому эльфу. Тот её с кивком принял, развернул и углубился в чтение. На этот раз тишина воцарилась почти абсолютная.
Пока Арайгниэль вникал в документ, я украдкой посматривал на него и думал: «Всё же скорее особист, чем транспортник. Вон — лицо вообще не меняется, даже глаза не движутся по тексту. Интересно, как он на самом деле отреагировал на строчку о “малой книге цвета безлунной ночи”? Похоже, мы это узнаем прямо сейчас».
Из-за грани доносится негромкий перестук и спокойное мастерское: «Ну, логично».
— О Дети Тьмы из Древнейшего Дома, — несколько замедленно промолвил сын Леса, дочитав письмо светлой принцессы. — Все пять томов сказок братьев Баллиэля и Плюмиэля, равно как и дневники Её Высочества, сиятельной Алуринель, находятся здесь, на территории Большой Усадьбы, и будут предоставлены вам незамедлительно, — тут страж из Древа Паутин будто намеренно взял паузу, но не дождавшись наших реплик, спросил тройку секунд спустя: — Желаете проследовать в библиотеку?
Коротко переглянувшись с нами, брат ответил, сохраняя абсолютное спокойствие и вежливость тона:
— Желаем видеть все, — сделал Энн мягкое ударение на последнем слове, — книги в наших покоях.
— Увы, о Ваше Высочество Энн, третий своего имени, — произнёс Арайгниэль, сохраняя неизменное выражение лица. — Я не обладаю полной информацией о третьем пункте пожеланий Её Высочества, сиятельной Алуринель. Прошу дать мне около часа для выяснение всех подробностей.
С последними словами он замер, склонившись и наверняка о чём-то (да уж понятно, о чём!) лихорадочно размышляя.
— Да будет так, — согласился Энн, милостиво наклонив голову.
— Благодарю Вас, Ваше Высочество мастер Энн, — с неуловимым облегчением проговорил старший страж, выпрямляясь и вставая. — Я немедленно отдам все необходимые распоряжения, — и с почти явным воодушевлением завёл традиционную шарманку прощания по всем нормам этикета.
Пока звучали каноничные «Рад был…» и «Ваше Высочество», я тихонько взял эпистолу Алуринель, вновь аккуратно убрал в футляр, его же поместил в рукав — в специальный кармашек, подумав при этом: «Мало ли что. Такие документы лучше не оставлять без присмотра».
Распрощавшись со мной в последнюю очередь, Арайгниэль, не мешкая, покинул малую восточную трапезную, прямо от входа разразившись тихим монологом, обращённым, очевидно, к Гуиндиэлю.
Не стали рассиживаться и мы: сделав по последнему глотку ко, встали и отправились на выход, где нас встретил уже примелькавшийся светлоэльфийский юноша и сопроводил к временно нашим покоям.