— Я боюсь не за себя.
Её глаза были тёмными, как чернила, и бездонными, как море. Я хотел заглянуть в их глубины, узнать, о чем она думала.
— Кто тебе об этом рассказал? — спросил я.
Я хотел, чтобы об угрозе, которую представляли даркафы, знали как можно меньше. Этим слухам нельзя было распространяться среди людей. Что за хвастливый идиот рассказывал об этом каждому, кого встречал? Если только он не был одним из них...
— Мой друг.
— Но кто он? Где ты с ним познакомилась?
Она покачала головой.
— В байтахира...
Я резко подался вперед.
— В байтахире? Эмель, не трать там своё время.
Чужестранцам там было не место, они оказывались слишком лёгкой добычей. В детстве я часто убегал на эту улицу. Конечно, это было запрещено, но мне там всегда было весело. Кахина и её друг много раз возвращали меня во дворец, держа меня за руку так же нежно как моя мать. Я никогда не понимал, почему такие добрые люди оказались там, куда мне был закрыт доступ.
— Ты успела посмотреть дворец? Это самое прекрасное место в Алмулихи.
Я обвёл помещение рукой, задаваясь вопросом — насколько это было правдой?
— Он уступает разве что храму.
Солнце снова пропало, и за окном начало становиться всё темнее с каждым дуновением ветра.
— Нет.
Эмель посмотрела в сторону балкона.
— Самое красивое — это море.
— Один человек как-то сказал мне, что море кажется ему сердитым.
Она резко перевела на меня взгляд, её глаза округлились, и она поспешно спросила:
— Кто?
Я задумался, пытаясь вспомнить, кто это сказал. Но я не мог вспомнить ни одной детали того разговора кроме самих слов. О чём я ей и сообщил.
Она кивнула, но мне показалось, что я её разочаровал.
Неожиданно раздался стук: кап-кап. Сначала медленно, а потом всё быстрее.
— Дождь!
Она побежала к балкону, развела руки в стороны и обратила лицо к небу.
Завороженный, я последовал за ней, не в силах отвести от неё глаз. Она смеялась, и капли падали на её лицо и руки.
— Что ты делаешь? — спросил я, смеясь вместе с ней.
Она развернулась, её одежды прилипли к телу.
— Это самый дорогой подарок, который может только дать Мазира.
Я никогда не считал дождь настолько чудесным. Он помогал пополнять запасы воды и стирал пыль с наших домов, но я никогда не чувствовал необходимости танцевать под каплями.
— Идём, — сказала она, глядя на меня сверкающими глазами.
Она потянула меня за руку и с такой лёгкостью вытащила меня наружу, словно мы уже делали это сотни раз.
Закрыв глаза и снова подняв лицо к небу, она сказала:
— У меня дома все выбегают на улицу, когда идёт дождь.
Ну, конечно. Она ведь жила в пустыне. Она насквозь промокла, её сандалии оставляли теперь мокрые коричневые следы на балконе каждый раз, когда она поворачивала ногу. Неожиданно она поскользнулась на плитке и начала махать руками, чтобы не упасть. Я поймал её за плечи и развернул к себе. А она схватилась за мою тунику, чтобы удержать равновесие.
Мы стояли под дождём и смотрели друг на друга. Она была так близко, и я заметил, что изгиб её губ напоминал крылья Анисы, когда та парила.
Её плечи поднимались и опускались от частых вздохов, и хотя она больше не падала, я всё не отпускал их. А она не убирала с меня свои руки. Она обхватила ими мою талию, и нежно прижалась к ней пальцами.
— Саалим, — её шепот прозвучал так сокровенно, что я сделал небольшой шаг в её сторону.
— Ты чуть не упала.
— Ты не дал мне упасть.
Она наклонила голову, и её губы раскрылись, словно она просила большего. Капли дождя затекали в её рот и падали на язык.
О, как бы я хотел быть одной из этих капель.
Большое, глубокое желание наполнило меня, и я провёл руками вниз по её плечам.
Неправильно поняв мои намерения, Эмель отступила.
— Спасибо, — сказала она, и её горячий взор прояснился, когда она убрала от меня свои руки, оставив меня холодным и полным желания.
Её губы сомкнулись, и она начала поправлять платье.
Откашлявшись, я сказал:
— Ну, если ты закончила танцевать, я бы хотел показать тебе дворец.