- Митя, не нюхай ты этой мерзости!
- Ну вот, дождался дружеской встречи... - с шутливой обидой протянул Митя Вербицкий, забираясь в глубокое кресло в углу. - Кстати, я видел Владика Чецкого - он сегодня собирался.
- Ладно, не уводи разговор. Уж коль скоро ты сегодня сюда попал, живым мы тебя не отпустим. Знаешь, почему ты стал нас избегать?
- Знаю, Боря, можешь не объяснять. Все я знаю. И мне действительно не хочется, чтобы мне слишком часто напоминали о том, что я качусь ко всем чертям, извини, Тата.
- Избил бы я тебя - так, чтобы все выколотить, да боюсь, убью ненароком, в тебе ведь в чем душа сейчас держится...
- Ничего бы, Андрей, не выбил - кроме разве действительно души... Дело объясняется очень просто: первое, я - это не вы, а второе - я при этом тоже не могу просто так.
- То есть?
- Шмидт, ты мог бы мне доверить какие-нибудь ваши заговорщические дела?
- Нет.
- Звучит до неприличия недвусмысленно, но ты совершенно прав. Видишь сам: вы с Борисом спасаетесь от того, что вокруг, тем, что против этого боретесь, а из меня борец никакой... Так если вы, в двадцать раз сильнее меня, не можете жить как ни в чем не бывало, просто жить, то можно ли это от меня требовать? Каждый спасается как может. Я - тем, что гибну. И вообще - где моя шпага?! - Вербицкий рассмеялся и вскочил на ноги.
Это развлечение было забыто довольно давно, еще задолго до того как Митино появление на средах у Таты стало редкостью. Увлечение фехтованием, охватившее некомсомольски настроенную мужскую часть группы "А" началось весной двадцатого года, когда на чьих-то антресолях была случайно обнаружена связка шпаг.
- А правда, Тата, они еще сохранились?
- За буфетом, достань.
Борис вытащил из-за буфета три железные шпаги с расшатанными гардами, разумеется, без предохранительных наконечников.
- Моя... Шмидта... Митьки...
- Вызываю Шмидта! - крикнул Митя, подхватив брошенную Борисом шпагу.
- Принимаю! Только пошли все в прихожую - здесь все полетит. - Андрей вытащил из кармана браунинг и положил его на журнальный столик, на всякий случай закрыв Татиным альбомом.
- Заряженный, что ли?
- Ага. Пальнет еще... Пошли!
Андрей признанно фехтовал лучше всех, что отчасти объяснялось его хладнокровной манерой. Разный темперамент противников сразу же бросился в глаза: в то время как Митя перешел в наступление, не доведя салюта, Андрей четко отсалютовал противнику, однако же наступать начал одновременно с Митей.
Шпаги сшибались и звенели в полумраке прихожей.
Борис и Тата стояли в дверях, наблюдая за поединком. С самого начала было ясно, что верх возьмет Андрей: он начал уже зажимать Митю в угол, когда снова раздался звонок.
- О, а это Чецкий!
- Погоди, Тата, не открывай, - со смехом крикнул Борис, давно уже изнывавший с опущенной шпагой в руке, - господа, давайте устроим ему "стальной свод"!
- Стальной свод!
- Стальной свод!
Разгоряченные борьбой Митя и Андрей вскинули свои шпаги к поднятой вертикально на вытянутую руку шпаге-Бориса.
- Теперь открывай! - сдерживая смех, проговорил Митя.
...Тата испуганно отступила назад перед распахнувшейся дверью.
- Видали? - торжествующе произнес Васька Зайцев, обращаясь к Вальке Волчковой, Саше Гершу и Витьке Кружкову, быстро вошедшим следом. - Видали, чем занимаются?!
- Вконец задвинулись, контра...
- Чем бы мы ни занимались, - спокойно произнес Андрей, заводя шпагу за спину, - вас сюда никто не звал.
Спокойствие было напускным: Борис и Митя видели, что Андрею до омерзения противно, - противно было сознание того, что враги увидели что-то сокровенное, то, чего им нельзя было видеть. Они чувствовали то же самое.
- А мы к вам не по приглашению на ваши контриковые вечеринки! Мы проводим рейд - как живет в нешкольное время наша группа, понятно?
- Комсомольский рейд, уразумел, Шмидт?
- Тата, нам вытряхнуть этих наглецов?
- Не надо, Боря! Мальчики, прошу вас, не связывайтесь с ними. Пусть зайдут.
Не сговариваясь, демонстративно закрывая Тату, как будто от прикосновения чего-то нечистого, Борис, Митя и Андрей прошли обратно в гостиную вместе с так неожиданно возникшей в квартире ячейкой.
- Погоди, Борис, говорить с ними буду я. Никто здесь не является ни комсомольцем, ни сочувствующим. Таким образом, мы решительно не видим прав, которые позволяли бы вам контролировать наше свободное время.
Они стояли друг против друга: свободное пространство между двумя компаниями являлось какой-то своеобразной границей; разделяющая их так явно вражда уже не была детской - она выросла вместе с ними.
- Неплохо придумал, по-твоему, рейды по ресторанам - это тоже проверка комсомольцев?
- Постой, Зайцев. - Саша Герш поправил очки. - Видишь ли, Шмидт, мы с вами живем в советском государстве с рабоче-крестьянским правительством. Мы представляем из себя его сознательный аппарат, в то время как вы являетесь в лучшем случае оппозицией. И тот контроль, который мы проводим в настоящий момент, отличается от контроля внутри комсомольской организации тем, что это не добровольный контроль, а, если хочешь, даже принудительный...
- Иными словами - вы боитесь не успеть в тюремные надзиратели? А ведь тебе стыдно, Герш, ты - интеллигентный человек.
- Сущность интеллигенции классова.
- Сашка, да чего ты с ним распинаешься? А вот это надо непременно отразить в стенгазете - альбомчики с розочками! - Валька кивнула Зайцеву на столик: альбом лежал, как положил его Андрей - раскрытым на сделанном в карандаше наброске букета.
Снова послышался звонок, но его услышала только тихо выскользнувшая в переднюю Тата.
- А хорошее название для статьи - "Мушкетерщина и альбомчики"? Hу-ка!
Андрей, поздно вспомнивший свою оплошность, стоял слишком далеко: в следующую секунду синий альбом явно перестал интересовать Ваську Зайцева, взявшего его в руки...
- Эх!!