Надо отдать Ивану должное, перед тем, как согласиться менять дислокацию, он снова кинул на меня вопросительный взгляд. Наверное, сирота без рода и племени должен был быть в восторге от открывающихся перспектив. Ну или, наоборот, их испугаться. Но вот проблема, я-то в первой своей жизни вырос не в сословном обществе, и меня все эти регалии не трогали. Да, в моем мире тоже были богатые люди, которым дозволялось больше чем остальным, но и их время от времени осаждали. Так что в ответ я равнодушно пожал плечами, и мы пересели.
За столом собралась весьма интересная компания. Помимо княжича Ермакова тут имелась еще и уже знакомая мне Нарышкина. Нарышкины имели боярский титул и занимались внутренней государственной безопасностью. Насколько я знал, должность эта хоть и не была наследуемая, но передавалась уже несколько поколений. Впрочем, учитывая общую стабильность в государстве, нельзя было сказать, что Нарышкины работали плохо.
— Приветики, — улыбнулась рыжая бестия, стрельнув глазами в Ивана.
Девица явно нарывалась на приключения интимного характера, что аристократкам было несвойственно. Как ни странно, но целомудрие благородных женщин продолжало быть основной валютой в торговле между родами. Поудачнее продать дочь замуж было таким же обыденным делом, как и обучить наследника семейному бизнесу.
Новиков кивнул девушке с достоинством, а княжич Ермаков принялся представлять остальных присутствующих, из чего я сделал вывод о его лидерском положении в группе.
— Боярич Алексей Лобачевский, — произнес Ермаков, указывая на щуплого парня в очках.
Лобачевский был типичным ботаником, только стильным и при деньгах. И при влиятельных друзьях. На фоне Ермакова он выглядел вообще невнятно, но за толстыми стеклами очков прятался живой ум. Его род был одним из первых, кто почувствовал выгоду в вычислительной технике и начал активно инвестировать в это направление. Результат не заставил себя долго ждать, и всегда нищие, но породистые умники и умницы рода Лобачевских теперь купались в деньгах и кушали с золота.
— Княжич Кирилл Нахимов, — продолжил Ермаков наше знакомство.
Нахимовы были не только старым родом морских военных, но еще и владельцами весьма впечатляющего количества верфей, спускающих на воду исключительно боевые корабли. Их ультрасовременные военные суда нервировали вообще всех соседей, с которыми Российская Империя имела границу по воде, и чуть меньше раздражали всех остальных государей, обладавших собственным флотом. Нахимовские корабли ходили и на воде, и под водой, и с некоторых пор даже по льду. Короче, род был действительно серьезный, и кивнувший мне представитель этой семьи выглядел весьма впечатляюще — очевидно, сказывалась семейная муштра с детства.
— Княжна Дарья Демидова, — Ермаков с нескрываемой нежностью посмотрел на девушку, что не оставляло сомнений о намерениях молодого человека.
Демидовы отличались весьма своенравным характером: сидели за Уралом на железе, не сильно любили Москву, почти не отсвечивали в политике, но тем не менее были одним из самых влиятельных родов в империи. А все потому, что Демидовы были как Нахимовы, только на суше — одни из главных оружейников страны: ковали танки, ракеты, самолеты, уверенно ползли в сторону космических спутников. Третий род, профилирующийся на военной промышленности, род князей Калашниковых, занимался индивидуальными средствами защиты и нападения. Знаменитые «калаши» были и здесь, но помимо неубиваемых автоматов дом Калашников выпускал пистолеты, бронежилеты, оптику и прочие полезные игрушки личного состава.
И юная княжна была достойным олицетворением своего рода — русая коса в кулак толщиной, синие хитрющие глаза и легкая усмешка женщины, знающей, что за ней стоит невероятная сила.
— А это наш Тугарин Змей, — закончил перечисление княжич Ермаков, кивая на огромного, реально огромного парня татарской наружности. — В мире известный как княжич Алмаз Юсупов.
Юсуповы сидели на татарской нефти в прямом смысле этого слова, так что могли заткнуть за пояс тех же Лобачевских, по меркам местных аристократов являвшихся чуть ли не нуворишами, ведь титул они получили сравнительно недавно — всего-то пару веков назад. И за что? За какие-то там научные достижения.
— Друзья, к нам согласились присоединиться боярич Иван Новиков и его товарищ Александр Мирный.
«Друзья» смотрели больше на меня, чем на боярича, но в их взгляде не было типичного интереса аристократа к плебсу. Скорее я видел… восхищение?
— Александр, мы в восхищении, — произнесла Демидова, — редко случается наблюдать столь увлекательные дуэли со столь фееричным завершением.
И девушка улыбнулась, но милой эту улыбку было назвать нельзя. Оскал хищной кошки, не меньше. Чувствуется, к Долгорукову тут у половины присутствующих были претензии.
— Последний раз Долгорукова по земле возюкал Тугарин, — мечтательно прикрыла глаза Нарышкина, — и это было прекрасно.
Татарин подмигнул рыжей боярышне и пробасил:
— Дениска у нас редко когда доводит свои пикировки до дуэли. Как правило, умудряется сгладить ситуацию словом или смазать чем посущественнее. Но и его при желании можно подловить.
Удивительное дело, даже мажоры не любят борзых мажоров. Или просто эти ребята адекватнее?
Вообще в этой Российской империи существовало четыре политические фракции. Проправительственная — императорская фракция, с частью представителей которых я сейчас сидел за одним столом. Здесь все было понятно, это в основном древние рода, связанные с военкой и тяжелой промышленностью.
Свободная фракция была либеральной, и у меня при упоминании об их творческой деятельности всегда зудело на подкорке. Было что-то в этих ребятах тревожное, нездоровое. У меня не было никакой информации, потому как цензура здесь работала не в пример лучше, чем в моем мире, и в Сеть мало что просачивалось. Но и того, что я находил случайно или намеренно, что проскальзывало в новостных заголовках, которые никак нельзя скрыть, хватало, чтобы понять — у этой либерды явно где-то спрятаны террористические ячейки. Но Нарышкины не зря ели свой хлеб, и никаких терактов за всю мою жизнь тут я не застал. А периодически горящие склады с чьим-то добром к делу не пришьешь с моим уровнем информированности.
Третьей фракцией обязательно должны были быть центристы и прочие неопределившиеся аристократы. Их было немного, но они были и как правило уравновешивали первые две фракции, если кого-то заносило. Эдакие неофициальные посредники между левыми и правыми.
И четвертая фракция состояла полностью из неблагородных, но очень богатых людей. Фракция промышленников включала в себя монополистов и просто удачных дельцов, которым в свое время по разным причинам не досталось приличного титула. А теперь вроде как отсутствие титула являлось обязательным для присутствия в этой фракции. Ведь промышленники радели за выгоду своих капиталов, а титулы зачастую создавали конфликт интересов.
— Волнуетесь перед распределением? — вдруг спросила Нарышкина, кокетливо хлопнув глазками Ивану.
— Распределение? — не понял я.
— Да, у всех первокурсников измеряют магический потенциал, — охотно пояснил Лобачевский, — и в соответствии с ним определяют наставников по магическим дисциплинам. Вот, например, я вошел в десятку лидеров в год своего поступления, а Алексей, — парень кивнул на Ермакова, — в тройку.
Княжич Ермаков сдержанно улыбнулся, принимая сказанное за комплимент, и мне осталось лишь кивнуть.
— Ясно, — ответил я.
Я мало интересовался магией, потому что мои карьерные амбиции лежали в другой плоскости. Но теперь, после того, как я чуть не проломил грудину Долгорукову, мне было действительно интересно узнать результаты собственного замера. Есть подозрение, что там что-то выше среднего.
Остаток завтрака прошел в беседе, больше напоминавшей выжимку из великосветского сплетника. Юные аристократы обсуждали события прошедшего лета: кто куда ездил, кто где кутил, кого застали за компрометирующими делишками. Время от времени всплывали разговоры про бизнес и торговлю, но здесь мне очень не хватало контекста. Удивительно, но Иван тоже не спешил вливаться в диалог и преимущественно молчал, составляя мне компанию.
Впрочем, долго нам проводить время в приятной компании не удалось: пора было отправляться на местное тестирование магических способностей.
Ребята пожелали нам удачи, и все разошлись по своим парам. Мы же с Новиковым отправились на полигон.
Был в моем мире анекдот про то, как одна звездно-полосатая страна купила у отражения моей нынешней родины чертежи подводной лодки, построили и получили паровоз, и так несколько раз. Звонят в Россию матушку и возмущаются: мол, наедалово какое-то, должна быть подводная лодка, а на деле паровоз. А наши им в ответ, что инструкцию надо до конца читать, там мелкими буковками как раз написано «полученное изделие доработать напильником».
Вот с магическим резервом и магическим потенциалом была примерно та же история. У тебя мог быть бездонный потенциал, но без напильника стать имбой было невозможно.
В этом мире была стихийная магия. Всего имелось десять стихий и открывались они строго в определенной последовательности. Чем выше резерв и чем выше уровень обращения с собственным даром, тем больше стихий может открыть маг. Первая стихия открывалась после инициации, проводимой в магических учебных заведениях под строгим контролем разного рода специалистов. Вроде как считалось, что раннее открытие магического дара может навредить рассудку мага, так что с детишками перестали экспериментировать пару веков назад, и теперь во всем мире восемнадцать лет — это не только совершеннолетие, водительские права, возможность посещать злачные места, а в некоторых странах еще и голосовать. Восемнадцать лет — это время, когда, наконец, можно начинать колдовать.
Собственно, я думал, что уже сегодня можно будет начать практиковаться в магии, но оказалось, что перед этим придется пройти распределяющую каску.
Ладно, не каску.
Магический резерв измеряла некоторая конструкция, чем-то напоминавшая старый аналоговый измеритель силы удара на курортах краснодарского края, только с рулем от велосипеда вместо пенька для удара молотом. Первокурсник брался за две ручки, выполненные из янтаря, отполированного до блеска тысячами адептов, и дальше артефакт шаманил сам.
Мы толпились без особого порядка полукругом возле измерительного прибора и наблюдали за испытанием. Проводившие процедуру педагоги не пытались упорядочить студентов и просто вызывали нас по списку. Причем список этот был и не по алфавиту, и не по факультетам, и не по сословиям, а по какой-то другой, своей логике.
Шкала измеряющего артефакта, выполненная, между прочим, из какого-то белого камня, внешне похожего на малахит, имела сотню делений с цифровыми отсечками на каждом десятке. Прошедших процедуру замера магического резерва студентов били на группы. Причем первая группа включала в себя резервы до 50 единиц, вторая от 51 до 60, третья от 61 до 70 и так далее. У каждой группы стоял свой педагог, будущий тренер. Так вот, больше всего студентов, естественно, было в группе до 50, и с каждым новым десятком количество учеников уменьшалось. Тренер группы от 91 единицы стоял в гордом одиночестве, хотя больше половины студентов уже прошли процедуру измерения магического резерва.
Я успел подумать, что печально быть педагогом без студентов, когда свет артефакта пробил 90 и с некоторым трудом докатился до 92 единиц.
Присутствующие дружно ахнули, потому что за артефакт держалась девушка. Невысокая, но фигуристая, с длинными светлыми, почти белесыми волосами, доходящими до поясницы, она стояла, запрокинув голову, и смотрела на цифру артефакта с приоткрытым ртом. Нежные, славянские черты лица были аккуратно и без фанатизма подчеркнуты макияжем, отчего глаза зеленые девчонки казались цвета морской волны.
— Василиса Корсакова, результат 92, первый разряд! — не без удивления констатировал вызывающий педагог.
Девушка, еще не веря в произошедшее, замедленно отцепилась от артефакта и неуверенно зашагала к одинокому, суровому и мрачному тренеру. Тот жизнерадостности от появления ученицы не прибавил, видимо, был не большим фанатом тренировки юных дев.
— Хороша, — негромко констатировал стоящий рядом Иван, без особого интереса наблюдая за распределением следующих студентов.
— Ага, — согласился я. — Но тебе нельзя, ты ж боярич. А мне — можно.
«Ты ж боярич» хмыкнул:
— Некоторые простолюдинки проблемнее аристократок будут. Может, она внебрачная дочь какого промышленника? На ней же не написано.
— Несущественные мелочи, — отмахнулся я.
Иван хотел сказать еще что-то воодушевляющее, но тут его вызвали. Парень зашагал к артефакту горделивой походкой, как и положено настоящему аристократу. Коснулся янтаря, мгновение, другое и…
Световой столб докатился до отметки в 95 единиц, заставив присутствующих завистливо замолчать, а потом не менее завистливо зашушукаться. А Новиков с таким самоуверенным видом, будто его совсем не удивил результат тестирования, присоединился к Василисе.
А еще он успел на ходу скорчить мне рожу в продолжение нашей беседы, за что я вынужден был из-под локтя показать ему кулак. На наше счастье, все внимание было приковано к продолжавшей сиять цифре 95, а потому эту дружескую пантомиму никто просто не заметил.
Но Новиков ушел, и я остался ждать в одиночестве. Студенты медленно заканчивались, в один момент у меня даже закралась мысль, а не потеряла ли мои документы местная канцелярия. Но нет, меня все же вызвали, и вызвали самым последним.
Вчерашняя дуэль придала моей персоне некоторую медийность, а потому народ смотрел с живым любопытством. Я на их месте тоже бы сгорал от нетерпения узнать о перспективах парня, уложившего аристократа на лопатки одной левой. Точнее, одной пяткой.
— Александр Мирный! — произнес мужчина, и я спокойно, без суеты подошел к артефакту.
По команде положил ладони на янтарные дуги, а затем окружающий мир немного смазало. Казалось, мне под самую кожу ладоней проникают тысячи и тысячи солнечных янтарных лучей, сливаясь с кровью, двигаясь в ритме сердца. В груди разлилось невероятное чувство эйфории, полного восторга. И оттого казалось, что в моих руках сосредоточена такая огромная, необъятная сила, что я могу обращать горы в пыль и поворачивать реки вспять.
Но я моргнул, и все пропало. И чувство восторга, и эйфория, и ощущение невероятной силы. Остались лишь ладони на янтаре, и странная, звенящая тишина. Преподаватель, который вообще-то должен был объявить мой результат и разряд, таращился на меня, как на ожившего сказочного персонажа.
Я поднял взгляд, чтобы самому узнать результат тестирования, и в принципе понял, почему у окружающих возникла такая странная реакция.
Световой столб артефакта пробил сотню и терялся где-то высоко в небесах.