Мир по ту сторону разлома сухой и холодный. Она вслушивается, то, что толстой коркой покрывает все вокруг, больше похоже на соль, чем на лёд. Соль громко хрустит под ногами. В воздухе висит яркий запах свежести. Она крутит головой и ищет в окружающей ее темноте проблеск света. Благодаря колодцу Мелиссы она помнит, что интервал подсвечивается. Она ступает осторожно, прощупывая дорогу босыми ступнями. Холода почти не чувствует, только воздух острый и дерет горло. Она старается идти быстро, насколько это возможно, но постоянно вынуждена останавливаться и оглядываться, на сгорбленную фигуру Преподобного и невысокую фигуру доктора. Каждый раз оборачиваясь, она боится не досчитаться одного из них, но к ее удивлению эти двое до сих пор живы.
— Не зги не видно, — стонет доктор. — Айя, вы что-то различаете впереди? Хоть бы где-то укрыться! Может нам не стоило уходить далеко от того портала?
— Помолчите, доктор, поберегите лёгкие, — говорит Преподобный.
— Мы обречены, — стонет доктор, но как-то фальшиво. — Мы не выйдем отсюда!
— Быстро вы сдались, — выдыхает Преподобный. — Особенно для того, кому открылось столько чудес! Я прозрел, вы перестали заикаться, так что перестаньте ныть! Она же обещала вам, что вы станете богом, помните?
Она прислушивается к доктору и слышит страх, он испугался, когда Преподобный сказал про обещание.
Преподобный судорожно вздыхает и закашливается. Она оглядывается них. Фигуры доктора и Преподобного выделяются на фоне темноты. В их венах все ещё течёт горячая кровь, но оболочки быстро остывают. Холод коварен. Он отбирает силы и нашёптывает об усталости, глаза закрываются, ты всего на мгновение останавливаешься, чтобы перевести дыхание и отдохнуть. Если поспать всего минут пятнадцать, идти будет легче, вот только ты больше не можешь встать, не можешь даже глаза открыть. Тьма кажется благословением.
— Нельзя останавливаться, Преподобный! — говорит она.
— Это безумие, — шепчет доктор. — Я уже ног не чувствую в этих тапочках, кто вообще придумал такую обувь?
На корабле и доктору и Преподобному выдали корабельные, мягкие тапочки с высоким голенищем на шнуровке. Обычно магнитные ботинки или сапоги надевали прямо поверх них. Она босиком.
— Когда вы последний раз преодолевали свои страхи, доктор, а не убегали от них? — спрашивает она и берет Преподобного под руку. Тот тяжело дышит и качает головой.
— Вам придётся нас бросить, айя, мы обуза и далеко не уйдём, а вам нужно двигаться, искать. Мы вас подождём здесь.
— Я не хочу сидеть здесь и ждать смерти! — кричит доктор.
Преподобный смеётся и снова кашляет.
— Ну расскажите же, доктор, что она вам еще пообещала? Изобретёте лекарство от смерти? Спасете весь мир? — спрашивает Преподобный и аккуратно, но твердо убирает её руку со своего локтя. Кажется, что Преподобный опадает, как лист с дерева. Опускается на колени и тянется к верёвке с узлами. Она слышит, как он молится и перебирает узелки пальцами. Смерть дышит старику в лицо белым холодом изнанки.
Она где-то ошиблась, пропустила поворот, не заметила очевидного и вот теперь они здесь. И она не видит выхода.
— Мы должны быть вместе, Преподобный! Нам нельзя разделяться! — говорит Девять, но старик не обращает внимания на ее слова. Она злится и трясёт его за плечо. — Он вас тут не услышит! А ну вставайте! Мы идем дальше!
— Айя! — кричит доктор и сначала она не реагирует на его крик, продолжая трясти Преподобного за плечо.
— Айя, я вижу! — снова кричит доктор. — Смотрите, яркий свет!
Она наклоняет голову и вслушивается. У Преподобного остановилось сердце. Она не слышит его больше. Не слышит узелков пробегающих, как электричество между пальцами.
— Айя! — снова повторяет доктор. — Айя, посмотрите же! Выход! Мы спасены!
Преподобный бесшумно заваливается на бок. Она стоит и не может двинуться с места.
Доктор наконец замечает, что происходит, кидается к телу старика и судорожно ощупывает шею в поисках пульса. Тяжёлый панический выдох и вдох, похожий на всхлип, говорит ей что доктор его не нашёл.
Она поворачивается туда, где все ярче разгорается свет. Свет портала пульсирует, громко, как кровь под давлением. И в этот момент она все понимает. Все вдруг встаёт на свои места. Вот он, их выход, тот самый. Яркий разрез в форме семечка и тепло жизни по ту сторону. Алтарь жизни, алтарь Матери Маат, где сейчас молится авар лен Валлин. Убитый горем отец… Она слышит смех в своей голове. Смеются все: мэтресс, Мелисса и даже адмирал Эвориан, который заманил ее в эту ловушку.
Они знали, как будет.
Девять стискивает зубы. Её переполняет ярость и беспомощность. Если она выйдет сейчас через этот портал, то пророчество сбудется. Если нет, то останется по эту сторону навсегда. Заблудится в пространстве и во времени, которого нет. Она садится на белую соль и на ощупь находит руку Преподобного. Рука ещё тёплая.
— Он умер, айя — говорит доктор.
— Спасайтесь, доктор, бегите, а я остаюсь здесь, — шёпотом отвечает она.
Страх смерти подгоняет доктор, заставляет быстро принимать решения, пятится в сторону портала, а потом усиленно семенит. Бежать он не может, холод изнанки отнимает у него воздух.
Она вслушивается в биение своего сердца. Интересно, как долго оно будет биться? Она знает, что смерти нет, что она всего лишь вирус, сохраняющий память в этой оболочке, а значит она обречена навечно остаться здесь, обречена продолжать помнить.
Доктор исчезает в потоке света и она чувствует как портал схлопывается. Какое то время она сидит. Скаф медленно каменеет от холода, руки перестают гнуться. Она обречённо вслушивается в темноту. Она все ещё слышит рядом с собой тело Преподобного и её одолевает желание похоронить его, но как это сделать, когда вокруг одна хрустящая соль?
Она встаёт и идёт искать куски камня или льда, хоть что-нибудь, но тщетно, тогда она решает попытаться засыпать его ледяным настом. Это отнимает все силы, но она упорно копает и гребёт, не жалея рук. Движения разгоняют кровь. Вопреки принятому решению, она хочет жить и мозг лихорадочно ищет лазейку. Она может подождать пока этот портал снова откроется или пойти искать другой. Может вернуться и найти тот разлом, ведущий обратно на крейсер. Холод ее пока не берет, то ли скаф, то ли вирус, но что-то защищает её. Пока она копает, в голове раздаётся голос Мелиссы: Ты так предсказуема!
И снова Мелисса смеётся над ней.
Девять злится и кричит. Крик срывает горло и боль ледяным комом встаёт поперёк груди, она тяжело дышит и падает на колени рядом с наполовину засыпанным телом Преподобного. Успокоившись немного, она молится, шепчет себе под нос “Отречение от зла” из новейшего пятикнижия Единого. Она не знает, почему выбрала молитву Единому, а не Творцу или Матери, возможно потому из всего пантеона богов на Алькаане, только он был древнее Изначальных. Латирийцы привезли его с собой с земли. Как говорило Бытие, человечество выжило после катастрофы лишь благодаря ему, бог-отец и бог-сын слились в Единое целое, чтобы вознести человека к звёздам и найти ему новый дом.
“Латрия” была научным судном и принадлежала к классу “Ковчег” её строил Международный космический флот и она была среди первых трёх кораблей, отправленных с земли после катастрофы. Пять тысяч душ в черноте холодного космоса. Сейчас Девять ощущает себя примерно так же, как ощущало первое поколение колонистов, они знали, что не увидят нового дома, все, что им оставалось, это верить в него. Яркий, термоядерный свет науки не помог рассеять ужас перед неведомым и потому призраки богов никогда не оставляли человечество.
Она справилась. Перед ней продолговатый холм, наверное единственный могильный холм по эту сторону. Она пытается вспомнить слова молитвы для погребения, которые приняты у церкви Предвестия, но память не помогает, тогда она просто шепчет все, что приходит ей в голову. Традиция прощания выглядит нелепой, когда знаешь, что весь мир — симулятор, но она делает это скорее для себя, чем для Преподобного. Переродится старик Даниил завтра или через сотню лет, вспомнит ли он свои прошлые жизни, но для неё это все закончится здесь. Она навсегда останется среди холода изнанки. Если понадобится, она прокопает сквозь хрустящую ледяную соль метры породы и похоронит себя заживо, но не позволит больше голосам в голове указывать ей.
Она ложится вдоль могильного холма и подтягивает колени к груди. Пусть это случится быстро и незаметно. Через какой-то отрезок ничего, она понимает, что давно мертва, а смерть не приходит за мёртвыми. Она лежит и дышит, в темноте все едино, а из звуков только хруст наста когда она ворочается с боку на бок. Оболочка её лишена потребностей. Ей не нужен сон или еда. Она кукла, не более. Эта неестественность помогает смириться.
Интересно, как долго холод будет глодать её оболочку? Как быстро она начнёт разваливаться? Все рано или поздно приходит к своему изначальному состоянию. Кожа на лице облезет, перестанут подниматься и опускаться руки. Она не сможет встать, не сможет открыть рот, потом не сможет дышать. Будет просто лежать и думать.
Вспышка. Она чувствует яркий свет. Слышит волну и голос, что доносится как из-под воды. Заставляет себя сесть и оглянуться, разрез портала не там, где он был в первый раз. Она протягивает руку к тёмному силуэту, хочет окрикнуть, но холод крепко держит за горло.
А потом она видит тело.
Оно лежит лицом вниз в белой, ядовитой соли. Своё тело.
И в этот момент она испытывает к себе лишь презрение.