— А, вы об этом.
— И всё из-за меня! — Шарлотта драматично всплеснула лапами.
— Это всё мелочи, — успокоил её Ноттэнтэль.
— Но ведь они золотые!
— Ваше благополучие, мадмуазель, дороже любого золота, любых бриллиантов. Она бесценна. Я бы пожертвовал ради вас своей жизнью, чего уж тут помянать какие-то две никчемные золотые пуговицы.
Шарлотта услышала, что хотела.
— Эй, а вон, кажется, ваша подруга.
В качестве благодарности Шарлотта Де Муар любезно предложила спасителю проехаться с ней до поместья, где её служанки смогут пришить к камзолу новые пуговицы. Ноттэниэль с глубоко польщенным видом принял заботу мадмуазель и сел в карету. Гретта отодвинулась от хищника ближе к окну. Что-то в облике Ноттаниэля нервировало её. Как травоядное, синонимом чему является слово «жертва», Гретта была чувствительна к копившейся вокруг ауре. Она чуяла подвох, и на подкорках её сознания юлой вертелась навязчивая мысль: «Быстро же, однако, он явился на помощь. Где его карета? Неужели он шёл пешком по этой слякотной чащобе? Такое не в духе аристократа!» Но дабы не слыть невежливой и не оскорбить ненароком пацифистскую натуру подруги, Гретта молчала и, ловя тёплые настроения Шарлотты, улыбалась. Гретта была всего лишь дочерью слуги при дворе дома Де Муар. Мадмуазель Шарлотта привязалась к козе и захотела сделать её своей фрейлиной, а позже, раскрыв в той одарённость ума, позволила фрейлине отучиться на гувернантку. Сейчас мисс Гретте подвернулась удачная партия, которая могла бы окончательно закрепить её статус в обществе и сделать леди.
Сама же Шарлотта происходила из знатного рода. Отец её был правителем палаты лордов. В свои юные годы Шарлотта получила нескромное приданое, которое, к разочарованию кавалеров, не спешила никому отдавать. Единственное, чего не одобрял лорд-канцлер Де Муар, так эту её кампанию по борьбе с межвидовыми и сословными расприями. Если скомпоновать идеи мадмуазель де Муар в одну емкую фразу, то получиться лозунг: «Мир во всём мире!». Разумеется, канцлер считал это детской забавой, баловством и никогда не верил, что у дочери что-то выйдет. Он в серьёз забеспокоился только тогда, когда идеи Шарлотты стали обсуждать при дворе, а вместе с тем активизировались пустословы и агрессоры. Что мог поделать канцлер? Тем более, что королева, неожиданно для всех, поддержала идею равенства. Мсье канцлер поддался, но вздохи, утаенные в его груди, были понятны Шарлотте.
— Знаете, господин Ноэль, — пожаловалась мадмуазель де Муар, сходя с кареты. — Иногда я чувствую себя загнанной в угол. Этот огромный мир тяготит мои плечи. На каждом шагу мне попадаются лишь лицемеры и провокаторы, мечтающие увидеть мои слезы. Я очень рада, что вы разорвали этот порочный круг своим благородным поступком.
Ноттэниэль, который к этому времени окончательно вошёл в роль, подал Шарлотте лапу и сказал:
— Ничего особенного, мадмуазель.
Следом за Шарлоттой вышла и Гретта. Желая подмазаться, Ноттэниэль протянул лапу и ей. Коза отчуждённо улыбнулась, смакуя ядовитый комок, засевший в горле. Что-то с этим Ноттэниэлем было не так. Но что? Каким образом он вообще умудрился потерять пуговицы? Очевидно, что они были срезаны, при чем — чрезвычайно аккуратно, чтобы не порвать сам камзол. Применить к Ноттэниэлю оружие бандиты не успели. Что же тогда? Гретта прикусила губу, гадая — как поступить, поведать ли госпоже о своих подозрениях?
— Так это, ваш дом? — Ноттэниэль оглянулся.
— Да, — кивнула Шарлотта. Не такой помпезный, как «Медвежья берлога», но мне вполне уютно в нём.
Вероятно, мадемуазель Де Муар и в самом деле не считала свои апартаменты выдающимися. Вот только Ноттэниэль был другого мнения. Изящное поместье Де Муар впечатлило его куда больше, чем приводимый к сравнению особняк господина Бэрворда.
Дом Шарлотты был огорожен высоким кованым забором и по своей замысловатой узорчивости напоминал королевское ожерелье. Ворота освещали два стройных уличных фонаря. Вниз вели узкие ступеньки. В центре двора, огороженного тремя фасадами особняка, гостей величественно встречала странная каменная фигура. Ноттэниэль замедлился около нее, пытаясь понять, на что он смотрит. Видя это, Шарлотта пояснила:
— Это — феникс. Древняя птица из легенд. Вы слышали что-нибудь о птицах? Говорят, они умели летать с той же простотой, что и мы ходить на наших двоих.
«Каким местом эта уродливая статуя походит на птицу?» — подумал про себя Ноттэниэль, а вслух высказал очарование:
— Вот это да! Конечно же, я слышал о птицах.
Ноттэниэль мог бы льстить сколько угодно, он мог бы стать чемпионом по лести, но Шарлотта Де Муар ясно давала понять, что не терпит лицимеров. «Да уж, она из тех дам, что не купятся на одни слова. Для неё они то же, что приправа: однозначно вкусны, но только в готовом блюде. А любимое блюдо мадмуазель… благородные поступки. М-да, с ней будет сложнее, чем я думал».
— В этом дворе через несколько недель соберётся куча народу.
— По какому поводу?
— У мадмуазель день Рождения, — сказала Гретта.
— Да, но и это ещё не всё, — отвечала та, задумчиво проведя лапой по резным перьям каменной птицы. — Я решила, что мой день Рождения станет также днём объединения. У меня есть в разработке проект, который навсегда изменит судьбу копытных. Им больше не придётся волочить на спинах телеги и кареты! — Мадемуазель де Муар на радостях положила свои лапы на лапы Ноттэниэля, но тут же осознала свою бестактность и оробела.
— Прошу простить мою госпожу, — извинилась за неё Гретта.
— Не вижу причин извиняться, — улыбнулся Ноттэниэль и всё же не удержался от красивых слов. К его удаче, сейчас они были очень даже к месту:
— Прикосновения вашей госпожи — прекраснее весеннего солнца.
Шарлотта повернулась к особняку, пряча зардевшие уши, и прокашлялась, чтобы замаскировать стеснение:
— Пройдем тем же уже в дом. Вечер обещает быть холодным.
Глава 4
Роузсток
Ноттэнтэль быстро заручился доверием мадмуазель Де Муар, выиграв в качестве бонуса две недешевые пуговицы с позолотой. Он растратил на свою фальшивую личность всё до последней монеты и не мог припомнить, когда клал в рот что-то съедобнее черствой горбушки хлеба. Ноттэнтэль был злодеем, настолько преданным злу, что был готов терпеть и пустой желудок, и неудобства улиц, и всё, чем располагает его нищенская жизнь, лишь бы исполнить свои планы.
Он посеел разлад в Облачных Долинах, изгнав Фога Вулписа, подмочил репутацию самого богатого землевладельца в городе — Роланда Бэрворда, и останавливаться на этом не собирался.
Ноттэнтэль хотел доказать всему миру, что жвачные и плотоядные не могут делить одно государство. Звери обманываются лозунгами о демократии, увлеченный слепой верой в утопию. Она, как вуаль, застилает им глаза, мешая узреть истину. А истина — был убежден он — заключается в том, что никакой демократии и нет. Травоядные до сих пор не свободны. От судьбы стать обедом для хищника их уберегают установившиеся между первыми и вторыми взаимовыгодные отношения. Пока копытные тягают телеги на службе у плотоядных, на их жизни будет спрос, но как только они лишаться рабочих мест, как только заполонят переулки, кляня правительство, — хищный народ прозреет, иллюзия идеального мира развеется, вуаль спадет… И Шарлотта Де Муар, сама того не осознавая, была в шаге от того, чтобы этому поспособствовать.
— Что скажете, Ноэль? — Сладкий голосок мадемуазель Шарлотты достиг ушей Ноттэнтэля.
— Простите? — прослушал он.
— Я о вашем камзоле. Вернее — о новых пуговицах. Они вам нравятся? Боюсь, эти не идут ни в какое сравнение с вашими золотыми. Они в разы легче и стоят дешевле.
Ноттэнтэль принял из лап Шарлотты свой обновлённый камзол, который, естественно, был починен не ей, а служанкой, оставшейся в тени. Служанка не смела высунуть носа из комнаты, потому что была насекомоядной пожилой ехидной и незнакомый хищник её малость нервировал. Ноттэнтэль усмехнулся, но без улыбки — сердцем, чтобы не казаться невежливым.
От блеска пуговиц его зрачки расширились. «Это не золото, но их всё ещё можно сбыть по хорошей цене. Конечно, после того, как покончу с планом», — торжествовал он.
— Мне так стыдно, Ноэль!
— Стыдно? За что, мадемуазель?
— За себя, разумеется! — с чувством опустилась на бархатную кушетку Шарлотта.
Что касается Ноттэнтэля — его удостоили целого дивана, обшитого красным бархатом и золотой тесьмой, как и вся мебель в гостиной первого этажа.
— Вы спасли нам с Греттой жизнь…
— Моей жизни никто не угрожал, — немного грубовато вторглась в разговор коза.
Гретта уже какое-то время стояла за спиной госпожи, нисколько обуреваемая уже находившим на неё ранее раздражением, а сколько — расстройством в связи с отсутствием внимания к себе.
— Ох, Гретта! Зачем ты так? — с досадой поглядела на неё Шарлотта. — Конечно, бандиты в первую очередь схватили меня, ведь моё имя у всех на устах. Тем не менее, ты также не была застрахована от недоброй участи. Страшно представить, чтобы с нами сталось, не окажись поблизости господина Ноэля.
— Удивительное совпадение… — пробормотала Гретта, но, разумеется, её уже никто не слушал.