Тинка сорвала с головы шапку и хотела запустить ею в Анне. А у самой глаза смеялись. У нее эти приступы упрямства проходят хотя и бурно, но быстро. Вообще она была бы ничего девчонка, если бы не носилась со своей внешностью и если бы сумела забыть, что она дочка такого важного папаши. Может, здесь беда и в том, что она совсем малюткой лишилась мамы.
Тем временем две подружки затеяли дикую возню, которая закончилась тем, что, гоняясь друг за другом, они сбили с ног маленькую Айну, поднявшую дикий рев. Обе они пытались успокоить пострадавшую, но та твердо придерживалась принципа, что никакая боль не утихнет, пока о ней не узнает воспитательница.
Вдруг Марелле спросила:
— Тинка, хочешь серую шапку?
— Нет, парчевую, — ответила Тинка, улыбаясь.
— Нет, серьезно, хочешь серую? У меня ведь серая. Поменяемся, если хочешь. — Это так похоже на Марелле. Прежде всего думать медленно, гораздо медленнее, чем другие, и потом удивить своим благородством, которое в общем-то всегда остается неоцененным, И на этот раз Тинка без зазрения совести надела шапку Марелле, которая, кстати, и в самом деле была ей больше к лицу, и, не дожидаясь, подойдет ли ее шапка Марелле, подхватив Анне, выскочила из комнаты.
Необыкновенная девочка эта моя соседка Марелле. Такая же необыкновенная, как ее имя. А получила она его вот как. Обе ее крестные непременно хотели, чтобы ее назвали в их честь. Одну из них звали Маре, вторую — Хелле. А мать, не желая обидеть ни ту, ни другую, назвала дочку Маре-Хелле, так и образовалось новое имя — Марелле.
Анне, когда сердится на Марелле, каждый раз переименовывает ее по-новому — то Пиретелле, то Анни-Манни, то Вийутийу. Но Марелле никогда не вступает с ней в пререкания. Скорее наоборот. Вообще, когда кто-нибудь острит на ее счет, она всегда улыбается как-то униженно, заискивающе. Пожалуй, именно из-за этого и я в чем-то не могу принять ее, и между нами пролегла какая-то пустота, хотя мы и сидим за одной партой.
К тому времени, когда Тинка и Анне вернулись из города, мы уже успели позабыть о них. Еще из прихожей было слышно, что они о чем-то спорят.
— За кого ты меня принимаешь? Что я, дурочка, что ли? Ведь я тебе сказала, что паспорт всегда у меня в сумке. Я никуда не могла его засунуть, понимаешь?
— Дитя человеческое, рассуждай логически. Кому понадобился твой паспорт? И зачем? — возражала Анне.
Выяснилось, что Тинка вместе с Анне ходила на почту за деньгами, присланными отцом на карманные расходы. Но денег не получила, потому что вдруг оказалось, что у нее нет с собой паспорта. Сама Тинка была убеждена, что он должен быть в сумке, и вдруг — нет. Поиски в спальне не дали никаких результатов. Тинка засунула свой паспорт в такое место, где ни она сама, ни Анне, ни мы все, помогавшие ей искать, не сумели его найти. Даже малыши азартно включились в поиски. Сассь, очень расстроенная всем этим, спросила серьезно:
— Тинка, если паспорт совсем пропал, то ты так и не получишь свои деньги?
— Конечно, нет. Их вернут папе, — и, обращаясь к нам: — вот увидите, тетя Эме примчится сюда, потому что она убеждена — раз человек даже за деньгами не явился, значит, он умер или по крайней мере лежит без сознания.
Дело и впрямь было не шуточное. Тревога малышей была тем более понятна, что Тинка в дни своей получки никогда не забывала угостить их. А покупала она, главным образом, сладости или какую-нибудь ерунду — фотографии артистов, открытки, словом, то, что очень нравится малышам.
Действительно, странная история! Куда же мог деться из сумки паспорт, если все остальное спокойно лежало в ней по-прежнему? Разговоров об этом хватило на целый вечер. Веста сделала из всего этого глубокомысленный вывод:
— Я считаю, что у нас выдают паспорта слишком рано, совсем еще детям. И вот теперь видите, что из этого получается. Теряют, а потом... (надо сказать, что Веста на год и три месяца старше Тинки). Делая эти многозначительные намеки, она разбирала вещи в своем чемоданчике. И вдруг осеклась на полуслове и стала панически рыться в чемодане.
— Девочки! — крикнула она почти плача, — мой паспорт тоже исчез!
Так оно и было. Паспорт действительно исчез. Анне смиренно заметила на это:
— Я тоже не раз думала, почему у нас паспорта выдают пожилым людям, совсем старцам. Теперь убедились, что из этого получается. Теряют и... — Анне развела руками.
Раз уж два паспорта исчезли, то нам с Лики ничего не оставалось, как проверить, не пропали ли и наши. К счастью, они оказались на месте. Но куда девались те два? Значит, кого-то интересовали именно те два паспорта. Мы терялись в догадках. Заподозрили мальчиков. А раз дело касалось только Весты и Тинки, то многие из нас подумали об Ааду. Кто знает, что может прийти ему в голову. Было решено, однако, поначалу не посвящать в это дело нашу воспитательницу.
Сегодня дело осложнилось. За ночь в сумке Тинки сам по себе появился паспорт, но зато бесследно исчез паспорт Лики. Я радовалась про себя, что по крайней мере мой был по-прежнему в моей запирающейся шкатулке, которую папа подарил, чтобы я могла хранить в нем дневник и письма.
Случись вся эта история в четвертой группе, никто бы особенно не удивился, потому что у них то и дело что-нибудь пропадает. А в нашей группе хотя и бывают всякие неприятности, но пропадать ничего не пропадало. К тому же паспорта, которые, казалось бы, никому, кроме их владельцев, не могут понадобиться.
И вдруг Лики позвала: «Сассь, поди-ка сюда на минуточку!»
Сассь моментально надула губы и звонко и оскорбленно заявила:
— Я не брала твой паспорт!
— Ага, — усмехнулась Лики, — а что ты сегодня с утра делала в нашей комнате?
— Я? — глаза Сассь расширились от праведного возмущения.
— Да, ты. Именно ты. Я же видела, как ты выходила из нашей комнаты, — улыбаясь, настаивала Лики.
— Ах, да, — вспомнила Сассь, — я заходила посмотреть на часы.
— Почему ты подозреваешь Сассь? — спросила я беспечно.
Лики задумчиво сощурила глаза.
— Ты не обратила внимания, как Сассь вчера допытывалась у Тинки, сможет ли она получить деньги без паспорта? Поэтому-то она и положила ее паспорт на место, а взяла мой. Мне пока не ясно только одно — зачем они ей? Или, вернее, кто ее подбил на такое дело?
Началось следствие. Сассь все отрицала с поразительным упорством. Если бы кому-нибудь из нас пришло в голову спросить, зовут ли ее Тийна Сассь, она, несомненно, стала бы отрицать и это.
Веста была совершенно уверена, что это ее работа. По правде говоря, я тоже стала склоняться к тому, что здесь не обошлось без ее маленьких, поцарапанных рук. Я в свою очередь обратилась к ней, стараясь говорить как можно ласковее:
— Скажи же, наконец, совсем честно: ты знаешь что-нибудь обо всем этом?
— О чем? — с невинной миной спросила эта упрямица.
— Скажи откровенно, ты была сегодня в Ликиной комнате и взяла ее паспорт? Мы тебе ничего не сделаем, если ты честно признаешься.
Сассь стояла у стола, маленькая и какая-то сгорбленная, но на мой вопрос она прямо взглянула мне в глаза и ответила подчеркнуто убедительно:
— Честное слово родины, я не брала Ликин паспорт.
— Честное слово родины?! Как она сумела найти такие слова? Видно, и в ее маленькой душе Родина — это что-то великое, такое, в чем никогда нельзя усомниться.
И мне вдруг вспомнился один давний, несчастный день из моего прошлого, когда и меня, ни в чем не виноватую, так же подозревали и обвиняли, и как мне нужна была защита кого-то более сильного.
— И чего вы постоянно мучаете Сассь, — сказала я, — ведь не может она быть всегда во всем виновата. Подумайте сами, на что ей нужны ваши паспорта?
Лики сразу согласилась со мной:
— Ну, конечно. И раз Тинкин паспорт вернулся, значит, вернется и мой. Стоит ли так долго обсуждать такие пустяки. Надо собираться на тренировку. Пошли, девочки!
— Кого-то, видимо, заинтересовало, когда наши старьте девы родились, — уходя, бросила через плечо Анне.
— Увидим, — недоверчиво пожала плечами оставшаяся в комнате Веста. — Только я уже давно хочу тебе сказать, Кадри, — будь осторожнее с этой твоей Сассь. По правде говоря, ей следовало бы задать хорошую трепку.
И хотя мне самой не раз хотелось оттаскать ее за вихры, все же слова Весты сильно задели меня, и я увидела также, что Сассь, прикрыв рот рукой, показала Весте язык.
Снова вечер. Воспитательница отправила малышей умываться, а сама пошла на половину мальчиков. От взгляда Весты ничто не ускользает. И я никак не могу сосредоточиться на книге и все поглядываю на свою «подопечную». Хотя только что поддалась на ее «честное слово родины» и старалась защитить ее от нападок, все же у меня нет к ней настоящего доверия.