От смущения я готова была убежать из комнаты. Похвала очень приятная вещь, но незаслуженная похвала хуже осуждения.
— Кто же это на т е б я так страшно кричит? — резко спросила Веста.
— Ты-то, правда, не кричишь, — испуганно отступила Марью. — Только ты...
Девочка прикрыла рот обеими руками. В комнате послышался смешок.
— Ты не кричишь, нет, — вдруг смело добавила Тинка, — только ты иногда так скажешь, что жить тошно.
Веста презрительно бросила:
— Еще вопрос, кому от кого тошно жить.
— Довольно! — голос воспитательницы прозвучал так, что стало ясно — никакие дальнейшие споры недопустимы, и все же Тинка рискнула:
— Когда-то мы все-таки должны выяснить это положение. Это становится невыносимым. Мы рабы, что ли? По крайней мере, я считаю, что нам надо поднять вопрос о старосте группы.
Воспитательница мельком взглянула на Тинку и сказала деловито:
— Хорошо. Только нетеперь. Посмотрите сами, который час. Маленьким пора спать. Ну, а теперь быстро! Умываться — и марш спать, Айна! Сассь! Реэт! Ну, чего вы ждете. Быстро! Быстро. Раз, два, три!
Указания воспитательницы сопровождались энергичными жестами и хлопаньем в ладоши. Затем она снова обратилась к нам:
— Если у вас такое срочное и, как я понимаю, неотложное дело, то давайте завтра же проведем новое, чрезвычайное собрание, — в ее голосе слышались чуть насмешливые нотки.
Малыши торопливо собирались укладываться спать. У нас, больших, пока не было никаких дел. Было просто как-то неловко. Особенно мне. Опять я не справилась с тем, что задумала. Я, правда, уже начала, но, видимо, не с того конца, и сразу заблудилась в трех соснах, а из моих добрых намерений получилось какое-то бессмысленное недоразумение. Главное же так и не было высказано. Я злилась на себя. Неужели я так всегда и буду эдакой беспомощной мямлей, которая может чего-то достигнуть только в собственных мечтах?
Остальные занимались своими делами. Воспитательница, проводив малышей в спальню, уже вернулась к нам, когда я, неожиданно для себя, выпалила:
— Но мне не дали договорить. Я хотела еще кое-что сказать. Даже лучше, что малышей здесь нет.
Я заметила, что все посмотрели на меня — кто вопросительно, кто удивленно, кто выжидательно. Хотя от этого я стала волноваться еще больше, все же мне удалось взять себя в руки:
— Мне наших малышей просто жаль. Бранить их и командовать — мы все мастера, а в остальном — пусть живут, как умеют! Подумал ли кто-нибудь из нас, что у детей должны быть детские игры? Хорошо, я понимаю, что у нас здесь пока тесно и что это временное явление, пока еще не готов новый дом. Но ведь это может продлиться еще года два. А до тех пор? Почему же от этих временных обстоятельств больше всего страдают малыши? Неужели мы не можем ничего для них сделать? Хотя бы самой малости.
Мне очень хотелось добавить, что старшие, например, ходят по воскресеньям на танцы, а малыши тем временем в этой тесноте предоставлены самим себе, но я благоразумно умолчала об этом. Мне не пристало об этом говорить. Вместо этого я рассказала, какое удовольствие доставило ребятам в воскресенье шитье кукольных платьев. Они так благодарны, хотя это совсем пустяки. Это было и сегодня по ним видно.
Нельзя ли доставлять им побольше радостей? Взяться всем вместе, раздобыть несколько кукол и сшить им красивые вещички. Не кое-как, а со вкусом, хорошо. Так, чтобы и самим было интересно. Это могло бы быть новогодним подарком малышам от старших. Может, и мальчики согласятся смастерить им какие-нибудь там кукольные кроватки, столики, стулья...
— Ну, уж мальчиков-то на это не заманишь. И не мечтай, — уверенно заявила Тинка.
— Безусловно, — подтвердила Анне, — да и не удивительно. Я, кстати, тоже не согласна. Я, конечно, не спорю, что это очень милое и трогательное начинание, только все же есть одно маленькое препятствие: где взять на все это время? Тренировки, соревнования, лекции, вечера встреч, всевозможные кампании, постоянные крупные и мелкие мероприятия. Благодарю. Сердечно благодарю. Между прочим, мы все же учимся в школе. Иногда надо бы и учиться. И даже есть и спать, моя дорогая. А ты хочешь открыть еще какое-то кукольное ателье. Я возражаю. Категорически. Во всяком случае, без меня.
Я знаю по опыту, что спорить с Анне не имеет смысла. В особенности, когда она говорит вот в таком серьезном и решительном тоне. Конечно, и Марелле поспешила горячо поддержать Анне.
— Анне права. Ведь времени-то не хватает. Прежде всего надо шить платья самим малышам. До кукол ли тут.
— Ну, да чего только тут не придумают, — протянула Веста, — теперь дошло до кукол! Я сама никогда в жизни не играла в куклы, а выходит, что в десятом классе придется заняться и этим.
Меня удивляет Веста. Сегодняшний вечер должен бы заставить ее задуматься. Я бы на ее месте определенно надолго умолкла. А она — тот же сердитый тон, как ни в чем не бывало!
И не одна Веста. Тут они все вдруг проявили полное единодушие и возражения посыпались со всех сторон.
— Неужели вы и теперь не заметили, какие вы? — вмешалась в наш спор воспитательница. — Быть недовольными и ворчать и обвинять все и всех — это вы прекрасно умеете.
Я поняла, о чем сейчас думает воспитательница. Отдать столько лет своей работе и столкнуться с такой неблагодарностью, как это пришлось нашей воспитательнице, должно быть, не очень приятно. Наверно потому она говорила так громко и ее голос срывался.
— То, что родители, учителя, воспитатели, вся страна и народ должны беспрестанно заботиться о вас, все отдавать вам — для вас это само собой разумеется. Но как только вам самим надо добровольно что-то сделать для других, тут у вас не хватает ни умения, ни времени. Не могу, не умею, не хочу!
— Ну кто же говорит, что не хочет, — начала оправдываться Веста. — Ведь шьем же мы им платья. Это тоже для них. Только я не считаю, что если с ними так уж нянчиться и возиться, то из них получатся образцовые малыши. Наоборот. Свои кукольные тряпки пусть шьют сами. От этого будет куда больше пользы и...
— Нет, — резко прервала Лики разглагольствования Весты, — сами они, конечно, могут шить, да и шьют. Но сейчас дело не в этом. Кадри права. Мы слишком мало занимаемся ими. То, что предложила Кадри, для начала не так плохо. Даже хорошо. Лучше всего, когда есть возможность сделать что-то конкретное. У меня было бы еще только одно предложение: надо привлечь по возможности все возрасты. Организуем с пионерами, скажем, из старших отрядов, что-то вроде бригад. Будем работать вместе с ними. Им интересно, и нам легче. В каждую бригаду выделим от себя, например, двух руководительниц. Будем помогать выбирать фасоны, рисовать, делать выкройки, подбирать и рассчитывать материал... одним словом, будем учить их всему, чем сами занимаемся на швейной практике. Только, конечно, проще и в меньшем объеме. Нет, знаете, мне кажется, что это может быть очень интересно. У меня уже руки чешутся. Можно даже устраивать соревнования бригад. За лучшие комплекты выдавать призы...
Ах вот она значит какая, наша Лики! А я-то до сих пор считала, что ее популярность объясняется прежде всего спортивными достижениями и успехами в танцах. И только сейчас я впервые заметила, какая Лики изящная и стройная девушка, как хорошо, спокойно и уверенно она держится. И ее руки, часто красноватые и слишком крупные для ее роста, вызывали у меня хорошее теплое чувство. Эти руки всегда умеют вовремя и к месту найти себе приложение, и поэтому даже такие обреченные мероприятия, как сегодняшнее, вдруг оживают. Тинка тоже увлеклась:
— Вот это оригинально! Давайте устроим демонстрацию мод. Рабочая одежда, костюмы для улицы, пальто, шубы, спортивные платья, вечерние туалеты и т. д. Разница только в том, что моделями будут куклы. Ой, надо написать бабушке и тете Эме. Напиши ты, Анне. Ты умеешь. Пусть будет жалостно! О малышах там и прочее. Важно, чтобы они прислали нам все, что у них лежит в старых чемоданах. Вы ведь не знаете, что у бабушки до сих пор хранятся лоскутки от ее подвенечного платья и всякие там кружева и парча. Все это мы здесь прекрасно используем. Во всяком случае, я беру себе бригаду вечерних туалетов.
Идеи посыпались со всех сторон. Наконец, и Анне уступила, пообещав завтра же поговорить о «мебели» с Андресом, который пользовался в классе влиянием. А Анне в свою очередь лучше всех могла повлиять на Андреса. Неожиданную находчивость вдруг проявила Марелле: создать бригаду маленьких вязальщиц.
Лики продолжала развивать свои планы.
— Все эти вещи можно распределить между малышами по выбору или по конкурсу. Скажем, хотя бы так: лучшему октябренку из каждой группы — первый приз и т. д. Нужно разработать условия соревнования. Таким образом, одним ударом убиваем сразу двух зайцев. Как вы думаете не обсудить ли нам этот вопрос на следующем собрании? Тогда узнаем и мнение мальчиков. Ты, Кадри, сделай короткий доклад. Его можно сформулировать примерно так: забота комсомольцев об октябрятах и работа с пионерами или что-нибудь в этом духе. Там посмотрим.
Воспитательница обещала поговорить с директором и с преподавательницей ручного труда об использовании помещения, инвентаря и материалов. Во время нашего разговора она подошла к шкафу, отодвинула его от стены. И теперь с серьезным видом стояла у открытой дверцы.
— Скажите, что это за беспорядок?
Ее тон не предвещал ничего хорошего. Я вскочила, чтобы навести в шкафу хотя бы какой-то порядок. Ведь я последняя в нем рылась и все перевернула. Я все время представляла себе, что Свен с другими ребятами может быть, сейчас стоит там, за стенкой и все слышит. Мне хотелось только одного: чтобы воспитательница больше ничего не говорила, не делала никаких замечаний.
И вдруг она, словно между прочим, сказала:
— Девочки, я хотела вас предупредить. Отсюда, от шкафа, видимо, только когда дверцы открыты, в умывальную к мальчикам слышно все, что вы между собой говорите. Учтите это в будущем!
О да, как же можно было этого не учесть! Я уверена, что на всех это открытие произвело такое же впечатление, как на меня, когда я о нем узнала. Каждая мучительно припоминала, что здесь когда-либо было сказано такого, что мальчикам нельзя было слышать.
И хотя как только воспитательница ушла, мы удостоверились, что с половины ребят не было слышно ничего, кроме приглушенных неясных голосов и постарались успокоить себя тем, что, мол, неужели ребятам больше нечего делать, как дежурить у шкафа и подслушивать наши разговоры, тем более, что дверцы шкафа у нас редко бывают открыты, а теперь мы предупреждены, осторожность никогда не помешает.
А у меня от всего, что случилось сегодня вечером, очень хорошо и легко на сердце. Весь этот сложный узел воспитательница разрубила одной фразой, и вообще люди прекрасны. Только мы не всегда это замечаем, и у нас друг для друга никогда не хватает времени.
Когда я сегодня вечером думаю о воспитательнице, о Лики и о других наших девочках, мне представляется, что каждая из них таит в себе сокровища. Только обычно они тщательно скрыты. И все-таки есть какая-то тайная пружинка, которая может вдруг раскрыть их, и тогда так чудесно!
Хотелось бы знать, у каждого ли человека есть такой тайник? И сколько в нем сокровищ?
Наш вчерашний необычный план, говоря по правде, провалился. Во всяком случае, в том виде, как был задуман первоначально. И может быть, мы вообще отказались бы от этой идеи, если бы воспитательница не напомнила о ней.
Мы сидели и не знали, с чего начать. Может быть, и не хотели. По крайней мере, мне уже ничего не хотелось. Поглядывали друг на друга, а Веста хмурилась. Я уже собралась было предложить перенести обсуждение этого вопроса, как вдруг воспитательница спросила: