Прошло минут двадцать. По тротуару бежали Слава Панков и Варя. Растрепанная, кое как одетая, она тихонько плакала, размазывая кулаками слезы по сморщенной физиономии, и причитала:
– Папы нет, мама только послезавтра приедет... Ну что я теперь с ними буду делать, что я буду делать!
– Дошкольником был, дошкольником и остался, – пыхтел на бегу председатель.
Навстречу им брел Гриша Тетеркин с пустой базарной корзиной. Мать его послала на рынок за картошкой, а он таких поручений терпеть не мог. Он шел, еле волоча ноги, опустив лопоухую голову, сердито выпятив нижнюю губу.
– Чего она ревет? – угрюмо спросил он председателя, когда тот поравнялся с ним.
– Чего реву! Чего реву! – выкрикнула Варя. – Федька из дому убежал!
– Врешь! – живо обернулся Тетеркин. – Славка, правда?
– Ага. В Арктику рванул. Мы к Евгению бежим, к вожатому.
– Ух ты-ы! – совсем просиял Тетеркин и, забыв о картошке, пустился за председателем с Варварой.
Навстречу по противоположному тротуару шел Сурен Багдасаров – самый сильный мальчишка из Фединого класса. У него на закорках сидел Родя Иволгин, которого силач взялся на пари протащить до конца улицы и обратно.
– Эй! Сюда! Федька Капустин в Арктику убежал! – закричал им Тетеркин.
Сурен повернул голову, переглянулся со своим седоком. Тот соскочил на тротуар. Оба пересекли мостовую и присоединились к бегущим. Через минуту за ними семенила Люба Морозова, держа подальше от себя бидон с молоком. На бегу она заскочила в какой-то двор и закричала там:
– Нюра! Толька! Скорее! Федя Капустин из дому убежал!
Теперь, как говорится в старинных романах, прервем на время наше повествование и обратим свои взоры к героине, о которой мы столь долго не вспоминали.