10.
Гильдия торговцев с их поддержкой Утробы и движом за освобождение рукавов Оскуро сидела не то что у Гаера в глотке — уже в самой заднице. А Гаер, надо сказать, терпеть не мог, когда кто-то начинал иметь виды на его зад.
— Вздерните уже придурков!
— Всех не перевешать, — Эдельвейс был само бесстрастие. — К тому же, Гильдия исправно платит взносы Башне.
— И она же исправно роет нам всем могилы.
Гаер почесал бровь, рассматривая то, что осталось от старины Фата. Не фартовый Фат, надо же.
Постучал себя по бедру, пропел тонким голосом:
— Из чего же, из чего же, из чего же, сделаны наши мальчишки? Из кишочков, из позвоночков…
Неру заинтересованно склонила голову к плечу, слушая. Гаер подмигнул гиноиду:
— Всегда путал экорше и кашпо, представляешь? А тут… Два в одном, не ошибешься.
Эдельвейс покосился, но возражать не стал. Супротив правды не попрешь.
Гаер прошелся по маленькой, тесной, кубик-комнате. Они успели раньше местных гвардейцев, застали и побоище на первом этаже, и убоище на втором.
И документы, в стенной нычке. Их бережно извлекли и подменили другими. Чтобы Утроба не сразу хватилась.
— По-вашему, это сотворил кто-то из Эфората?
— Именно так, — Гаер вздохнул, — а я так надеялся лично подвесить ублюдка за яйца…
Ублюдка, посмевшего посягнуть на неприкосновенное — на брата арматора.
О, Лин. О, нимфа.
Арматор поскреб бритый висок. Пластина, заменяющая кусок живого черепа, всегда ныла на перемену погоды. Встроенный барометр-гигрометр.
— По Луту есть информация?
— Вспышки, арматор.
— Каскады? Хамсин?
— Нет. Пока точечное пробивание.
Рыжий прижал пальцами веки.
Башня гудела. Гул ее был гулом Гаеровых костей. Башня была — костницей. Горой черепов.
Как-то он полагал, что будет проще. Не иметь возможности прибрать названного брата за спину, прикрыть плечом оказалось паршиво. Кто бы знал.
— Нам пора?
— Еще нет. Нужно, чтобы все хорошенько замешалось. Нужен хаос. Густой, чтобы ложка стояла, ух!
Только хаос способен по-настоящему дестабилизировать Башню. Пошатнуть ее, чтобы Гаер успел вылучить момент и завалить старуху, взять за горло. Показать, кто в курятнике петух.
Иначе зря все это Гаер затеял.
— Арматор! — в комнату, едва не снеся плечами косяки, вшагнул ближник. — Хом Оливы атакован. Первый хамсин Нума.
Гаер криво усмехнулся. Кивнул Эдельвейсу:
— Вот теперь — пора. Будет у меня для тебя отдельное задание, парень…
***
Дарий Первый и Единственный, Князь, правитель Хома Оливы и соправитель Хома Мурано, перегнулся через перила балкона. Стиснул пальцами резной мрамор, провожая взглядом стройные ряды личной дружины — бивни.
Порыв теплого ветра донес солнечный запах лимонов, морской соли и пыли. В саду заливались птицы, вторя им, звенели голоса вплетенных в солому колокольчиков. Только люди молчали.
На прекрасные, Лутом благословенные земли Дария посягнула какая-то немытая дичь.
Отвратительно.
Круто обернулся, хлестнув распущенными волосами отступившего советника. Стража ждала распоряжений.
— Подготовить Червя. Докладывайте по ходу движения, Малек.
Коридоры летней резиденции были просторны и пусты, как тело выброшенной на берег раковины. Наложниц увезли, слуги попрятались. Стража вытягивалась, провожая молодого правителя встревоженными взглядами.
Малек торопился, но все равно не поспевал за стремительным, как лиса, Дарием.
— Они прошли зонтег, о Венценосный, наши дежурные не успели поднять тревогу, сработали буи. Обрушились в районе долины Этола и пошли сплошной волной. Движутся к морю. В настоящий момент происходит эвакуация гражданского населения, но, о Венценосный… Было зарегистрировано еще одно вторжение, со стороны Тихих Гор.
— Берут массой, — прошипел Дарий, стискивая кулаки. — Варварская дрянь. Посмотрим, что они ответят моим Птицам.
— Но это большой риск, о Венценосный, поднимать их теперь.
— Дурак и трус, — отрезал Дарий, железными пальцами поймал советника за шиворот и буквально притиснул лицом к окну. — Видите это, милый Малек? Видите золотое небо? Это Нум. Хангары, Малек! И они не уйдут, не получив кровь всех, кто живет на этом Хоме. Локуста, видите ли, жрут мясо, чтобы иметь силу плодиться…
Отпустил человека. Одернул тунику, поправил фибулу.
Княжение давало не только власть, но и знание. Хом знал, как развивается Нум. Знал это и Князь.
— Надо бить, пока они до моря не добрались и яйца не вылежали. Вы поедете со мной, — приказал сухо. — Мне надо, чтобы рядом был некто, способный подстраховать в случае непредвиденных обстоятельств.
Малек склонился.
— Как прикажете, о Венценосный. Почту за честь.
Дарий поморщился. Советника своего, по совместительству шпиона Хома Арабески, он предпочитал держать под рукой, но не слишком жаловал. Трусости в нем было больше, чем ума.
— Я бы предпочел Гилберта, но он, что вероятнее, уже бьется в первой линии обороны, а не топчет коврик в моей спальне.
Малек, покосившись, сошел с коврика. Дарий переодевался в рабочее; помогали ему молчаливые служанки с эбеновой кожей и топазовыми глазами, дочери Хома Д’мт. Ездовой костюм представлял собой вариант комбинезона с ремнями-электродами, завязанными в одной точке на спине, аккурат посреди лопаток. От этой точки шла жила, управляющая мозгом червя.
Дарий недовольно хмурился — для лучшей проводимости костюм вымачивали в специально подготовленной воде, и в нем Дарий мерз изрядно.
— Теперь к лифту.
Такую роскошь, как лифт, для Дария вывезли с Хома Метрополиса. В каждой своей резиденции Венценосный методично устраивал шахты, открывающие доступ к собственной ездовой скотинке.
К Червю.
Еще когда спускались, почувствовал мелкую дрожь земли. Малек так вовсе вспотел — путешествовать таким образом ему еще не доводилось. Обычно Князя сопровождал Гилберт, седоватый и угрюмый приближенный из бивней. Дарий сосредоточенно проверял крепление лент-электродов.
Когда его только избрали на Княжение, Дарий и понятия не имел, что Хом густо изрезан сетью подземных ходов. Старых ходов — новые точить было некому. В наследство от Старого Князя ему достался Червь — конструкция наподобие змеиного скелета, где кости были разбавлены металлом, а обшивка представляла собой смесь шкуры и гибкой, пластичной, гибридной субстанции. Хом сказал, что то был последний Червь, и что выела его паразитарная сущность. Опустошила. Заместила собой мозг и шкуру. Незачем ей было плодиться.
Дарий первым вышел из лифта. Дежурный поднялся навстречу, коротко приветствовал Венценосного, быстро, цепко глянул на советника. Отступил, давая обоим дорогу.
— Поедем к Птичнику, — Дарий смотрел, как запрягают червя, оживляют, готовя к заезду, — должны успеть.
Выдохнул, шагнул с твердой площадки в сухое нутро Червя.
Встал, прижался спиной к доске управления. Руки вдел в краги. Замер, ожидая, пока не синхронизируется управление. Связана вся сбруя была с головной звездой Червя — так им правили, так направляли.
— Крепче держитесь, — сказал советнику, который растерянно озирался в поисках хвата. — И лучше сядьте, с непривычки может укачать.
Прикрыл глаза.
— Вперед, — произнес негромко.
Червь сжался и выпрямился.
***
Если Червь достался ему в наследство, как инсигния, то Птиц он сотворил сам. Дарий не жил хорошо до того, как Хом избрал его. Он был выходцем со Свалки, вотчины урода Орхана-Горбача. Родители, страшась наказания Башни за превышение лимита жилой емкости, выбросили сына еще несмышленым щеном.
Дарий вырос, присмотренный обитателями Свалки, в кругу сломанных вещей и людей. У мальчика оказались умные руки и светлая голова, из разрозненных частей он собирал единое целое.
Он ползал по землям Башен Вавилона, искал и строил своих Птиц — железных, большекрылых, сшитых живыми жилами. Они росли вместе с ним. И, когда Дарию случилось впервые вырваться на Хом Оливы, на чистую работу, он позвал Птиц с собой.
И они пришли. И Хом избрал его.
Дарий даже внешне не походил на смуглых, горбоносых и кучерявых уроженцев Хома Оливы. Он был высок, тонок станом и лицом, с желтыми волосами и глазами изменчивого цвета морской волны. Характер же его был характером лисовина, зверя хитрого, дикого и склонного к бешенству.
Птичник Дарий устроил под скалой. Место было надежно защищено от случайных и не праздных взглядов, а путь наружу лежал через толщу воды с одной стороны, и — через подземный ход — с другой.
Хорошее место. Дарий умел ценить норы, еще с поры житья на Свалке.
В пещере было светло от обитающего на стене плащевика. Растение, чьи дикие предки ловили и пожирали китов, нынче больше напоминало гобелен, закрывающий свод пещеры. И он излучал свет, приманивая насекомых и — яркой бахромой продлеваясь в соленую воду — мелких рыбешек.
Дарий погладил мягкую поросль. В светскую моду входили так называемые живые картины — аристократия заселяла виллы плащевиком, а специальные люди старались направить его рост и цвет в соответствии с пожеланиями заказчика.
Птицы его дремали высоко, в нишах. Дарий держал их в узде, не давая охотиться, где вздумается, а питались его Птицы не падалью и не насекомыми. Живым горячим мясом.
***
РамРай, уроженец Хома Малабар, на счастье свое проходящий обязательную службу на тишайшем Хоме Оливы, подорвался от тревожного крика рогов.
Вскочил, лупая глазами, а рядом сыпались с коек сослуживцы, одевались второпях, в темноте. Кто-то задел светильник, рубануло по глазам белым.
РамРай едва поспел снарядиться. Выскочил в хвосте, когда рота уже тянулась перед командиром.
Тот, однако, долго разговоры разговаривать не стал.
— Солдаты! Это не учебная тревога! Вторжение, класс «Б». Получаем индивидуальное оружие и к транспорту, живо!
У РамРая затылок похолодел. Пока бежал за аммонесом, хватал глазами по сторонам — подъезжали и отъезжали тяжи-быки, увозили курсантов… Куда-то.
Не учебная тревога? Да они и учебную только пару раз…
РамРай кинул на грудь броник, натянул шлем. Пристроил оборужие к спине. Морские рога легли ладно, туго. Привычно. РамРай толкнулся в подножку, оказался на скамье, зажатый плечами своих из расчета. Бык тронулся, мягко переваливаясь на грунтовке.
РамРай глянул в просвет, когда брезентовая шкура отошла от борта. По небу будто провели кистью зари — так ярко, так ослепительно сияло золотое. Что за, растерянно подумал РамРай.
Толкнул в бок соседа, Грузилу. Тот изрядно задалбывал роту занудством, но парнем был ученым, не то что остальные. Голова!
— Эй, гля! Что за фигня?
Грузила выглянул, отлепив зад от скамьи.
— Однако, — протянул, возвращаясь на место. — Очень странное природное явление.
— Из Лута что шарахнуло, может? Каменюка какая прилетела?
Грузила нервно пожал плечами. Сказал, колеблясь:
— Я бы не утверждал, но… Это похоже на манифест, который бывает перед прибытием Хангар.
— Это кто еще такие?
Грузила потер высокий лоб, будто не веря самому себе. РамРай его жалел, по правде сказать. Сидел бы в штабе, в писарях, там Грузиле было самое место.
— Это Тамам Шуд. Нум. Старые, некогда изгнанные за пределы обитаемой зоны Лута, создания. Вероятность их возвращения, согласно официальной статистике, составляет ноль и семь десятых процента. Тамам Шуд считается частью регулятивного механизма, его появление суть ответная реакция…
Он замолчал. Молчал и РамРай, трясясь вместе со всеми в утробе быка.
— Вот и проверим, — подмигнул РамРай, когда тяж встал.
Грузила криво ухмыльнулся на это бодрячество.
— Шлемы! — гулко скомандовал старшак. — Доспех! Оружие! Вперед, бегом-бегом-бегом!
Застучали ноги. Путаницы не было, выбрались слаженно.
Рассыпались-построились, как полагается, не мешкаясь.
— О, Лут, — вырвалось у РамРая.
Край неба был охвачен золотом, будто пожаром. Или — ржавчиной. А настоящий, земной пожар шел по долине, и имя ему было сотня сотен. Горящее соломенным золотом, слитное движение спин… РамРай сглотнул.
Вот.
Вот оно — мясо.
— Стрелки! Орудие-товь! — протяжно зазвенело в шлеме.
РамРай развернулся, вместе с другими кинулся на позицию. Сорвал со спины морские рога, выдвинул длинные ноги орудия.
То вцепилось в грунт, утверждаясь на месте, развернулось, опустило тяжелый зад. По ребристым прохладным бокам прошла дрожь. РамРай погладил оружие, настраивая контакт. С боевыми он еще не работал. Только с учебками — те ощущались легче, суше.
От боевого во рту, от центра неба, расползался железистый привкус. Будто соль морская, кровь и мед в одном стакане.
— Аммонес! — протяжно закричал командир.
— Аммонес! — откликнулся хор голосов.
— Аммонес! Аммонес!
И странное дело, от дикого этого, троекратного совместного вопля страх съежился и место его заняла злая сосредоточенность. Они были одним целым. Каждый знал свое дело, и его делом было не подвести товарищей.
Где-то так же лежала на позиции, в обнимку с аммонес, Каира, красавица с виноцветными глазами…
РамРай лег в желоб, оставленный морскими рогами. Орудие выпростало из устья тонкие нити-биссусы, жадно приникло к человеку, к отрытой коже шеи и позвоночника. РамРай привычно поежился. Краем глаза отметил, как занимают позиции боковые — страхующие, ибо в момент симбиоза РамРай не смог бы оказать сопротивления. РамРай закрыл глаза, сосредотачиваясь на других, дальних жемчужных глазах Роя.
Рой, патиновая паутина, унизанная каплями глаз, был связан с морскими рогами дальним родством, а РамРай был словно одной из бусин зрения. Выдохнул, увидев близко, сверху, противника.
Это были не люди. Не всадники даже, как помстилось издалека. Странные существа, похожие на саранчу и лошадей. Золотые спины, тонкие, многоногие. Они двигались молча и целеустремленно, плотными рядами.
Вот такие они, Хангары, растерянно удивился РамРай.
— Огонь!
Огонь, подумал РамРай.
И стал огнем.
Огненным морским шелком.
Позвоночник, ребра стянуло болью, когда аммонес, подчиняясь закрепленному приказом намерению, рванул из него силы. Из горла морского рога, из нутра, знавшего глубокую соль моря, выстрелили тончайшие нити, на лету обрастая нежным пухом огня. Хитро заплелись с нитями других рогов в мощную сияющую птицу и упали на врага. РамРай почувствовал, как забилась под ним-ними добыча — живая, золотая, солнечная и соленая.
Прочие обтекли, обогнули, продолжая движение. То тут, то там распускались один за другим огнецветы, разворачивали листья, жалили противника. Падали новые птицы. Воздух раскалился. Соприкасаясь листьями, цветы вспыхивали, скручивались в вихри, в огненные столбы…
А потом увидел-почувствовал, как те, другие, схлестнулись с их пехотой. Надо было отходить. Бить, рискуя поразить своих, он не имел права.
Отодвинулся, преодолевая рвотные спазмы, вытащил изо рта тонкий корень-проводок, тут же спрятавшийся в горле пушки. Огладил ее, постепенно возвращая себе зрение. Горло, кожа — все горело от жары. Страшно хотелось пить.
Но первым делом… Вместе с боковыми, в шесть руки, вытащил аммонес из грунта. Отступили. Таких огнестрелов было немного, слишком трудно их было добывать, доращивать, готовить под сопряженную работу с человеком.
Говорили, что валентность аммонес неслыханная, вполне готовая спорить даже с силой шмелей.
РамРай благодарно принял из рук сослуживца флягу, сделал несколько жадных глотков. Спина еще ныла.
— Как там? — перед глазами еще плыли круги.
— Жарко, — хмуро отозвался боковой, мелкий парень Эриас, — эти… Хангары прут люто. Там бивни Князя в основном держат.
Личная гвардия Князя была вымуштрована и зла. Исходом им был Хом Пепла, к ростям своим неласковый. Оттуда приходили сильные люди, способные к оружию. Дарий располагал не самой большой личной гвардией, но зато люди там были — один к одному.
Кому, как не им, подумал РамРай, малодушно косясь на тяжи. Они свою работу сделали.
Долго размышлять не пришлось. Их закинули в тяжи, в обнимку с пушками, отправили дальше. РамРай вывернул шею, разглядывая долину. Раньше, помнил он, здесь были олива и виноград.
Тихий Хом, Хом Оливы. Не придумать лучшего места для обязательной службы. У РамРая и в мыслях не было бежать военной обязанности; все знали, какие льготы Башня полагает отслужившим, как весело глядят на бравых парней девушки, как гордятся родители, как благосклонны работодатели.
Теперь все огонь и кровь. Все уйдет в землю, подумал РамРай.