19.
— Ты здесь с кем-нибудь успел снюхаться? — спросил Юга.
Выпь посмотрел внимательно.
Третий вздохнул, понимая, что вопрос не завидный. Даже глупый. Пастух был точно не из тех, кто легко заводит друзей и делается душой компании.
— Я серьезно.
— Нет. — Медленно ответил Выпь. — Тут объединенная армия Хомов. Отражение. Со столпами тоже много не поговоришь. Хорошо, что ты вернулся. Я скучал.
Он неловко замолчал, улыбнулся криво.
Юга, опустив глаза, погрузил пальцы в волосы, бездумно теребя косу. Вес вплетенной цепи он перестал ощущать совсем и понял это вот только.
Выпь откинулся на руках.
Они были в его палатке, за крылья прибитой к земле костылями — тут не водилось чужих глаз и ушей.
— Как вышло, что ты оказался здесь? — спросил Выпь.
Спросил давно, а Третий не торопился с ответом, собирался с мыслями. Отделывался встречными вопросами, пустыми фразами. Но Выпь терпения было не занимать. Юга переплел пальцы, обхватил колено.
Поморщился.
— Ай, долго рассказывать… Помнишь, я тогда говорил, что собираюсь на лошадный Хом? Думал присеть кому-то на шею и доползти до рокария. Так и вышло, в сущности. Нарвался на типа по кличке Щелчок и его подсвинков. — Третий щелкнул пальцами, невольно копируя запавший в память жест. — Мы успешно взяли с места, но потом…
Он запнулся, соображая, как истолковать увиденное. Облизал губы.
— Потом я увидел корабеллу, висящую в стрекалах Хома. Как выпитая муха в паучьем мешке.
Выпь потер подбородок. Молча, не отводя глаз, кивнул — продолжай, мол.
— А Хом, сам его зонтег, горел золотом. Знаешь, таким жирным, как суп. Больным каким-то, — Юга нахмурился, удивляясь, что верное определение только прыгнуло на язык, — и я почуял, что нас увидели, что будет что-то абордажное, заорал, но не успел. Хом атаковал. Хлестнул стрекалами, сбил корабеллу с курса и мы упали на рокарий.
Выпь замер. Приподнялся, потянулся к Юга и тот чуть отодвинулся.
— Эй, я целый, ну. Мне свезло, грохнулся в воду, остальных по камням растерло, тэшку в щепки расхреначило… Вылез на берег, а отойти далеко не успел, что-то меня из-под воды цапнуло и — обратно. И я как будто утонул.
Он потер руки, проматывая в памяти эпизод.
Второй молча смотрел. Кажется, даже не моргал и не дышал.
Юга сощурился, толкнул его в плечо.
— Ай, отомри уже! Вдох-выдох. Я всегда падаю на лапы, помнишь? Иногда на спину, если выгодно. Но в любом случае, делаю это красиво. Наушники утопил вот, кто возместит?
— И что было там? — хрипло спросил Второй. — Что было… в воде?
На свое место он так и не вернулся, продолжал сидеть близко. Юга, в принципе, был не против. От пастуха шло ровное, спокойное тепло, как от прогретой за день летней земли.
А Третий промерзал так быстро, что не спасало даже внутреннее пламя.
— Вот тут уже сложно, — Юга привалился плечом к плечу Второго, вытянул ноги. — Понимаешь, та черная вода… Ну не вода, собственно, ихор — она как кровь Лута. Его чернила. Его спинномозговая жидкость. Ихор пронзает всю сущность, все существо Лута. Нанизывает на себя. Это беспредельное море, массив, это прорва информации. И я оказался в ее центре. В самом яблоке. И она влилась в меня. Через волосы. Теперь я — сердце и корона. Звучит совершенно по-блядски, да?
Выпь нахмурился, соображая. Проговорил медленно:
— Ихор наполняет те пластины, с которыми работают люди.
Юга кивнул.
— Именно. И я, значит, могу получить доступ к содержимому этих пластин. Если пойму как. Не зря, выходит, у меня получалось их чинить-настраивать…
— Ты был там один? — вдруг спросил Выпь.
Забрал себе на руку косу Третьего, осторожно, как домашнюю змею. Юга задумался.
— Ха, раньше ответил бы «да». Но теперь сомневаюсь. Понимаешь, там не было вообще ничего. Меня просто выдернуло из нашего… пласта в какой-то другой. Подключило.
— И выбросило сюда? — Второй поднял бровь.
Третий ненадолго замолчал.
— Я хотел оказаться ближе к тебе. — Признался без желания. — У меня, как оказалось, нет иного дома и точки опоры. Возможно, это сыграло роль как определения пункта назначения.
— А я пел о том же, — спокойно сказал Выпь. — Песнь возвращения. Что если это подействовало совокупно?
Оба помолчали.
— Мне жаль, что ты не нашел свою птицебабу.
— У меня есть кое-что получше, — сказал Выпь.
— Палка твоя белесая, что ли? — брякнул Юга.
Второй терпеливо вздохнул.
— Еще лучше.
Юга поднял на него глаза, открыл рот, но сказать ничего больше не успел.
Выпь смотрел. Видел лицо Третьего перед собой — так близко, как десятки раз до этого. Но — было другое. Кожа ровная, гладкая, будто маска, будто неживая. Бледная как костяная моль. У Выпь слишком глубоко сидела памятка из переулка Сиаля. Выпь знал, на что способен. Он протянул руку, коснулся щеки.
Теплая.
Юга удивленно вздрогнул.
Третий терпеть не мог, когда его брали за лицо. Видел в этом унижение себе, оскорбление. Мог укусить пальцы, ответить кулаком. Но это был не кто-то, это был — Выпь. Пастух.
Он смотрел странно, внимательно. Трогал его лицо, осторожно и чутко, как слепой скульптор и Юга терпеливо молчал. В этом было что-то смутное. Что-то новое. Обоюдное.
Над лагерем, раздвинув небо, взметнулся протяжный крик рогача. Тоскливый и чащобный, от него разило болотом и смертью, но перекрыть или заглушить этот костный инструмент ничем не можно было. Играющие на рогаче заливали уши воском, но все равно начинали слышать не свой голос.
Юга оцепенел от неожиданности, зато Второй живо оказался на ногах.
— Хангары пошли в атаку, — пояснил, хватая с распорки легкий пехотный доспех.
Сам мастерил, из шкуры лозы, что утром рыба, днем растение, а ночью рыщет на четырех ногах. Выпь выбрал себе дневную форму, и доспех его был цветом в охру с медной зеленью. От утра кожа лозы сохранила прохладу и гибкость, а от ночи — тепло и крепость. Трудно было бы сыскать материал удачнее.
— Будь здесь. Не выходи.
Юга взвился.
— Что?! Скажи, что мне делать! Я не женщина или старик, чтобы ждать тебя у очага.
Выпь глянул искоса, затягивая наручи.
— В строю ходить не умеешь. Проблем больше, шансов выжить — меньше.
Юга оскалил зубы.
— А ты, значит, умеешь?!
— Ага. Умею.
Научился.
Пастух, он на уровне крови понимал законы движения толпы. Мог войти в нее и даже сделаться частью, но раствориться, потерять себя солью в море — нет, того не ждал.
Третий не смог бы даже держать марш в ногу.
Люди кругом двигались быстро. Без суеты и паники, каждый знал, что делать и занимал отведенное место. Выпь оттеснил Юга к крылу палатки, сам занял место в строю.
Юга растерянно оглядывался, выхватывая отдельные фрагменты: резкие, короткие команды, ровные шеренги солдат, знамена Хомов.
А потом вся масса организованно развернулась и направилась прочь из лагеря.
***
Выпь судорожно, на три счета, выдохнул. Перед Юга он старался держать лицо, но на самом деле не чувствовал в себе большой уверенности. Да, он учился военной дисциплине, понимал ее важность. Но в поле оказалось совсем иначе.
В поле он был словно один — даже будучи одним из многих.
Никто не ждал Хангар на закате, когда солнце било людям в спины, а Нуму — в глаза. И тем не менее, они шли. Выпь видел золотую линию, растущую с каждым вдохом.
Воинов разделяли по крепкости и росту. Выпь был сильным и высоким, его воткнули в отряд ребят с Хома Мглоты. Пикинеры. Линия обороны сразу после заградительных орудий.
Вперед выдвинулись солдаты Хома Гардарика, они заведовали движущимися щитами на колесах. Второй видел, как ловко эти ребята собирают из разрозненных элементов сплошную стену, как она обретает монолитность, рост и глухую неподвижность. В стене были предусмотрены узкие бойницы для стрелков.
Если Нум прорвется через заплот, они примут первый удар.
Выпь крепче перехватил дикту, но двинуться дальше не успел. Всадник с огненными волосами налетел и злым, тонконогим конем буквально выдавил его прочь из строя.
Никто не посмел перечить арматору.
— Ты что здесь делаешь? — Гаер надвинулся полуденным солнцем. — Какого ты здесь забыл?!
— Я готов сражаться. Как все они, — Выпь нахмурился.
Арматор побелел так, что веснушки стали похожи на брызги крови. Наклонился, процедил, глядя в лицо.
— Ты — не они, Второй. Для лобовой атаки оставь мясо. Мне нужны твои способности. Нам нужны.
— Я не трус.
— Нет, конечно, нет. — Арматор насмешливо скривил рот. — Просто дурак. Будешь геройствовать, устрою твоему другу вынос мозга.
— Я не могу стоять в стороне, когда близится сражение.
— Так не стой, дубина. Заходи сзади — так ты и сучку эту нагнешь, и копьем в жопу не получишь. За мной.
Он ловко развернул коня и Выпь, стиснув зубы, подчинился.
***
— Что они делают, — в воздух спросил Гаер.
Со стены видно было, как первые ряды Хангар вдруг расщепились, раскололись. И, когда до заплота оставалось совсем немного, локуста прыгнули.
Взмыли в воздух, зависли, будто янтарные стрекозы. И развернули крылья. Выпь видел: особь локуста испускала из себя, как лучи, две пары крыльев, на свету видны были жилы и цветные пластины между ними. Как горячий, горящий витраж. Как вопль. Только красивее.
Рыжий глухо выругался, прикрывая глаза локтем. Хлестнувший красной плетью свет, пойманный и отраженный крыльями, ударил обратной волной по глазам людей.
Выпь устоял, но лишь потому, что свет не причинил ему особого беспокойства. Зажмурился на пару мгновений, а потом открыл глаза, видя мир в измененном цвете.
Люди, попавшие под удар, подобным похвастаться не могли.
Хангары не переходили в наступление, но и крылатое зеркало свое не опускали. Будто ждали чего-то.
Над лагерем вновь растянулся крик рогача и воздух заныл и задрожал от поднявшихся шмелей. Выпь видел их раньше. Шмелями звали окаменевшие глаза древних созданий, раньше населявших Хомы. Считалось, что в их очах запечатана сама смерть — то, что убило старших существ в один мах.
Глаза эти видом своим напоминали яйцо, размерами же превосходили голову лошади, а на шкуре имели бледные полосы. Когда их вынимали из земли, шмели тяжелели и наливались жаром. И чем выше их поднимали, тем жарче становились. Шмели несли в себе гибель, чем научились пользоваться люди.
Скованные гнетом замороженных земляных цепей, они мирно ждали вечность, но теперь, направленные умелой рукой стрелков в жаростойких кафтанах, обернулись страшным оружием.
Один шмель угодил прямо в зеркало, сминая пластинки и жилы крыльев локуст. Второй перелетел первую линию и рухнул там, взметнув приглушенный расстоянием хруст.
Но не крик.
Выпь понял, что еще было странным. Хангары, Нум — молчали. Слышен был только стрекот локуст и шорох от трения пластин.
Возможно, подумал отстраненно, на этой стадии развития они немы.
Мутус. Это бы роднило их с онто-фазами Вторых…
Жаром обдало спину.
— Отставить стрельбу! — вдруг рявкнул Гаер, вскидывая руку.
Еще пара шмелей отправилась в полет, но дальше — ничего.
— На кой, — пробормотал арматор, щурясь со слезой. — Второй, что видишь?
Выпь видел. Глаза его вмещали больше, чем человечий зрак.
— Они забирают себе снаряды, как дети бусины, — сказал Выпь.
— Твою-то мать, а, сукины дети, так их растак!
Арматор хватанул кулаком по ребру стены.
На поле меж тем ликовали, и было отчего — Хангары отступали. Убирались, точно отлив, плавно и быстро, унося с собой раненых и снаряды.
Со стороны Отражения не пострадал ни один.
Но арматор молчал, стиснув зубы и это не предвещало хорошего.