8.
Когда в руках Щелчка тускло блеснул нож, Юга долго не думал. Через мгновение капитан уже лежал носом в подушку, а Юга вбил ему колено между лопаток.
Давно ли так он скручивал цыгана Волохи на станции Ивановых?
Щелчок глухо простонал и рассмеялся.
— Надо же, а я думал, ты просто красивый.
— А я думаю, ты совсем тупой, если вздумал лезть ко мне с ножом, — парировал Третий.
Обращаться с лезвиями его хорошенько научил тот же Дятел, любитель острых предметов и языков.
Отреагировал он чисто инстинктивно, оберегая свою шкуру. Хорошо, что волосы были схвачены цепью.
— Все, будет. Отпускай.
Юга фыркнул, но убрался в сторону. Нож демонстративно загнал в обшивку.
Капитан, растирая плечо, сел, поманил его ладонью.
— Глупая была затея, — признал с кривой улыбкой.
— За игры с ножами отдельный тариф, — хмуро предупредил Юга, возвращаясь в постель.
Ночи в Луте были холодными.
— Так ты все-таки шлюха?
— Странствующая, — подумав, уточнил Юга.
Щелчок хмыкнул. Оглядел так, словно только увидел.
— Ты хоть чистый?
— Чище твоей мамочки, — фыркнул Юга.
Щелчок улыбнулся протяжно.
— Горячая кровь, холодное сердце. Все же. Зачем ты ищешь этот рокарий?
— Ай, мы же условились не спрашивать, — Юга потянулся за одеждой.
Щелчок коснулся его спины. Юга недовольно ушел из-под руки, точно кошка. Трогать спину он разрешал немногим.
— Ты красив. Умел и, кажется, неглуп. Мог бы дорого стоить, а отдаешься дешево, за койко-место.
Юга обернулся на человека, глянул с прищуром.
— Скажи это еще раз и посмотрим, сколько будешь стоить ты без яиц и глаз.
Щелчок почесал подбородок. Промолчал, с интересом наблюдая за случайным спутником.
— Собрался ночевать на палубе?
— Я привычный, не волнуйся.
— Мои ребята нет.
— И к этому я тоже привык.
— Лут неспокоен. Штормит не по сезону. Я не могу гарантировать тебе безопасность, если полезешь наверх.
Юга застегнул куртку.
— Кажется, страховка в стоимость билета не входила.
— Ты ее заработал.
Юга фыркнул.
— Спасибо, конечно, но мне надо побыть одному. Не трясись, я спущусь обратно.
Щелчок со вздохом откинулся на подушку, потянулся к ихору.
— Чудной ты, парень. Поступай как знаешь.
***
На палубе Юга наконец вдохнул полной грудью. Душные каюты он переносил плохо, при возможности торчал на палубе до последнего. Лучше ночевать под арфой, чем в этом… Хоронилище.
О том, что Лут странный, он уже слышал от экипажей. Интуиция подсказывала, что в этом могла быть их вина. Тот случай, в Рыбе Рыб.
Думать об этом не хотелось.
Юга нацепил абалоны, встал у борта, наблюдая Лут. Черное зарево без начало и конца. Бархатный лед далекого света. Соцветия-самоцветы. Безжалостная красота, съедающая глаза, душу, сердце…
У Юга была возможность изучить карты Лута. Информатории — как запечатанные в шарах, так запечатленные и на других носителях. Волоха, помнится, больше полагался на собственное чутье и путевой короб.
Карты условны, повторял капитан с зелеными глазами. В Луте мало констант, в основном это безбрежный массив переменных. Все движется, все меняется. Все живое. Карты второстепенны по отношению к умению видеть Лут.
Где они находились теперь?
Юга попытался сориентироваться.
От Хома Пиона они ушли, поднялись выше на три страты и, значит, должны были миновать Змеиные Очи. Юга перегнулся через борт, высматривая триединое мерцание в темноте. Впереди должна была начаться Лебединая дорога, безопасный участок пути. Как раз там и лежал рокарий.
Щелчок не обманул, шли прямым курсом.
Юга, помедлив и оглядевшись, потянул цепь с волос. Волосы свободно плеснули на плечи, продлились по спине, вспыхнули черным пожаром, и Юга наконец увидел Лут в полной мере. Словно до этого смотрел через мыльную воду, одним глазом.
Открылось — Хомы, плывущие не так далеко, пульсирующие светом и жизнью. Сидящие в темноте хищники. Формирующиеся розы Лута, цветущие Спирали Бруно. И рокарий. Рокарий не двигался, был заякорен в пространстве, и Хом, его держащий, едва слышно дышал.
Странность, колкую, как игла в перчатке, Юга почувствовал до того, как увидел. Трафарет проходила на страту ниже Хома Майолики, и Третий оцепенел, увидев в гибких стрекалах Хома, точно в паучьем доме — корабеллу. Та стояла, круто задрав нос, крепко оплетенная гибкими щупальцами Хома. Зонтег Майолики переливался мертвым тяжким золотом. Золотыми искрами вспыхивали стрекала.
Юга отпрянул от борта, услышав чужой взгляд, обращенный на себя. Его заметили.
Третий дернулся, собирая волосы, захлестнул цепью и рванул вниз.
Был уже у лестницы, когда трафарет ударило снизу, как лошадь под брюхо. Трафарет качнулась, теряя равновесие, и Юга мотнуло в сторону.
Сигнал тревоги ударил по ушам, глостеры вспыхнули, рассыпая острый блеск.
На палубу выбегали люди — выдернутые из теплого сна, взъерошенные, одинаково недоумевающие.
— Уводите вниз, вниз! — прокричал им Третий, понимая, что уже поздно.
Увидел Щелчка — тот стоял на капитанском мостике, у правила, смотрел вперед и лицо его было странным. Слишком спокойным.
Он поймал сумасшедший взгляд Юга. Медленно кивнул. Улыбнулся.
— Вниз! — отчаянно крикнул Третий, словно от этого что-то зависело.
Трафарет ударило вновь.
Стрекало Хома ошпарило скулу трафарета и сбило с курса окончательно, роняя на бок.
Юга и еще несколько ребят из экипажа вышвырнуло бы за борт, не вспыхни над бортами ловчая страховочная сеть. Третий вцепился в нее, увидел близко-близко глотку Лута, усеянную жемчужными зубами других Хомов.
Стрекало подбило снизу, бросая трафарет сразу на страту вверх.
Будь корабелла истинной, она бы смогла уйти. Стой у правила капитан подобный Волохе — он бы провел. Но случилось так, как случилось.
Их кинуло еще, и еще, трафарет закрутило, и Юга понял, что они падают — валятся, как в кошмарном сне, неудержимо и стремительно-мягко.
Он кричал — но крик его забивал обратно в глотку воющий ветер Лута. Не слышно его было в общем хоре крушения. Он мог только держаться, распластавшись по лееру, как стриж по земле.
Ахнуло, и корпус корабеллы преломился, будто длинный хлеб. Врозь хлынули нутренности, все смитье-бытье человеческое. Юга отвернул голову, зажмурился, когда мимо, едва задев по касательной, пролетело что-то тяжелое, угольное, угловатое. Открыл глаза — увидел, как с той стороны леера, выкатив глаза, едва цепляется шанти. Ноги его болтались над развернутой бездной Лута, лицо было смято ужасом.
Юга вывернулся, превозмогая давление, в последний момент вцепился в кисть, не дал сорваться, удержал…. В глазах человека вспыхнула надежда. Он потянулся, ухватился за леер… Вновь ударило, развернуло корабеллу, доламывая, отбрасывая нос от кормы. Юга же увидел, что пальцы его крепко оплетают запястье по локоть оторванной руки.
Застонал, откинул от себя. Надвинулось — темное, гладкое, совсем без проблесков. Не сразу понял, что их огрызок выбросило на зонтег. Зонтег же нормального, здорового Хома Уймы уничтожил, спалил бы их, а этот, темный — принял, пропустил.
Надо прыгать, прыгать, мелькнуло в голове и пропало. Стоило выпустить из пальцев сеть, как его рвануло и сдернуло куда-то в сторону, закружило и швырнуло в жесткое, расступившееся и провалившееся под ним.
Юга дернулся, не в силах вдохнуть, ослепший и оглохший. Рванулся вперед, вверх и вынырнул, выдохнул и только потом вдохнул.
Открыл глаза.
Кругом было темно. И тихо.
Третий в два гребка добрался до берега, ухватился руками за скользкие камни, обрывая ногти, выдернул себя на сушу. Упал на бок, выкашливая воду. Его трясло так, словно он успел до смерти замерзнуть.
Огляделся, пытаясь отыскать ориентиры, зацепиться глазами хоть за что-то знакомое. Корабелла упала на Хом, полный черной водой. Рокарий. Зонтег пустил ее, не спалил, но это не слишком помогло, от удара ее разнесло на щепы.
Про экипаж Юга понял сам.
Прикрыл глаза. В голове шумело, тело словно набили камнями. Возможно, кто-то еще выжил. Возможно, он даже придумает, как выбраться отсюда, без возможности позвать на помощь. Возможно, Второй не слишком расстроится…
Юга попробовал подняться. Камни выехали из-под ног. Третий стянул цепь. Голову кружило, будто он до сих пор падал, накатывала тошнота, лицо было мокро — от воды ли, от крови.
Волосы, растянувшись по камням, наконец коснулись воды и — властно, как якорная цепь, ушли в глубину, потянув за собой хозяина.