В новом полевом лагере (уже втором для Влада, только теперь он был не сотрудник, а, скорее, беженец) из пострадавших, кроме них, было всего несколько человек, сумевших добраться до него самостоятельно, и то их определили в зону для поражённых радиацией, так как в отличие от Алексея и его спутников, они не имели такого защитного снаряжения, и осадков с пылью на них на них налипло более, чем достаточно. Сколько им осталось, не известно? Хотя, доктор сказал, что могут ещё выкарабкаться, но без последствий, в любом случае, не обойдётся. Последствия бомбардировки японских городов, аварии на Чернобыльской АЭС или испытаний сказывались на людях потом ещё десятки лет.
Снаружи все готовились к тому, чтобы отправиться в эпицентр и начать вытаскивать тех, кому ещё можно помочь. На шоссе выстраивались колонны спецтранспорта, вокруг которого суетился народ в мешковатых комбинезонах. Ни средств, ни техники не хватало, и это было заметно невооружённым взглядом. Тем не менее, к полевому лагерю подъезжали новые цистерны с дезраствором и устанавливались "душевые", как их в уме назвал Влад, для беженцев и рамки для автотранспорта, через который должны были его прогонять по возвращению.
После того как их ещё раз осмотрели врачи — Владу обработали и наложили свежую повязку на раненую руку, выдали радиопротекторы — и дали возможность привести себя в порядок, их отвели на допрос, очередной. Допрашивали одновременно и в разных помещениях. Не удалось отвертеться даже пограничнику. Особый интерес проявили, понятное дело, к американке, и даже Алексею не позволили присутствовать на допросе, как бы он не протестовал и не угрожал своими полномочиями, которые, однако, как понял Влад, Москва ещё не подтвердила.
Сам факт того, что Москва не подверглась удару в ходе последней атаке, уже обнадёживал, хотя и вызывал некоторые вопросы. Например, почему сейчас по ней не ударили? Огромный мегаполис, переполненный беженцами и до сих пор сохраняющий административное и политическое значение как командный центр, является привлекательной целью для нанесения удара, и не факт, что текущее состояние противоракетной обороны смогло бы обеспечить надёжную защиту городу.
И даже с учётом того, что часть командных функций наверняка уже давно дублируется из других мест, нанесение удачного удара по столице противника — удачный пропагандистский шаг. Тем более, что Москва сейчас это в больше степени символ, а не единственное место из которого поступают приказы вооружённым силам.
Так неужели причиной для последней атаки была исключительно их довольно сомнительная троица? Неужели контуженный пограничник прав, и жизни пассажиров злополучного поезда имеют какое-то весомое значение? Но для чего? Влад напрочь отказывался принимать ситуацию, при которой целый город подвергли бомбардировке только из-за него, или случайным образом оказавшейся не в том месте и не в то время американской туристки. Это было не логично. Это звучало безумно само по себе. Тем более, что, как показал их опыт, никакой гарантии уничтожения целей не давал даже ядерный удар.
Впрочем, мир вокруг уже давно не отличался здравомыслием и летел в пропасть на всех парах, постоянно набирая ускорение, и даже не стараясь хоть как-то зацепиться за края обрыва. И тот, кто отдавал команду об атаке, мог руководствоваться какими-то только ему известными мотивами.
Единственное, что смог узнать Влад, это то, что это не была та самая Вторая волна, которой все так опасались, хотя ему, как человеку пережившему бомбардировку, от этого не было сильно легче. Однако, речь шла всего лишь о нескольких ударах в разных частях России, которые никак не соответствовали данным расчётов о сохранившихся запасах ядерного оружия у противника, да и системы в них никакой не просматривалось. Добавьте сюда другие виды оружия массового поражения, которые пока ещё не пустили в ход. По крайней мере, ему о таких фактах известно не было. Если где-то и произошла утечка химических отравляющих веществ, так для этого было достаточно попадания обычной авиационной бомбы, как говорится, куда надо.
Допрос вели какие-то местные особисты с уставшими, и оттого непроницаемыми, лицами. По ним было видно, что они нормально не спали как минимум уже вторые сутки, находясь в постоянном стрессе.
— Имя? — равнодушно спросил один из них, по погонам майор. Подполковник — тот, что второй — молча сидел в стороне.
— Владислав, — почти таким же голосом ответил Влад, очень сильно хотелось спать.
— Фамилия?
— Алексеенко.
— Звание?
— Рядовой запаса.
— Место работы?
— Вы серьёзно? Опять?
Особисты переглянулись, после чего тот, что сидел в стороне, предложил записать, где Влад работал до войны. При этом Влад не сомневался, что данные по нему должны были быть уже получены и несколько раз перечитаны. Ну, что поделаешь, раз порядок такой. Он перечислил места, в которых ему довелось поработать за свою жизнь, в том числе упомянул лагерь беженцев у себя в городе, в который устроился, когда прошлый работодатель свалил из города с деньгами фирмы, как только на горизонте выросли первые ядерные грибы.
Дальше допрос пошёл по привычной по схеме: кто, что, когда, зачем и почему. Откуда знаешь того-то и того-то, видел ли раньше, а мог ли видеть, почему не обратился сразу туда-то и туда-то и так далее. Очередной допрос, думал Влад, что же, их было не мало за последнее время, переживу и этот.
В ходе допроса, помимо прочего, особисты очень интересовались, как это так они оказались подготовлены к предстоящей атаке, лучше всех остальных? Как так получилось, что они затарились комплектами КЗИ и противогазами, да ещё расхаживают с оружием по дорогам. И какого хрeнa погранслужба делает так далеко от непосредственного границы.
Влад не стал ничего придумывать, так как от Алексея никаких указаний на этот счёт не поступало, ни о какой совместно выработанной позиции в случае допроса они не договаривались. Да и зачем она? Тут скрывать-то особо было нечего.
Поэтому Влад рассказал, как оказался в Управлении полиции, как раздался сигнал тревоги, известивший о приближении ядерной ракеты и как они, выскочив из здания, хотели рвануть на машине к бомбоубежищу, но "тигра" на месте не оказалось. Как они бросились в парк, а там — в колодец теплотрассы. Как там оказалось снаряжение, он не знает и пояснений дать не может.
Как в городе оказался представитель погранвойск, или как они там называются, он не знает, структуру вооружённых сил и уж тем более Федеральной службы безопасности знает лишь в общих чертах, о полномочиях и задании капитана Плетнёва (вот оказывается какая фамилия у пограничника!) ничего не знает.
Он лишь благодарен ему, что захватил его с собой, когда побежал искать укрытие от надвигающегося конца света. И да, в том колодце остались ещё два человека: мать с ребёнком, и их не помешало бы вытащить, а то еды, и тем более, воды им надолго не хватит.
Наверняка, американка рассказала примерно всё то же самое, с небольшими поправками на то, что некоторое время до взрыва она находилась без сознания, получив оплеуху от пограничника. А так, всё должно было быть один в один.
А о том, как в колодце оказались защитные комплекты и оружие, это уже пусть Алексей рассказывает, скорее всего, у него на этот счёт заготовлен не один вариант правдоподобной истории, к тому же, как ни крути, выходило, что он реально имел отношение к соответствующим структурам. Уж насколько он был пограничником, не известно, но держался среди военных уверенно и по делу. Гражданский бы себя так вести не стал.
А вот про то, что им рассказал пограничник в здании полицейского управления (по совместительству регионального управления ФСБ) лучше помалкивать, хотя бы просто из желания не прослыть тронувшимися на почве попадания под ядерную бомбардировку. Учитывая то, что, по одной из версий, атака была произведена, чтобы уничтожить всего-то нескольких человек, тебя могли упечь в "дурку" и дальше бы ты рассказывал эти истории консилиуму специалистов от психиатрии.
"Да-да, и в яму закопал" — вспомнилась фраза из старой комедии.
Как там в другом уже американском фантастическом боевике говорил психиатр: "Её видения необычно логичны и структурированы". Как-то так вроде. А Владу хватало своих видений, которые то и дело накатывали ночными кошмарами, не давая ему толком спать.
В итоге их отпустили без особых указаний и ограничений, даже охрану не приставили. Наверное, решили, что бежать им всё равно особо некуда. А может, пока их трясли особисты, из Москвы пришло подтверждение полномочий Алексея и от них, по крайней мере, на какое-то время отвязались.
— Про женщину с ребёнком в колодце рассказал? — решил всё-таки после допроса уточнить Влад, когда они стояли на улице у вагона на колёсах, который тут играл роль своеобразного штаба.
— Да, — утвердительно кивнул пограничник.
Влад заметил, что пограничника что-то беспокоило. Выглядел он гораздо серьёзнее, чем обычно. Скорее всего, причиной этому был не допрос. К нему он явно был готов и не сильно переживал за его исход. Было ещё что-то, о чём он пока предпочитал не говорить. И нет, это были явно мать с ребёнком в колодце. Про них, складывалось ощущение, капитан вообще предпочитал не думать. Сдал информацию о месте нахождения — спокоен.
Оставалось только предположить, что причина осталась за дверями допросной, и, судя по всему, она не касалась неподтверждённых полномочий. Видимо, поступила дополнительная информация, которую он пока держал при себе.
Алексей внимательно посмотрел на то, как Влад, закончив с ужином и отнеся поднос с тарелками на кухню, достаёт свой блокнот и делает очередную запись. Влад перехватил заинтересованный взгляд капитана:
— Что не так? — спросил он.
— Да нет, ничего — развёл руками Алексей, — п-просто, это типа дневник, да?
— Типа, да.
— Зачем ведёшь? — продолжал любопытствовать Алексей.
— Помогает не свихнуться, — ответил Влад.
— Не пойми не правильно, только разве человеку с нормальной психикой нужны такие костыли для разума как дневник?
— А может у меня психика давно уже не нормальная, не думал?
— Ну-да, ну-да, — капитан отхлебнул сладкого чая из стакана в подстаканнике. — А там сильно личное?
Влад тяжело вздохнул. В людях он очень ценил прямолинейность, и крайне не любил всяких экивоков и обходных манёвров. Если тебе что-то нужно, так и спроси, не теряй время. Надо денег в долг — спрашивай, а не юли, всё равно тебе не дам. Нужна помощь по работе — попроси, может быть смогу помочь, или нет, но время не теряй.
— Если хочешь посмотреть записи, так и скажи, — он захлопнул блокнот и протянул его капитану, но на полпути остановил руку, из-за чего рука Алексея, протянувшаяся было подхватить книжку, замерла пустой в воздухе. — Но ты мне расскажешь, зачем она тебе понадобилась.
Влад не сильно переживал за то, что его сокровенные мысли станут достоянием кого-то другого, тем более, что их-то как раз он держал при себе и не изливал душу на страницах дневника. Дневник в большей степени содержал записи и описания всяких интересных событий, а их с октября, было столько, что приходилось выбирать, о чём писать.
Иногда он записывал свои сны, не все, конечно, если записывать весь тот бред, который обыкновенно сниться человеку, никакой бумаги не хватит. Нет, он записывал те, которые производили на него наиболее сильное впечатление и были и в самом деле логичны и структурированы. Хотя и оставались не более, чем просто сны.
Зачастую ему снилась Аля. И в такие минуты ему не хотелось просыпаться. Там, во сне она была живой. Весёлой, нежной и живой. От таких снов становилось грустно, потому что приходилось просыпаться. А в реальности Али уже не было.
И да, он сделал запись о смерти Али. И нет, страницы не были залиты слезами или кровью, на них не было словесного заламывания рук и обращения к Богу с сакраментальным вопросом "За что?" и "Почему?"
Просто дата. Просто запись: "Алю убили".
— Надо кое-что п-проверить. Ты же там записывал истории беженцев, так? — Алексей продолжал держать руку навесу.
— Иногда, да, — он всё-таки передал блокнот Алексею. — И что?
— Может и ничего, но я хочу для начала убедиться, — он стал перелистывать страницы, быстро пробегая их глазами.
Иногда он останавливался на какой-то записи, вчитывался более подробно, потом опять листал дальше. Иногда возвращался обратно.
— Я оставлю у себя? — спросил он у Влада. — Обещаю вернуть.
Влад только пожал плечами в ответ, мол поступай как считаешь нужным. Делать в столовой ему было больше нечего. Набросив выданную куртку, он собрался отправиться в свою палатку. Надо было выспаться, того и гляди, пограничник решит сорваться с места и отправиться в Москву, о чём он как-то обмолвился в разговоре с Владом. Или ещё куда. Кто знает, что у него в голове.
— После допроса тебя что-то насторожила, я правильно понял? — внезапно решил спросить Влад. — Если это касается нас, не хотелось бы быть в роли слепых котят.
Лицо пограничника, листающего дневник, стало серьёзнее, чем обычно и как будто бы замерло. Всё-таки скрывать эмоции получается не всегда. Он оторвался от чтения и взглянул на Влада.
— Это касается всех нас, Влад, — ответил он. — Но пока я ничего рассказать не могу. Надо разобраться.
Оставалось лишь молча удалиться, тем более, что спать хотелось всё сильнее и сильнее.
Выйдя из палатки соловой он направился к своей почти через весь лагерь. Поравнявшись с дорогой, он увидел, скопившиеся автомобили с тюками на крышах и в оттопыренных багажниках. Нет, это не были люди из города. Вряд ли там оставалась хоть какая-то рабочая техника. Скорее всего, какие-то другие беженцы, которые решили, что оставаться в их населённом пункте без снабжения не имеет смысла.
Часть народа толпилась у автомобилей, как правило, это были мужчины, скорее всего, отцы семейств. Женщины и дети сидели внутри, ожидая дальнейшего развития событий.
Военные в защитных костюмах осматривали транспорт и пассажиров, делая замеры радиационного фона. Если будет превышение норматива, их отправят в "душевую", а заражённые пожитки так и вообще отправят на утилизацию. Но судя по происходящему, пока всё было спокойно.
Людям предложили остаться в лагере, но колонна из нескольких автомобилей явно намеревалась проехать дальше после улаживания формальностей и получения пропусков, которые им теперь однозначно понадобятся. Без бумажки ты букашка…
Задерживать без лишней необходимости их никто не собирался, так как совсем скоро здесь могла возникнуть совсем другая проблема — нехватка мест для всех пострадавших. Поэтому командование проводило вынужденную сортировку.
С неба начинал падать редкий снег, но учитывая спокойствие военных и мерное потрескивание дозиметра, можно было понять, что пока осадки не представляют радиационной опасности. Да, теперь даже снег может быть опасен так, как никогда до этого не был.
Наконец, Влад дошёл до палатки, в которой им местное командование выделило три койки. Он прошёл через всю палатку туда, где у самой брезентовой стены лежала, накрывшись шерстяным одеялом, Джессика, и присел на край своей, стараясь не шуметь и не разбудить невольную спутницу.
Американка лежала, отвернувшись на раскладной кушетке и спала. Так, по крайней мере, показалось Владу. Он бы и сам не прочь был забыться сном. Второй день в лагере их допрашивали по несколько часов, что выматывало само по себе.
Внутри палатки было тепло, обогреватель, как и освещение работали от переносного дизельного генератора, мерно тарахтящего где-то за брезентовой стеной. Налетающий порывами ветер периодически запускал по стенам волны, из-за чего брезент хлопал подобно полощущимся парусам.
— Влад? — не оборачиваясь, подала голос Джессика.
Он в очередной раз удивился тому, как хорошо она говорит по-русски. Почти без акцента. Свои же знания в английском языке Влад постепенно терял, не имея нормальной практики общения, а просить Джессику, по понятным причинам, было не к месту. Не до жиру, быть бы живу, как любила говорить его прабабка, сначала потерявшая мужа в Финскую войну, а потом братьев в Великую Отечественную, и испытавшая на себе все прелести немецкой оккупации с венгерским душком.
— Да, — откликнулся он.
— Как ты думаешь, куда он нас ведёт? — она тщательно подбирала русские слова, стараясь не делать ошибок в падежах и склонениях. — И зачем?
— Я знаю не больше твоего, Джессика, — и это было правдой. — Только то, что он рассказал нам тогда, в полиции.
— Ты ему вообще веришь? — её голос был уставшим и слегка осипшим.
Плакала? Может быть. Учитывая всё ими пережитое и то, что пограничник особенно не деликатничал, когда сообщал, что город, в котором жили её родители, был также уничтожен. Понятно, что надежды на то, что они смогли выжить, были, мягко говоря, призрачными.
Одно дело остаться в живых во время взрыва боеголовки, другое дело — выжить после: воздух наполнен радиоактивными частицами, фонит буквально всё вокруг, ну и дождь, тот самый радиоактивный дождь, который выпадает образовавшегося облака.
Так что если вы каким-то чудом выжили в время взрыва, не испарившись во время вспышки, а оказались на достаточном удалении от эпицентра и вас не разорвало взрывной волной и не завалило обломками, то у вас всегда есть возможность схватить дозу, надышавшись радиоактивной пыли или попав под такие же осадки.
— Я уже не знаю, чему верить. Мир перевернулся с ног на голову, и долбиться башкой об асфальт, — замотал головой Влад и провёл ладонями по лицу. — Знаю только, что у меня пока есть хоть какая-то цель в этой жизни. А иначе что? Воевать? Это какая-то другая война. Всё кругом горит, но вражеских войск не видно. Просто взять автомат и пойти убивать, надеясь, что американская пуля прекратит всё это, я… я не знаю…
Он запнулся, вспомнив, что перед ним гражданка той страны, которая прямо или опосредованно причастна к развязыванию войны, и к смерти Али. При других обстоятельствах, он должен был бы ненавидеть Джессику, и даже, не исключено, попытаться её убить. Но почему-то ненависти он не испытывал. Жалость. Сопереживание. Усталость. Очень большая усталость, которая давила на веки, заставляя их закрываться.
Странно, очень странно. Вроде вот перед ним воплощение режима, ответственного за миллионы и одну смерть, но никакой злобы не было. Только усталость.
— И ты просто будешь следовать за ним? — спросила она, всё так же не оборачиваясь.
Влад поймал себя на мысли, что американка негативно относится к Алексею, что, учитывая обстоятельства знакомства, не было удивительным, однако, а какие были варианты? Да, Алексей был тем гонцом, который принёс вести о гибели её родителей и друзей в результате ответного удара. Да, он вырубил её ударом в челюсть (синяк до сих пор красовался на левой стороне лица), но как бы поступил сам Влад? Наверное, тогда это был наиболее эффективный и рациональный способ решения возникшей проблемы сохранения её жизни. Если американка не хотела или не могла идти с ними, её надо было заставить. Знать бы ещё, зачем она ему понадобилась. Зачем они вообще ему нужны живыми? А пограничник именно, что хотел сохранить им жизни, по крайней мере, до определённого момента.
— А что мне остаётся?
— Разве ты не можешь не идти?
Джессика повернулась на другой бок и посмотрела Владу в глаза. Её веки действительно были розовыми и припухшими от слёз. Ветер снаружи продолжал полоскать брезентовые стены.
— Я не вижу причин не следовать за ним.
Джессика поднялась со своей кровати, сделала шаг и села рядом с Владом, взяв его за руку. Он не стал её одёргивать.
— Мы поедем в Москву?
— Вероятно.
— И что он хочет там найти? — спросила Джессика. — Я слышала, что нам надо добраться до Сарова. Это вообще где?
Влад попытался вспомнить, где слышал это название. Кажется какой-то закрытый город. По крайней мере, был таким в советское время, а как дела обстоят сейчас, Влад не знал. Скорее всего, тоже город с особым режимом въезда-выезда. В памяти всплыла история с российскими спортсменами, которые тренировались в закрытом городишке, а комиссары WADA, которых туда не пустили, сделали из этого вывод, что атлеты там принимают тонны секретного допинга.
Но почему он не сказал об этом обстоятельстве Владу? Нет, капитан, конечно, не обязан просто так по доброте душевной делиться с ним информацией, если не считает это нужным, но всё-таки…
Мысли завертелись в голове Влада, цепляясь одна за другую выстраивая цепочку фактов и предположений, но усталость продолжала давить на сознание, и все умозаключения терялись в тумане неопределённости. К тому же сидящая рядом Джессика вольно или не вольно не давала сосредоточиться.
Таких американцев, как она, сейчас по России не один десяток, если не сотня, что уж говорить о других иностранцах из государств, внезапно ставших России глубоко враждебными. В чём они виноваты? По большому счёту от них ничего не зависело, и вешать на них всех собак, это уподобляться небратьям из страны победившей гидности. Правда, что касается Украины, то обстановка там сейчас далеко не однозначная, если верить официальным сообщениям и варьируется от области к области.
Кто-то приехал, как турист — осенью реально дешевле, — кто-то находился в стране по работе, всяких там менеджеров иностранных компаний не счесть, добавьте сюда журналистов и прочих подобных. А кто-то перебрался сюда как экспат, не найдя себе применения на родине. Такие тоже встречаются.
Только вот где-то сейчас ныкается американский посол, сваливший из Москвы буквально за считанные часы до удара. Его так и не удалось найти, несмотря на все усилия правоохранительных органов и спецслужб. Считается, что государственную границу он не пересекал, иначе западная пропаганда с высокой долей вероятности об этом сообщила. Значит, где-то отсиживается свoлoчь.
Ну, увлеклась девчонка русской культурой (Пушкин, Достоевский, Толстой и т. д.), решила изучить язык, потом возникло желание посетить страну, а тут вот оно что. Никто отдельных граждан не будет предупреждать о планируемом ударе, особенно, если этот кто-то надеется на эффект неожиданности. Так что не стоит себя накручивать лишний раз там, где это абсолютно не имеет смысла.
— Мы все умрём? — Джессика положила голову ему на плечо и её светлые кудри защекотали ему шею.
Что тут можно ответить? Что всё будет хорошо, как в американском боевике? Где героя без половины туловища другой герой наигранно подбадривать. Мол, не переживай, всё будет хорошо! Мы тебя подлатаем! А ещё они любят в фильмах все в крови и кишках целоваться. Кто так делает в реальности? Да никто! У тебя так-то половины тела нет — хорошо уже не будет никогда, бро! Помирай давай уже, давай, мне ещё похоронку писать.
Что он может ей сказать? Обнадёжить, что всё наладится и всё в таком духе — покривить душой против реальности. Хорошо не будет. И скорее всего, да, они умрут. Может, не все и не сразу, но умрут. В конце концов, человек смертен и ни одного бессмертного наука ещё не зафиксировала. Вопрос лишь в том, каким образом это случится.
И да, умирать в молодом возрасте не хочется. Ты ещё столько всего не успел сделать, у тебя ещё столько планов, ты готов к новым открытиям и отношениям, а тут типа раз и всё. И хорошо ещё, если "раз и всё", а то начнёшь расползаться по частям: сначала полезут волосы, потом начнут выпадать зубы, клетки внутренних органов начнут распадаться и организм перестанет переваривать поступающую в него пищу, начнёшь блев@ть и ср@ть кровью, а кожа покроется язвами.
Влад невольно посмотрел на светлые локоны Джессики, которые пахли обычным мылом. Духи остались в прошлой жизни.
Её рука коснулась его ладони, и он ощутил её дыхание у своей щеки. Кровь ударила в лицо, но…
— Нет, — постарался как можно мягче произнести он, отстраняясь от Джессики, — я не могу. Я потерял жену всего несколько дней назад. Это не правильно. Я её очень любил.
Джессика лишь молча закивала, поднялась и вернулась на свою койку.
— Понимаю, прости. Просто, если мы завтра…
— Даже если мы завтра погибнем, это было бы неправильно. И не стоит извиняться, ты ни в чём не виновата.
Он лёг на койку в сметённых чувствах и закрыл глаза. Через несколько минут он уже провалился в глубокий, но тревожный сон. Снилась Аля.
Ночью он проснулся от звуков работающих моторов и всполохов света фар в пластиковом оконце палатки: фургоны и автобусы стали привозить первые группы выживших в ядерном кошмаре. Напуганных и растерянных людей гнали на помывочные пункты, где с них снимали всю одежду, заставляли тщательно мыться резко пахнущими растворами, после чего им выдавали новый комплект одежды.
Автотранспорт, тем временем тоже отмывали от пыли и грязи, пропуская через рамки с раствором, которые подавался под напором, а также вручную солдатами в защитных костюмах, и вооружённых ручными моечными агрегатами.
Влад стоял на морозном воздухе, накинув бушлат на плечи и наблюдал, как лагерь начинает жить своей типичной жизнью. Вот побежал куда-то солдат в полном комплекте КЗИ и с баллонами дезраствора, вот другие солдаты ведут группу отмытых и не сильно фонящих граждан в предусмотренные для них палатки.
Тех, кто получил большую дозу радиации при взрыве и потом отсеивали и располагали поодаль под специальным присмотром и охраной. Фактически часть таких палаток представляли из себя не что иное как мобильный хоспис, где могли оказать разве что паллиативную помощь. При большой дозе радиации лучевая болезнь развивалась очень быстро, человек просто сгорал на глазах, и если ему и чем можно было помочь, только тем, что облегчить его страдания.
Других, которым повезло чуть побольше, старались лечить, но препаратов не хватало, так что шансы их хоть и были не нулевыми, но и хорошими их тоже можно было назвать с трудом. В любом случае, без последствий для здоровья не обойтись.
Вот приехала команда, занимавшаяся сбором и утилизацией трупов, а ей на смену на нескольких грузовых машинах уехала другая. Солдаты и бойцы МЧС буквально вываливались из-под тента фургона, измотанные и еле стоящие на ногах, а им ещё проходить дезактивацию. Страшно представить, что им довелось увидеть.
Влад вернулся в палатку, но толком уснуть уже не получилось. Он впал в то состояние, когда не понимаешь, спишь ты или бодрствуешь. Всё время ворочался, а в ушах стоял шум работающих моторов и шипящих под давлением форсунок, выплевывающих дезрасствор. Мысли вертелись в голове, не давая покоя.
Никакой побудки не было. Он просто открыл глаза и увидел, что снаружи уже светает. У стены всё так же спала Джессика, а вот койка Алексея была пуста. Койки, расположенные ближе к входу уже были заняты незнакомыми людьми, но он не помнил, как они здесь оказались. Видимо, он всё-таки спал. Плохо, но спал.
Одевшись, он вышел из палатки. Дыхание клубами пара вырывалось изо рта, морозный воздух щипал ноздри и холодил легкие.
— Алексея не видел? — обратился он рядовому, проходившему мимо, и которого несколько дней назад был среди тех, кто первым встретил их по прибытию в лагерь.
— Кого? — не понял тот.
Влада, как и Алексея, он знал в лицо, но совсем не факт, что помнил имена.
— Ну, пограничника, с которым я пришёл. Помнишь, когда мы тут появились.
— А, ты о капитане? Он, туда пошёл, — он указал направление, — к командиру.
Влад поблагодарил солдата и, ёжась от холода, пошёл в указанном направлении. Когда он подошёл к искомой палатке, его остановил часовой.
— Капитан, пограничник, там? — поинтересовался у него Влад.
— Там, — кивнул тот. — Только я не советую туда соваться. Твой друг порядком выбесил нашего главного.
С этим словами он кивнул в сторону входа, откуда доносились один приглушённый и нарочито спокойный голос, и один практически перешедший на рёв.
— Да ты совсем оxренел, капитан! — это был полковник, местный командующий. — У меня каждый автомобиль на вес золота! Бензина и дизеля — каждый литр на счету!
— Не понимаю вашей реакции, товарищ полковник, — спокойно парировал Алексей. — Мои полномочия подтвердила Москва, поэтому…
Он не успел договорить.
— Да мне плевать на твои полномочия! Мутные твои полномочия, и сам ты мутный! И спутники твои — мутные! Одна американка чего стоит! Гражданка государства, совершившего ядерную атаку на твою, между прочим, страну! Да и сам ты — пограничник, так какого хрена забыл в глубоком тылу?!
Часовой выразительно поднял бровь, взглянув на Влада.
— Баба что, реально американка?
— Долгая история, — попытался уйти от ответа Влад.
— Ну вы, блин, даёте! — солдат покачал головой.
Тем временем разговор на повышенных тонах продолжался. Точнее, это полковник продолжал орать на капитана. А тот, спокойно отвечал на все его выпады, как будто перед ним не был старший по званию.
— В данном случае, это не имеет значения. Гражданка США находится под моей ответственностью, и если с ней что-то случится, трибунал вам обеспечен, товарищ полковник.
— А ты меня трибуналом не пугай, капитан! Пуганый уже! Не ровен час, завтра все на тот свет отправимся, вот какого трибунала я боюсь, а твой мне как-то по барабану! Уловил?! Совсем Контора совесть потеряла: капитан полковнику условия ставит!
— По барабану или нет, но завтра у меня должен быть чистый автомобиль с полным баком запасом топлива, пропуска на всех троих, и свежие защитные комплекты. И верните оружие.
— Да ты, капитан, не охpeнел, ты оxу!.. — начал было полковник, но пограничник, не дослушав, вышел из палатки, где натолкнулся на Влада.
Часовой не то с восхищением, не то со страхом смотрел на Алексея. Похоже, с их полковником ещё никто не смел говорить в таком тоне.
Влад не стал делать вид, что не слышал разговора, это было просто бессмысленно.
— Завтра выдвигаемся, — только и сказал Алексей, — собери вещи.
— В Саров? — решил уточнить Влад.
Алексей бросил на него быстрый взгляд. Владу показалось, будто он прокручивает информацию в голове.
— Нет. Саров был уничтожен в ходе последней атаки, — произнёс он, глядя ему в глаза, как будто хотел ещё о чём-то спросить, но не стал.
Влад развернулся и уже сделал шаг в сторону своего временного прибежища.
— Подожди, — Алексей задержал Влада, который было собирался уже идти готовится к отъезду.
— Что? — напрягся Влад.
— Ты вроде должен был знать такую, Анисимову Аллу, старший лейтенант.
Конечно же, Влад знал её, Алла оформляла его на работу в лагерь беженцев. Его к ней отправил майор Гареев. За прошедшее время он сильно с ней сдружился, как и со многими другими сотрудниками лагеря. Она оказалась неунывающим, почти всегда весёлым человеком со специфическим чувством юмора, который, однако, Владу очень нравился. Среди личного состава её за глаза называли "Алла Акбар", но не со злобы, а чтобы пошутить.
— Что с ней?
— Она здесь. Её вывезли вместе с другими пострадавшими сегодня ночью. Только…
— Что только?! — не выдержал Влад.
— Она сильно пострадала. Не думаю, что ей долго осталось.
— Я могу её увидеть?
— Потому тебе и говорю. Если ты готов…
— Да, — подтвердил Влад.
Алексей кивнул поодаль стоящему эмчеэснику, тот подошёл к ним, отдав честь Владу, посчитав его офицером, хотя на нём не было никаких знаков различия. Видимо, присутствие Алексея сыграло свою роль, но Влад почувствовал себя несколько неловко.
— Проводи, как договаривались, — отдал короткое распоряжение Алексей.
Влад проследовала мимо рядов палаток к границе лагеря. Чем ближе они к ней подходили, тем больше они понимал, что они идут туда, где бы они ни за что не хотел оказаться.
— Надо надеть поверх, — спасатель протянул ему легкий защитный одноразовый костюм, когда они вошли в одну из палаток. — Мы их отмываем, насколько это было вообще возможно, но многие сильно обгорели, удалить всё загрязнение практически невозможно…
Влад молча влезал в костюм. Эмчеэсник, тем временем, тоже облачался. Он выдал Владу защитную маску и очки, натянул капюшон, Влад последовал его примеру.
— …Да и, наверное, уже и не имеет смысла, — честно признался спасатель, который, судя по всему, был медиком.
Они вышли и направились к другой, более вместительной палатке. Рядом уже возводился целый ангар для пострадавших. Краем глаза Влад заметил в паре сотне метров работающий экскаватор не то роющий траншею, не то её закапывающий. Вокруг него и траншеи суетились люди в противогазах, а рядом сложенные штабелями мешки в человеческий рост.
— Только не прикасайтесь к ней. Большую дозу может и не схватите, но сделать больно ей сможете.
Внутри на койках поставленных так плотно, что между ними с трудом могли разминуться два человека, лежали десятки людей, у некоторых находились медики, осуществляя какие-то манипуляции. Вот один из них помахал группе других рукой и двое, взяв носилки, направились к нему. Жуткий запах, казалось, пробивался сквозь респиратор.
Медик провёл его к нужной койке, на которой вся в бинтах, уже успевших пропитаться чем-то бурым и жёлтым лежала женщина. Рядом стояла стойка капельницы, с навешанным на неё пластиковым пакетом. Капли мерно капали. Из всего лица было видно только глаза, при том, что один сильно затёк, и не открывался.
— Что ей колят? — спросил Влад у врача.
— Обезболивающее, очень сильное. Сильнее морфия, если вы понимаете.
Обезболивающее, которое отсекало нервный импульс от распадающихся нервов. Человек умирал, всё его тело буквально вопило от боли, но мозг этого крика не слышал. Сигнал до него просто не доходил.
Влад присел на раскладной стул рядом с койкой. Женщина, видимо, ощутив присутствие другого человека, открыла сохранившийся глаз.
— О! — прохрипела она, — Кого я вижу! Человек "Не болтай!"
— Привет, Алла, — поздоровался Влад, но очень хотел взять её за руку, но стоящий неподалёку врач отрицательно покачал головой.
— Видишь, как оно получилось…, - её голос был еле слышим, особенно на фоне стонов, раздающихся вокруг. — Мы же думали, что тебя всё, убили тогда. Нам ничего не сообщили, а ты вот он…
— Алю убили.
Её глаз затуманенным взглядом уставился на него.
— Соболезную, Влад.
Владу внезапно показалось, что у лейтенанта начались судороги. Но нет, это был такой смех. Затуманенный наркотиками мозг пытался найти что-то оптимистичное в окружающем мире.
— А ведь если бы всё так не обернулось, то я бы тебя у жены отбила… вот честное слово, отбила бы… И к имени бы ты быстро привык… Аля… Алла… Разницы бы не заметил… А сейчас я уже совсем не красивая стала…
Из серого глаза потекла одинокая слеза. Влад почувствовал, как у него у самого в горле встаёт ком. Пытаясь справиться с чувствами, он спросил:
— А майор Гареев, он выжил? Ты его видела?
— Не знаю, — сипло дыша, прошептала Алла, — он грузил людей в автобусы… как только прозвучал сигнал тревоги. Мы все грузили… Потом, когда стало совсем поздно, я бросилась в канаву… надо было пораньше на пару секунд. Мы разделились… Я его больше не видела.
— Если я его найду, я тебе сообщу, — пообещал Влад, осознавая всю невозможность этого события.
— А помнишь, как мы 4-е Ноября праздновали? — вдруг спросила Алла.
— Помню.
— А потом 7-е, тоже ведь праздник, да? Зачем празднику пропадать…
— И этот помню, — грустно улыбнулся Влад.
Влад смотрел на некогда красивую женщину, замотанную в окровавленные бинты с ног до головы, которая доживала свои последние дни, а может быть и часы, и с горечью думал, что теряет знакомых и близких ему людей одного за другим.
— Ну всё, иди, — она попыталась поднять руку, но ей не хватило сил. — Иди, тебе пора. Устала я, Влад. Спать хочу. Иди-иди. Может, ещё свидимся, а?
На его глазах против его воли наворачивались слёзы, капая и стекая по прозрачной поверхности маски.
— Прощай, — произнёс он одними губами.
Он так и не смог толком попрощаться с Алей, которую увезли в морг, и которую он так и не смог по-человечески похоронить. И теперь в лице старшего лейтенанта Анисимовой прощался и с ней тоже. От осознания того, что и её скоро закопают в одной из выкопанных поблизости траншей, заставляло сердце сжиматься от тоски. За грудиной ощутимо болело.
Подошедший медик стал проверять капельницу, а потом мягко потянул его за плечо.
— Пора, — сказал он.
Влад шатаясь вышел на воздух. Хотелось кричать от досады и боли, но ничего не болело и слов, чтобы кричать, не было. Он только медленно сполз по брезентовой стене палатки, усевшись в грязь. Из него вырывались тонко тихие стоны, которые сотрясали спину.
Появившийся рядом врач, ничего говорить не стал, только присел рядом на корточки и сочувственно похлопал его по плечу. Да, из этой палатки был только один путь: в мешке в траншею, которую потом сровняет бульдозер.
Не чувствуя ног, Влад добрался до своей палатки и стал методично собирать рюкзак, складывая в него всё, что считал необходимым. Джессика попыталась с ним заговорить, но он не ответил, и она больше не делала попыток, занявшись собственными сборами.
Через некоторое время появился Алексей, притащивший на себе оружие, в том числе винтовку СВД. ту или не ту Влад не знал, да и не особо интересовался. Он молча принял от пограничника оружие и проверил его работоспособность, вставив и вытащив магазин, передёрнув затвор и убедившись в исправности оптики.
Распихав по карманам выданной разгрузки дополнительные магазины, он молча взял из принесённого оружия ещё пистолет и кобуру к нему. Походу капитан смог вернуть не только то, что у них изъяли, но и получить сверх того.
Закончив сборы, Влад просто лёг на койку и стал ждать. Его спутники его не тревожили. Оставалось только ждать, когда им выдадут необходимый автомобиль, топливо и снаряжение, о котором говорил Алексей.
В течение дня к ним в палатку подселили ещё десяток выживших, состояние здоровья которых у местных медиков вызывало наименьшее опасение. А Влад всё так и лежал. Накатившие на него ураганом эмоции после встречи с Аллой, отступили, оставив внутри гулкую пустоту. Он просто ждал.
Следующим утром их разбудил Алексей, который был уже во всеоружии и пришёл явно с улицы.
— П-пятнадцать минут на сборы, господа и товарищи! — громко объявил он, от чего люди на соседних койках тоже зашевелились, приподнимаясь и разглядывая того, кто их разбудил этим тёмным зимним утром. — Я жду вас снаружи.
Закончив собираться, они вышли наружу, где их ожидал Алексей за рулём потрёпанного "Патриота", двигатель автомобиля урчал на холостых оборотах. Они прошли по хрустящему под ногами тонкому льду, что образовался за ночь на лужах. Редкие прожекторы освещали прибежище, которое они собирались покинуть.
Джессика забралась на заднее кресло, куда свалили и часть багажа. Влад взялся за ручку двери со стороны переднего пассажирского места. Перед тем как занять своё место, Влад посмотрел туда, где должна была находиться палатка с лейтенантом Анисимовой. Хотелось что-то сказать или просто подумать, но слов не было, он будто выгорел изнутри. Он был уже другим человеком в другом мире.
Влад открыл дверь и забрался внутрь. Пограничник держался за руль, готовый тронуться в путь в любой миг.
— Да, кстати, народ, с Новым Годом! — Алексей оглядел спутников, его взгляд задержался на американке. — Типа всего хорошего и наилучшего!
Он вдавил педаль газа, и автомобиль рванул с места, разбрасывая ошмётки мокрой грязи, сдобренной недавно выпавшим снегом.
Первое января нового 2021 года. Новый день нового года.