Что? Что вы хотите услышать? Мои ощущения и чувства в тот миг, когда всё случилось? Вам, правда, интересно? (Тяжело вздыхает)
Сложно описать словами то, что происходило вокруг. Всё случилось так внезапно… с одной стороны. И так ожидаемо, с другой. Никто ведь не верил до конца, что всё, что происходит, это взаправду. Все думали, что завывшие сирены это очередная учебная тревога МЧС. Даже полицейские, которые смотрели в свои смартфоны непонимающим взглядом, думали, что всё это не по-настоящему.
Многие говорили, что может начаться война, весь телевизор и интернет был заполнен этой темой. Но все думали, что это будут локальные столкновения. Может быть, собьют несколько самолётов, может быть потопят зашедший в чужие территориальные воды корабль. Но чтобы применить ядерное оружие!
В это не верил никто. А потом…
Внезапно день превратился в ночь.
Ведь тогда ещё не было темно, как зимой. Зимой же как, особенно в конце декабря, темнеет уже в четыре часа, и ты возвращаешься домой фактически ночью. Жителям южных широт этого не понять, у них в 6–7 вечера темно даже летом, а у нас же по-другому. Мы привыкли, что день и ночь в зависимости от времени года имеют разную продолжительность.
И вот был день. Да, уже было понятно, что вот-вот наступят сумерки, но это же был ещё октябрь! Было ещё очень светло. Свет… да…
Свет исчез. Был день. Стала ночь. Настолько яркой была вспышка. Никто меня не учил, что надо закрыть глаза. Что надо укрыться… да хотя бы в придорожной канаве… но не смотреть на вспышку. Может в Советском Союзе и проводили такие уроки в школах, но когда я училась, никто о таком не задумывался. Мир как бы радовался окончанию Холодной войны.
Я никогда не забуду тот свет.
Свет, из-за которого сейчас я не вижу ничего. Ночь, день… не имеет значения. И смогу ли видеть, не известно. Врачи не пытаются меня ободрить. Врачи теперь стали реалистами.
Только огненные круги, бывает, появляются перед глазами, яркие такие пятна. Но доктор сказал, что это не глаза, это мозг рисует картинку. Своего рода фантомные боли.
Знаете, если бы я была слепа от рождения, наверное, мне было бы проще. Ну не видела окружающий мир, ну не знаю, как он выглядит, и ладно. Но я-то помню, как он выглядит! Небо. Деревья. Дома. Люди. Лица… Похоже, что та вспышка была последним, что я видела.
Да, мне помогают. Мир не без добрых людей, как бы ни избито звучала эта фраза. Мне помогают. Но было бы проще, если бы мой мозг перестал генерировать образы прошлого. Иногда мне кажется, что я вижу, но ведь это не так!..
И теперь мои глаза не видят. А мозг думает, что видит. Это очень трудно. Простите. Я больше не могу говорить. Мне нужно побыть одной. (закрывает лицо ладонями)
***
Иногда складывается ощущение, что человечество не может жить без войны. Война для него сродни наркотику, от которого дико хорошо (недаром говорят, что война всё спишет), но от которого наступает жуткий по силе отходняк. Абстинентный синдром, по сравнению с которым любая ломка просто лёгкое недомогание.
И вот, с каждым разом человечеству нужна всё большая и большая доза этого наркотика. Да, потом будет плохо, но это же потом! Не сейчас!
Сначала ты долбишь голову врагу каменным топором, потом протыкаешь его бронзовым копьём… погибших с каждым разом становится всё больше…Похмелье — всё тяжелее… Вот у тебя в руках уже железный гладиус, дальнобойные луки и баллисты. Потом примитивные бомбарды… Ты уже не можешь остановиться… О! Появились первые мушкеты, и ты стройными рядами отправляешь на поле боя линейную пехоту.
Но вот кому-то в голову приходит классная идея, что человек может летать, и ты изобретаешь самолёты, которые, понятно, снабжаешь бомбами, которые так удобно сбрасывать на головы врагов.
Организм требует всё большей и большей дозы, потому что отходняк всё более и более болезненный.
Самолёты становятся реактивными, а сбрасывают они снаряды, начинённые напалмом! Но и этого мало!
Ты, в какой-то момент, осознаёшь, что можешь расщепить атом, а это высвобождает хренову тучу энергии! И да, это можно использовать для уничтожения врага! Уфф!
И ты это делаешь! Ты используешь энергию расщеплённого атома для поражения врага! И тебе это нравится… Вот только похмелье становится уж совсем непереносимым. Ты, остатками разума, начинаешь задумываться, что может пора бы слезть с этого наркотика? И даже пытаешься это сделать, создав целую серию договоров о нераспространении…. Но проходит много лет, и ты вспоминаешь, как же тебе было хорошо. Тебя больше не вставляют самолёты и корабли с подводными лодками. Спецназ больше не удовлетворяет твои потребности.
И ты решаешь попробовать запретный плод. Ведь ты думаешь: а вдруг пронесёт?
Да, я был учителем истории в школе, пока мой город не перестал существовать.
Подозреваю, что Френсис Фукуяма представлял себе конец истории несколько иначе.
***
Ну да, я пробыл под завалами почти две недели. Как выжил? Чудом. Реально чудом. Я в момент взрыва, когда взрывная волна настигла меня, ехал на гироскутере с работы. Я студент, подрабатывал в свободное от лекций время.
Ну вот, увидел вспышку, хорошо, что только отсвет, так как многоэтажки загораживали сам взрыв, гироскутер вырубился, а я полетел в канаву, оставленную дорожниками или коммунальщиками, уж не знаю, кто там что копал. Грохнулся прямо в грязь.
Я до сих пор помню, как закричали люди и особенно женщины, и этот грохот, от которого до сих пор мурашки по телу, как вспоминаю. Вот, и сейчас волосы зашевелились.
И вот пришла волна, и надо мной разверзся настоящий ад: в потоке пыли летели автомобили, коляски, люди, автобусная остановка…
Сверху посыпались осколки стекла и кирпичей. Я как был в луже, на дне ямы, там так и остался, закрыл голову курткой и весь сжался. Помню, сердце стучало как бешенное, готовое выскочить в любую минуту.
Потом сверху посыпались плиты панельных домов. Благодаря той яме я и выжил. Ну как выжил, сейчас вот с лучевой болезнью хожу, вроде не сильно надышался, но всё равно неприятно. Врачи сильно не обнадёживают. Ну, они сейчас никого не обнадёживают. Просто говорят, что радиопротекторы, конечно, помогут, но их мало, всем не хватает, и вообще без последствий не обойдётся.
Нет, никакой сирены не было. Всё случилось очень быстро: вспышка, остановка транспорта, крики, ударная волна.
Да я как-то сразу понял, что это ядерный взрыв. Было какое-то секундное замешательство и типа «мне всё это снится!» и всё такое, но мозг как-то быстро сопоставил происходящее с тем, что мне было известно. В голове даже всплыл образ «Часов Судного Дня», которые наконец достигли полночи.
В общем, мне тогда с ямой повезло. Повезло, что меня не завалило кирпичами. Повезло, что в яму не упал сорванный с парковки автомобиль. Повезло, что плиты сложились надо мной удачно так, перекрыв яму и защитив от остальных обломков. Повезло, что здание, которое на меня рухнуло, было продуктовым супермаркетом. Что тоже помогло мне продержаться до прихода спасателей..
Но это уже потом, когда доел последний шоколадный батончик, что был у меня в рюкзаке, и допил оставшуюся воду в пластиковой бутылке.
Когда всё стихло… вот тогда наступила настоящая тишина… правда, только на какое-то время. Видимо, так показалось на контрасте между тем рокотом, который был за несколько минут до этого. Но потом, когда уши привыкли, стало слышно, как выжившие зовут на помощь. Но никто на помощь к нам тогда не пришёл… Люди кричали, дети и женщины плакали… и всё это было слышно даже через образовавшиеся завалы. Неподалёку от меня молилась незнакомая женщина, она всё время просила Бога вернуть всё обратно, как было до взрыва, она просила прекратить этот кошмарный сон, и чтобы она проснулась. Но Бог её не слышал, и она в какой-то момент стала его проклинать.
Через какое-то время она стала просить пить. Спрашивала, есть ли кто живой по близости, но я не отозвался. Я уже говорил, что у меня была вода? Совсем немного, но я был напуган. До уср@чки, если честно. И…да, я хотел оставить воду себе, тогда я ещё не знал, что рядом под завалами целые залежи еды и воды из разрушенного супермаркета.
Стыдно ли мне сейчас за своё малодушие и эгоизм? Стало стыдно, когда я нашёл способ доползти до неё, но было уже поздно. Её ноги придавило бетонное перекрытие, она толком не могла пошевелиться, так и умерла.
С каждым часом голосов, звавших на помощь, становилось всё меньше и меньше. Люди уже не звали на помощь, не плакали, не кричали. Кто-то ещё стонал, но всё тише и тише.
По-настоящему стало плохо через несколько дней, когда стали разлагаться тела и по пустотам, стал распространяться трупный запах. Боюсь, я его никогда не забуду. Как вспомню, так сразу тошнит.
Да, так и живу: вспомню взрыв — знобит, вспомню запах — тошнит. Или это меня от облучения тошнит? Даже не знаю. Наверное, так и должно быть, когда возвращаешься с того света.
***
Из сводки:…
«По последним данным количество погибших в стране в первые минуты войны составило порядка 25–30 миллионов человек. Потенциальные потери от травм и болезней, в том числе лучевой, в ближайшие шесть месяцев оцениваются в 5–6 миллионов человек.
По экспертной оценке Соединённые Штаты понесли сопоставимые потери населения.
Еще 15–20 миллионов погибло в результате ответного удара в странах Европы и Великобритании.
Количество погибших в странах Юго-Восточной Азии и Азиатско-Тихоокеанском регионе уточняется…»
***
Из сводки:
… операции было задержано и ликвидировано 23 агента, которые осуществляли деятельность, направленную на подрыв обороноспособности государства и причастных к саботажу…
При этом однозначно установить причастность к спеслужбам стран НАТО и непосредственно США удалось только в отношении двух задержанных и четырёх ликвидированных. Принадлежность остальных…
….с задержанными проводятся следственные мероприятия.»
***
Погода вдруг вспомнила, что на дворе вообще-то январь-месяц, который, на секундочку, зимний, и решила вывалить сразу весь запас снега, который у неё накопился в небесных закромах. Да ещё снабдить всё это довольно сильным ветром.
Из всего этого был только один плюс: мороз был не сильный, как и положено, когда с неба падает снег. Но густой снег, переходящий периодически в настоящую пургу сделал практически невозможным продвижение по второстепенным дорогам, которые в условиях ядерного апокалипсиса никто не стремился чистить. Их как бы и до этого не особо чистили, а сейчас и подавно, все были заняты совсем другими делами, и образовавшиеся сугробы были сейчас наименьшей проблемой для государственных служб.
В результате, осознавая все риски быть снова вычисленными или замеченными, пришлось всё-таки свернуть на основную трассу, поддержанием которой в пригодном для перемещения автотранспорта состоянии занимались военные, сгонявшие всю снегоуборочную технику, которую только могли найти.
И это понятно, необходимо было поддерживать возможность быстрой переброски военной техники, в том числе по суше. Кроме того, по этим же дорогам ехали вереницы автобусов с гражданскими, в первую очередь, женщинами и детьми, которых увозили подальше от городов, которые в любой момент могли стать потенциальными мишенями для очередного ядерного удара.
Часть ехала на восток России, часть на юг, в сторону Казахстана, который согласился принять беженцев, и который почти не подвергся нападению. Хотя американские беспилотники и нанесли ряд ударов по Байконуру, попутно разбомбив военные базы уже казахской армии, которые приняли за российские. Не исключено, что данное событие в итоге и привлекло Астану на сторону Москвы.
Помимо того, что снег сам по себе мешал нормальной видимости и езде, до кучи ещё приходилось следить за уровнем радиации в выпадающих осадках, которые до сих пор могли быть опасными, хотя и не в такой степени, как в самые первые дни и недели после атаки. Тогда сирены завывали с завидной частотой раз в несколько дней, предупреждая население, что та или другая туча потенциально опасна и несёт в себе радиоактивные осадки.
Сейчас в этом плане стало поспокойнее, но всё равно приходилось быть начеку. Там, где выпадали отравленные дожди, ещё осенью погибла скотина и люди, которые не успели эвакуироваться. В основном это были деревни и люди, которых отрава застала в пути. А там где ядовитый дождь прошёл над лесом, деревья стояли рыжим частоколом, а трупы мёртвых животных так и лежали под открытым небом, разлагаясь и привлекая всякого рода падальщиков. Какому-нибудь волку, лисице или ворону не запретишь отведать павшей косулей, так что зараза продолжала разноситься по округе.
По словам пограничника неподалёку был прилёт боеголовки, которая рухнула в малонаселённом районе. Не то так и было задумано, не то произошёл сбой в системе наведения. Никаких особо важных военных объектов, которые бы располагались поблизости, Алексей припомнить не мог. Ну, в конце концов, он обычный пограничник, и не может знать всего о военной инфраструктуре государства.
Наличия какой-нибудь станции радиолокационного слежения вполне могло хватить, чтобы выбрать её целью для удара тактической боеголовкой. А может, там были пусковые шахты, которые тоже следовало уничтожить.
Пару раз дозиметр действительно начал тревожно трещать, но быстро вернулся в норму. Владу очень уж не хотелось снова залезать в защитный костюм, учитывая, что рёбра ещё болели, да и нога, хоть и приходила в норму, но нет-нет, да и напоминала о себе тянущей болью. Наверняка, просто ветер поднял заражённый снег и пыль с поверхности.
В итоге было решено рискнуть и ехать через Тверь, а не объезжать её окольными путями. Как сказал Алексей, время их всё-таки поджимало и приходилось соотносить риски. Что там у него со временем было, Влад не знал, и с расспросами не лез. Время, так время. Быстрее, так быстрее.
Блокпосты прошли без лишних проблем, с солдатами вела переговоры в основном Аня, иногда подключался Алексей, показывая своё удостоверение, перед которым солдаты словно застывали на секунду и потом пропускали без особых расспросов.
Правда, один раз, когда Алексей начал особо нервничать, Владу пришлось залезть под кресло и его завалили рюкзаками. Так себе маскировка, если честно, но каким-то образом им удалось проехать дальше без особых проблем. Ведь, если их кто-то и искал, то в первую очередь, ориентировка среди тайных агентов была разослана на двух мужчин, а не на мужчину и женщину. Но тогда их даже не стали досматривать.
Какие документы показывали его спутники, Влад не вникал, но пару раз услышал, что Алексей и Анна называются совершенно другими именами, и ему сказали, если что использовать другое имя. Получается, что у пограничника были заготовлены удостоверения на все случаи жизни. Но, как минимум, одно из них точно было настоящее. Оно и понятно, если показывать настоящие документы с именами и званиями, информация об их перемещении могла попасть не в те руки с гораздо более высокой вероятностью.
Блин! Во что ты ввязался, Влад!
В общем, блокпосты миновали, никто их задерживать не стал. Хоть какая-то толика везения. Не исключено, что у их преследователей в итоге иссяк ресурс или они элементарно потеряли след. А очередная провокация, как та, которую осуществили, чтобы перекрыть дороги, и в результате которой, Влад угодил в западню, могла бы привлечь лишнее внимание и вызвать новые чистки в армии и правительстве. Потерю новых агентов, особенно высокопоставленных, могли счесть неприемлемой.
Может, у противника внезапно поменялись приоритеты. Планы, бывает, меняются, даже самые серьёзные и, казалось бы, железобетонные.
Ну, или враг перешёл к более тонким способам слежки. И сейчас их всё так же ведут, только так, что даже опытный разведчик не сразу распознает, где и как за ними наблюдают.
От этой мысли Владу стало не по себе. Недаром говорят, что нет ничего хуже неизвестности. Где-то там, снаружи за ними всё так же кто-то следит, может быть даже тот самый «Старший», который допрашивал его в подвале брошенного дома. Вообще, ведь не обязательно постоянно держать в поле зрения объекты слежения. Достаточно знать, где они могут в настоящий момент находиться.
Или… или враг гораздо ближе, чем может показаться? Влад посмотрел на светло-русые локоны Ани, сидевшей на переднем пассажирском кресле. Нет, нет, это был бы уже перебор. В конце концов, кому-то надо доверять в этой жизни. Он отогнал эту мысль, как слишком уж страшную, которая однако, скорее, забилась в закоулки подсознания, а не окончательно его покинула.
Они въехали в город, но старались держаться не главных улиц, на которых также было много полиции и военных, а ехали всё больше закоулками.
Влад вспомнил времена, когда на смартфоне или планшете можно было просмотреть 3D-панорамы городских улиц и без проблем понять, где ты находишься. Ему нравилось иногда так осматривать места, где он когда-то жил в детстве и сравнивать текущую застройку с той, что он помнил, узнавать улицы, где он когда-то бегал беззаботной школотой.
Так как город не пострадал от ядерной бомбардировки и находился на достаточном удалении от государственной границы и линии соприкосновения с врагом, здесь тоже было много беженцев, которые ютились в многочисленных палаточных городках, возникших, где организованно, а где стихийно. Уже было заметно, что у государства не хватает ни ресурсов, ни рук на обслуживание всех пострадавших и перемещённых лиц.
Влад вспомнил, как работал в таком же лагере, где пытались организовать временное пребывание беженцев из других регионов. Для многих из них тот лагерь стал последним пристанищем в жизни. Учитывая, что он состоял больше из брезентовых палаток, девяносто девять процентов его обитателей точно погибли в результате взрыва. За то, время, что было до прилёта ракеты, эвакуировать такое количество народа было просто невозможно.
Над городом сновали стрекочущие вертолёты, по основным улицам передвигались патрули. Тверь превратилась в один большой распределительный пункт с элементами военной базы. На одной из площадей, на которой стоял памятник Михаилу Тверскому, можно было заметить множество автобусов и напуганных растерянных людей с сумками котомками, которых должны были вести дальше вглубь страны. Занесённый снегом князь безрадостно взирал на происходящее вокруг. Большая концентрация гражданского населения в одном месте ни к чему хорошему бы не привела.
Здесь же был организован призывной пункт, в который отправляли всех, у кого было медицинское, военное или иное полезное для армии образование. Похоже, пока Влад переживал свои приключения, свалившиеся на его голову, в стране всё-таки объявили мобилизацию. Частичную или всеобщую не известно, да это, большому счёту, было и не важно.
Добровольцев, однако, тоже хватало. По крайней мере, с такими лицами, в армию могут вербоваться только по собственной воле. С такими лицами не идут в армию из-под палки. Плачущие жёны, дети, матери, которым приходилось расставаться со своими мужьями, сыновьями и отцами. А как иначе?
Густая пелена снега, из-за которой не видно ничего на десятки метров перед собой, лай служебных собак, сине-красные проблески служебных маячков, люди, стоящие в очереди на призывной пункт и в очередях за продуктами. Такая вот безрадостная картина.
Глядя на всё это из окна автомобиля, Влад гонял мысли туда-сюда, обдумывал события, произошедшие с ним и вообще с окружающим миром. Вроде вот ещё совсем недавно ты мог спокойно зайти в Макдоналдс, купить чего-нибудь вредного, но страшно вкусного. Мог вечером тёплой квартире посмотреть сериал, или кино в компании жены. Вы даже задумывались купить новую, большую по размерам. Обычные житейские проблемы, которые по сравнению с тем, что творится вокруг, сейчас кажутся не стоящими выеденного яйца.
А сейчас? Что сейчас? В чём твоё предназначение? Зачем тебя тащат через страну? Зачем тебя пытают, бьют, допрашивают? Зачем пытаются добиться ответов на вопросы, на которые ты просто не знаешь ответов? Зачем тебя лечат, накачивая препаратами, чтобы ты выжил? Неужели твоя жизнь настолько ценна? Почему она ценна? Для кого ценна?
Иногда голова просто раскалывается от накатывающих мыслей. Хочется её полностью опустошить и не думать обо всём этом хотя бы пять минут. А иногда просто хочется опустить руки и дождаться пресловутой Второй Волны, о которой все говорят, когда враждующие государства выпустят друг по другу остатки ядерного арсенала, завершив приготовление основного блюда, и приправят всё это сверху химическими и биологическими специями.
Вот тогда наступит настоящий Апокалипсис. Наверное. Звезда Полынь упадёт на Землю и всё такое. И живые позавидуют мёртвым, потому как жить в том, что останется от привычного некогда им мира будет настоящей мукой. И не это ли будет настоящий Ад на Земле?
Хотя зачем использовать биологическое оружие? Рост эпидемий и без того гарантирован. Столько неубранных тел людей и животных кругом, что, как только серьёзно потеплеет, начнётся сущий кошмар.
Единственное, что заставляло двигаться вперёд, что давало хоть смутную, но надежду, это возможность исправить, как говорит Алексей, саму реальность, чтобы вернуть всё так, как должно быть. Звучит, как бред сумасшедшего, конечно, но разве есть альтернатива?
Исправить реальность! Попытки осознать и понять все квантовые тонкости мироздания ни к чему не приводили. Влад, конечно, считал себя эрудированным человеком и мог без запинки перечислить в порядке удаления от Солнца все планеты, а также вспомнить, что Плутон с его спутником Хароном статуса планеты был лишён лет десять назад. Помнил значение скорости света, скорости звука в земной атмосфере (зачем, спрашивается?), и не путал вольты с амперами. Знал, что вольфрам — самый тяжелый метал. Да и вообще школу закончил с медалью, а красный диплом в институте не получил только из-за собственной лени.
Однако, всякие там теории струн и концепции многомерности пространства укладывались в его голове с большим трудом. Все эти точки бифуркации с критическим состоянием систем, когда они могут перейти в иное состояние… Это были для него чересчур абстрактные понятия.
Он просто принимал тот факт, что они есть. И считал, что наука — двигатель прогресса.
— Странно, — задумчиво произнёс Влад, глядя в окно.
— Что именно? — не оборачиваясь, спросил Алексей.
— На улицах совсем нет бездомных собак.
— Съели, — он пожал плечами.
— Или они сбежали из города, — возразил Влад.
— Чтобы их не съели, — настаивал на своём пограничник.
У кого-то есть способности объять необъятное, например, как у физика Хокинга или математика Лобачевского, а кому-то приходилось принимать их выкладки как данность в сильно упрощённом виде, потому как представить что-то кроме известных признаков трёхмерного пространства и времени, получалось с трудом.
Теория струн — придумают же название! Алексей как-то её упомянул. Видимо, тоже где-то что-то услышал урывками во время участия в своём эксперименте, но объяснить и понять не хватает понятийного аппарата. Да и воображения тоже, стоит признать. Ведь как-то это надо визуализировать, хотя бы у себя в голове.
Название, стоит признать, красивое. Ёмкое, краткое, без заумных терминов. Но как эта теория согласуется с тем, что происходит в мире, Влад не понимал. Множество вероятностей, которые могут реализоваться в данном конкретном моменте. Натянутая струна реальности, за которую кто-то потянул и отпустил, и вибрация пошла через всё пространство-время, меняя его структуру, переставляя вещи и события местами.
Хотя, не исключено, что пограничник вообще не это имеет в виду. Услышал обрывок разговора и решил, что это относится к его случаю.
— Дрожащая струна Вселенной.
— Ты там завязывай говорить сам с собой! — капитан на миг обернулся. — Аня, с ним всё в порядке?
— Да, — она бросила быстрый взгляд на Влада, который его не заметил, так как прислонившись лбом к стеклу, глядел наружу. — Насколько это вообще может быть возможно в наших обстоятельствах.
Может статься, что эта теория не о том, о чём себе представляет Влад? Хотя, какая разница? Найдём того, кто запустит установку, что бы она собой не представляла, и всё вернётся на круги своя. Главное, чтобы всё это имело смысл.
Однако… однако, если всё окажется правдой, он сможет снова обнять свою Алю, как бы это не звучало сопливо-романтично. Просто она была той, которая была готова терпеть Влада таким, какой он есть. А он позволял ей это делать.
Женился он поздно, когда в голове уже устоялся свой образ восприятия окружающего мира и людей, и менять себя под кого-то он элементарно не хотел. Но вот он встретил Алю, на целых десять лет младше него, и мир заиграл новыми красками. Жить стало легче, жить стало веселей. Появился смысл в существовании, а не просто, чтобы жить день за днём, от пятницы до пятницы, от зарплаты до зарплаты.
Как-то Влад даже придумал тест для самого себя, чтобы понять, любит он женщину по-настоящему, или нет. Или это всё напускное и просто симпатия и секс: сможет он отдать почку, если его женщина будет в ней нуждаться, или нет? И лично для себя, что касается Али, он ответил на этот вопрос совершенно однозначно.
Да он бы сердце отдал!
— О чём задумался? — Аня смотрела на Влада через зеркало заднего вида. Влад повернул голову. Что-то было неочевидное в её серых глазах. А что — уловить было невозможно.
— Да так, о своём, о всяком.
— Как самочувствие? Нога? Дышать не больно?
— Нет, всё хорошо, только ощущение такое, будто мешки с цементом всю ночь ворочал.
— Это нормально, — улыбнулась она. — Значит поправляешься.
Да, ещё вот Аня. Довольно странная персона, чего уж тут говорить. Появилась из ниоткуда, привела помощь, лечит его. Присоединилась, к их мужской компании в их тайной миссии.
Однако же, в её присутствии как-то даже спокойнее стало что ли. Может всё дело в том, что она напоминает ему Алю? Даже внешне.
Он несколько раз пытался всмотреться в лицо Ани, пытаясь поймать общие черты, которые, как ему казалось, действительно были, и каждый раз натыкался на встречный взгляд новой спутницы, которая будто бы даже с закрытыми глазами понимала, когда он на неё смотрит. После чего Влад очень надеялся, что не краснеет как влюблённый юнец.
Да, чем-то она действительно напоминала ему супругу, разве что у той глаза были карие, а у его новой знакомой насыщено-серые, да волосы имеют немного другой оттенок и длину. Хотя, что в наше время значит цвет волос!
Когда он впервые увидел её тогда в холодном подвале, где его избивали, он чуть не назвал её по имени супруги. Только остатки сознания, которые чётко говорили ему, что Аля умерла у него на руках, и он видел, как выносили её тело, чтобы отвезти в переполненный морг, помешали ему это сделать.
Влад испытывал угрызения совести от того, что не смог попрощаться со своей супругой, и что её тело не было предано земле, как велит традиция. Сгорело оно в ядерном взрыве, или где-то лежит под радиоактивными завалами — ему было не по себе от осознания невозможности что-либо сделать.
— Что, она тебе кого-то напоминает? — спросил как-то Алексей, перехватив очередной взгляд Влада в сторону Ани во время остановки для перекура.
— Да, — кивнул тот. — Она… похожа на мою жену.
— Понятно, — только и вздохнул пограничник, ничего добавлять он не стал, но как будто бы и не ожидал другого ответа. Владу даже показалось, что он его пожалел, но говорить об этом вслух не стал.
Один из знакомых Влада, из той, прошлой жизни, который очень увлекался книгами Толкина и по молодости в компании таких же увлечённых личностей даже бегал с деревянным щитом и мечом по лесу, как-нибудь бы живо описал бы их компанию. Получилось бы что-нибудь вроде: рыцарь-паладин, эльфийка-лекарь и… а кто собственно он в этой триаде?… какой-нибудь хоббит, который вынужден тащить кольцо всевластия, чтобы уничтожить его в жерле зловещей горы. Только вот никакого кольца у него нет. И ничего такого по значимости, что могло бы сыграть его роль.
А если никакого кольца нет, то — Влад задумался над посетившей его мыслью — может быть, дело конкретно в нём? Недаром же, если верить пограничнику, наёмники пытались уничтожить всех пассажиров поезда. Просто они не знали, кто им конкретно нужен, и решение было принято самое простое и от того, как бы это ни цинично звучало, самое эффективное — уничтожение всех. Не получилось одним способом — перешли к другому. Не получилось вторым — сработали третьим.
Сколько выжило ещё пассажиров, не известно. В его городе, по словам Алексея, вырезали всех, кроме него. Списки пассажиров были получены слишком поздно, сказалась военная неразбериха. Или саботаж, что тоже не исключено. А потом пойди, найди их всех, попробуй застать на работе, дома или ещё где-нибудь.
Контакт со своими сослуживцами, ещё тремя пограничниками, Алексей потерял после того, как они разделились. Если кто-то из них нашёл кого-то из числа пассажиров, то должен был продвигаться в условленный пункт назначений. И тогда есть вероятность того, что на Владе свет клином не сойдётся.
С другой стороны, надеяться на то, что кто-то другой выполнит работу, по результатам которой Влад сможет воссоединиться со своей женой, не по-мужски. Да и вероятность положительного исхода, когда участвуют все, вырастает в разы.
Вот и Аня сказала, что верит в историю Алексея о, так сказать, безумных учёных, которые создали некий генератор волн, меняющих пространственно-временной континуум. Почему она верит в это? Или она тоже участвовала в некоем эксперименте, как и капитан? Опять вопросы без ответов.
Начинаешь спрашивать — натыкаешься на уклончивые ответы, недосказанности, умолчания. Даже на свой вопрос относительно того, работает ли Аня в том же Комитете, что и Алексей, Влад не получил однозначного ответа. Что это, самый-самый высокий уровень секретности? Типа настолько секретно, что просто не существует?
Взгляд скользнул по светло-русым прядям, сидящей на переднем пассажирском кресле Ани. Она словно почувствовала, обернулась, улыбнулась. Будто проверила, всё ли в порядке с пациентом, жив он там, на заднем кресле, или нет.
Влад сжал и разжал кулаки, разминая кисти рук. Посмотрел на ладонь.
Да, твоя жизнь уже столько раз могла оборваться, но линия жизни никуда не исчезает и на удивление очень длинная, чуть ли не огибает холм Венеры. Она длинная, эта линия жизни, и даже двоится, а то и троится, если это вообще может иметь хоть какое-то значение, ведь ты никогда не верил ни в гороскопы, ни в хиромантию, ни в прочие гадания на кофейной гуще.
Это просто уникальный рисунок, такой же, как отпечатки пальцев. Просто складка наружного кожного покрова. Но людей хлебом не корми, дай им послушать очередной гороскоп или прочую подобную астрологическую чушь.
Ты помнишь ту цыганку, которая пыталась развести тебя на деньги, и как ты посмотрел на неё? И как она посмотрела на тебя? Ты помнишь, как изменился её взгляд? Как она плевалась и ругалась тебе в след. А всё потому, что ты указал ей на простой и непреложный факт, что она не более чем обычная уличная мошенница, выманивающая деньги у простодушных прохожих. Просто тогда она ошиблась с выбором очередной жертвы для «развода». Ну, бывает. Не смогла.
Хотя, сначала ведь она перекрестилась, когда увидела твою ладонь. Цыганка. Перекрестилась. То ещё сочетание, не правда ли? И как она отшатнулась, когда ты посмотрел ей в глаза. Что она увидела в твоём взгляде? Ведь ты же тогда откровенно смеялся над ней.
***
Влад и Аля лежали в постели, и Аля обнимала его. Она положила голову на его грудь и просто молчала. Он знал, что она не спит, а она думала, что спит он. Оба не решались пошевелиться, чтобы сохранить этот идеальный момент счастья, когда им обоим так хорошо. Им просто было хорошо вместе. Здесь, сейчас.
Разве это не любовь? Настоящая, неподдельная. Когда ты — для неё, а она — для тебя.
Качка на корабле усиливалась с каждой набегающей волной, и уже откровенно было больно от того, что Влад бился о стенки каюты, о перила трапа, обо всё, что попадалось на его пути, пока он пытался выйти на палубу, чтобы насладиться чудесной погодой Адриатического моря.
Вот же оно, Солнце, которое светит прямо в проём или как он там называется на морском языке!
— Иди ко мне! — зовёт Аля. — Я хочу тебе кое-что сказать.
Аля машет ему рукой, улыбается, мол, давай же поднимайся, посмотри, как здесь красиво! Как же она красива, честное слово! Как легко и непринуждённо она улыбается! И зовёт к себе! Сейчас я поднимусь, Аля! Только эта долб@нная качка сбивает с ног! Да что ж это такое!..
***
— Просыпайся, пациент! — кто-то нещадно тормошит его из стороны в сторону.
Это было не море. И не качка на волнах. Это его будит капитан погранвойск.
Влад с трудом открыл глаза. Над ним, на фоне натяжного глянцевого потолка, в котором отражались зелёные цифры настольных часов, нависало небритое лицо пограничника.
Реальность будто цунами набежала и заполнила сознание Влада.
Нет солнца. Нет яхты. Нет моря. Нет Али.
Есть война. Ядерная. Есть зима. Пока не ядерная, но всё к тому идёт.
— Зачем ты меня разбудил, — только и смог произнести он, испытывая острое желание остаться во сне навсегда.
— В смысле? Ехать нам надо! Давай уже, вставай, делай свои дела и вперёд! Здесь тебе не санаторий, чтобы спать до обеда!
В комнате было темно, так как электричество подавали строго по расписанию и всего на несколько часов в день. Впрочем, как и воду, поэтому в санузле и на кухне стояли наполненные водой жестяные и пластиковые вёдра.
Дозиметр превышения предельно допустимой нормы радиации рядом с водой не выявил. Хорошо. Уже хорошо.
Прихрамывая, Влад отправился по утренним делам, потом умылся, держа в одной руке ковшик и наливая воду в ладонь другой.
Он стоял перед зеркалом в ванной квартиры, которую они сняли за три банки тушёнки (по одной за каждого) и упаковку анальгина для отдыха для ночёвки и чтобы переждать снежную бурю, и смотрел на своё отражение.
Из зеркала на него смотрело мокрое уставшее лицо человека, постаревшего лет на десять за последние несколько месяцев. Не таким он себя помнил, совсем не таким.
Надо было как-то привести себя в порядок. Нет, не в физическом плане. Что касается здоровья тела, то тут дела обстояли как нельзя лучше. Лёгкая хромота ещё оставалась, но нога уже почти не болела. Как и остальные части тела, покалеченные всего несколько дней назад.
Не, в олимпийскую сборную Аню бы не взяли. WADA бы не поняло. Вот если бы она работала на сборную Норвегию, то тогда другое дело, там такие фокусы любят. Или в американской тоже, там своим всё прощают.
Влад попытался улыбнуться, но вышло так себе. Что ж, ехать, так ехать. Очереди в ванную не было, все уже давно проснулись и собрались на кухне, где хозяин кипятил чайник на плите (газ ещё не отключили), чтобы заварить чай из запасов, которыми поделились неожиданные квартиранты.
Закончив с лёгким завтраком, они спустились по тёмной, неосвещённой лестнице, и вышли из подъезда. В таком же тёмном дворе стоял их автомобиль, в отношении сохранности которого Влад высказывал вечером сомнения, но Алексей сказал, что полностью уверен, что никто на него не покусится.
Наверное, просто дежурили с Аней по полночи у окна. Ну, не растяжку же он в дверях установил. Тем более, что в ней нет никакого смысла, если вместе с угонщиком на воздух взлетит всё их добро.
— А ты говоришь, собаки пропали! — бросил Алексей, когда они подходили к джипу.
У дерева за оградой, заваленного снегом газона сидел коротколапый исхудавший пёс и смотрел на них взглядом, наполненным одновременно и страхом и надеждой. Псина дрожала, сидя в снегу, а сверху ей на морду уже насыпало маленький сугроб, который даже уже не таял.
Владу сразу вспомнился соседский пёсель, которому Аля всегда оставляла кусочек чего-нибудь вкусного, и псина, которая прижилась в лагере беженцев. Вспомнилось, что Аля даже планировала завести животное, но они никак не могли сойтись на том, кто будет с ним гулять по утрам, хотя было понятно, что если она принесла бы щенка, то по утрам пришлось гулять именно Владу, без вариантов.
Влад перешагнул ограду и его ноги утонули в снегу, а собака приготовилась бежать, но запах сала из армейского сухпайка в протянутой руке, похоже, был сильнее страха.
— Подь сюды, — осторожно позвал Влад, — на вкусняшку. Голодный небось? Конечно голодный.
Ушастый пёс, диковато озираясь, потянулся носом к салу, то и дело, отдергивая его. Из пасти на снег стали падать горячие слюни.
— Блин, вот нахрена я это сказал! Влад, нам пора ехать.
— Да погоди ты! — одёрнула его Аня. — Не человек что ли?
Капитан изобразил гримасу типа «ой, всё!»
Тем временем пёс слизал с руки Влада сало, и даже дал себя погладить.
— Это вообще что за порода? — спросила Аня, подойдя ближе. Она тоже протянула руку и ласково потрепала собаку по загривку. — Дворняжка?
— Это корги, — констатировал Влад, — любимая порода супруги.
Пёс, виляя хвостом, протянул лапу Ане, а потом Владу.
— А выглядит как дворняжка, улыбнулась она. — Ну всё, теперь мы не сможем его оставить.
Капитан чуть не всплеснул руками.
— Аня, ты-то куда?! Он нас будет задерживать.
— Он будет сидеть сзади вместе с Владом и никого не потревожит, ведь так… — она взяла сохранившийся на ошейнике медальон, — Агат? Тебя зовут Агат?
Пёс радостно замахал похожим на лисий хвостом.
— Алекс, — Аня гладила животное по голове, — если найдём, кому оставить, то оставим, а пока он поедет с нами.
Она подмигнула Владу, и тот подхватил собаку руками, вытаскивая её из снега.
— А! — пограничник махнул рукой. — Делайте, что хотите. В крайнем случае, съедим.
Понял пёс интонацию или нет, но на капитана он посмотрел с опаской.
Как только они разместились внутри автомобиля, салон наполнился запахом мокрой собачьей шерсти. Алексей лишь покачало головой, в то время как Агат стал принюхиваться и осматриваться.
Пока собирались, уже начало светать. Ехали молча. Видимо, не выдержав гнетущей тишины (даже собака не издала ни малейшего звука), Алексей, чтобы хоть как-то разрядить обстановку вздумал травить анекдоты.
— Или вот ещё, — продолжал Алексей. — Приходит как-то Василий Иванович к Петьке и говорит: «Хочешь, я тебе объясню, что такое парадокс?», а Петька такой: «Да пошёл ты, Василий Иванович! Я ещё от нюанса не отошёл!»
Влад против желания засмеялся, всё-таки стресс требовал выхода, но недавние, хоть и заживающие раны тут же напомнили о себе. А вот на лице Ани отобразилось явное непонимание.
— Где смеяться? — она посмотрела на заваливающегося на заднем кресле Влада, а потом на растянувшуюся в хитрой ухмылке физиономию капитана.
— А для этого, Аня, надо знать анекдот про то, как Петька спрашивал, что такое нюанс, — ответил, еле сдерживаясь от смеха пограничник, а сзади вновь послышался сдавленный хохот Влада.
Аня продолжала смотреть на дорогу непонимающим взглядом, от чего Алексей с Владом ещё больше начинали смеяться.
— Не расскажешь? — не выдержала она.
— Про что? — не понял Алексей.
— Про нюанс, — напомнила Аня.
На этих словах на мужиков напал новый приступ смеха. Как пограничник умудрялся следить за дорогой, оставалось только догадываться.
— Не, как-нибудь в другой раз, — отсмеявшись, ответил Алексей.
Они ехали по городу, Алексей и Аня о чём-то переговаривались, и настроение, как ни странно, в целом значительно улучшилось. Влад по большей части равнодушно смотрел в окно. Дома, дома… люди, спешащие по своим делам, военные, полиция… Вот человек, стоя у синего «шевроле» о чём-то говорит с другим человеком… Снег, который так и не переставал идти, если не считать небольших перерывов.
Как вдруг Влада словно ударило током, а глаза непроизвольно расширились. Он с трудом подавил в себе желание закричать, чтобы пограничник нажал на тормоза.
Взяв себя в руки, он спокойно произнёс:
— Гареев!
— Что? — не понял Алесей. — Ты словно приведение увидел.
— Я видел Гареева! — ответил Влад. — Там, позади, у перекрёстка! Останови! Стой!
Капитан припарковал автомобиль и обернулся назад, Аня, как обычно, смотрела на Влада в зеркало заднего вида.
— Ну, ты должен был его знать! — воскликнул Влад. — Начальник лагеря беженцев в моём городе! Наверняка с ним общался, когда меня искал!
— Гареев, Гареев, — пытался вспомнить Алексей. — Это тот, что майор?
— Ну да! — обрадовался Влад. — Он меня тогда на работу в лагерь взял. Ещё помог в той истории, когда я застрелил провокатора с листовками.
— Ты уверен, что это он?
— Слушай, Алла Анисимова, — у Влада непроизвольно задержалось дыхание, когда он вспомнил старшего лейтенанта, — перед смертью сообщила мне, что Гареев руководил эвакуацией перед ударом, она считала, что он погиб во время взрыва.
Капитан секунду подумал.
— Где ты его видел?
— Там, — Влад показал за спину большим пальцем руки. — У синего «шевроле лачетти». Номер из-за снега не видел, извини.
— Хр@н с ним, с номером. Ладно, давай проверим, что да как.
Пограничник вывернул руль и развернулся, выехав на противоположную сторону улицы. Они проехали по почти пустой проезжей части совсем не много, когда Влад указал пальцем вперёд:
— Вон! Вон та машина!
У автомобиля уже никого не было. Алексей не стал останавливаться и проехал чуть дальше. Когда они проезжали мимо, то за рулём «шевроле» заметили сидящего мужчину, который рассматривал карту, разложенную на руле.
Вообще, ему повезло, что по близости не оказалось патруля, так как человек с картами сейчас вполне себе обоснованно вызывает подозрение. Да, скорее всего, его отпустят после проверки, ведь он может оказаться обычным беженцем, но тем не менее…
Мужчина, одетый в легкий пуховик, был слишком занят изучением карты и не обратил внимания на проехавший мимо автомобиль и на людей, которые, стараясь не привлекать внимания, попытались его рассмотреть.
— Ну что? — поинтересовался Алексей.
— Очень похож, — отозвался Влад. — Практически одно лицо, разве что борода.
— Ну, у кого сейчас её нет, — капитан непроизвольно потрогал семидневную щетину на подбородке. — Мне тоже кажется, что похож.
— Надо убедиться, он это или нет.
— Надо, но сначала проследим, куда он поедет.
На этих словах Алексей остановил автомобиль у тротуара так, чтобы в зеркала можно было видеть «шевроле», и они стали ждать. Агат тихо лежал под креслом.