Из донесения:
«Вчера в 21.15 МСК ракетным ударом с воздуха был поражён ракетный крейсер «Москва» Черноморского флота. В результате попадания ракеты произошла детонация боекомплекта, что привело к образованию пробоины и ниже ватерлинии и обширному пожару. Принято решение об эвакуации выжившего экипажа.
Ответным ударом крылатыми ракетами были уничтожены вражеские корабли в портах Румынии, Болгарии и Греции. Дополнительно нанесены удары по аэродромам в указанных странах»
Из донесения:
«…. В ходе операции ВКС России был потоплен эсминец ВМС США «Росс», который в итоге, затонув, перекрыл фарватер Босфорского пролива.»
Из донесения:
«…перемещение подводных лодок, а также подготовка оставшихся ракетных шахт.»
«…диверсий удалось вывести часть установок шахтного базирования….
…в районе Хоккайдо потоплен американский подводный атомный крейсер…
… в Атлантическом океане выведен из строя американский… в настоящее время дрейфует без возможности получения помощи… в сторону…»
Из служебной записки:
«По предварительным оценкам к концу текущего года голод достигнет катастрофических масштабов. Количество голодающих и жертв голода будет отличаться от страны к стране только в зависимости от размеров населения. В процентном соотношении государства Европы пострадают не меньше, чем государства Юго-восточной Азии…
Падение производства продуктов питания наряду с взрывным ростом заболеваемости инфекционными заболеваниями произведёт кумулятивный эффект. Указанные обстоятельства приведут к гибели минимум миллиарда человек в ближайшие 5-10 лет…»
«Совершенно секретно: электромагнитные аномалии неясного происхождения были зафиксированы в районе….»
«… у берегов Гренландии произошло столкновение наших подводных лодок с подлодками ВМС США, Канады и Британии, что свидетельствует об активизации сил противника…»
***
Влад поймал себя на мысли, что никогда не видел удостоверения капитана. На его глазах Плетнёв неоднократно тыкал им в раскрытом виде патрульным и всем, кто бы внезапно решил усомниться в его личности и полномочиях. А ведь это было не так уж и редко.
Их задерживает патруль. Капитан (или Анна) убалтывают солдат. Если совсем уж не получается, и те не ведутся (Влад сделал для себя пометку — не ведутся!) на разговоры его спутников и как-то прохладно реагируют на бумажные документы, то пограничник вытаскивает удостоверение и в раскрытом виде демонстрирует его патрульным.
Те всматриваются в раскрытое удостоверение и без вопросов пропускают их дальше.
Странно? Странно! Да не то слово!
Жуткое недоверие, которое зрело внутри Влада всё это время, в такие моменты расцветало со всей силой.
Почему? Зачем? Что? Какие сведения содержаться в обычной книжице удостоверения, с которым Влад и сам проходил ни один год. Разве не странно, что люди при погонах, которые минуту назад явно выказывали признаки недоверия к их группе (что уж говорить, он сам бы, на их месте, однозначно попытался их задержать), увидев раскрытое удостоверение, отдавали честь и пропускали их дальше без лишних вопросов.
Доверие и недоверие боролись в сознании Влада. И доверие побеждало лишь благодаря тому, что недоверие было ещё хуже. Недоверие не давало надежды. Надежды на то, что всё можно исправить, и что вся эта реальность исчезнет так, как будто бы её и не было.
Доверие. Или недоверие. Верить. Или нет?
***
Влад столкнулся с Аней на выходе. И что-то щёлкнуло в его голове. Мозг заработал совсем иначе, не так как раньше. Всё было другим и в то же время таким знакомым. Почему всё было таким, он даже не мог понять, но его это устраивало более чем.
Он посмотрел в её глаза, а она в его. Упасть в прохладную воду с высоты — вот, что значила встреча их взглядов. Жара. Жажда. Вода! Прохладная, манящая вода. Это то, что он хотел всегда. и в чём другом он сейчас не нуждался. И пусть весь мир горит синим пламенем. У него есть — она!
"Влад!" Он продолжал обнимать её, и целовать. Его губы соприкасались с её губами так, как никогда раньше.
"Влад!" Аля почему-то пыталась вырваться из его объятий. Такого ещё никогда не было.
"Влад! Я — не Аля!" Слова будто прожигали его сознание, но ему, по большому счёту, было всё равно. Влад испытывал то самое чувство, когда впервые поцеловал Алю, и она не отвергла его поцелуй. Когда впервые он обнял её, и опасался, что она отвергнет его, и ему придётся чувствовать себя неудобно и, не дай Бог, извиняться.
Но она лишь привлекла его к себе, и мгновение отчаяние превратилось в миг триумфа! Именно ради этого мига он жил все эти годы. Именно ради этого мгновения он терпел все неприятности, которые происходили с ним.
"Влад!"
Да что ж это такое?!
"Влад! Я — не Аля!" "Я — не Аля!"
Его словно выдернули из тёплой ванны и бросили на холодный снег. Мгновения абсолютного счастья сменились холодной изморозью реальности.
Ты — не Аля…. Ты — не Она. Тогда, кто Ты?
И что происходит?!
— Стой! — Алексей схватил его за плечо. — Остановись! Всё не так, как тебе кажется. Поверь, я проходил через это.
— Не понимаю, — только и пробормотал Влад.
— И я не понимаю, Влад, — ответил капитан. — И Паша не понимает. Никто не понимает и не знает. Даже она не до конца осознаёт всё, что происходит. Это — её сила и её проклятье. Надо просто понять это, и принять. Я знаю — просто поверь.
Влад смотрел вслед удаляющейся Ане. Или Але? Он не мог понять… Пока не мог. Но понимание приходило подобно тому. как начинается прилив — постепенно.
Она — не Аля. Всё это — морок. Сладкий, вожделенный, такой успокаивающий, но морок!
Но разве не лучше погрузиться с головой в этот убаюкивающий морок, чем находиться в этой неправильной, искривлённой реальности?!
Неужели ЭТА реальность лучше того, что даёт ему один единственный поцелуй, который возвращает его в ЕГО реальность. В единственно правильную и настоящую реальность! Что в этом плохого?!!
— Влад! — кисть пограничника сжала предплечье Влада. — Очнись, твою мать! Или мне придётся съездить тебе по морде! Вспомни об Але!
Об Але?! Да он только о ней и думает все эти недели! Он только и надеется на то, что сможет её вернуть! На то, что сможет всё исправить!
"Почему она уходит?!" "Почему, Аня… Аля?!"
Мысли путаются… Аня… Аля… Почему?!
— Влад! — голос извне. — Очнись! Да проснись ты уже!
Аня… Аля… Аня… Почему ты уходишь, ведь ты та единственная…
— ВЛАД!!!
Глубокий вдох. Серьёзный взгляд пограничника напротив.
***
Ощущение недосказанности заставляло чувствовать себя неудобно, Влад боялся встретиться взглядами с Аней после, если так можно выразиться, инцидента на вокзале.
И чёрт его дернул её поцеловать! Словно в тумане каком был. Просто в какой-то момент ему реально показалось, что перед ним стоит его воскресшая жена. И вроде мозгом понимаешь, что этого быть не может, но подсознанию хотелось быть обманутым.
Аня сказала, что виной всему эмоциональное перенапряжение, и что ничего страшного не произошло, но Влад предпочитал избегать зрительного контакта. Ему даже не столько стыдно было, и даже не перед Аней, а то, что свидетелем этого стал Алексей, который силой оттащил его от неё.
Хотелось провалиться под землю. С другой стороны, ну что такого он сделал? Ну, поцеловал, ну потерял контроль, забылся на мгновение… столько прекрасное мгновение… блин!
Влад лежал на верхней полке, погружённый в мысли, и смотрел в небольшую щель, которая осталась после того, как Алексей потребовала опустить штору. Владу нравилось путешествовать. Непонятно даже, что ему нравилось больше: достичь конечного пункта поездки, или сам процесс дороги. То, как ты собираешься, складывая вещи, выкладывая ненужное и оставляя только то, что реально тебе понадобится. Ощущение ожидания своего автобуса, поезда или самолёта.
Да, пожалуй, сама дорога ему нравилась больше, чем возможность оказаться в номере гостинице на берегу тёплого моря. Аля любила путешествовать. Вместе они побывали во множестве стран ещё до того как закрыли границы из-за пандемии. Естественно, как северным людям, им больше нравилось бывать на берегах, омываемыми теплыми волнами и залитых солнечным светом. Дождя и сумрака им хватало и дома, северо-запад России был на это дело богат, а в Питере так и подавно ходила шутка про «эту штуку в небе, которая иногда светит так ярко, что на улицу не выйти».
И вот сейчас, глядя в узкую полоску свободного от шторы окна, в котором мелькала чёрно-белая картинка зимнего леса, его настигло чувство сладкой и одновременно грустной ностальгии по тем временам, которые остались в таком близком и в то же время далёком прошлом.
Всё же что-то не переставало беспокоить Влада, не давало ему забыться хоть каким-нибудь пусть даже самым никчёмным сном. И нет, это не был треклятый поцелуй. Как раз он не был тем происшествием, которое могло бы вызвать сколь-нибудь серьёзную обеспокоенность относительно успеха их миссии. Чувство смущённости, неудобства — да, но не беспокойства.
Несмотря на то, что он, хоть и ехал под легендой росгвардейца, капитан Плетнёв, он же Еремеев, освободил Влада от несения каких-либо служебных обязанностей, присущих охраннику поезда, наполненного под завязку беженцами, спасающимися от войны. Только один раз Владу довелось двинуть прикладом промеж глаз разбушевавшемуся типу, употребившему до этого с избытком горячительного, и который вёл себя крайне вызывающе, наплевав на приличия и окружающих. Бузотёра потом сняли с поезда на ближайшей станции и передали полиции, которая с удовольствием наваляла ему дополнительных люлей.
Вывод — надо быть вежливым с окружающими. Особенно с вооружёнными людьми.
Алексей переживал, что этот инцидент может привлечь ненужное внимание к поезду со стороны неких сил и то, что Влад сейчас маялся бездельем на верхней полке, вполне возможно, было следствием этого. С другой стороны, а какие ещё были варианты? Терпеть хамство распоясавшегося быдл@, или пресечь его на корню? И ещё не известно, что больше могло бы привлечь внимание: выполнение непосредственных служебных обязанностей росгвардейцами, или росгвардейцы, которые внезапно решили не замечать хулиганских действий одного из пассажиров.
Он, как и Ставицкий, всё ещё приходящий в себя от последствий глобального запоя, должны были сидеть в купе под охраной вместе с Аней и без лишней надобности вообще не высовываться. Надобность в этом случае могла быть только естественной, и то выходить приходилось исключительно в сопровождении двух человек из группы Деяна, которые проверяли коридор, тамбур и соседний вагон и собственно туалет прежде, чем туда пройдёт кто-нибудь из них двоих.
По Ставицкому было абсолютно не понять, то ли он наслаждается своим положением важной персоны, то ли его это всё просто забавляет. На Влада он несколько раз бросал любопытные взгляды, и, судя по всему, хотел о чём-то спросить, но присутствие чужих ушей его всё время останавливало.
А что собственно он мог спросить? Только то, каким чёртом Влад вообще оказался замешан в этой истории и почему его так охраняют. Почему охраняют Ставицкого понятно — он тот, кто может запустить генератор, что бы он собой не представлял. А вот зачем пограничники тащат за собой через полстраны Влада — реально было бы интересно узнать даже ему самому.
Но тогда что же беспокоит Влада, если это не спонтанный поцелуй Ани и не удар прикладом, которым он огрел по голове пассажира? Хм…он попытался ещё раз уловить ускользающую мысль. И, пожалуй, Влад смог определить то чувство, которое не давало ему покоя, словно приставленное к затылку шило. Вроде, оно тебя и не касается, но ты точно знаешь, что оно там.
Всё было хорошо. Очень хорошо. И вот то, что всё было хорошо, Влада и беспокоило сейчас больше всего.
Наверное, один из законов Мерфи должен гласить что-то вроде: если очень долго всё идёт по плану, то вскоре всё будет гораздо хуже, чем могло бы быть, если бы до этого случались мелкие неприятности.
Можно было, конечно списать отсутствие проблем на хорошую работу Павла, который подготовил их посадку на поезд, как-никак навыки оперативника у него были замечательные. Странно только, что он служил в пограничной службе, пускай она и относится к ФСБ. Хотя, кто его знает, чем они там занимаются. Послушать Алексея, так их Комитет осуществлял нелегальные операции на сопредельных территориях, причём такие, на которые накладывается гриф секретности сразу минимум лет на двадцать пять.
Однако, напряжение, которое хочешь-не хочешь, а подспудно нарастало, никуда пропадать не собиралось. Уж больно всё удачно складывалось.
Они доехали до вокзала вообще без проблем. Пару раз их тормознул патруль, но документы проверили мельком и никаких подозрений они не вызвали. Один солдат даже протянул в окно руку, чтобы потрепать по голове Агата.
Потом они спокойно прошли проверку на подходе к вокзалу. Вошли в него тоже без задержек. Внутри было шумно и многолюдно, как всегда, только и шума и людей было в разы больше, чем привык видеть Влад, когда ему приходилось бывать здесь по служебным делам.
Также без каких-либо препятствий они нашли свой вагон, и расселись по купе. Какой-то офицер что-то пытался выяснить у Алексея, но изучив предъявленные бумаги, кивнул головой и отпустил их. Наверняка его напрягло то, что охрана поезда каким-то чудом получила размещение в купе, а не в плацкарте, как все остальные.
Ну, не было свободного плацкарта, и такое бывает.
Так они и заняли выделенное им купе: Ставицкий, Влад, Аня, Агат (которого не хотели пускать в вагон, но которого назвали служебной собакой, и проводница не смогла ничего возразить людям в форме и при оружии) и ещё один боец, которого отрядил к ним капитан.
Хотя за всё время Влад слышал только об одном единственном служебном корги в России, который вроде как искал наркотики в аэропорту.
Другие люди из их команды разместились в соседних купе, остальные, поддерживая легенду, время от времени, ходили по составу, выполняя функции охраны.
Помимо того, которого ссадили после вмешательства Влада, по пути пришлось приструнить ещё нескольких особо разошедшихся пассажиров, которые попытались отжать места у женщины с детьми. Но на этот раз достаточно было передёрнуть затвор на автомате, чтобы привести их в чувство.
— Что, солдат, не спится? — спросил Ставицкий у Влада, когда они всё-таки остались внезапно вдвоём. Какому-то пассажиру стало плохо, а единственным человеком с медицинским опытом по близости оказалась Аня, которой Алексей разрешил разобраться с проблемой, а Влад, так и не смокнув глаза, спустился на нижнюю полку и занял место за откидным столиком. Их личная охрана вышла в коридор и дымила табаком в приоткрытое окно, а пёс почти всегда неразлучно следовал за новой хозяйкой.
Учёный не вызывал доверия у Влада, или вернее сказать, абсолютно не располагал к себе. Он был из разряда тех людей, с которыми вообще не хочется поддерживать неформальные отношения, а формальные — свести к минимуму.
Ощущение первого негативного впечатления от их знакомства, когда они нашли Ставицкого вусмерть пьяного настолько, что он даже не смог бы попросить запасную печень, будь у него такая опция, так и не проходило.
Но Плетнёв утверждал, что только этот человек сможет запустить генератор, который обратит эту реальность вспять и вернёт окружающий мир в его нормальное состояние.
Ну, не всем суждено быть идеальными людьми и нравится окружающим.
— Не могу уснуть, — нехотя подтвердил Влад.
— А что так? Сны плохие мучают?
Влад не ответил, но бросил на Ставицкого подозрительный взгляд. Сны, которые даже и не снами были, целыми видениями донимали его уже давно, не давая толком выспаться.
— Ты, значит, был в том же поезде, в каком очнулся наш капитан с товарищами?
— Да, — нехотя кивнул Влад, — было дело. Только для меня в той поездке не было ничего не обычного. Я просто возвращался с женой домой после выходных.
— Да это понятно! — понимающе закивал Ставицкий. — Ты же не участвовал в эксперименте и не проходил через камеру. Это наши бравые солдаты по природной безбашенности — молодые, чё! — решили послужить Родине. А ведь предложение было исключительно на добровольной основе. Сейчас бы знать бы не знали, что существует ещё какой-то вариант реальности, кроме той, что окружает нас. А с тобой — другая история.
— Слушайте! — вдруг вспылил Влад. — Мы вроде с вами водку вместе не пили, чтобы на «ты» общаться!
На лице Ставицкого не дрогнула ни одна мышца.
— Так за чем же дело стало?! — подмигнул он и вытащил из внутреннего кармана объёмистую плоскую фляжку явно наполненную не газировкой.
Влад неожиданно для себя задумался.
— Давай по-быстрому, пока наша общая знакомая медсестра не пришла, а то отберёт и выбросит. Строгая она у вас. И сильная, хотя так и не скажешь.
Последние слова Ставицкий произнёс, будто вспоминая что-то, что задело его мужскую гордость.
В конце концов, почему бы и нет, подумал Влад. Может, Ставицкий вовсе не такой, каким кажется, да и глоток алкоголя поможет ему уснуть, а то в глаза будто песка насыпали.
Влад кивнул, соглашаясь, и учёный, отвинтив откидной колпачок, протянул сосуд Владу. В нос ударил аромат сивушных масел и самогона. Виски. И когда Ставицкий успел обзавестись фляжкой? Вроде всё время был под присмотром.
Сделав глоток, Влад зажмурился — чистый вискарь — вернул фляжку Ставицкому, который тоже сделал ощутимый глоток, а потом быстро убрал её за пазуху.
— Значит, ты занимался фундаментальными исследованиями в области пространства-времени? — спросил Влад. Ну, теперь можно было и на «ты».
— Угу, — подтвердил Ставицкий, отламывая кусок хлеба и протягивая Владу. — Про гравитационные волны слышал?
— Что-то было такое.
— Ага, вот и ими тоже. Ну и ещё думали, как практически воплотить наши теоретические выкладки. Штуки всякие конструировали.
— Типа новых ядерных реакторов?
— Типа того.
Влад прожевал кусок предложенного хлеба (так себе закуска для виски), спросил:
— Так что с нами, с миром, происходит?
По лицу Ставицкого было видно, что периодически он погружается в глубокие размышления, словно проводил одному ему понятные расчёты, словно его что-то его серьёзно волновало, но потом будто выныривал и вновь становился нагловатым сумасшедшим учёным-алкоголиком. И, признаться, не в меру болтливым алкоголиком.
Интересно, он всегда был таким, или война его так изменила. Павел говорил, что он его нашёл уже в хлам ужратым и готовым повторить судьбу своего коллеги, за которым не досмотрел Алексей. Может такое быть, что при других обстоятельствах он был бы ценным членом общества и добрым семьянином, выступающим за здоровый образ жизни?
Наверное, мог бы. Если бы не обстоятельства. С другой стороны, как сказал один мудрый человек: слабые люди ищут оправдания в обстоятельствах, а сильные — обстоятельства меняют.
— Что такое точка бифуркации представляешь? — Спросил Ставицкий.
— Представляю. Проходили ещё в школе, на алгебре.
— Алгебра! — снисходительно фыркнул Ставицкий. — Ну так вот, мы сейчас находимся в своего рода такой точке. Только «точка» в нашем случае понятие довольно условное, характеризующее нестабильное состояние Вселенной в определённой — хотя это достоверно не установлено по объективным причинам — её области, которое может, в итоге, принять ту или иную форму, пойти, так сказать, по одному из возможных и до определённой степени равновероятных путей развития. Улавливаешь?
— Улавливаю. Только не понимаю: Вселенная меняется в какой-то отдельной её части или целиком? Просто представить, что кто-то имеет возможность изменить всю Вселенную, находясь на отшибе одной Галактики, очень сложно.
Ставицкий имел задумчивый вид. Потом бросил быстрый взгляд на закрытую дверь купе, быстро достал фляжку и ещё раз отхлебнул. Протянул её Владу, который отказываться не стал.
— Хм… я же говорю достоверно это определить пока нельзя, — наконец, произнёс он. — Дело в том, смотря что считать целым, а что частью И возможно ли такое вообще в принципе. Вот мы сейчас сделали по паре глотков хорошего виски (серьёзно, хорошего, врать не буду), и вроде как изменили конкретно своё состояние, добавив в свой организм немного этилового спирта. Так?
— Так.
— Но мы сами по себе являемся частью окружающей нас Вселенной, и изменив себя, мы…
— … изменили всю Вселенную.
— Точно!
— А значит, по большому счёту, рассуждения об изменении всей Вселенной или только нашей Галактики, или всего лишь Солнечной системы, не так уж и важны.
— И да, и нет.
— Какой-то сплошной дуализм, — выпитое действительно несколько расслабило Влада, от чего он даже был готов порассуждать на философские темы. К тому же ему реально хотелось хоть как-то понять, что творится вокруг него.
— Представь себе, что воздействие волны, изменяющей структуру мироздания, ограничено в пространстве, и кто-то может наблюдать за происходящим извне.
— Ты про пришельцев?
— Пришельцами они становятся только тогда, — Ставицкий поднял указательный палец, — когда приходят к нам, на Землю. Но да, инопланетяне. Я о них говорю. Чисто теоретически. В общем, чужая цивилизация.
— Ну и? Допустим.
— Ну и гипотетически они могли бы наблюдать, как отдельный сектор Вселенной внезапно поменял свои характеристик. Вот он был таким, а вот он уже другой.
— Думаешь, ядерная война на какой-то Богом забытой планете такое уж заметное событие в масштабах Вселенной, чтобы его могла заметить внеземная цивилизация? Чисто теоретически, конечно.
Влад откинулся на мягкую спинку нижней полки.
— Галактика крутится, Планеты вокруг Солнца тоже, — продолжал он, — ни одна из них не сошла со своей орбиты. Ну, подумаешь, повысился радиационный фон на каком-то там камне. В масштабах Вселенной это всё равно, что разорить муравейник где-то на африканском континенте. Кто-то его разорил, а ты в России и знать не знал о его существовании и это событие никак на тебя не повлияло.
— Всё правильно. Но, как ты заметил — дуализм. Мы не знаем, как распространяются волны, испускаемые генератором, во Вселенной. Если кто-то там вовне заметил аномальные всплески, то я бы на их месте серьёзно призадумался: а если эта штука может изменить и их историю, подвергнуть перестройке и их часть Вселенной тоже, то, что тогда? А если их внезапно накроет осознание, что их мир, такой знакомый им с самого рождения, на самом деле не такой, каким кажется, а должен быть совсем другим?
— Ты это к чему вообще, про пришельцев? Думаешь, что это всё они натворили? Ты понимаешь, что сейчас реально похож на сумасшедшего учёного? Да и людей ты, по-моему, недооцениваешь. Мы вполне можем уничтожить себя сами, а предлог всегда найдётся.
Ставицкий скривился как от понюшки нашатыря.
— Да пришельцы это вообще чисто к слову было, просто, чтобы объяснить. Ты же сам спрашивал, как влияет генератор на окружающий мир: целиком на весь или только на его часть.
Учёный явно хотел сделать третий глоток, но в последний момент пересилил себя и не стал.
Влад посмотрел в узкую полоску закрытого шторой окна и задумчиво произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Вот ты есть, а вот тебя нет. Или ты есть, но не такой, как должен быть. Не такой каким мог бы быть в реальности. Кто-то всё решил за тебя, и не понятно для каких целей. По-моему, это всё равно что смерть.
— В этом плане концепция ислама, согласно которой смерть одного человека — смерть целого мира, вполне себя оправдывает, не думал?
— Христианство примерно о том же, разве что другими словами.
— Это верно, — согласился Ставицкий.
Влад подался вперёд и пристально посмотрел в глаза Ставицкому, от чего тот заёрзал на своём месте.
— Так это вы своими опытами запустили эту волну, изменив мир? Как-то так себе получилось, не находишь. Обычно люди хотят улучшить свою жизнь, сделать её легче, а не дышать через противогаз, опасаясь надышаться радиоактивной пыли.
— Окстись! — замахал руками Ставицкий. — Всё, что мы сделали, это запихнули четверых служивых в камеру, заметь — добровольно, система при этом вообще в пассивном режиме находилась. Генератор спал, а остальные приборы должны были всего лишь улавливать колебания.
— Значит, Плетнёв прав, где-то есть ещё один такой генератор, и кто-то решил его запустить, но что-то пошло не так?
— Получается, что так, — задумался Ставицкий. — Точно не мы. Чисто гоняли в тестовом режиме, но чтобы запустить его на полную мощность…нет, не мы. Мы как-то побаивались что ли.
— А идеи, кто это может быть есть?
Учёный пожал плечами.
— Американцы? Японцы… Кто ещё у нас обладает соответствующим уровнем технологий и знаний?
— Кому-то захотелось поиграть в Бога, — решил Влад. — Посмотреть, что получится, если чуть-чуть подправить мир вокруг. Или всё-таки этот кто-то преследовал какие-то конкретные цели. И либо не получил не тот результат, на который рассчитывал, либо…
Влад посмотрел Ставицкому в глаза.
— …либо достиг того результата, которого хотел, — завершил свои размышления вслух Влад.
Ставицкий молчал. Было понятно, что он давно пришёл к таким же логическим умозаключениям.
Действительно, что если те, кто запустил процесс пересборки их мира как раз и хотели достичь такого результата, который они сейчас имеют несчастье наблюдать в окно: ядерная война, разрушения, смерти, всеобщий хаос.
Но тогда оставался ещё один, главный, вопрос без ответа: какую цель они преследовали? Понять цель, выгоду неизвестных было не менее важным, чем просто повернуть всё вспять. Ведь, если сейчас у них ничего не получится, а нас всё выйдет, то, что помешает им снова воспользоваться генератором, чтобы попытаться всё-таки достичь своей цели, какой бы она не была.
— А генератор этот вы сами изобрели? — поинтересовался Влад, погладывая в окно.
— Хм… — вопрос застал Ставицкого врасплох. — Всё в этом мире относительно.
«Понятно» — подумал Влад, но расспрашивать дальше не стал, так как дверь в купе с шумом отъехала в сторону и внутрь вошла Аня.
Она постояла в дверях, кажется, принюхиваясь, бросила на соседей по купе строгий взгляд, полный разочарования, покачала головой, но предъявлять ничего не стала, а просто устало села на свободное место рядом со Ставицким напротив Влада.
За ней вбежал, смешно ковыляя, пёс.
— Что-то интересное обсуждали? — спросила она невзначай.
— Да нет, ничего такого, — быстро отреагировал Ставицкий, который относился к Ане почему-то с опаской, несмотря на то, что та его быстро привела в чувство, когда тот был в глубоком запое, грозящим перерасти в самую настоящую алкогольную кому.
— А у тебя как дела? — решил разорвать образовавшуюся между ними неловкость Влад.
Аня неопределённо пожала плечами.
— Тоже ничего такого. Всё, что обычно сопутствует беженцам в дороге: абсцессы, нарывы, расстройство желудка, травмы и один случай диабетической комы, вызванной отсутствием инсулина. Спокойно доехать до места, судя по всему, не получится, Алексей с ребятами ещё троих заковали в наручники, будут ссаживать на ближайшей станции. Агат вот детишек развлекал, очень умный пёс, надо сказать. Да, агат?
Пёс вывалил язык и растянул пасть в улыбке, пока Аня чесала его за ухом.
— Понятно, — произнёс Влад. — Насыщенно провела время. А с инсулиновой комой что? Всё?
— Да нет, был у меня запас в несколько ампул. На какое-то время хватит, хотя им, конечно, надо будет где-то их раздобыть. Я сказала начальнику поезда передать сообщение на ближайшую станцию, чтобы подготовили партию инсулина для пассажиров, но не уверена, что его смогут найти, с лекарствами сейчас непросто.
***
Спустя пару часов, они действительно прибыли на крупную станцию, полную народа. Перроны гудели людьми, которые хотели уехать подальше от западной границы. Некоторые хотели попасть в Екатеринбург, ошибочно полагая, что он также защищён, как и Москва.
О, если бы они знали правду. Противоракетная оборона была истощена и каждая следующая ракета могла стать той соломинкой, которая переломит хребет верблюду.
Да, затаившиеся «Посейдоны» и система «Периметр» сделают своё дело в автоматическом режиме, и США с их союзником не удастся избежать ответного возмездия, но людям от этого легче не будет. Разве что глубокое моральное удовлетворение от осознания того, что враг превратится, как там говорил один телеведущий, в ядерный пепел.
Как и ожидалось, капитан Росгвардии Еремеев, он же капитан погранслужбы ФСБ Плетнёв, передали полиции дебоширов, несмотря на сопливые и в то же время агрессивные вопли, сопровождавших их жён и матерей. Скажите спасибо, что вообще не пристрелили и не выбросили из поезда на ходу.
Оформив необходимые бумаги, люди Деяна вернулась в состав. Аня тоже на время стоянки покидала поезд, отправлялась на поиски медикаментов, чтобы пополнить личные запасы, а заодно выгулять Агата, которые всё больше и больше привязывался к ней.
Всё это время Ставицкого и Влада охраняли четыре бойца: два в купе, два в коридоре. Ребята были не разговорчивые, так что скоротать время за разговором не получилось. Им сказано беречь объекты во что бы то ни стало — они берегли, болтать при этом вовсе не обязательно.
Ставицкий положением важной персоны явно наслаждался и даже несколько раз просил (почти требовал), чтобы ему принесли чая, и ему приносили. Влада же подобное внимание к себе наоборот сковывало и заставляло чувствовать себя неудобно.
Поэтому, когда в купе вошла Аня, а бойцы вышли, Влад испытал настоящее облегчение, тем более, что отправка поезда явно затягивалась, и гнетущая обстановка в купе на него начинала давить. Он как бы и сам любил побыть одному и чтобы его не донимали разговорами, но в данной ситуации даже болтливый Ставицкий казался лучшим вариантом для того, чтобы убить время.
Вбежавший следом Агат наполнил помещение запахом мокрой псины, из-за чего Ставицкий стал показушно морщить нос, но озвучить свои претензии так и не решился.
— Где Алексей с Павлом? — поинтересовался Влад у Ани, когда та села на полку и стала перебирать и сортировать раздобытые припасы.
— С начальником поезда о чём-то говорят. До этого бумаги оформляли, чтобы сдать транспортникам дебоширов, — ответила она, разглядывая на свет ампулу с желтоватой жидкостью.
— Скоро поедем?
Аня посмотрела на часы.
— Да уже скоро. Цепляют новые вагоны и локомотив.
Через некоторое время в купе действительно заглянули пограничники, убедились, что с «ценным грузом» ничего страшного не произошло, все головы на месте, и отправились отдавать дальнейшие указания.
Вскоре вагон качнулся, обозначая начало движения. На раскладном столике у окна звякнула ложка в стеклянном стакане, и Влад машинально потянул руку, чтобы поправить стакан в литом подстаканнике.
Взгляд скользнул по тонкой полоске свободного от шторы окна. Холодок пробежал по спине.
На перроне в толпе беженцев и солдат, следивших за порядком, стояла Джессика и смотрела на вагоны отъезжающего поезда.
Влад побледнел. Он моргнул, а когда попытался осторожно отодвинуть пальцем штору, наваждение растворилось. Людская волна словно смыла видение.
Реакция Влада не осталась незамеченной для Ани.
— Что случилось? Ты будто привидение увидел, — спросила она.
Влад невольно сглотнул.
— Типа того. Показалось, наверное.
— Точно?
— Да, — твёрдо ответил он, — Другого просто не может быть. Эмоциональное перенапряжение.
На последних словах щёки Ани зарделись легким румянцем.
Если бы Влад не был женат, то он бы… на этой мысли он осёкся.
Влад откинулся на спинку полки и обвёл взглядом присутствующих. Ставицкий, понятное дело, не в курсе событий, лишь поднял брови в немом вопросе. Аня тоже появилась в жизни Влада уже гораздо позже событий на лесной дороге.
Не может быть? Точно, не может быть! Он сам видел, как она умерла, причём у него на глазах, собственно, от его же руки. Это он тогда нажал на спусковой крючок.
Вот так вот тебя и преследуют призраки прошлого. Правильно ты поступил, что выстрелил? Или нет? А если бы не стал стрелять и ты с напарником оказался в положении загоняемых волков? Шансы уйти от группы хорошо вооружённых и свежих людей стремились бы к нулю.
Ищешь себе оправдание? Да, ищу. Все люди ищут оправдание своим поступкам. Особенно, когда совершают что-то, что не очень соответствует их внутренним установкам.
Холодный расчёт говорит, что ты сделал всё правильно. Тем более, что это спасло вам жизни. К тому же ты получил моральное удовлетворение от смерти человека, который руководил убийцами твоей жены. Но какая-то п@скудная кошка где-то в закоулках подсознания продолжала скрести когтями: если бы он тогда не уснул…
Поезд тем временем продолжал набирать скорость, вокруг мелькали лишь деревья, да столбы с натянутыми между ними проводами.
В купе, запыхавшись, ввалился Павел, и начал шарить по столику и в рюкзаках.
— Жрать хочу — смерть! Есть чего пожевать? И чаёчку бы, чаёчку, или чего покрепче! А, есть что?
Ответа на последний вопрос Павел не получил, а Ставицкий отвёл скромно взгляд в сторону.
Налив себе из термоса горячий чай, он намазал сгущёнкой кусок обычного чёрного хлеба и стал и, усевшись рядом с Владом, всё это с аппетитом поглощать.
— Не, не получилось у нас спокойно проехать, чтобы не отсвечивать, — сетовал. — Люди как с цепи сорвались, то один буянить начинает, то другой, бабы ещё истерят. Дети кругом вопят. С другой стороны, вычислить нас — это надо постараться.
На слове «бабы» Аня наградила Павла взглядом, полным деланого презрения, а Влад подумал, что ехать на автомобилях всё-таки было не самым плохим предложением. Но, тут уж не угадаешь.
— Ну, а чего вы хотели, — встрял Ставицкий. — Тяжёлые времена, все на взводе, все на нервах. Скажешь неосторожное слово и всё, пошла-поехала!
— Да пофиг! — бросил Павел, проглотив кусок. — Устал.
— Полка свободна — залезай и спи, — предложил Влад.
Павел посмотрел на часы.
— Да, вроде есть пара часиков, можно и соснуть. Чего это он? — Он взглядом указал на Агата.
Собака вела себя беспокойно. Пёс сначала навострил уши, прислушиваясь, а потом стал нервно крутиться на месте, пытаясь забраться под кресло, при этом старался короткими лапами закрыть большие уши.
Ничего хорошего поведение собаки не предвещало, а в голове вертелось только одно слово — «началось».
— Не понимаю, — озадаченно произнесла Аня. — Впервые вижу его таким.
— Вы же врач, должны разбираться, — заметил Ставицкий, после чего Аня одарила его таким взглядом, что тот предпочёл уставиться в завешенное шторой окно.
Аня наклонилась, чтобы погладить пса.
— Аня, — произнёс Влад, глядя на повисшее на цепочке украшение, — твой медальон.