Поиграем в Бога? Изменим реальность? Если верить Ставицкому, то это, вполне себе, возможно сделать по щелчку пальцев. Ну, ладно, не по щелчку, а запустив особую силовую установку, генератор, который может пересобрать пространство-время в определённом секторе в зависимости от силы воздействия. Захотел — на день, захотел на неделю или на месяц. А если постараться и создать точку бифуркации (что, говоришь, точку бифуркации нельзя создать, её можно только обнаружить? да не важно!), то изменению можно подвергнуть и век, и целое тысячелетие.
Такое вот путешествие во времени без путешествия во времени. Не надо отправлять отважного героя, чтобы он убил Гитлера. Достаточно сделать так, чтобы Гитлер поступил в художественную академию, вызвав возмущение в Точке бифуркации. И вот, никакой тебе Второй Мировой Войны, и никакого вождя Третьего Рейха, а вместо них мирная Европа — относительно мирная, конечно — и более-менее удачливый живописец-импрессионист Адольф Шикльгрубер.
И всегда есть учёные, которым неймётся что-нибудь исследовать и над чем-нибудь поэкспериментировать. Ну и военные, куда ж без них! Эти ребята на любое научное изыскания смотрят исключительно сквозь призму создания нового оружия. Мол, чего бы такого создать, чтобы как можно сильнее бахнуть. Да так, чтобы «весь мир в труху».
Не то, чтобы военные были совсем не правы, но сколько полезных новшеств можно было бы выпустить в гражданский оборот, если бы не патологическая любовь к грифу «совершенно секретно».
Влад, Алексей, Павел и Ставицкий шли по насыпи железнодорожных путей, с обеих сторон от которых возвышались обгоревшие, переломанные и перекрученные стволы деревьев, словно призраки потустороннего мира, взиравшие на них с удивлением и осуждением. Ибо это был мир мёртвых, а вы пока ещё живые.
Да, пока. Пока ещё живые. Влад закашлялся и посмотрел на красные капельки, оставшиеся на перчатке. Да уж, перспектива вырисовывалась так себе.
Всё мертво. Всё убито. Вот так люди уничтожают всё вокруг себя, и себя самих. И никто не знает, зачем они это делают. Разве стоили этого все те политические дрязги, в которых, словно в чане с нечистотами, купался мир с момента появления человека? Это — финал?
Поначалу Влад ещё оборачивался, чтобы посмотреть, не идёт ли кто за ними следом. Вдруг кто-то выжил в том бою, но никого не было. Один раз ему только показалось, что среди чёрных остовов деревьев промелькнул тень, но, скорее всего, это был упавший ствол. А потом он перестал оборачиваться.
Движение справа привлекло внимание. Олень. Или косуля. Обгоревшее и ослепшее животное плело куда-то из последних сил, натыкаясь на покрытые гарью деревья. Оно пыталось издавать какие-то звуки, но вместо этого из его рта вырывался глухой хрип. Оно не видело людей, но чувствовало их присутствие. Голова оленя поворачивалась по направлению их движения.
Удастся им всё исправить или нет, но пройти мимо мучающегося животного Влад не мог. Достав пистолет, он спустился с насыпи и подошёл к оленю, который услышав шаги шарахнулся в сторону, но споткнулся о поваленный ствол и в довершение своих страданий сломал ногу.
Теперь олень просто лежал, даже не делая попыток подняться на ноги. И только хрипел и хрипел, ворочая спёкшимися глазами.
Капитан бросил взгляд на отставшего Влада, но останавливаться не стал. Только помотал головой. Они уже ушли порядочно вперёд и придётся поднажать, чтобы догнать.
Влад выстрелил, и страдания оленя прекратились. Теперь — идти дальше.
В легких нестерпимо жгло и хотелось кашлять при каждом вдохе. Противогазов не было, всё осталось в сгоревшем поезде. Поэтому лица закрывали шарфами и вообще, чем придётся.
Снега почти не было. Деревья уже остыли, но снега не было, несмотря на холодный воздух. Его заменял пепел, покрывавший всё кругом. Лес успел остыть после пожара. Лишь кое-где красные глаза угольков.
Деревья не потрескивали на холоде — жалобно ныли, ветер не шумел меж хвойных лап — злобно свистел среди голых ветвей. Не было растекающегося эхом вороньего карканья, не стучал по стволу дятел в поисках вкусных личинок. Только звук людских шагов, да осыпающихся с насыпи камней.
За лесом возвышался гранит заснеженных гор. Таких близких и таких далёких.
Взобравшись обратно на насыпь, Влад ускорил шаг, насколько только мог и пошёл рядом путями. Идти по шпалам было категорически невозможно, так как согласно неизвестным железнодорожным правилам их клали именно с таким интервалом, а не с тем, который бы позволял по ним идти нормальным прогулочным шагом. Но по ним всё-таки иногда приходилось идти, когда полотно пересекало болотца и частично скованные льдом безымянные речушки.
За спиной у каждого было по полупустому рюкзаку со снаряжением, которое удалось найти в обломках поезда. Немного еды, припасы и оружие. Не то чтобы было тяжело, но не в их текущем состоянии, когда по уму стоило бы лежать на койке под капельницей и ждать священника для исповеди.
Прошлая жизнь казалась чем-то далеким и нереальным. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как в окне «Ласточки» он наблюдал ядерные взрывы, осветившие горизонт, а такое ощущение, что миновало уже лет десять.
Где-то там, в прошлом, осталась стабильная работа, хорошая зарплата, шумные родственники, поездки в гости, супруга, за которую он готов был благодарить любого бога, хоть православного, хоть нет, если бы знал, какой из них ниспослал её ему. И проклинать тех, кто её у него отнял.
Такие себе апокалиптические хоббиты, идущие в Мордор, чтобы бросить прОклятое кольцо в жерло Роковой горы. Влад книгу не читал, но кино смотрел, и образ маленьких страждущих путников явственно стоял перед глазами. Сознание просто защищалось, подкидывая сказочные картинки, так как реальность была просто невыносимой.
А что? Хоббиты ведь тоже шли, чтобы изменить мир. Создать свою реальность, отличную от той, что им грозила. Другое дело, что их вселенная не переставала существовать, после подмены другой, параллельной.
Хотя нет, Ставицкий утверждает, что она вовсе не параллельная. Она — равновозможная, надо лишь подтолкнуть правильную костяшку домино, чтобы всё сложилось так, как надо, предварительно выстроив другие костяшки.
Учёный хромал всё сильнее, но упорно продолжал идти, рассуждая о мироздании и его квантовых основах. Впрочем, нести его всё равно никто не смог бы. Все были очень слабы, и лучевая болезнь сказывалась всё сильнее. Последние радиопротекторы были проглочены ещё в Москве.
Наверное, Ставицкому так было проще переносить тяготы. Типа идёшь, говоришь, вводишь себя своего рода в транс. Кванты, фотоны, реликтовое излучение, оставшееся от самого момента сотворения Вселенной, гравитационные волны и чёрные дыры… Чего только Ставицкий не успел упомянуть.
Однако, неужели всё предопределено? Да, из всех рассуждений учёного-алкоголика (и как его только до таких работ допустили!) можно было сделать один простой и очевидный вывод — всё предопределено. И что бы ты ни делал, всё будет так, как предначертано.
— Думаешь? — Просипел Ставицкий, сквозь обмотанный вокруг его лица шарф. — Ну, тогда можешь просто упасть здесь, лечь и заснуть. Поверь, ты даже не заметишь, как умрёшь.
Вот про сон сейчас совсем было не к месту. Спать хотелось так, что реально хотелось плюнуть на всё и устроится на последний в своей жизни тихий час под ближайшим бревном, чтобы уже никогда не проснуться.
— А разве не так? — сквозь кашель ответил Влад. Его колотил озноб и бросало то в жар, то в холод, спина была насквозь мокрая и одежда противно прилипала к телу. — Получается, что от момента Большого взрыва, до настоящего времени было понятно, что произойдёт. Динозавры были заранее обречены. О, до этого какой-то кусок кометы обязательно должен был упасть на безжизненную планету, чтобы принести зачатки углеводородных соединений.
— Ну… — Начал Ставицкий, но Влад продолжал.
— Или какого-то бедолагу сбила машина на перекрёстке. Он просто шёл на работу, так, как всегда ходил, одним и тем же маршрутом, так короче. Он проснулся вовремя, поел, и пошёл. А какой-то водитель вчера отмечал день рождения, и сегодня у него жутко болела голова, что повлияло на его внимательность. Он отвлекся на долю секунды, пережал педаль газа, не вовремя нажал педаль тормоза. И вуа-ля! ДТП со смертельным исходом. И всё это было предопределено от самого момента вашего Большого взрыва. Все ваши атомы, фотоны и электроны разлетались и сталкивались именно так, чтобы спустя миллиарды лет, один непроспавшийся водила сбил одного трезвого и соблюдающего правила пешехода.
— Но, наблюдатель, находящийся в каждой конкретной точке пространства времени не может видеть, что будет дальше. Он и прошлое-то толком не видит, так общие черты того, что происходило. Хоть бы твой водитель. Он же знал, что ему завтра за руль, но всё равно участвовал в возлияниях, хотя мог бы и не делать этого.
— Я об этом и говорю: от твоего наблюдателя ничего не зависит. Он делает всё так, как и было предначертано. Он не мог принять иного решения просто потому, что в его мозгу сработали соответствующие электрические импульсы, вызванные конкретным строением нейронов и набором генетической информации, полученной от предков.
— Но у наблюдателя есть воля! — не унимался Ставицкий. — Он может что-то делать, а что-то нет. И в зависимости от принятых решений Континуум будет принимать ту или иную форму, его структура будет меняться.
— Воля? Что такое воля, Александр Николаевич? Человек — биохимическая машина. Испытывает голод — надо добыть топлива, чтобы поддержать работу узлов. Следовательно, принимаются одни решения. Если человек сыт, то есть заправлен, то решения уже совсем другие. Не кажется ли вам, что мы рабы?
Влад зло улыбнулся.
— Ну, можешь, конечно, и так думать, — согласился Ставицкий, но по его тону было понятно, что он не сдался в споре, а просто взял паузу для поиска новых аргументов. — Но даже если и так, то разве нет смысла в том, чтобы пребывать в гораздо более комфортной версии предопределённой Вселенной, чем в той, что мы имеем несчастье наблюдать сейчас?
Влад не стал отвечать. Он просто пожал плечами. Или ему показалось, что пожал, усталость требовала привала, но Алексей и Павел фанатично шли вперёд, даже почти не оглядываясь, чтобы проверить идут ли за ними Влад и Ставицкий. Пограничники просто знали, что идут. И привал будет тогда, когда они скажут, а не тогда, когда этого потребуют организмы их спутников.
Они шли уже очень долго, Влад даже не пытался считать время, чтобы понять, какое расстояние они прошли. Просто в какой-то момент, они оказались на заброшенном полустанке, пострадавшем от взрывной волны.
Перрон и небольшое здание в фирменной расцветке РЖД, точнее того, что от неё осталось. Раскуроченные перила. Вывеска с названием полустанка отсутствует, наверное, её сорвало.
Интересно, где они? Из ориентиров только возвышающиеся вдали поросшие лесом горы. Если то, что осталось от выгоревших деревьев можно назвать лесом.
Сверху всё-таки начинал падать снег, и в этом был какой-то сюрреализм: белый снег на чёрных деревьях и такой же чёрной земле. Снег и пепел.
Да, скорее всего, снег нещадно фонил, но они даже не пытались включить дозиметр, чтобы проверить уровень радиации. Да его и не было. И он ничего бы им дал. Все понимали, что уже слишком поздно пить боржоми, когда не только печень, но и все внутренние органы распадаются под действием бешенных радионуклидов.
Пока Влад со Ставицким доковыляли до покосившихся стен с выбитыми окнами, пограничники уже успели внутри развести небольшой костёр и начали разогревать пищу. Дым тоже был радиоактивным.
— Надо отдохнуть, — оповестил всех Алексей. Остался последний рывок, мы скоро будем на месте.
— Не хочу наводить панику, но если я усну, то не факт, что проснусь, — как есть сообщил Влад. — Простите.
Влад был прав, все были максимально истощены, к тому же сказывались травмы, полученные при крушении поезда. А Павел и Александр ещё и оказались ранены в ходе перестрелки. Это стало понятно, когда на прошлом привале они стали менять повязки. Сшивать раны пришлось на живую, но кровь продолжала сочиться, отказываясь нормально сворачиваться.
Алексей словно ждал этих слов от Влада.
— Есть одно средство, как раз для нашего случая, — сообщил он. — П-последнее средство.
Капитан развязал рюкзак и достал маленький чехол для шприцов. Последних по совпадению оказалось ровно четыре. Он раздал каждому по штуке. Внутри янтарём желтела некая жидкость.
— Колите в открытый участок тела, — проинструктировал он. — Желательно в шею. Но сойдёт и в руку, если кому хватит сил раздеться и одеться.
— Это же не…? — засомневался Ставицкий. Сам на краю могилы, а всё за жизнь переживает, хотя ещё недавно пытался убить себя алкоголем.
— Это не яд, — ответил Алексей. — Стимулятор и обезболивающее в одном флаконе. Особая смесь, поэтапного действия. Больше двух раз за жизнь применять не рекомендуется.
— А потом? — не успокаивался Ставицкий.
— А потом — не важно.
— Долго будет действовать? — спросил Влад, он был готов загнать в себя любой препарат, так как то, что вколола ему Аня, уже перестало давать результат, и его мучали жуткие боли.
— Нам хватит.
— Почему раньше не дал?
— Потому что, тогда бы не хватило, — с этими словами Алексей снял колпачок, выпустил воздух, и, отодвинув одной рукой воротник, другой с размаху засадил себе тонкую иглу в шею, нажал на поршень.
Влад смотрел, как в шприце уменьшается янтарная жидкость.
Алексей вздрогнул. Выдохнул.
За ним процедуру повторил Павел. Последовала примерно такая же реакция. Вроде бы ничего страшного. В памяти всплыли статьи из бульварной прессы о боевых препаратах, которые использовали военные и спецназ, чтобы получить нечеловеческую силу и выносливость. Тогда это воспринималось не больше, чем очередные сенсации в передаче на Рен-ТВ.
— Едим, два часа на сон, идём дальше, — сообщил он совсем другим голосом.
— А мы вообще сможем уснуть после этого укола? — с сомнением спросил Влад.
— Сам увидишь, — бросил Алексей и, спокойно вытащив шатающийся зуб, принялся поглощать разогретую тушёнку.
Насколько это было оправдано, Влад не знал, ведь, скорее всего, пища если и будет усваиваться, то с большим трудом, учитывая поражение внутренних органов. Или это уже был не обед, а своего рода поминки по самим себе?
Но есть действительно хотелось, как и спать. Так почему бы не вколоть себе эту дрянь, чем бы она ни являлась, и в последний раз насладиться обычными человеческими радостями?
Была ни была, терять, в принципе, нечего.
Укол. Нажатие. Чувство тепла и ничего. Никаких негативных ощущений.
— Странно, ничего не чувств… — Влад не успел договорить, так как его свела судорога, и жилы заполнил раскалённый металл.
Он скрючился и упёрся головой в холодную землю, пуская слюни.
— Твою… — выдавил он из себя. — Почему у тебя не так?
— Привыкание, — сообщил Алексей. — Реакция на вторую инъекцию была бы как у меня. Сейчас пройдёт.
И действительно, тут же стало значительно лучше, сознание накрыло волной эйфории, будто тебя окутало тёплое южное море, и ты качаешься на его волнах.
И вот ты уже на берегу, и можешь твёрдо стоять на ногах. И хочется есть. Очень хочется есть.
Нет, здесь явно не обошлось без каких-то наркотических веществ в составе чудо-сыворотки. С другой стороны, какая теперь разница. Главное — выполнить поставленную задачу. Но прежде необходимо поесть и поспать.
Влад тоже достал банку тушёнки и стал наворачивать её, даже не разогрев. А потом ещё одну. А потом захотелось спать. Очень сильно захотелось спать, но Влад заставил себя посмотреть на часы: почти три дня.
— Привет! — Аня смотрела на него сверху. Она почему-то всегда говорила «привет» вместо «доброе утро». И Владу это нравилось. — Выспался?
— Нет, — обиженно сообщил Влад.
— Ой, — возмущенно хлопнула ресницами Аля, — а что так?! Чем же это ты занимался всю ночь?!
— Как будто ты не знаешь.
— Представь себе, не знаю!
— Может, тебе ещё и показать?
— Ну, держись!
Когда Влад открыл глаза, он почему-то не удивился, что проспал отведённые два часа, как и обещал Алексей, если это вообще можно было назвать сном. Видимо, такой эффект от сыворотки. А ещё он буквально ощущал запах духов своей жены и помнил прикосновение её губ, как будто она только что покинула постель. Тоже сыворотка?
Чувствовал он себя при этом гораздо лучше, чем ещё несколько часов назад. Боль ушла, но мышцы всё равно ощущали что-то вроде того, что чувствуют после тренировки люди, долго до этого не занимавшиеся спортом.
Остальные тоже уже упаковывали небогатые пожитки, пока в продуваемом со всех сторон здании свистел холодный ветер.
Надо пойти сделать свои дела, заодно проверить все ли органы пока ещё на месте, а не отвалились из-за облучения, невесело подумал Влад. Ха-ха три раза. Надо только отойти подальше.
Застегнувшись, Влад отправился обратно, но бывает у вас так, что вам кажется, что за вами кто-то наблюдает? Кто-то смотрит в затылок. Что, скажете, это признак паранойи? Ну, посмотрим на вас, особенно, когда вы только-только справили естественную нужду, а в затылке прямо так и зудит, чтобы ты обернулся.
— Владислав! — раздался до боли знакомый голос. По спине вдоль хребта пробежал холодок.
Обернуться и посмотреть на своего демона или, не оборачиваясь, идти дальше? Но демон тогда может напасть со спины. Что может быть хуже, чем нападение со спины? Или попытаться себя убедить, что тебе послышалось? Да и разве можно справиться с демоном?
— Влад!
Нет, не послышалось, демон так просто тебя не оставит в покое.
Влад обернулся и увидел то, чего не хотел видеть ни при каких обстоятельствах. Перед ним, метрах в десяти, стояла Джессика. В бронежилете, тактических перчатках, маска-противогаз в одной руке, в другой — Хеклер и Кох. К магазину скотчем прикручен запасной.
Да, она была потрёпанной, если можно так выразиться. Вся в грязи, и с бурыми пятнами засохшей крови на одежде, свидетельствующими о полученных ранениях, но держалась она бодрее, чем даже они, накаченные боевой сывороткой.
А главное, если Джессика здесь, то, значит, Аня… Неприятно кольнуло сердце, рука сжала рукоять пистолета, который он бессознательно достал из кобуры.
— Ты не можешь быть живой! Я сам тебя убил! — выкрикнул он.
— Что? — Она как будто не понимала о чём речь. — Ах, да! Всё намного сложнее, Влад, чем может показаться.
— Да куда уж сложнее, Джессика! Или как там тебя?!
Интересно, те, кто сейчас на полустанке, слышат их разговор? Влад старался говорить громко, но звать на помощь было опасно, так как это могло спровоцировать Джессику.
Она как будто уловила ход его мыслей, улыбнулась так мило, как только может сделать молодая красивая белокурая девушка.
— Они нас не слышат. Можешь хоть выпью кричать, хоть волком выть, — она вытащила из-под бронежилета знакомый медальон на цепочке. Сердце кольнуло второй раз. Это тот же самый, или просто такой же?
Влад прислушался. Вокруг было действительно необычно тихо. Да, всё, что было живого, всё погибло, но ветер продолжал гулять среди обожжённых деревьев, заставляя их стонать от боли, жалобно пел в обрывках проводов, свисающих с поваленных столбов. А сейчас — тишина. И только голос Джессики.
— Влад, я хочу договориться.
— То есть, завербовать? Как Гареева?
— Гареев — хороший агент, был, — поправила сама себя Джессика, — но для большой игры нужна группа единомышленников, Влад. Гареев решил, что сможет сам во всём разобраться. Он не хотел, да и не мог податься к своим: власти бы его отправили в камеру на долгие годы, а Комитет бы просто убил как предателя. Хотя, у каждого предательства есть свои причины, Влад. Да и что есть предательство? Желание жить — предательство? Желание, чтобы твои дети жили и были здоровы — предательство? Желание мести — предательство?
«Желание пить Баварское — предательство?» — дополнил смысловой ряд Влад, но не стал вступать в полемику в ответ на философскую эскападу Джессики.
— Так, значит, это всё-таки ваши люди на нас напали в Твери? — просто спросил он.
— О нет! То были люди Гареева. Как вы говорите: понабрал по объявлению. Нормальных-то твой пограничник со спецназом перебил, когда тебя из подвала вытаскивал, да и те были не первый сорт. Но убили майора не они.
— А кто тогда?
Зачем задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, но в который до конца не веришь? Только для того, чтобы получить звуковое подтверждение своим догадкам?
— Ты же знаешь, Влад. Это сделал капитан. Сам спроси у него.
— У всех свои тайны, — покачал головой Влад. — Тем более, как ты сказала, они нас не слышат.
Хотя, может, и спрошу, тебе какое дело? Обязательно спрошу, но точно не тебе капать мне сейчас на мозг. Гареев был предателем, думал Влад, но сейчас меня интересует другой вопрос:
— Кто вы такие? Зачем всё это устроили? Убили миллионы ни в чём неповинных людей, и миллионы ещё погибнут.
На лице Джессики не дрогнул ни один мускул. Если не считать перепачканного пылью и грязью лица, он была в полной норме. Ну, почти, если учесть, что там, где были пятна засохшей крови, на одежде темнели соответствующие отверстия.
— Пойдём с нами, и я тебе всё расскажу, Влад. Всё не так просто.
— Думаешь?
— Поверь. Нет чёрного и нет белого. Идём со мной. Мы вылечим тебя. Ты будешь жить, Влад, и ни в чём не нуждаться. Поверь мне… нам.
— Вам?
— Да, нам. Просто поверь. Тебе кажется, что всё плохо, но на самом деле, всё может быть ещё хуже и для мира, и для тебя. Всё будет только хуже, Влад. Пойдём со мной, — она протянула ему руку.
На лицо сама собой наползла недобрая ухмылка.
— Посмотри на меня, Джессика. Ты же прекрасно понимаешь, что я не пойду, да и не дойду. Никуда я уже не дойду. Я держусь исключительно благодаря какой-то жиже из шприца. И знаешь, ещё что?
— Что?
— Сдаётся мне, ты просто тянешь время. Понять бы почему.
— Что ж, — она как всегда мило улыбнулась, обнажив идеальный белый ряд зубов, пожала плечами и нажала на курок своего МП-5, но выстрела не последовало. Ещё одно нажатие — тишина, лишь глухой щелчок бойка по перекошенному в патроннике патрону.
— Походу это судьба! — Владу хотелось расхохотаться.
В области сердца Джессики появилось пыльное облачко — пуля ударила в бронежилет, заставив Джессику пошатнуться.
Вторая пуля тоже угодила в корпус, заставив её сделать шаг назад, чтобы не упасть.
Влад шёл вперёд, продолжая стрелять. Он слышал выстрелы, но эхо, которое можно было бы ожидать, полностью отсутствовало.
Выстрел, еще выстрел. Пуля врезается в правое плечо женщины, и выпущенный из руки пистолет-пулемёт падает на землю. Она поднимает глаза, когда раскалённый ствол пистолета уже находится в десяти сантиметрах от её лба.
— Влад, — она пытается улыбнуться.
— К чёрту такой мир, Джессика! — Влад и нажимает на спусковой крючок.
Белокурая голова откидывается назад и тело, теряя равновесие, падает на свежевыпавший снег, разбрызгивая по нему ярко красную акварель.
— И тебя к чёрту, — добавляет он.
Опять. Он опять её убил. Его мучала совесть за прошлое убийство, но он всё равно сделал это снова, добавив ещё одного демона, который будет терзать его совесть до конца жизни, сколько бы она ещё не продлилась.
— Надеюсь, это была наша последняя встреча, — Влад всунул опустошённый пистолет обратно в кобуру и посмотрел по сторонам, прислушался.
Звуки вернулись. Скудные звуки умирающего мира. Надо идти к своим.
Когда он вернулся в здание полустанка, все уже собрались и были готовы идти. Складывалось ощущение, что что его отсутствия даже не заметили, а выстрелов не слышали.
— Всё? — это капитан. — Готовы идти дальше?
— Как будто у нас есть выбор! — Ставицкий.
— Ты словно сам не свой, — это Павел Владу.
— Посмотрел бы ты на себя, да зеркала нет, — ответил Влад.
Неужели ему всё это привиделось? Однако, если он сходит с ума, то в этом нет ничего удивительного.
— О чём задумался? — глядя на меняющего обойму в пистолете Влада, спросил Ставицкий.
О чём, о чём…
Влад достал из кобуры пистолет, проверил обойму — пустая. Да и пистолет заметно тёплый — недавно из него стреляли. Значит, всё-таки не привиделось. Значит он в своём уме.
— О предопределённости, Александр Николаевич.
Учёный внимательно посмотрел на Влада, хотел что-то ещё спросить, даже рот открыл, но не стал. Поправил рюкзак, и пошёл вслед за удаляющимися пограничниками.
Почему-то именно сейчас рассказать об очередной встрече с Джессикой и стрельбе в лесу не хотелось. Или, скорее, уже не имело смысла.
Они спустились с платформы, и пошли по грунтовой дороге, терявшейся в лесу, и вскоре натолкнулись на старый шлагбаум, покрытый облезлой краской, а рядом полусгнившая будка. Видимо, в ней когда-то находился охранник. Интересно, что он охранял в такой глуши.
Они пролезли под шлагбаумом и зашагали дальше.
Вскоре они снова вышли на старую железную дорогу, рядом с полотном которой по обе стороны находился перрон и какие-то хозяйственные постройки, полуразвалившиеся от времени.
Над дорогой возвышалась довольно живописная скала, бывшая частью горного массива. Ржавые рельсы терялись в темноте тоннеля, вырубленного в базальте гор.
— Нам туда, — показал рукой Алексей в сторону тоннеля.
Через минуту жерло тоннеля поглотило путников, которые включили фонарики, освещавшие им путь. Их шаги гулким эхом отражались от каменных стен. Что ж, здесь хотя бы не было ветра.
— Александр Николаевич! — Позвал отставшего учёного Алексей, когда они остановились. Капитан выглядел озадаченным. — Куда дальше?
Железнодорожная ветка раздваивалась: одна уходила в левый тоннель, другая — в правый. Рядом торчал рычаг стрелочного перевода. Вдоль стен тянулись закреплённые кабели и провода.
Подошёл запыхавшийся Ставицкий.
— Я не уверен, но, кажется, направо?
— Точно?
— Слушайте, я был здесь один раз, когда мы чертежи снимали, причём шли не пешком, а на транспорте с закрытыми окнами. Нас привезли, нас увезли. Всё! Чего вы ещё хотите. Секретность, чтоб её!
— И всё-таки? — не отставал капитан.
Ставицкий стоял в задумчивости, напряжённо что-то вспоминая. Несколько раз закрывал глаза, ходил из стороны в сторону.
— Налево! — твёрдо заключил он.
— Точно?
— С высокой долей вероятности!
— Ну, пошли, — Алексей может и сомневался в сделанном выборе, но предпочёл его сделать, чтобы не торчать на одном месте. Отправлять две команды в разные ответвления не имело смысла, так как для миссии нужны были все сразу, да и связи у них не было, рации не работали.
И все повернули в левый тоннель. Влад подумал, что здесь вполне бы могли бы укрыться люди во время ядерной атаки, завези сюда необходимое количество припасов и оборудуй нужную вентиляцию.
Вскоре их путь перегородили огромные металлические ворота, которые по идее должны были бы отъезжать по специальным направляющим, но сейчас они были закрыты, а здоровенные поршни намекали, что обычно это происходило при помощи электричества.
— Давайте попробуем их отрыть! — произнёс капитан.
Они нашли на поверхности ворот скобы и стали тянуть: два человека с одной стороны, два — с другой. Потом по четыре с каждой по очереди. Всё бес толку. Либо ворота жутко проржавели, либо были заперты, причём не факт, что снаружи.
— Там точно были ворота? — Алексей пристально посмотрел на Ставицкого.
— Да не помню я! — взорвался тот, — Может и были! Да, точно, были!
Влад отошёл в сторону, когда его фонарик сначала выхватил облупившуюся надпись «Открывать только при…», потом и нечто похожее на дверь.
— Эй, народ! — позвал он. — Тут что-то вроде прохода!
Это действительно оказалась дверь, причём открытая, но, судя по замку и состоянием петель, с которых дверь была снята, как и приметным следам, её явно вскрыли без помощи ключей. Рядом валялся брошенный кусок арматуры. Не исключено, что перед ними было орудие взлома.
Алексей посветил внутрь и вошёл в открывшийся коридор, за ним последовали остальные.
На стенах висели плакаты и таблицы, на которых от времени уже было толком не разобрать, что написано. Были боковые двери, потом попалось помещение за стеклом, которое больше всего напоминало что-то вроде диспетчерской. По крайней мере, именно такая ассоциация пришла на ум Владу.
— Долго ещё? — поинтересовался Алексей у Ставицкого.
— Да, вроде должно быть где-то здесь, уже скоро.
Проходя по коридору, за «диспетчерской» Влад споткнулся, чувство было такое, будто на мгновение из-под ног ушла земля, но он решил, что у него просто кружится голова.
А вот капитан и старший лейтенант остановились. Было понятно, что они испытали нечто похожее, и это явно вызвало у них настороженность. Они отошли и стал о чём-то вполголоса переговариваться.
— Хочешь проверить? — краем уха услышал Влад слова старлея.
— По-моему, уже без вариантов. Надо убедиться.
Они как-то нехорошо посмотрели на Ставицкого, не то со злобой, не то с интересом.
— Пошли! — махнул рукой Алексей и, пройдя ещё немного, они вышли из коридора обратно в тоннель, но уже по другую сторону железных ворот.
И всё бы ничего, но от Влада не ускользнул тот факт, что вышли они из дверей, расположенных на противоположной стене тоннеля. Хотелось бы удивляться, но, если честно, он уже устал.
Воздух здесь был вполне тёплый, во всяком случае, по сравнению с тем, что был по ту сторону ворот. Они быстро зашагали вдоль рельсов и скоро увидели в конце тоннеля свет, а воздух становился всё теплее и теплее. Под ногами стал попадаться жёлтый песок.
Когда они, пройдя мимо старого локомотива, который простоял здесь десятки лет, вышли из тоннеля, взобравшись по ступенькам на занесенный песком перрон, в глаза им ударил яркий солнечный свет, столько яркий, что на какое-то время им пришлось даже зажмуриться, чтобы можно было привыкнуть.
Зато, когда они их, наконец, смогли открыть, им предстала удивительная картина, которую Влад никак не ожидал увидеть в горах Урала.
Не то степь, не то пустыня, выжженная солнцем, иссушенная до крайней степени. Клочки такой же ломкой засушенной травы, которые колыхались, понуждаемые жаркими потоками ветра. Скалы, торчащие из поверхности и железная дорога, убегающая куда-то вдаль, теряющаяся за скалами. А в стороне ещё одна дорога, но уже обычная грунтовая, которая вилась по направлению к… городу! Да, точно! Это был самый настоящий город, причём такой, какой можно запросто встретить в любой части России (панельки побольше, панельки поменьше…), но уж никак не ожидаешь увидеть здесь.
А собственно, где это «здесь»?
Рядом с перроном на столбе была приколочена полустёртая табличка: «Станция погранзаставы Са….» далее неразборчиво.
— Алексей, что это? — спросил Влад.
Алекс выглядел озадаченным, и в то же время, в его взгляде читалась некая радость, удовлетворенность тем, что они имели возможность наблюдать.
— Ничего не хочешь мне пояснить? На какой именно границе ты служил? — напомнил о себе Влад, когда пауза затянулась.
Алексей оглянулся на Влада.
— Куда отправляли, там и служил, — просто сообщил он. — И на государственной тоже. Но здесь я не был.
— Да и я тоже, — добавил старший лейтенант.
Тем временем, по спине полились новые струйки пота, теперь уже от царящей вокруг жары, учитывая, что одеты все были по-зимнему.
— Смотри! — Павел похлопал Алексея по плечу, привлекая его внимание и показывая рукой куда-то вдаль, туда, где дорога уходила в сторону города.
Вдалеке по дороге по направлению от города к станции шёл человек. Да не просто шёл, а прямо-таки бежал. Похоже, он тоже заметил группу на перроне, и даже замахал им рукой, но разглядеть отсюда, кто это был, не представлялось возможным.
— Бинокль? — спросил Алексей.
— Нет бинокля, — покачал головой Павел.
— Жаль, — констатировал капитан. — Но не думаю, что в наших интересах сейчас контактировать с местными, хотя и было бы интересно. Только от нас фонит как от чернобыльского реактора без ремонта. Соответственно, контактировать с нами не в интересах местных тоже.
— А мне сдаётся, кто бы это ни был, он сильно настроен пообщаться, — отметил Павел, вглядываясь в даль.
Микроскопическая фигура действительно ускорила шаг, фактически бежала. Отсюда было заметно, что у неё (или у него) за спиной какой-то рюкзак или мешок, который… фигура остановилась, порылась в рюкзаке, вытащила свёрток поменьше и снова побежала в сторону станции.
— Всё это очень интересно, но у нас, господа, другая п-проблема, — сообщил Алексей.
— Какая?
— Мы п-потеряли время из-за того, что ошиблись с поворотом. Нам может не хватить времени, на которое рассчитано действие сыворотки. А отходняк от неё наложится на боль от наших травм и ранений, мало не п-покажется.
Про себя Влад отметил, что Алексей не стал срываться на Ставицком и ставить ему в вину ошибку с выбором тоннеля. По его тону даже показалось, что он даже рад такой оплошности.
Влад же пытался понять, что происходит и куда они вышли из тоннеля. И вроде как ответ был очевиден, но произносить вслух его не хотелось.
— Значит надо поторапливаться, — согласился Павел. — Александр Николаевич, учитывая то, как мы сюда попали, вы сможете нас вывести обратно?
Ставицкий, что-то быстро спрятал в карман, когда к нему повернулся пограничник.
— Думаю, что да, — быстро закивал он. — Надо только панель управления найти, чтобы фазу переключить.
— А если не переключить? — напрягся Влад, слабо понимая, о чём идёт речь.
— Ну, — заулыбался Ставицкий. — Тут два варианта в зависимости от вводных: либо нас выбросит обратно, либо нас разорвёт к х@рам собачьим.
— Как-то не по-научному ты изъясняешься, Александр Николаевич. Препод из тебя был бы так себе.
Они развернулись и двинулись обратно в спасительную темноту тоннеля, прочь с палящего солнца.
Взглянув на бегущую вдалеке фигуру, Влад обратил внимание на своих спутников. В ярком солнечном свете было заметно, что их кожа, а значит и его, покрыта пятнами, которые нельзя было назвать признаком здорового организма.
Язык нащупал шатающийся зуб, даже два, а на большом пальце правой руки «отклеился» ноготь. Было совсем не больно. Сыворотка глушила боль, но организм от этого не переставал разваливаться, получив смертельную дозу радиации.
Человек вдали продолжал бежать. Ну, пусть бежит.