Когда небо окрасилось в нежно-оранжевый закатный цвет, а Корон уже исходил всю избу вдоль и поперек от нетерпения, пришла Зайка и пригласила следовать за ней. Не то чтобы путникам был нужен проводник — вся деревня от мала до велика в нарядных одеждах спешили к месту проведения праздника — но вежливость требовала подождать, пока их проводят. Взрослые степенно шли, переговариваясь между собой, дети и подростки бегали туда-сюда по улице, взволнованные и радостные, но даже эта беготня казалась какой-то упорядоченной и целеустремлённой. Удивительно, но теперь люди, ещё недавно не дававшие гостям прохода и обсуждавшие буквально каждый чих путников, теперь едва обращали на них внимание. И повсюду, абсолютно повсюду — спокойное сосредоточение на лицах.
— По-моему, они все оставили свою суету в сегодняшнем утре, — заявил Дон, и это было идеальным описанием действительности.
Искра шла по вечерней улице, то и дело проваливаясь в какой-то радостный полусон. Сейчас она ещё этого не знала, но Хранительница стояла сейчас у истоков возникновения одного из самых светлых и радостных воспоминаний своей жизни. Годами позже она любила раз за разом “пересматривать” этот момент в своей памяти и, что интересно, особенно чётко вспоминались только люди, которые “забыли оставить суету в утре”, всё остальное сливалось в прекрасный витраж воспоминаний, который было интересно рассматривать только целиком, не уделяя внимание каждому отдельному фрагменту.
Девочка лет двенадцати с сосредоточенным лицом, поджав губы и заткнув уши ладонями ходит туда-сюда возле завалинки. Зубрит, повторяет на память. Что? Непонятно. Было похоже, что она шла по улице и вдруг поняла, что забыла что-то в том, что пыталась запомнить и заметалась на месте, пойманная внезапным возобновившимся страхом — «а вдруг ошибусь?».
Вереница мальчишек лет четырех-пяти двигается странным образом — два прыжка на правой ноге, два прыжка на левой, прыжок на обе ноги, остановка.
Подросток бежит, перебрасывая из одной руки в другую легкое охотничье копьё.
Девушка подбегает к парню и ехидно спрашивает его: “что, взял?”, и парень кивает ей в ответ, похлопав по груди. Лицо девушки загорается внутренним светом, она берёт его за руку, и они идут вместе.
Юноша останавливается прямо посреди улицы и несколько мгновений стоит, подрагивая плечами, а его расслабленные руки, как плети, болтаются вдоль тела. Он ещё раз встряхивается и идёт дальше. Его движения свободны и невероятно красивы.
Всем этим людям предстоит сегодня немалая работа. Но работа не рутинная, которой и так полна жизнь, а радостная, праздничная работа с собой.
Лесная дорога привела путников к обширному земляному амфитеатру. Ну, не совсем амфитеатру, мысленно поправила себя Искра. Вокруг обширной поляны поднимались пологие пригорки, замыкающие примерно три четверти круга. На этих пригорках рассаживались люди. В центре поляны несколько мужчин складывали костёр. На дальнем от входа и дороги конце амфитеатра сидели старики и старухи в светлых одеждах. Для них были устроены лавочки. Ближе всех к “сцене” сидела Белая Росомаха. У её ног на земле устроился Чёрный Волк. Приходящие люди подходили к Белой Росомахе и старикам и почтительно с ними здоровались.
— Это — Совет Белых, — пояснила Зайка, — наиболее уважаемые и мудрые из людей нашего племени. Они хранят нашу мудрость, помогают вождю принимать решения, судят тяжбы и предсказывают.
— Что предсказывают? — поинтересовалась Ависар.
— То, что пожелает рассказать Лес, — сказала Зайка. — Ну и ещё, конечно, характеры.
— Предсказывать характеры? — удивилась Ависар.
— Да. Когда рождается ребёнок — ему нужно дать имя. А как понять зверя, не зная нрав?
— Я думал, имя происходит от зверя-покровителя, — сказал Маиран.
— Так и есть, — ответила Зайка, но, сообразив, что её всё ещё не поняли, добавила. — Разве станет зверь покровительствовать человеку, который будет ему не по нраву?
— А что означает твоё имя? — живо заинтересовался этой темой Дон.
Зайка опустила взгляд.
— Заяц — особое имя, — медленно произнесла она. — Нас, как весенних зайчат, кормят все матери. Так называют того, чьи родители умерли, когда он был ещё младенцем.
— Извини, — проявил вежливость огородник.
— Тебе не за что просить прощения, — ответила девушка, — ты лишь узнал то, что и так все знают. И моё имя ничем не хуже любого другого, — с гордостью добавила она.
Половина амфитеатра по правую руку от Белых была многолюдна. Там собралось не меньше народу, чем днём собралось вокруг Круга Отрицания. Но для такого количества людей толпа издавала удивительно мало шума. Зайка проводила путников на другую, левую половину, а сама откланялась и ушла к своим.
Здесь было гораздо просторнее, люди сидели несколькими кучками и это были в основном молодые парни и девушки. Расспросив их, Корон выяснил, что это гости из других поселений, которые решили встретить это Полнолуние здесь. Они не были так сосредоточены, как хозяева, видно было, что они — лишь зрители, но не участники. Корон быстро нашёл общий язык с гостями деревни и начал обмениваться с ними разными историями. Вскоре почти вся левая половина амфитеатра собралась вокруг него.
“И этот человек умеет смущаться и краснеть от неловкости”, — удивилась Искра, глядя на то, как мальчик ловко обменивает истории об Орденах и вообще мире за пределами Леса на информацию об обычаях Лесного Народа.
Откуда-то прибежал Рыжий Белка и в красках рассказал историю появления путников в деревне, включая рассказ про Игру. Молодой охотник хлопнул Корона по плечу и снова убежал, оставляя юного Хранителя на растерзание теперь ещё более любопытных слушателей.
Улавливая эти разговоры Искра внезапно поняла, что Лесной Народ вовсе не представляет собой какую-то одну общность. Так, например, существовало два больших рода — Дети Зверей и Дети Деревьев и последние носили имена, связанные вовсе не с животными-покровителями, а с названиями растений. Был упомянут также и Горный Народ — тоже потомки аборигенов, выживших после колонизации Кай-Дон-Мона, но спрятавшиеся от Высоких Людей гораздо дальше вглубь Ничьих Земель. Насколько поняла Искра, они неохотно общались даже с Лесным Народом, не говоря уже обо всех остальных. Собеседники Корона упомянули какого-то человека со смешным именем Ржавый Лось, который отправился в горы и вот уже много лет живёт с Горным Народом. “И они его до сих пор не прогнали, так что и с ними, как оказалось, можно сладить”, — заявил один из парней.
К тому моменту, как сумерки окончательно сгустились, костёр в центре поляны запылал в полную силу, а Искра успела хорошенько рассмотреть всю “сцену” внутри амфитеатра. Между костром и Белыми — ровная утрамбованная площадка. Между Искрой и костром — ещё одна площадка, поменьше, наполовину усыпанная песком, наполовину — рыхлой землёй. Левее Искры вкопаны в землю четыре высоких, раз в шесть выше человека, столба. На выходе из амфитеатра, с другой стороны от костра относительно Белых, соломенные и деревянные мишени. На противоположной от Искры стороне арены установлено на двух столбиках горизонтальное бревно шагов десяти в длину. Как продолжения его с обеих сторон — по несколько пеньков разной высоты. По краю арены вьётся дорожка, изрытая ямами и кочками, как старыми, так и совсем свежими.
Чёрный Волк встал и вышел на ровную площадку. Гул голосов на мгновение усилился и смолк.
— Айа куэ вие морго паирасен! — провозгласил вождь.
— Айа! — хором ответили ему люди.
— Мы собрались здесь для того, чтобы отметить Полнолуние, — произнёс Чёрный Волк. — Пусть же те, кто покажут свою силу, ловкость, мудрость и чуткость будут вознаграждены, и пусть не будут вознаграждены те, чей час еще не пришел. Да поможет Лес выдать награды по справедливости. С вашим доверием в сердце объявляю: Праздник начинается!
Стоило смолкнуть последнему слову вождя, как раздался гулкий звук. Как только звук умер, ему вслед раздался ещё один. Размеренно и раскатисто над поляной разносилось бумммм… Бумммм… Буммм… Источником звука был большой бубен в руках мужчины, стоящего позади Белых. Он был очень высоким по меркам Лесного Народа, телосложением напоминал Дона — такой же длинный и сухощавый. Его движения были исполнены неторопливого достоинства. Ударяя в бубен, мужчина пританцовывал на месте, поворачиваясь и наклоняясь и Искра была готова поклясться, что в его то ли светлых, то ли седых волосах, спускающихся до плеч, не было именной косички.
Большому бубну ответил другой, из части круга напротив той, где сидели путники. Тот бубен был поменьше и звук его был выше и быстрее затихал. Второй бубен выбивал более сложный ритм, в промежутке между двумя ударами большого, он успевал откликнуться трижды.
Третий бубен раздался за спиной Искры. Он был больше второго, но меньше первого и его удары были будто бы эхом большого бубна, лишь на мгновение отставая от него.
На четвертом бубне, на дальней стороне поляны, играла молодая девушка. Её бубен был самым маленьким и торопливым. Иногда он смолкал и тогда девушка закрывала глаза, покачиваясь в такт большому бубну и дожидаясь момента, когда ей снова нужно вступить.
На утоптанную площадку вышел юноша и начал исполнять странный танец. Или это был не танец, но что тогда? Вот, под один ритм маленького бубна он пробежался по кромке вытоптанного места, странно пригнувшись. Потом смена ритма — и вот юноша двигается прерывисто и осторожно, будто крадётся. Сильный удар, несколько прыжков и последний, самый длинный прыжок, из которого он приземляется, кувыркнувшись по земле. Юноша встаёт на ноги и замирает ровно тогда, когда замолкает малый бубен. Или это девушка закончила играть в тот момент? Однако, её ритм продолжал идеально гармонировать с остальными тремя бубнами. Все четверо подстраивались под танцующего? Искра не могла этого понять. Гармония мелодии и танца была просто захватывающей.
Каждый раз, когда замолкал малый бубен, юноша замирал, логически заканчивая эту часть танца, после чего его поведение менялось. Порой он вел себя так, будто сейчас оторвется от земли и взлетит. Порой он пригибался так низко, что полз, касаясь животом земли. Искре казалось, он рассказывал какую-то историю, только в каждой части разную. Тут началась новая часть и девушке вдруг показалось очень знакомым то, как юноша двигался. В его походке было так же что-то очень похожее на первую часть, с которой все начиналось. Юноша вдруг остановился и оскалился и Искру осенило — точно так же бегала Юна. Псица и правда очень внимательно следила за танцором. Когда тот оскалился, шерсть на её загривке поднялась, но тут же опустилась, стоило ему изобразить другое. Искра поняла, что каждая часть танца изображала какое-то животное. Хранительница узнала зайца, белку, сову, но гораздо больше было зверей, которых она вроде бы узнала, но не смогла вспомнить их названия. Искра глухо затосковала. Иногда ей так не хватало потерянной памяти!
В тот момент, когда юноша замер в центре полянки лицом к вождю, все четыре бубна ударили одновременно и смолкли. Черный Волк поднялся.
— Благодарю тебя, Русый Лис за твой танец! — провозгласил вождь.
Вождь низко и почтительно поклонился танцору. Русый Лис ответил ему тем же, после чего удалился.
— А теперь пусть выйдут на полянку младенцы, ждущие того, чтобы стать детьми, — выкрикнул вождь.
Зрители отозвались радостным гулом, и на арену тут же выбежали дети возрастом где-то трех-четырех лет.
— Странные у них младенцы, — проворчал Дон. — Младенцы должны лежать в пеленках и орать.
— Младенцем считается ребенок до первой бусины, — объяснил Корон, но по непонимающим взглядам, вдруг обратившимся на него, понял, что этого объяснения недостаточно. — Возраст у Лесного Народа отмеряется бусинами. Тому, кто хорошо показал себя на празднике, выдают бусину. Получивший одну бусину превращается из младенца в ребенка, четыре — становится по всем законам взрослым. Дальше бусины всё так же выдаются, но их количество уже не играет роли в плане прав и обязанностей. Но если получишь шестнадцать, тебя будут очень уважать.
— А если никогда не получишь бусин — на всю жизнь останешься младенцем? — спросила Ависар.
— Нет, — улыбнулся Корон, — после четырёх лет точно станешь ребенком, в шестнадцать — взрослым. Но, получая бусины, ты доказываешь, что действительно достоин считаться тем, кем считаешься.
— Почему у них все завязано на четыре и шестнадцать? Четыре бубна, шестнадцать зверей, четыре года, шестнадцать лет, четыре косички? — спросил Маиран.
— Четыре — священное число. А шестнадцать — это четыре раза по четыре. Но почему четыре так важно, я не знаю, — пожал плечами Корон.
— Четыре — то число, на котором стоит мир, — пояснил кто-то из сидящих рядом Детей Деревьев. — Даже у вас по четыре Ордена в каждом направлении.
— Но направлений-то всего три, — возразил Дон.
— Это ваши проблемы, если вы не смогли довести дело до конца, — усмехнулся разговорчивый юноша.
А тем временем каждый ребенок подходил к вождю и тот негромко говорил что-то на ухо. Всего детей было около десятка. Они тихо и как-то пришибленно столбились на вытоптанной площадке. Черный Волк встал и начал громко и медленной читать странный стишок.
Оленица и Орёл встали на упавший ствол,
Горностая и Сову разглядели наяву.
Заяц спрятался за ствол, чтоб его не съел Орёл,
Но тот Птиц не хочет есть, Ёж принес дурную весть.
Стишок оставил Искру в недоумении. Он был дурацким и непоэтичным. После изысканной красоты первого танца он казался грубым и неуместным. К тому же читал Чёрный Волк медленно, чётко и совершенно без выражения. Однако почти сразу стало понятно, почему дело обстоит именно так.
Дети слушали вождя и изображали то, о чём он говорил. У каждого ребёнка была своя роль. Каждый изображал определённого зверя. Причём дети не только совершали те действия, о которых повествовал немудрёный сюжет стишка, но и, подобно Русому Лису, пытались передать повадки зверя, пусть и не с таким мастерством, как взрослые.
— Горностайчик-то как живой… — мечтательно протянула Наяна.
Искра обернулась к скрытнице и чуть не подпрыгнула от неожиданности. Наяна улыбалась. Улыбалась совершенно обычной доброй человеческой улыбкой, пусть и сдобренной лёгкой хитринкой. Искра впервые видела Наяну такой беззаботной. Скрытница с удовольствие смотрела на детей и, казалось, совершенно не собиралась скрывать, что зрелище ей нравится. От этой улыбки Наяна выглядела лет на десять моложе, почти девочкой.
Искра от удивления так увлеклась наблюдением за Наяной, что чуть не пропустила конец представления. Стишок закончился, дети поклонились Белым и зрителям и столпились на площадке, внимательно смотря на вождя. Тот шептался о чём-то с белой Росомахой.
— Я благодарю всех вас за ваши истории. Трое из вас показали, что Лес живёт в их сердце! — наконец, объявил Чёрный Волк. — Пусть подойдут ко мне те, кто были Горностаем, Ежом и Волчицей.
Два мальчика и девочка подошли к вождю, остальные дети вернулись на места, стараясь скрыть разочарование.
— Вот твоя нить, Рыжий Кот, и пусть она даёт тебе связь с друзьями, — сказала Чёрный Волк, протягивая нитку с одной бусиной мальчику, игравшему Горностая. Тот радостно принял её, поднял над головой, показывая толпе и издал радостный мурлычащий звук. Толпа отозвалась поздравительным гудением.
— А твоя нить, Русый Барсук, пусть ведёт тебя вдаль, когда придёт время, — второй мальчик с поклоном принял нить и прижал её к груди. Его тоже поздравили.
Девочке, игравшей Волчицу, бусину вручила Белая Росомаха.
— Вот твоя нить, Бурая Мышка, и пусть эта бусина напоминает тебе, что бояться не нужно, — посоветовала ведунья.
Девочка взяла нитку, уронила её и, окончательно смутившись от всеобщего внимания, вдруг схватила Чёрного Волка за штанину и спрятала лицо в его одежде. Вождь рассмеялся и ласково погладил девочку по голове. Отцепил её ручки от своей одежды, поднял нитку с бусиной с земли, намотал девочке на руку. Мышка опять попыталась было спрятаться, но тут подошла женщина, видимо ей мать. Женщина и вождь обменялись такими добрыми и гордыми улыбками, что Искра отбросила последние сомнения в том, что Мышка — дочь Чёрного Волка.
— Надо же, какой он милый, когда не пытается нас выгнать, — сказал Ренар, тоже не оставивший эту сцену без внимания. — Вот так посмотришь — такой добрый дядя. А Корона обмануть пытался.
— Как ни посмотри, мы тут чужаки, — ответил Корон, — и последствия нашего тут пребывания трудно пока представить.
— Впустить нас — значит впустить в свою жизнь перемены, — сказала Наяна, — а счастливые люди хотят перемен меньше всего.
— Э! — возмутился Дон. — Вот я сейчас думаю, ты кем меня считаешь — несчастным нытиком или плесневелым консерватором? Даже и не знаю, что обиднее.
— А что, ты многое хотел бы изменить в своей жизни? — улыбка Наяны исчезла, она снова стала скрытницей.
— С полсотни вещей наберётся сходу! — бодро ответил Дон. Глаза его блестели азартом.
— Например?
Дон открыл было рот, чтобы начать перечисялть, но Наяна его перебила.
— Таких вещей, которые не были бы связаны с едой и одеждой, а то знаю я тебя.
Дон захлопнул рот, но сдаваться явно не собирался, потому что через пару мгновений открыл его снова.
— Мне бы хотелось, чтобы на облаках можно было летать. А ещё чтобы города были соединены друг с другом подземными тоннелями, по которым бегали бы самоходные телеги. И чтобы имена у людей были более разнообразные. А то я знаю восемь разных Талешей и сам чёрт ногу сломит каждый раз объяснять, кого я имею в виду…
— Кто такой чёрт? — наконец, задала Наяна вопрос, который волновал Искру уже давно.
— И чтобы я мог прямо сейчас дать тебе ответ на этот вопрос! — на ходу сориентировался Дон. — И чтобы каждое утро меня будила толпа прекрасных девушек, которые приносили бы мне чай и пирожные на завтрак, где бы я ни находился!
— Тшшшш! — зашипели на Дона соседи, напоминая, что праздник-то продолжается и их разговоры мешают.
Дон что-то пробурчал в ответ и замолк, но выглядел он скорее довольным, чем расстроенным.
***
Дон полулежал, опершись на локоть и смотрел представление. Это, вроде бы, был отдых, но благодаря многолетней привычке к внимательному наблюдению, он подмечал множество мелких деталей. Например, то, что взрослые, хотя и были очень рады, получив бусину, никогда не показывали свое расстройство, если бусина им не доставалась. "А что, отличная позиция — не ожидать бусину, но радоваться ей" — одобрил такую стратегию огородник. Ещё к интересным наблюдениям можно было отнести то, что на четвертом бубне, выбивавшем самый сложный ритм, играл все время близкий человек выступающего. "Все разумно", — решил Дон, — "этот бубнист должен хорошо подстраиваться под выступающего и поддержать его, если вдруг что". И все же праздник Дону быстро наскучил. По сравнению с буйными играми Ре-Дон-Гонской молодежи, все было каким-то слишком уж безопасным. К тому же, вопреки ожиданиям, никто из выступающих ни разу не использовал магию. Они бегали наперегонки по кругу, изрытому ямами, влезали на столбы, метали копья, боролись друг с другом… На развлечения подобного рода Дон вдоволь насмотрелся ещё в детстве, когда его отец-кузнец брал его с собой на ярмарки. Что-то более-менее интересное происходило только на противоположной стороне, там где было вкопано в землю горизонтальное бревно с пеньками. Местные поэтично называли это место “Тропой Ветра”. Проведя в уме нехитрые вычисления, Дон понял, что самый высокий процент получивших бусины как раз среди выступавших на Тропе. Но, во-первых, даже там порой происходило что-то банальное, вроде попыток двух парней сбросить друг друга с бревна, а, во-вторых, свет костра мешал хорошо разглядеть происходящее. И когда очередной выступающий начал выплясывать на Тропе что-то похожее на открывающий Праздник танец Русого Лиса, Дон решил переползти дальше влево. А потом ещё немного. И ещё немного. Пока, наконец, не устроился рядом с парнем, который сидел там в гордом одиночестве, с хорошим видом на Тропу и совсем близко от арены. Парень оглянулся на Дона, но ничего не сказал и снова уставился на представление.
К Тропе подошла девочка лет четырнадцати. Она заметно прихрамывала, и Дону даже не нужны были пояснения Ависар, чтобы опознать в криво стоящей левой ступне неправильно сросшийся перелом. Девочка заметно волновалась, теребя руками край рубахи. Но вот вступили бубны — и она тут же выпрямилась, приосанилась и её лицо приобрело такое характерное для всех выступающих выражение. Дону было очень хорошо знакомо то состояние, в котором они пребывали. Именно в таком состоянии можно, например, “нырнуть”, или приземлиться при падении с обрыва каменоломни без вреда для здоровья. Если ты маг Земли, конечно.
Выступающая взяла протянутую ей другой девушкой глиняную миску с водой и шагнула вперёд. Её хромота вдруг исчезла. Теперь она спокойно наступала на левую ногу, хотя чаще всё-таки замирала на правой. Она тоже изображала зверей в танце, но как-то не настолько явно, как прочие. Будто это были не звери, а лишь их тени на стене. Видимо, для неё было важнее не пролить воду. Отсюда Дону было хорошо видно каждое её движение — плавное и изящное. Она могла бы составить конкуренцию танцовщицам Кирфая. Вот только кто же наряжает танцовщицу в такую одежду — рубаха чуть ли не по колено, будто с чужого плеча, да мешковатые штаны? Это же преступление!
Левая нога девочка всё же её подвела. Вскрикнув, она упала на колено и закачалась, пытаясь сохранить равновесие. “Тьфу, чёрт, сглазил!” — обругал себя Дон и сосредоточился на том, чтобы мысленно поддержать девчонку. Она, наконец обрела равновесие, но не поднималась, а сидела на колене, широко раскинув руки и опустив голову. Намокший от плеснувшей воды рукав предательски темнел в свете костра. “А ну не сметь мне тут сдаваться!” — с неожиданной яростью подумал Дон, — “ты не для этого сегодня ступила на Тропу, чтобы вот так просто отступить!”. Три бубна продолжали свой монотонный бой, сливаясь со стуком сердца в ушах. Четвёртый бубен молчал в руках молодого парня.
Девочка подняла голову. В тот же момент четвёртый бубен запел вновь. Дон выдохнул (оказывается, он совсем забыл дышать). Рядом с ним раздался такой же вздох облегчения. Дон снова переглянулся со своим соседом, но они вновь промолчали.
Девочка продолжила путь по Тропе и остаток её прошла безукоризненно. Спустилась с последнего столбика, передала миску подошедшей к ней девушке и направилась к вождю и Белым — медленно, неохотно, ссутулившись и подволакивая ногу. Из толпы зрителей раздалась мелодичная трель. За ней ещё одна. Дон обзавидовался — в юности он уделил немало времени, чтобы выучиться искусству свистеть на разный лад, но на такие рулады он был по сей день неспособен. Услышав посвист, девочка взяла себя в руки и к Чёрному Волку подошла уже выпрямившаяся и гордая.
— Приветствую тебя, Бурая Кабарга! — произнёс вождь. — Благодарю тебя за этот путь по Тропе. Он был воистину прекрасен, — девочка явно уже собралась откланяться и уйти, но вождь её остановил. — Погоди. Где твоя нить?
Девочка радостно пискнула и достала нить о трёх бусинах.
— Кто среди нас умеет не отступать лучше тебя, Бурая Кабарга? — улыбнулся Чёрный Волк. — Сегодня ты вновь это доказала. Возьми же бусину и не отступай и впредь.
Прежде, чем Бурая Кабарга успела уйти, к ней подбежал парень, игравший на бубне и что-то ей протянул. Она негромко ему ответила, Дон не смог разобрать ни слова, как ни старался. Чёрный Волк расхохотался, а потом вновь громко обратился к людям.
— Пусть же все знают, что сегодня ночью Бурая Кабарга приняла от Русого Ежа берестяной браслет!
Толпа отозвалась радостным гудением и отдельными выкриками, похоже, на Древнем языке Кай-Дон-Мона.
— Эй, — Дон ткнул локтем соседа в бок, — что там произошло?
— Ёжик Кабаргу оберестил, — меланхолично отозвался сосед.
— Это Чёрный Волк сказал. Что это значит-то?
Сосед смерил Дона таким взглядом, будто сомневался в его умственных способностях, но всё же снизошёл до ответа.
— Теперь он — её жених, а она — его невеста.
— Ооо, — только и смог проговорить Дон.
***
— Но она же пролила воду! — заметил Ренар. — Почему же ей дали бусину?
— Важно не то, насколько хорошо выполнено задание, — ответил Арн, — важно то, насколько человек вырос, насколько он делает что-то лучше, чем он делал раньше.
Искра удивлённо посмотрела на эльфа. Кажется, впервые с тех пор, как он признался в своей эльфийской сущности, он заговорил с кем-то кроме неё, когда его не спрашивали напрямую и когда в этом не было необходимости. Поистине, этот Праздник творил чудеса.
— Арн, а от-ткуда ты знаешь такие тонкости? — поинтересовался Велен.
Арн немного напрягся, но отпираться не стал.
— Я несколько лет жил здесь, когда был маленьким, — ответил он. — Немногое с тех пор изменилось.
— А что ж ты раньше молчал?! — воскликнул Корон.
— Вы не спрашивали, — Искре показалось, что глаза Арна озорно блестят. — К тому же, человеку с человеком договориться гораздо легче, чем с эльфом.
— Но я же мог проиграть, — прошептал Корон.
— Точно так же, как и я, — кивнул Арн, — но шестнадцать зверей решили, что этому не бывать.
***
Корон едва не пропустил начало следующего выступления, подбирая слова, чтобы объяснить Арну, что это было безумием — доверять дело ему, мальчишке, знавшему о традициях Лесного Народа из трижды перевраных старых книжек, вместо того, чтобы решить вопрос самому. Эльфы — народ мудрый и знающий. Кто сможет лучше разобраться в такой ситуации, чем эльф, проживший в этой самой деревне несколько лет. Интересно, “несколько” — это сколько? Всё что угодно, начиная от двух и заканчивая… заканчивая сотнями? Книги, которые читал Корон, полагали эльфов бессмертными существами. “Я жил здесь несколько лет, когда был маленьким”, — беззвучно повторил про себя Корон. Интересно, до какого возраста эльфы считают себя маленькими? Корон заставил себя отвлечься от размышлений о возрасте Арна и снова посмотрел на арену.
По Тропе шла девушка лет восемнадцати. Она не шла, а, скорее, скакала. Прыгала, почти перелетала со столбика на столбик — то вперёд, то назад. В её движениях угадывались отчётливо птичьи повадки.
— Неса! — вдруг раздался из толпы одиночный выкрик.
Выкрик застал девушку в момент приземления. Она замерла на вершине столбика в неудобной позе, с трудом ловя равновесие.
— Асен! — раздался ответный крик Чёрного Волка. Вождь выглядел сердитым.
Услышав второй окрик, девушка вновь зашевелилась. Найдя крикуна в толпе, она погрозила ему кулаком и продолжила путь. В конце пути она получила от вождя бусину (кажется, пятую) и напутствие:
— Держи свою нить, Русая Синица и пусть она научит тебя лучше выбирать тех, кому доверяешь.
— Я очень хорошо выбираю, Чёрный Волк, — задорно ответила девушка. — Он ведь подождал, пока я приземлюсь.
“Право на неса”, — вдруг понял Корон. В своё время упоминание этого права в одной книге поставило его в тупик. “Право на неса — право, вручаемое равному. Тот, кто обладает этим правом, может остановить того, кто ему это право вручил”. Вот оно как выглядит, оказывается. “Асен”, — несколько раз повторил он про себя слово, которое произнёс вождь. Стоило полагать, “неса” означало неподвижность, а “асен” — движение.
***
Опять какие-то парни и девушки бегали наперегонки по кругу, на сей раз с завязанными глазами. На удивление, они почти не оступались. Дон зевнул, и стал раздумывать над тем, как это действо можно было сделать интереснее. Огородник внимательно осмотрел тропинку, по которой бегали выступающие. “Они, должно быть, постоянно тут тренируются. От того и не оступаются, что всю тропу ногами помнят”, — решил было он. “Ага, а новые рытвины для кого накопали?” — встрял другой внутренний голос, менее сонный и от того более придирчивый. “Они постоянно бегают по этой тропе, а потом приходят и глазами запоминают новые ямы, пока ждут своей очереди”, — внёс Дон коррективы в своё представление об этом конкурсе, — “вот если бы посадить мага Земли, который бы эти ямы прямо по ходу гонки делал — вот это было бы интересно”. Дон уже собрался было опробовать свою идею на практике — начинался новый забег — но вдруг вспомнил, как серьёзно Корон пообещал вождю отвечать за все действия своих друзей. Ещё пару мгновений поборовшись с соблазном, Дон переключился на новую мысль.
— Интересно, а что будет, если я вылезу на арену с выступлением? — Дон запоздало сообразил, что говорит вслух. Пришлось сделать вид, что он обращается к соседу.
Сосед флегматично жевал соломинку. На вопрос он отреагировал тогда, когда пауза уже начала становиться неловкой.
— Полагаю, мы все очень внимательно на тебя посмотрим, — наконец, проговорил он.
Дон восторженно посмотрел на соседа, потом мельком обернулся на Арна, пытаясь найти какое-нибудь сходство. Увы, курносый, рыжий и конопатый, да к тому же ещё и полноватый собеседник на эльфа не походил ни коим образом.
— То есть меня не прогонят? — уточнил он.
— Не прогонят, — согласился сосед, — но и бусины не дадут.
— Ха! — фыркнул Дон. — Дались мне ваши бусины! Но неужели нет никаких правил, чтобы выступающим не мешали?
В голове у Дона зрели просто головокружительные перспективы разнообразных срывов Праздников — от корзины гнилых яблок до тонн жидкого навоза. Собеседник молчал.
— Когда мне было три бусины, — сказал он спустя несколько минут, когда Дон уже мысленно понастроил земляных ловушек на арене, — я натянул верёвку и дёрнул её, когда мимо пробегали бегуны.
Дон навострил уши, обрадовавшись неожиданному проявлению в таком внешне флегматичном и медлительном человеке брата по разуму.
— И что случилось? — не вытерпев паузы, спросил огородник.
— Вождь отобрал у меня третью бусину и сказал, что вернёт, когда я поумнею, — сосед повернулся к Дону и ухмыльнулся.
У Дона возникло нехорошее чувство, что он смотрит в зеркало. Весьма странное, и предположительно, кривое, но не узнать собственную усмешку было невозможно. Выждав, пока это будет выглядеть хоть немного вежливо, Дон перебрался обратно — к своим.
***
Искру неудержимо клонило в сон. В отличие от Корона вечером ей не удалось ни поспать, ни хотя бы вздремнуть. Наверное, было бы интересно присутствовать на этом празднике, если бы Искра хорошо знала всех этих людей. Было бы здорово посмотреть, как соревнуются в чём-то подобном Маиран, Ренар, Дон и другие её друзья. Но смотреть на игрища незнакомцев было интересно только с теоретической точки зрения. Хотя некоторые выступления Искру впечатлили. Она хорошо запомнила Бурую Кабаргу, посмеялась над происшествием с Русой Синицей, восхитилась Чёрным Тетеревом, который пробежал круг с закрытыми глазами, вдобавок неся на закорках младшего брата, но в целом все имена и лица забывались раньше, чем выступающий успел сесть на своё место. Хотя нет, была ещё одна девочка, получившая четвёртую бусину, появление которой почему-то врезалось в память, несмотря на сонливость. Будто это было очень важно.
В самом выступлении девочки не было чего-то очень необычного (разумеется, в сравнении с прочими). Девочка танцевала на Тропе с лёгким охотничьим копьём. Её танец был менее артистичным, чем многие другие, но физически сложным. Особенно Искру впечатлил кувырок, выполненный прямо на бревне, не выпуская копья. Но в памяти отпечатался именно последующий разговор с вождём.
— Благодарю тебя, Золотая Рысь, за этот танец! Ты показала нам, что твоя ловкость с годами только растёт, — сказал Чёрный Волк. — Да будет новый возраст тебе наградой!
Девочка радостно достала нитку и протянула её вождю, но вдруг, совершенно неожиданно отскочила на шаг назад, пригнулась и, казалось, ощетинилась. По её виду можно было подумать, что сейчас она направит копьё на Чёрного Волка и бросится в атаку. На месте вождя Искра непременно встала в боевую стойку — просто на всякий случай. Судя по короткому движению со стороны Маирана, его рефлексы говорили о том же. Чёрный Волк, однако, дёргаться не стал. Он просто очень выразительно посмотрел на девочку. Выдержав достаточную паузу, чтобы она поняла, что её поведение привлекает лишнее внимание, он протянул ей нить.
— Возьми свою нить, Золотая Рысь, и пусть она напоминает тебе, что вершится лишь то, что дóлжно.
У девочки не осталось другого выбора, кроме как выпрямиться, подойти обратно и принять нить. Взяв её, она повернулась к путникам и смерила их настолько долгим взглядом, насколько было возможно, не задерживая следующего выступающего.
— Что это она? — удивился Маиран. — Они, вроде, все радуются бусинам.
— Так это ж Рысь, — отозвался один из гостей, — от неё всего можно ожидать.
— Особенно от этой Рыси, — со смешком добавил другой.
***
К середине ночи, когда луна поднялась в зенит, по рядам прошлись женщины, раздавая всем угощение — гречку и травяной чай. Велен с удовольствием приступил к еде — за эту ночь он успел порядком проголодаться.
Искра съела первую ложку, а потом с подозрением уставилась на свою миску. И, похоже, даже принюхалась. Велен тоже обратил на еду чуть больше внимания.
— Что-то не так с этой гречкой, — пробормотала Хранительница, но продолжила есть.
Велен ещё раз попробовал. Гречка как гречка, гораздо лучше, чем он мог бы сварить сам. По крайне мере, она была не подгоревшей — это он мог сказать точно.
— Она несолёная, — ответил Арн.
— А почему? — удивлённо переспросила Искра.
— Потому что таковы местные представления о праздничном угощении, — эльф улыбнулся. — Дань тем временам, когда их предки не использовали соль.
— Эт-то, наверное, было страшно д-давно, — предположил Велен.
— Да, давно, — согласился Арн, — но благодаря этой традиции они помнят, что так было.
От внимания Велена не укрылось, что несколько гостей из другой деревни смущённо переглянулись — видимо, они о смысле этой традиции не задумывались. Так и хотелось спросить у Арна, не застал ли он те времена. Но это был бы крайне нетактичный вопрос — не зря же Арн так избегал вопросов о своём возрасте. С другой стороны, какими бы долгожителями ни были эльфы, того, кто родился в те времена, всё равно считали бы старым. Наверное.
Велен посмотрел на Арна, прикидывая, сколько ему лет. “Думаю, он очень молод по эльфийским меркам”, — решил светляк, — “в переводе на человеческие годы лет восемнадцати-двадцати”. Или, может, так казалось потому, что Арн выглядел лет на двадцать? Да и какой возраст считается у эльфов “подростковым” или “очень молодым”? Велен не знал ответов. “Пятьдесят лет назад Арн оказал неоценимые услуги Ордену Света. Значит, на тот момент он уже был в состоянии что-нибудь такое совершить. Значит ему точно не меньше семидесяти”. Велен ощутил холодок между лопаток. И окончательно сбился с мысли, поймав взгляд Арна — почти жалобный, просящий. Велен махнул рукой, мол, забыли, Арн едва заметно кивнул и отвернулся. Велен понял, что он уже давно не сомневается, что Арн владеет телепатией. Но его это пугало не так сильно, как могло бы испугать кого-то другого. Когда живёшь в Ордене Света, привыкаешь, что то, о чём ты думаешь, может стать известно другим людям. Да даже если и не людям.
После еды неожиданно началась поэтическая часть вечера. Велен передвинулся поближе, чтобы лучше слышать. Он всегда испытывал определённую слабость к этой наивной поэзии Малых Народов. На самом деле такого рода стихи напоминали поэтические предсказания, особенно сложенные молодыми, неопытными предсказателями. И, возможно, выполняли сходные функции. Переговорив с сидевшими рядом гостями деревни Велен убедился, что, как он и подозревал, стихи являлись переводами легенд, которые традиционно рассказываются на Древнем языке. Лесной Народ полагал, что только стихами можно хоть как-то перевести слова Древнего языка Кай-Дон-Мона на Общий, не потеряв смысла. Почти все, выступавшие со стихами, были в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Учитывая возраст авторов, можно было придираться к стилю ещё меньше. Но Велен видел, как поморщилась Искра от одного из наименее удачных мест. Видимо, тонкая душа Хранительницы не выдержала такого количества наивной поэзии, и она уползла подальше и задремала.
Неожиданно внимательным слушателем оказалась Ависар. Похоже, она вполне искренне радовалась за тех детей, которые получали бусины за чтение своих стихов.
— Н-не знал, чт-то в Ордене Ц-целителей ценят поэзию, — сказал он.
— Когда я была маленькой, я тоже писала стихи, — ответила Ависар, откидывая волосы за спину. — И мои стихи были хуже многих, которые мы сегодня услышали.
— П-по-моему, самое ст-трашное — то, что нужно читать стихи перед всеми, — признался светляк.
— Да? — Ависар улыбнулась. — Не думала, что ты боишься выступать на публике.
— С-сейчас не боюсь, — согласился Велен. — Но научиться этому было непросто. Очень т-тяжело учиться г-говорить на публику, к-когда ты ещё и з-заикаешься к тому же.
— Я заметила, что ты не заикаешься, когда говоришь что-то важное.
— Пришлось, — Велен пожал плечами, — однако, избавиться от з-заикания совсем мне так и не удалось.
Когда сказания закончились, к Белым подошли, держась за руки, парень и девушка. Они поклонились и, похоже, совершили несколько жестов вроде тех, которые используют глухие.
— А я уж думал, вы передумали, — широко улыбнулся Чёрный Волк, и возвысил голос. — Слушайте все! Эти двое — Русый Медведь и Русая Белка — желают пожениться. Четыре месяца минуло со дня их помолвки и потому сегодня мы можем начать свадьбу!
Толпа радостно загудела и засвистела. Вождь и ведунья встали и повязали что-то на руки молодым людям, жениху — на правую, невесте — на левую. Велен вопросительно обернулся к Арну.
— Это кожаные браслеты — символ брака, — объяснил эльф. После помолвки с берестяными браслетами будущие супруги делают кожаные браслеты и отдают их на хранение ведунье. Теперь, когда им повязали браслеты, начинается свадебная церемония. У неё много этапов, но на большинстве из них я никогда не присутствовал.
Его объяснение прервал следующий крик Чёрного Волка.
— А теперь, дорогие мои, идите домой. Для вас сегодняшний Праздник окончен, — он поцеловал жениха и невесту в лоб, развернул их и подтолкнул. Парень и девушка побежали вперёд и, не размыкая рук, прыгнули прямо через костёр. — Вы хорошо начали! — подытожил Чёрный Волк. — Ступайте домой, и помните — не спать!
Жених и невеста удалились, сопровождаемые возгласами “не спать!”, хором выкрикиваемыми зрителями.
— А почему не спать? — заинтересовался Ренар.
— А зачем? — лукаво ответила ему Ависар. — Есть много других, более интересных вещей, которыми можно заняться в первую брачную ночь,
Велен не был уверен, но ему показалось, что страшник смутился.
Чёрный Волк поднял руки и воцарилась тишина, нарушаемая только треском костра.
— Да судит Солнце, должно ли быть этому браку, — проговорил вождь и толпа ответила ему теми же словами. — Да будут клятвы принесены тем, кто их достоин, — толпа послушно повторила и эти слова. — Да будут клятвы приняты теми, кто может верно ими распорядиться, — вновь ответ. — Да будут все присутствующие свидетелями тому, что свадьба началась.
— Началась! — подтвердили зрители.
После этого выступали люди с песнями. Песни все сплошь были на Древнем языке, но стиль исполнения (всегда на несколько голосов, причудливо сплетающихся друг с другом) пленял вне зависимости от наличия или отсутствия слов. Другим словами, Велену было абсолютно всё равно, что они поют. Слишком хорошо было то, как они это делают.
— Это, д-должно быть, похоже на т-традиционное хоровое пение Ледаса? — спросил он у Лины.
— Да, что-то общее есть, — согласилась Лина, слушавшая с профессиональным интересом и даже мурлыкавшая что-то себе под нос. — Должно быть, наше пение заимствовано у Малых Народов.
— З-звучит весьма л-логично, — кивнул Велен. В самом деле, в землях Нейтральных Орденов влияние древней культуры Кай-Дон-Мона чувствовалось куда сильнее, чем в исходно Тёмных или Светлых регионах.
Потом вновь потянулись выступления, похожие на начальную часть, но Чёрный Волк почти не давал бусин. Видимо, теперь выступали те, кто не был в достаточной степени готов или решил выступить спонтанно. Участвовали даже некоторые гости из соседних деревень, правда, только в соревнованиях вроде метания копий или бега.
***
Искру растолкали на исходе ночи, когда небо уже заметно посветлело. Костёр догорал, люди стягивались на поляну, образовывая два круга. Во внутреннем кругу, взявшись за руки и повернувшись лицом наружу стояли те, кто получил сегодня бусины. Внешний круг состоял из остальных людей, которые, даже став друг к другу почти вплотную, едва уместились на арене. Как только круги устроились, раздалось мерное гудение. Искра поняла, что гудят люди. Справа от неё точно так же, не размыкая губ, загудел Арн. Слева, поддаваясь порыву, загудел Маиран. Искра тоже попробовала и со второй попытки влилась в общий хор. На ближайшие минуты все люди превратились в одно целое, объединённые общим вибрирующим, поющим воздухом. Когда у человека заканчивался воздух, он вдыхал и вновь присоединялся к хору. Но слышно паузы было только тогда, когда замолкал кто-то из соседей.
Искра стояла между Арном и Маираном и наслаждалась ощущением покоя и общности. Единственная мысль, которая иногда пробивалась сквозь это ощущение была лёгкая зависть к тем, кто стоял во внутреннем круге. Как это, наверное, было хорошо — стоять там, зная, что сегодня ты доказал себе и другим, что умеешь больше, чем раньше, держать за руки двух других таких же счастливчиков, чувствовать спиной тепло догорающего костра и быть окружённым со всех сторон звенящим, живым воздухом, наполненным благодарностью людей, рядом с которыми ты живёшь.
Прямо напротив Искры стояла, прикрыв глаза и немного покачиваясь из стороны в сторону, Бурая Кабарга. Судя по безмятежной улыбке девушки, она была совершенно счастлива.