К их приходу подкоп был уже готов. Реморазы послушно отступили, продемонстрировав почти идеальную дыру под стеной, через которую им предстояло вернуться обратно. “Если преуспеем”, - поправила себя Кьяра. На душе был странный холод, как перед битвой с Хисрамом.
Когда отряд прошел через этот лаз, Эридан подозвал к себе Сехтена и Кьяру. На почтительном расстоянии от основных сил исчадие перенесло всех троих на Эфирный план. Почти ничего не изменилось, только краски потеряли насыщенность и контуры — четкость. Тут и там мелькали какие-то тени, испуганные незваными гостями. В привычном мире Анеркаш принял облик Эридана. Та же внешность, одежда и доспехи, только белобрысый никогда не сутулился и не переминался с ноги на ногу, снедаемый школярской робостью. Впрочем, кто с такого расстояния разберет? Мэб и вовсе не знакома с Эйлеваром, чтобы по таким ничтожным признакам заподозрить подмену. Это не иллюзия, которую легко распознать магическим взором, а самая настоящая физическая трансформация. Ай да Анеркаш, а он искусен. Элледин и Дефераер двумя молчаливыми стражами сопровождали самозванца, до одури напоминая ангела и демона.
От странных мыслей чародейку отвлек голос Эридана. Он наклонился в седле и протянул ей флягу для ловли душ:
— Это, если я не преуспею.
Вместе с флягой в ладонь Кьяры он вложил фамильный перстень.
— А это, если придется бежать отсюда, — объяснил белобрысый. — В Уотердипе есть таверна “Золотые ножны”. Продемонстрируй кольцо хозяину, скажи: “все или ничего” и что ты от меня. У него хранятся векселя в банках Уотердипа. Достаточно средств, чтобы всю жизнь ни в чем не нуждаться.
“Какая забота”, - раздраженно подумала Кьяра, и ее хвост дернулся. Она и сама была не бедна, и ей уж точно были не нужны немыслимые богатства.
— Если встретишь Зариллона, скажи, что я очень сильно разочаровался в нем, — угрюмо добавил эльф, выпрямляясь в седле. — Пусть ждет в гости.
В голосе прозвучала угроза, и Кьяра вновь дернула хвостом. “Какой же он упрямый и жестокий”, - подумала она с досадой.
— Береги себя и не лезь в пекло, — тихо добавил эльф и тронул кошмара.
Они и так уже слегка отстали от основного отряда. Откуда-то издалека ветер доносил гул сражений, мрачная ледяная пустыня простиралась насколько хватало глаз, небо было низким и черным, словно портьеры в их спальне. Из снежной дымки показались крупные фигуры, скрюченные и исковерканные, словно потекшие свечи. Эти существа, медленно ковыляя, приближались, и чем ближе они подходили, тем больше Кьяра вспоминала о них. Фоморы. Некогда самые могущественные и прекрасные создания Страны Фей, за жажду власти низвергнутые в глубины Фейдарка, вынужденные нести на себе страшное проклятие немыслимого уродства. Они словно вышли из кошмара: глаза, носы и рты в самых неожиданных местах, странно распределенные по телу конечности. Их сопровождал обезглавленный труп верхом на мертвой лошади, а в руке — ухмыляющаяся эльфийская голова с глазами, горящими, словно свечи в прорезях фонаря. За спинами великанов и всадника клубилась неоднородная масса теней, которая все сгущалась и сгущалась в полном ледяном безмолвии, пока Кьяра не различила отдельные фигуры. Согбенные, ковыляющие, словно пьяные повесы у кабака. Мертвецы. Глаза ярко сияли в темноте, в них не было ни злобы, ни алчности, только холодный блеск поднявшей их на ноги магии, могущество воли, заставившей их служить вопреки собственной смерти. Холодные струйки пота побежали по спине чародейки. Такая мощь! Их отряд казался таким маленьким перед лицом этой армии.
Войско Эридана остановилось, и самозванец вынул из мешка голову Принца Мороза, высоко подняв над собой.
Бах! — Элледин, Дефераер и еще несколько эльфов отлетели в стороны, оттесненные невидимой силой. Лже-Эридан удивленно огляделся по сторонам. Он оказался заперт внутри полупрозрачного куба, а высоко в небе показалась крылатая фигура.
Вражеское войско мгновенно снялось с места, разрывая снежную пелену. Морозный воздух пронзило зловещим криком, из бесформенных теней выскочил черный единорог — пугающий вестник Мэб, — и гвардейцы невольно вздрогнули. Волна темной плоти покатилась к отряду, угрожая смести эльфов, и две фигуры Лемифинви, вооруженные шипастыми кнутами, скользили в этой клокочущей пене, смертоносные в своем изяществе. Кьяра выступила из Эфира и взметнула руки в жесте, который однажды подглядела у Эрты. Громыхающая волна пламени прокатилась по первым рядам вражеского войска, сметая замороженную гниль, изгоняя магию смерти из оскверненных трупов. Безголовый всадник и единорог занялись пламенем, а вот оба Лемифинви прошли сквозь огонь, не опалив и волоса.
Стена огня упала, оставив взметнувшийся пепел и клубы пара от талого льда, и два отряда с грохотом сошлись. На мгновение все смешалось в облаках водяного тумана: эльфы, полыхающие мертвецы, фоморы — и Кьяра замешкалась, не зная, кого бить в этом бурлящем котле остервенело сражающихся тел. Ее глаза выхватывали отдельные разрозненные фрагменты, вспыхивающие и мгновенно исчезающие, не оставляя времени на раздумья. Вот Лемифинви, благоразумно прятавшийся за тушей фомора, схлестнулся с Меллотом. Удар шипастым кнутом оказался болезненным, но секунду спустя соотношение сил сместилось в сторону эльфа — Задар пришел на помощь товарищу, и вместе они зажали фею в клещи. Неподалеку Лаемар бился с двойником феи, но ему повезло меньше. Отвлеченный юрким противником, он не заметил палицы фомора. Его смело одним мощным ударом, и фиолетовый скрылся из виду, поглощенный густой массой мертвецов. Кьяра даже не успела сообразить, куда он упал, чтобы хоть как-то помочь. Яркая вспышка — Элледин выпил зелье, и его ореол начал сиять, словно он и правда небожитель. Нападавший на него Лемифинви слегка отступил, как и мертвецы, отпрянувшие от гвардейца, как от огня. Что было дальше Кьяра не увидела. Кошмар пылающей кометой метнулся мимо нее прямо к зависшей в небе фигуре. Крылатая владычица мертвых взметнула руки в жестах магии, и бледно-голубая волна, сопровождаемая громом, прокатилась по небу, заставив кошмара встать на дыбы и болезненно закричать. Вокруг феи заплясали ослепительные огни, воплотившиеся в несколько ее точных копий. Молнии сорвались с бледных пальцев, расчерчивая небо белыми полосами. Они с грохотом и треском били в землю, взрывая осколки льда и спрессованного снега. Кошмар лавировал между вспышками, все ближе подбираясь к Королеве Воздуха и Тьмы.
Кьяра оттолкнулась от земли, зависла в воздухе, стараясь держать всю картину боя в поле зрения, чтобы вмешаться там, где это нужнее всего. Внизу кто-то взревел. Тифлингесса увидела отступающего Сумана. Великаны вопили, увязнув в паутине, которую призвал гвардеец. Молодец, Суман! Это их ненадолго задержит. Селани бился с всадником. Кнут безголового свистел пуще всякой стали, а мертвый конь теснил Дефераера, не давая нанести ни одного удара. Секунда, и эльф полностью исчез, заслоненный волной обгоревшей плоти.
Небо озарили две вспышки — солнечного света и пламени. Сехтен и Эридан смогли добраться до Мэб. Кьяра сделала еще несколько махов, чтобы лучше рассмотреть битву в небесах. Миражи архифеи принимали удары двух воителей, сияющие мечи рубили их, превращая в туман. Волны бледно-голубого огня прокатывались по небу, отталкивая эльфов и заставляя их броню скрипеть и проминаться. Мэб никуда от них не бежала, и стоило эльфам только приблизиться, как новая волна отталкивала их прочь, словно говоря: "Бесполезно". Черная броня поверх длинного платья, на голове венец, похожий на тернии, длинные белые локоны, наполненные светом глазницы и два черно-синих крыла за спиной. Почти как на картинке, только там она казалась хрупкой и женственной. В реальности она не уступала в росте Эридану, и от нее веяло колоссальной мощью. Казалось, она может смять этих двоих одним ударом огромного крыла. Руки архифеи вновь сплелись в заклинании, и в этот самый момент Эридан рванул вперед. Разряд молнии успел опалить его, превратив плащ в разлетающиеся лохмотья, но королева покачнулась от сильного удара, угодившего прямо в блестящий черный нагрудник. Она махнула огромными крыльями, удерживая равновесие, качнула головой, и корона соскользнула с волос, утонув в кипящем бое под их ногами. Сехтен крикнул, замахиваясь огненным двуручником на раненную фею, а Кьяра бросила взгляд на землю, куда упала корона. Фоморы все никак не могли выпутаться из паутины.
Тифлингесса вытащила один из заготовленных свитков. Буквы вспыхнули, когда девушка произнесла магические слова, и над сцепленными паутиной фоморами сформировалась пылающая огнем туча. Волна испепеляющего жара обожгла великанов, а в довершение Кьяра призвала разветвленную молнию, поразившую и фоморов, и Лемифинви, отвлеченных борьбой с гвардией. Одна из фей распалась на кучу жухлых стеблей, великан застонал от боли и упал, чуть не придавив сражающихся под ним. Паутина вспыхнув, быстро прогорела, сильно опалив уродливую фею. Мертвецы вокруг великанов бойко занялись пламенем, дрогнули и перестали теснить гвардию. Им на смену выкатилась другая волна, во главе с объятым пламенем единорогом, но на подходе их остановил метко брошенный огненный шар Хатаэ. Создание с хрипом разорвало на обугленные части, поле боя обдало градом из горелой мертвечины, и эльфийка злобно засмеялась. Неподалеку от нее Арум шептал слова заклинаний, исцеляя то одного, то другого солдата, катастрофически не успевая за ходом боя.
— Хатаэ, не отвлекайся! — рявкнул он на эльфийку.
Спохватившись, она подарила немного целительной силы израненному Элледину, и тот, собрав волю в кулак, разрубил пополам наседающего на него Лемифинви. Сияние его ауры обуглило растительное тело феи и развеяло несколько мертвецов. Золотистый, словно голем из раскаленного металла, прорубился дальше в ряды противника.
Небо озарила мощная электрическая вспышка. На долю секунды стало светло как днем, затем оглушительно громыхнуло, и на землю упал дымящийся труп кошмарки, а следом — Сехтен, чудом успевший сгруппироваться при падении. Королева Воздуха и Тьмы мертвой хваткой вцепилась в руку Эридана, не давая упасть. Молнии пробегали по крылатому телу, стали обожженного нагрудника, распростертым крыльям, концентрируясь в ослепительном сиянии глаз и приоткрытого рта. Их жгучие стрелы жалили Эридана, заставляя корчиться от боли. С хлопком он переместился из захвата… и рухнул вниз, промахнувшись мимо цели. Зло зарычав, он выместил разочарование на обожженном фоморе, подрубил его уродливые ноги и превратил голову в расплавленное месиво из плоти и костей.
Кьяра вспомнила, что в сказке у Мэб вместо сердца был волшебный кусочек льда. Про Эридана придумали аналогичную сказку, пророча его, видимо, в следующие Принцы Мороза или даже в Короли Воздуха и Тьмы. Ледяное сердце против ледяного сердца, как поэтично… Не поэтому ли победить можно, только будучи воплощением пламени? Девушка отбросила отвлекающие ассоциации. Мэб все так же висела в небе, недосягаемая и величественная, и с этим нужно было что-то делать. Серебряный дракон стрелой взмыл в небо. Каким бы величественным ты ни был, всегда рискуешь рухнуть на землю. Острые зубы вцепились в плечо королевы, лапы обхватили стройное тело, несмотря на удары молний, прожигающие чешую. Кошмарная боль пронзила глаз, отдавшись в голову, но Кьяра не отпустила свою добычу, камнем рухнула вниз, Распахнув крылья почти у самой земли, чтобы смягчить падение. Эридан, распрямившийся над трупом фомора, с удивлением обернулся. Королева был низвергнута на землю, вся в его распоряжении, в лапах истекающего кровью одноглазого дракона.
Огненный меч Сехтена подрубил ноги мертвому коню, тот безмолвно завалился набок, подминая под себя всадника. Второй удар двуручником раздробил ребра нежити и заставил зловещую силу покинуть замороженные останки. Горстка костей, обтянутых плотью, затихла, и шрамоликий устремился к Лемифинви. Вместе с Каленгилом они добили двух последних, Ятар не без труда обезглавил последнего фомора под метания объятых пламенем мертвецов.
По земле прошла волна дрожи, опрокинувшая нескольких эльфов. Недалеко от окончательно упокоившегося всадника, разбрасывая огромные куски спрессованного снега, выросло дерево, усыпанное крупными розовыми цветами. Ветви, похожие на длинные плети ивы, трепетали, словно это дерево дышало, по лозам, из которого был сплетен толстый ствол, пробегали пульсирующие волны.
Мэб забилась в драконьих объятиях и, понимая, что не сможет выбраться, снова прибегла к магии. Тифлингесса почувствовала, как волна сырой мощи прошила ее насквозь, срывая чешую с плоти, словно сухие листья, ломая кости, разрывая мышцы и опасно сжимая внутренние органы. Кьяра закричала, когда этот чудовищный порыв обнажил грудную клетку дракона, сломал наросты на черепе. Глазница пылала огнем, захрустела гортань и прочные шейные позвонки. Невидимая сила грозилась оторвать голову, но она продолжала держать свою пленницу. Похожая волна ударила по альбиносу. Часть он отразил щитом, и это помогло ему устоять на ногах. Предвкушение скорой расправы над врагом заставило его двигаться против этой чудовищной волны, грозившейся сорвать его доспехи и превратить тело в комок обнаженной боли. Укрывшись щитом, он делал шаг за шагом, несмотря на яростные вспышки молний, рассыпающие горячие искры. Солнечный меч описал дугу, срезав одну из бледных рук и оборвав сложную вязь заклинания, а второй удар аккуратно, чтобы не задеть Кьяру, перерубил могучие крылья владычицы. Она закричала, и эти крики больше походили на плач раненного оленя. Солнечный клинок медленно вошел в ее тело, расплавляя черную сталь нагрудной пластины, а затем устремился к сведенному криками горлу, по пути рассекая доспех, ребра и внутренние органы врага. Кажется, она умерла раньше, чем белобрысый закончил этот мучительно долгий прием. Кьяра выпустила дымящиеся останки некогда гордой королевы. Белобрысый занялся поимкой души, чародейка переключилась на последнего серьезного противника — гигантское дерево.
То как раз всплеснуло плетеобразными ветвями, раздавая тумаки обступившим его эльфам. Лаемар с криком отлетел в сторону, другая плеть обхватила Селани и запихнула в какую-то щель в стволе. Эльф исчез в ней полностью. В голове Кьяры роились открытые Кереской знания. Тифлингесса сплела когтистые лапы в сложном жесте, произнесла магические слова на драконьем, и жизненная сила потекла из дерева, словно сладкий сок по весне. Цветы съежились, ствол распался на отдельные дергающиеся от боли лозы, и все стихло. Из кучи жухлых растений выбрался Дефераер, весь липкий от древесного сока, помятый и усыпанный занозами. Арум и Хатаэ оттащили крепко ударившегося о землю Лаемара. Эридан рухнул на колени, снял шлем и громко взмолился Темпусу. Кьяра различала слова благодарности. Солнечная аура Элледина угасла, он схватился за грудь и упал со стоном. Эридан сорвался с места.
— Арум! — закричал он, поднимая друга с земли.
Поднялась суета, жрец подбежал к командиру гвардии и быстро зашептал слова возрождения. Золотистый сделал вздох, и у всех отлегло от сердца.
— Кто еще за кем присматривает, — пробормотал белобрысый.
Эльфы разбрелись по полю добивать врагов, а затем снова стянулись вокруг Эридана. Тот подошел к тифлингессе.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Она попала по тебе каким-то заклинанием.
— Я цела, пострадала только моя драконья сущность.
— Это была хорошая идея, схватить ее, — эльф улыбнулся. — Что бы я без тебя делал?
Девушка молча пожала плечами в ответ.
— Злишься на меня? — спросил он.
— Нет.
— Тогда почему такая смурная? Мы победили. Время радости.
— Неважно, — пробормотала она. — Вряд ли ты захочешь об этом говорить.
— Ты о Зариллоне? — догадался Эридан.
Кьяра кивнула. Вопрос с магом все еще был не решен.
— Ты предлагаешь мне простить предательство? В честь нашей с ним дружбы? А была ли дружба? Я уже не уверен.
Голос альбиноса задрожал от злости, и Кьяра поняла, что слушать он не намерен.
— Я ничего тебе не предлагаю. Вообще неизвестно жив ли он, — чародейка дернула хвостом и пошла прочь.
— Мне все равно, жив ли он. Уже не моя забота, — раздалось у нее за спиной и заставило ускорить шаг.
Эридан распорядился сжечь все останки, и эльфы стали стаскивать тела. Сожгли и Мэб, только белобрысый предварительно отрубил фее голову.
Лихорадочно веселые эльфы суетились, словно муравьи, а Кьяре было тоскливо. Она отсела от общего веселья и приложилась к бурдюку с запасенным вином. Ее одиночество разбавил Меллот.
— Это что? Вино? — спросил он.
— Если Его Величество потом не будет ругаться, — сказала тифлингесса, протягивая ему бурдюк.
— Его Величество жутко занят, — ответил эльф. — Думаю, ему не до пьянства двоих.
Прежде, чем он успел поднести вино к губам, Хатаэ выхватила бурдюк.
— Троих, — сказала эльфийка, сделала большой глоток и обтерла губы ладонью. — Бедный Анеркаш, ему там еще долго сидеть.
— Ничего, — проворчал Меллот, возвращая себе отнятое. — Мог бы уже и лежать мордой в снег, — он сделал глоток. — Везучий тощий ублюдок.
— Он молодец, — осадила эльфа чародейка, — это было смело. Моя идея с головой тоже сработала.
Она сделала еще один глоток и отдала бурдюк эльфам на растерзание. Ей захотелось взглянуть на магическую тюрьму Мэб. Анеркаш, вернув себе естественный облик, сидел, облокотившись о прозрачную стену куба. Девушка потрогала ее снаружи. Подушечки пальцев слегка покалывало. Сырая магия, которой придали плотность и форму.
— Ты в порядке? — спросила она волшебника. — Знаешь, что это?
— В порядке, — ответил эльф, его голос звучал глухо из-за стены. — Эта тюрьма держится час, так что не уходите без меня.
— Не волнуйся, не уйдем, — улыбнулась Кьяра. — Если хочешь, могу составить тебе компанию.
Тот отрицательно помотал головой. “Сыч, любящий одиночество”, - подумала чародейка. Она вернулась к Меллоту и Хатаэ, которые уже успели поругаться из-за какой-то мелочи, отняла у них бурдюк и продолжила пить, не обращая внимания на происходящее вокруг.
В небо взметнулся дым от огромного костра. Арум заканчивал перевязку раненых, когда на горизонте показалась стайка белых зверей. Волки прибежали на звук и запах паленой плоти.
Вино ударило в голову, сделало тело ватным. В лицо тифлингессы уперся мокрый розовый нос, шумно обнюхивая ее. Девушка с любовью погладила большую белую голову.
— Прости, что сразу не пошла проверить, как вы там, — шепнула она в мохнатое ухо. — Рада, что вы в порядке.
Эридан отошел переговорить по камню. Через несколько минут вернулся, просиявший:
— Все хорошо. Наступление отброшено. Они потеряли всех своих командиров, их силы рассеялись. Мы можем возвращаться, но сегодня уже не дойдем. Заночуем в лесу.
Эльфы начали собираться в дорогу. К этому времени тюрьма Анеркаша, наконец, лопнула.
Гвардейцы оседлали волков. Кьяра взгромоздилась на Скага, чувствуя, как же тяжела ее голова:
— Милый, потихоньку, кажется, я не очень трезва…
Волки сорвались с места, и Скаг, не понимающий, что значит “трезва”, рванул в обычном темпе. Тифлингесса чудом удержалась на его спине, ее замутило, но рвотный позыв удалось сдержать. На волках путешествовать было быстрей и комфортней, чем пешком. Они просочились сквозь тоннель под стеной и углубились в лес. Немного погодя отряд остановился на небольшой поляне и разбил временный лагерь. Кьяра достала котелки и запасной спальник, чтобы отдать эльфам, сама завернулась в свой и уснула мутным пьяным сном, не дожидаясь ужина.
Утром ее пробудил шум в лагере. Эльфы собирали вещи, гасили костры, Эридан лично следил за тем, чтобы все собирались как можно быстрее. Голова отзывалась болью, во рту стоял мерзостный привкус, и тошнота отбивала всяческий аппетит, так что Кьяра отказалась от завтрака и принялась сворачивать спальник. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь, но эльфы были раздражающе счастливы, а Эридан… С ним говорить не хотелось вовсе.
Погрузившись на волков, отряд двинулся в путь. Впереди маячила спина Эридана. Он ехал, придерживая еще не оклемавшегося Элледина в седле. Как же бесила его спина, надменная и упрямая.
— Почему ты такая мрачная? — спросил Арум, подъехав ближе. — Мы победили врага, все хорошо.
— Не все, — покачала головой Кьяра. — Будь аккуратен, не дай боги тебе попасть под заклинание! Тебя будут считать предателем и даже разобраться не захотят!
Она сказала это нарочито громко. Ей хотелось, чтобы спина услышала и почувствовала злость, клокотавшую в груди Кьяры.
— Что ж, суд был бы здесь уместнее, — тихо ответил драконид, быстро догадавшись, о чем она. — Взвесить все за и против.
— Он даже слышать ничего не хочет! — воскликнула девушка. — “Виновен, предатель, мне без разницы, жив или нет!” — она с желчью передразнила тон Эридана.
— Из-за него мы все могли умереть, — спокойно ответил драконид. — а кто-то и правда умер. Это серьезное преступление, и было бы проще, если бы он не ушел.
— Да, согласна, — кивнула она, — но от этого на душе ещё паршивее. Есть все-таки разница, предательство осознанное и под чьими-то чарами. В первом случае я бы и слова не сказала, а если он был под чарами, а теперь они спали со смертью розового, то, наверное, боится Эридана. Я бы на его месте точно боялась.
— Мы не знаем точно, сколько там было Зариллона, а сколько чар, — пожал плечами жрец. — Пока ничего нельзя сказать однозначно. Я бы хотел, чтобы он вернулся, хотя не скрою, очень зол на него, но пока Эридан в ярости, ему лучше держаться подальше.
Увидев, как пригорюнился Арум, Кьяра вздохнула:
— Ну вот, и тебе настроение испортила…
— Такое бывает, — ответил он. — Пройдет большая битва. Ты остался жив, но чувствуешь только усталость и пустоту. Вот и сейчас так. Победа, ликовать бы, но привкус горечи.
— Как будто похоронили боевого товарища, — согласилась тифлингесса. — И пусть Зариллон никогда в бою с нами не был, но без него было бы тяжело. Всегда прикрывал тылы.
— Но может с ним все хорошо, и он проживет остаток своей долгой эльфийском жизни далеко отсюда, — предположил Арум. — Все же я злюсь на него. Я из-за него умер! Хотелось бы посмотреть ему в глаза и понять, есть ли там сожаление.
Кьяра кивнула в ответ. Спина Эридана не отреагировала на их разговор, только его волк чуть ускорился, обгоняя других эльфов, и вскоре он полностью исчез из поля зрения Кьяры.
Вскоре они вышли к дворцу, поднялись в люльке. Всюду царила разруха, перепуганные слуги только начали уборку и ремонт замка. Снедаемая горькими мыслями, она пошла спать в свою комнату, попутно приказав слугам принести еды. После нехитрого ужина заперла дверь и легла не раздеваясь, пачкая чистые простыни. Все души у Эридана, пусть себе идет на поклон к Маммону, отчитываться о проделанной работе. Ее же душила горечь и предательская мысль, что сердце у него и правда ледяное.