— Мы уж подумали, что ты переметнулся, — вытирая слезы платком признался Хансон.
— Никак нет сэр. Не то, что бы я сожалел, но мне даже не предложили…
Сольвейг, откинув условности, бросилась к сыну и заключила в свои объятия.
— Как же ты меня напугал… — проронив слезу, призналась она. — Ну, рассказывай, что с тобой приключилось?
— Все хорошо, матушка. Не смотри на эту одежду, просто у братьев другой не нашлось. Я ведь был не один. Нас кормили и не давали в обиду. Брат Амадей, хоть и сволочь, но очень порядочная…
— Ты думаешь, что я дура? — она взглянула в его глаза. — Твой отец примчался сюда с маленькой армией, едва вывалился из своей капсулы. Благо, Ольгерд вернулся вовремя и сумел его убедить. Ну, ты расскажешь мне правду?
Арон взглянул на Ольгерда, но тот возражений не имел. Потом он нашел взглядом отца, стоявшего чуть поодаль, и спросил:
— Скажи, что ты видишь в своих снах?
— Я вижу больше, чем когда бодрствую, — пространно ответил он. — Ты был на той стороне?
— Совсем не долго. Но рассказать особо нечего. Скажу только, что стал другим. Я здорово изменился.
— Как это было? Почему «Эсхил» ничего не сказал?
— Был ранен в бою, — скупо ответил он. — А память солдатам стер, чтобы тебя не тревожить.
— Материнское сердце не обманешь… Я помню зачем ты здесь, но не смогу смириться с потерей. Наверное, я сойду с ума, когда тебя не станет. Может быть проведешь остаток времени с нами, с семьей? Бери своих друзей, если хочешь, место всем найдется. Поедем домой?
— Вы не сказали? — удивился Арон.
— Нет, — Ольгерд смущенно почесал шею. — Тогда пришлось бы рассказать и все остальное. Скажи сам, так даже лучше.
— О чем речь? — встревожилась Сольвейг. — Было что-то еще?
— Было, но это уже не важно, — Арон вздохнул, стараясь унять волнение. — В общем, Люций умеет оживлять трупы…
— Трупы?!
— Приятного было мало, но я теперь не умру. По крайней мере своей смертью, — закончил Арон.
— Это… правда?
— Самая, что ни на есть, сударыня, — подтвердил Ольгерд. — Люций сам прошел эту процедуру и прожил больше двух сотен лет. Я понимаю ваши сомнения, но взгляните на шрамы.
Сольвейг, стараясь не поранить сына когтями, ощупала его спину. Но, к своему величайшему изумлению, ничего кроме гладкой кожи она не нашла.
— Ты знал? — спросила она супруга.
— Догадывался, — ответил Арон отец. — Я ведь очнулся прежде, чем видение кончилось, и сразу сюда.
Хансон прокашлялся, привлекая к себе внимание.
— Объясните, что происходит!? Вы так тихо говорите, что мне отсюда ни черта не слышно.
— Арон теперь не умрет, — громко сказал Ольгерд. — Братья милосердия исцелили его недуг.
— Во дела… — удивился Хансон. — Ну так… это же в корне меняет дело! Может, раз пришла такая радость, решим уже вопрос с эльфийским гарнизоном, а, ваше высочество?
— А что с ним не так? — напрягся Арон, зная взрывной нрав матери. — Что ты сделала?!
— Ну, наказала одну, — в глазах Сольвейг мелькнул недобрый огонек. — Так по делам и расплата.
Взгляд кузнеца стал холодным. Он отстранился от матери, убрав от себя ее руки, и медленно отступил назад. Потом посмотрел на принца.
— Лина… — Рорик виновато опустил глаза. — Она в храме.
— Я же вас просил! — Арон сорвался на крик.
— Прости, — Ольгерд не знал, что сказать. — Я не успел вовремя.
Арон попятился. Позади него полыхнуло яркое пламя. Оплавив бетон, острые языки описали дугу, и за спиной кузнеца воссияли большие огненные крылья… Ударив о воздух, он стремительно взвился в высь.
— Какого черта!? — только и успел проронить Хансон.
Переглянувшись с мужем, обомлевшая Сольвейг тоже расправила крылья, и взмыла в небо. Однако, отец Арона даже не тронулся с места. Сейчас мать и сын должны были разобраться сами.
Раскрывать свои новые тайны Арон совсем не хотел. Он лишь на миг потерял контроль и все случилось спонтанно. В считаные секунды, он оказался над храмом и камнем упал на площадь. Он еще не забыл, как летать, а новые крылья слушались своего хозяина беспрекословно. Погасив скорость у самой земли, Арон опустился на длинный помост и ступил на каменную брусчатку. Лина висела на дыбе, в том самом месте, где остроухие девки когда-то издевались над ним. Казалось, что было это совсем недавно. Арон поморщился. Локти эльфийки привязали к толстому шесту, продетому за ее спиной, и подвесили на столбе в таком положении. На шее ее виднелся след от ладони и запекшиеся порезы от когтей. Арон живо представил как все было. Губы Лины потрескались на ветру, кожа обгорела на солнце.
— Да жива она… — приземлившись следом сказала Сольвейг. — Я очень хотела отыграться на ней, но решила оставить решение за тобой. Твой седовласый друг умеет убеждать.
— Исцели ее! — потребовал Арон.
— И не подумаю! — встала в позу крылатая дева. — Если так хочешь — тащи в лазарет.
Лина была без сознания. Из одежды только разодранная туника на тонких бретельках. Арон отвязал толстый канат и плавно опустил ее на колени. Придерживая ее рукой, он быстро избавился от веревок. В крепостной стене, неподалеку от помоста, располагалась то ли уличная тюрьма, толи загон для сторожевых собак. Туда согнали оставшихся девиц. Кузнец всмотрелся в лица эльфиек, уныло взиравших на него сквозь прутья решетки, но ту, что искал, не нашел. Омнис тоже была там.
— Где Нима? — спросил он у матери.
— Там же твоя Нима, в лазарете. Но я здесь не при чем! Умом она тронулась…
— Как умом…!?
— А вот так, — криво усмехнулась Сольвейг. — Видать прониклась к тебе гордая принцесса. А может совесть проснулась. Хотела со скалы сигануть, жаль ей не дали. «Эсхилу» спасибо скажи.
Арон взглянул на мать так, что сердце ее сжалось. Мужчина, стоявший пред ней, уже давно не был болезненным мальчиком, с которым она носилась как с писанной торбой. Даже известите о своей скорой смерти он принял с улыбкой. Сольвейг научилась ладить с людьми, но порой проявляла жестокость, хоть и жалела потом об этом. Арон очень любил свою мать, и многое ей прощал. Сольвейг с ужасом осознала, что стоит проронить еще одно неосторожное слово и сын ее возненавидит…
— Да исцелю я эту дуру! — смягчилась она вдруг. — Но не сейчас, а когда остыну. Тащи пока к Эмбер, пусть осмотрит…
Подняв Лину на руки, Арон взмахнул огненным крылом, рассекая дыбу на части. Крепко прижав эльфийку к груди, он легко оттолкнулся ногой и, описав в воздухе дугу, перемахнул через стену. На сей раз крылатая дева не последовала за ним. Сейчас она была взбешена и могла наговорить лишнего в горячке. Опять же сердце щемило в груди. Нужно было отвлечься. А еще лучше — что ни будь сломать. Спрыгнув с помоста, она направилась прямиком к клетке, на ходу обнажая меч. Солдаты «Эсхила» молчаливо следили за ней. Эльфийки, одетые кто во что, отступили от решетки, но не более того.
— Чего уставились, курицы? Есть что сказать в свое оправдание?
Никто не ответил.
— Радуйтесь, что у меня такой сын… — Она взмахнула своим клином и разом перерубила замок.
— Крепость не покидать, со скалы не бросаться! — Бросила она. — «Эсхил», проследи…
Когда человек в белых одеждах, взмахнув пламенными крыльями, приземлился у лазарета, никто даже не вздрогнул. Во-первых, солдаты сразу узнали кузнеца, а во-вторых, всем было глубоко плевать на происходящее. Только сейчас он заметил, что в гарнизонах тихо. Ни выстрелов в воздух, ни радости, ни дружеских попоек. Терпению человеческому наступил предел. Кто-то думал о своей жизни, гадая, куда податься теперь, а кто-то никак не мог отойти от последних событий.
— Мать моя… ты ли это? — вскрикнула Эмбер выглянув на улицу.
— Куда ее? — с ходу спросил Арон, развеяв свои невероятные крылья, словно волшебную пыльцу.
— Все, как всегда, — вздохнула она, откинув полог шатра.
Кузнец прошел внутрь и бережно уложил Лину на операционный стол, застеленный чистой простыней. В чертогах Эмбер царил относительный порядок. Судя по заветренным бинтам, последнего пациента она приняла пару часов назад.
— Это так, перевязки, — отмахнулась она. — Ничего серьезного.
Она бегло осмотрела Лину и кивнула. Смочив чистую марлю в тазу, она, не слишком церемонясь, омыла ее тело. Потом оглядела шею, ощупала живот, грудь, руки, в тех местах, где были веревки, и, зачем-то заглянула ей между ног.
— Чего и следовало ожидать… — констатировала она. — Видать силушки жизненной ты в нее влил от души. Трое суток на дыбе и ничего! Разве что губы потрескались. Любая другая на ее месте уже загнулась бы. Когда, говоришь, ты с ней кувыркался в последний раз?
— С месяц назад… — не думая выдал Арон. — А что?
— Да так… вторая или третья неделя. Не помогло, видать, черное вино. Да ты присядь милый. Это еще не все.
Арон придвинул стул и послушно сел. Слова Эмбер он услышал, но не до конца понял.
— А что с Нимой?
— То же самое. Недели три, — сообщила Эмбер. — А может оно бракованное, как считаешь?
— Кто? — не понял Арон.
— Ни «кто», а «что», — поправила она, задумчиво поглаживая свой живот. — Я про вино. Оно не всегда работает, но три осечки за раз многовато, как думаешь?
— Вы… шутите доктор? — медленно въезжая в смысл сказанного спросил Арон.
— Какие тут шутки, дружок… Я серьезна! Ладно уж эти две, но я то вообще в полной растерянности. У кровососов, знаешь ли, детей не бывает. А если и случается такое, то плод не жизнеспособный. Я думала просто вздуло, такое бывает от кровушки. Но в медицинском модуле «Эсхила» все подтвердилось. Плод, как он сказал, развивается хорошо. Так что, я тебя поздравляю!
Арон и так был не в духе, а теперь, и вовсе схватился за голову. Чего-чего, а таких известий он точно не ждал. Особенно в свете последних событий. Казалось, какой-то нелепый бред творится наяву.
— Чего приуныл? — Эмбер погладила его лысую голову. — Зато наследников после себя оставишь. Ничего, что остроухие будут?
— Ничего… — вздохнул Арон. — Дети есть дети.
— А ты вернулся другим. Смотришь иначе, посвежел…. Может и помирать раздумал?
— Раздумал, — кивнул Арон. — Одного раза хватило. Скажи, матушка уже знает?
— Никто не знает. Решила дождаться тебя. У Нимы, я заметила случайно. Беременные женщины, знаешь ли пахнут по другому. Потом смеха ради проверила себя. Теперь вот она. Это ж какое сильное семя нужно иметь?
— У нас это семейное… Вопрос: делать то теперь что?
— Теперь, дружок, ничего уже не поделать. Разве что радоваться. Я вот радуюсь, дура старая. Чудо ты сотворил… нерукотворное, — Эмбер склонилась и поцеловала кузнеца в макушку.
Арон вздохнул. Голова просто раскалывалась. Да, пару раз он украдкой сожалел, что никого после себя не оставит, но давил эту болезненную мысль в зачатке, чтобы не омрачать и так грустные перспективы. Обычно, он был избирателен в связях и не заводил отношений, дабы не отвечать на неудобные вопросы. А здесь, в гарнизоне, все как-то само случилось. Но сразу троих?
— Больше то никого не обрюхатил? — вконец развеселилась Эмбер.
Он взглянул на нее и побледнел… Ведь в цитадели, Арон и Ками долго были наедине. Скромная жрица вошла во вкус, и практически не слезала с него.
— Жрица милосердия, — тихо ответил кузнец.
— Да ладно!? — Эмбер буквально подпрыгнула.
Арон кивнул уныло.
— Зная, что дни твои сочтены, отвергать красивых женщин как минимум глупо.
— Да, брат… Ну ничего, не унывай. Я к тебе в жены не напрашиваюсь, а с остальными как-нибудь разберешься. Хочешь совет дам?
— Хочу.
— Прости и забудь. Оставь только хорошее.
— Легко сказать, — усмехнулся кузнец. — Простить то простил, а как забыть…?