Продлёнка начинается с обеда.
Вася Северов и дома-то не любит есть суп, а здесь, в столовой, суп ему совсем не нравится. Самая скучная еда — это суп, так считает Вася. Вокруг столько интересного, а тут плавают в тарелке картошки-моркошки да ещё варёный лук. Ну какой нормальный человек станет глотать варёный лук?
Вася глазеет по сторонам, и в каждой стороне происходит что-то, на что надо поглазеть.
Вот Руслан кинул в Майю Башмакову апельсиновую корку. Майка сразу заныла:
— Марь Юрьна! Что Ежов Коля кидается корками?
Коля Ежов вытаращил глаза и справедливым голосом закричал:
— Я? Ты что — вообще?
Он возмущался долго и так искренне, как будто и в глаза никогда не видел апельсиновых корок. И самих апельсинов даже. И тем более Майки Башмаковой, которую с первого класса прозвали Босоножкой.
Руслан потихоньку опять кинул корку в Майку и отвернулся, стал разглядывать потолок. Васе Северову, конечно, не до супа. Почему Руслан все свои апельсиновые корки бросает именно в Босоножку? Вася не любопытный, но ему интересно. Каждый знает: никто ни в кого ничего зря не бросит. Вася ждёт: что будет дальше?
Майка Башмакова заныла ещё жалобнее:
— Марь Юрьна! Ну чего он пристал? Ежов! Я к тебе не пристаю, а ты ко мне — всё время.
Мария Юрьевна тоже перестала есть, положила ложку:
— Кидаться нехорошо, ябедничать нехорошо, сорить нехорошо.
— Не трогал я её! — взбеленился Коля Ежов.
Вася прыснул. Чего кипятится, чего булькает этот Ежов? «Не я, не я»! Майка Босоножка — девчонка хитрая, она и сама прекрасно знает, кто кидает в неё корками. Что же она, не видит своими огромными глазами, что это Руслан, а не Ежов? Отлично видит. Она просто так ноет, нарочно заваруху устраивает. Так ей, этой Майке Башмаковой, жить интереснее на свете. Из-за неё люди шумят, возмущаются, а она, Майечка, бедненькая, несчастненькая, апельсиновыми корками обстрелянная. И прямо ну никак не понять, с какой стороны летят они, эти корки!
Руслан опять пульнул в неё оранжевый снаряд, сильным щелчком стукнул, прямо в щёку попал и спросил смирненьким голосом:
— Нехорошо кидаться. Правда, Майя?
— Перестаньте, дети. — Мария Юрьевна не поддаётся на все эти фокусы. — Вы же интеллигентные люди.
Васе Северову всегда нравится, когда учительница вот так, по-взрослому, разговаривает с ними, своими четвероклассниками.
Некоторое время интеллигентные люди спокойно, в тишине едят свой обед. Мария Юрьевна, как обычно, обедает с ними вместе. Она, как настоящий полководец, ест то же самое, что её армия. Вот она доедает суп, поглядывает на всех.
— Суп съесть обязательно. Слышишь, Василий? Нечего, нечего капризничать. Ещё нам не хватало капризов за едой.
Вася молча возит ложкой в тарелке. Он знает, в чём дело: вчера его мама звонила учительнице и просила последить, чтобы Вася не оставлял обед. Недавно он болел гриппом, ему нужно набраться сил после болезни. Так считает мама. А Вася считает, что у взрослых совсем мало логики. Грипп — наказание. Суп — наказание. Несколько наказаний за один промокший ботинок — разве это честно?
— Серый, хочешь супчику? — Вася толкает ногой под столом Серёжу Лунина. — Картошечка, смотри, Серый. Морковочка. Луковичка. А, Серый? Во какой супчик.
— Если ты такой добрый, — отвечает Серёжа и доедает последнюю ложку супа, — отдай мне свой кисель. Два киселя я легко могу съесть. Один раз четыре съел — правда, после футбола, в лагере. У нас повариха была тётя Шура, очень хорошая, она за нашу команду болела. И после игры наливала сколько хочешь компоту или киселя.
— А супу? Ну поешь, Серый.
— Супу мне и так — во. Кисель, если ты такой добрый, давай, кисель я возьму.
— Василий, Василий, — стыдит Мария Юрьевна. Она не вдаётся в подробности, но и так ясно, что она имеет в виду. Интеллигентный человек должен вести себя как-то иначе. Может быть, он должен съедать свой суп без лишних разговоров и переговоров. И не привлекать к этому факту такого большого внимания.
Но что делать, если Вася не любит суп? Тем более — остывший?
— А у меня, Марь Юрьна, на суп, может быть, вообще аллергия, — вдруг придумал Вася. — Аллергия, болезнь такая, Марь Юрьна!
А что? Ему самому сразу понравилась эта идея. Аллергия. Неплохо!
Только сегодня утром Вася впервые услышал это красивое и непонятное слово — аллергия. Оно было похоже на название тропического цветка. Или неоткрытого острова, его ещё нет на карте. Остров Аллергия. Откуда вы, обветренный капитан? В каких широтах ходил ваш отважный корабль? Какие океаны вы пересекли?.. Да ничего особенного. Я только что прибыл с тихого острова Аллергии. Неужели никогда не слышали? Впрочем, он ещё мало кому известен, этот остров. Он в ярко-синем океане, севернее Поморина, западнее Суматохи. Там дует тёплый ветер эклер. Остров омывает прозрачная река Кочерыжка. Теперь представляете себе этот остров? Ну вот, я прямо оттуда. Привет вам от диких зебр и белых лягушек.
…Сегодня утром Катя Звездочётова пришла в класс с красным носом. Лицо было распухшее, из глаз катились слёзы.
— Насморк? — посочувствовала Мальвина. Она всегда и во всём сочувствует Кате Звездочётовой. Она и ещё Сима. — Насморк, Катя?
— Сама ты, Мальвина, насморк, — величественно ответила, шмыгнув носом, Катя Звездочётова. — Аллергия у меня. Поняла?
— Поняла, — покорно ответила Мальвина и отошла.
Хотела пожалеть — получила при всех. «Сама ты насморк». Очень приятно. А что поделаешь? Катя Звездочётова — это Катя Звездочётова.
Подошла Мальвина к Жене Соловьёвой, тихо спросила:
— Женя, что такое аллергия?
— Завтра скажу, — тихо ответила Женя. Сразу поняла, что Кате Звездочётовой этот разговор слышать необязательно. — У мамы спрошу.
Катя Звездочётова с опухшим лицом сидела на уроках, как ни в чём не бывало, уверенно глядела на всех своими глазами-щёлочками. Вася украдкой наблюдал за ней. Конечно, неловко вот так глядеть на девчонку. Но что поделаешь, если эта девчонка — Катя Звездочётова. Вася Северов испытывает к ней внутреннее притяжение. Ему хочется быть там, где Катя. Говорить с ней. Смотреть на неё. Хорошо было бы стукнуть её хоть разок, но Вася боится. Внутреннее притяжение — это одно, а сдачи получить от Кати — это уже другое. Кому захочется получить подзатыльник?
Вася слегка опускал ресницы и был абсолютно уверен, что никто не догадывается, в какую сторону он смотрит. Бороться с этим самым притяжением было бесполезно. Да Вася, честно говоря, и не старался. Зачем?
Другая девчонка, любая, выглядела бы противной: распухшее лицо, из носа течёт, глаза слезятся, сама гнусавит. Но Катю никакая аллергия не портит. Катя всегда умеет оставаться Катей Звездочётовой.
Когда продлёнка пришла в столовую, Катя всё ещё громко шмыгала носом. Буфетчица Зинаида Ивановна положила на прилавок локти, хмыкнула:
— Ну и красавица явилась! Чего это она, Марь Юрьна?
— Аллергия, Зинаида Ивановна. Это не заразное.
— Да я и не боюсь, ко мне не пристанет. На мне вирус подыхает. Я вот почему удивляюсь — аллергия какая-то! Раньше не было вроде такой болезни. Всё от спутников, от космоса. Как вы думаете?
— Не уверена, — ответила Мария Юрьевна. Она посмотрела на часы: — Будем обедать, Зинаида Ивановна?
Вася, куда бы ни смотрел, видит Катю Звездочётову. Так уж получается в последнее время.
Вот Катя Звездочётова взяла кусок хлеба и ест. Вот Катя о чём-то шепчется с Симой и с Мальвиной. Она сидит за столом с распухшим, но гордым лицом красавицы с далёкого острова. Люда Обручева завистливо глядит на Катю.
— Аллергия. Ну и что? У меня в детстве был диатез, я и то не хвалюсь. — Люда говорила это не Кате, ей бы она не осмелилась. Люда говорила другим девчонкам, но так, чтобы Катя Звездочётова слышала. — Представляете, девочки? От диатеза кожа со щёк облезла и висела клочьями. Вот это была картина.
Вася ждал. Что сейчас сделает с этой Людкой Катя Звездочётова? Зачем ты, глупая Людка, полезла в клетку тигрицы? Теперь держись, Людка.
Катя заговорила. Голос у неё сегодня был гнусавый:
— Удивительно. Даже очень.
— Правда? — обрадовалась Люда. — Очень даже удивительно, Катя.
А Катя и не слушала её, продолжала:
— У тебя, Людочка Обручева, и сейчас лицо какое-то шершавое. Мне тебя даже временами жалко.
Превосходство Кати с первых секунд стало очевидным. Вася так и знал: Катя Звездочётова всегда всех ставит на место. Вася восхищён. Но ни один из людей, населяющих планету Земля, не должен об этом знать. И поэтому Вася говорит:
— Звездочётова, а Звездочётова! Чего ты на Люду взъелась? Прямо как тигра злая ты, Звездочётова.
— Ешь свой суп, Северов Васенька. — Катя повела плечом, она на Васю даже не взглянула. Глаза-щёлочки прицелены в Люду Обручеву. — У меня лично никогда ничего такого не было. Ха, диатез!
После этого гладкие щёки Люды Обручевой показались Васе шершавыми. А сама виновата — не нарывайся, Людка-верблюдка.
— Василий! Опять ты про тарелку забыл? — Мария Юрьевна, как все учителя, умеет видеть всех сразу. Так уж устроены глаза у Марии Юрьевны.
Вася вздыхает и опять берётся за ложку. Есть этот остывший суп он всё равно не станет. Тем более после презрительных восхитительных слов Кати Звездочётовой: «Ешь свой суп, Северов Васенька». Надо же как замечательно, метко сказала!
Не так просто учительнице работать на продлёнке. Но Мария Юрьевна ничего, работает. Следит, чтобы ноги не промочили, чтобы суп съедали, чтобы не ссорились.
Раньше она преподавала в институте.
Но однажды пришла к директору школы и сказала:
— Я — преподаватель института иностранных языков, но хочу перейти в вашу школу.
Директор, Наталья Алексеевна, обрадовалась, но удивилась. Обрадовалась потому, что в школе как раз была очень нужна учительница немецкого языка. А удивилась потому, что очень редко люди по своей воле вдруг хотят перейти из института в простую школу.
— Вы, наверное, удивлены? — спросила Мария Юрьевна. — Но дело в том, что у меня растёт внучка, и эта малышка командует моей судьбой — приходится переходить на работу поближе к дому.
— Неужели у вас уже внучка? — вежливо удивилась Наталья Алексеевна. — Вы молодо выглядите.
— Спасибо за добрые слова, — Мария Юрьевна была довольна, но не хотела это подчёркивать, — приятно выглядеть молодо. Но внучка существует и требует внимания. Сами понимаете.
— Понимаю, конечно, — Наталья Алексеевна кивала, её широкое лицо порозовело, — сама бабушка. Оформляйте документы, мы вам будем рады.
Так Мария Юрьевна оказалась в школе.
Жизнь изменилась. Конечно, студенты — совсем другие люди. Продлёнка это прекрасно понимает, чего же тут не понимать? Здесь у них каждый со своими фокусами и выкрутасами. А там, наверное, ни фокусов, ни выкрутасов.
Но Мария Юрьевна церемониться не стала, в самом начале учебного года их предупредила:
— Будете очень уж распоясываться — уйду от вас обратно в свой институт.
— А как же малышка? — спросил Денис.
— В ясли на пятидневку, — ответила учительница.
Она сказала это вполне серьёзно, и они запомнили. Им не хотелось, чтобы Мария Юрьевна от них ушла. Там-то, в этом самом институте, очень даже обрадуются. Мария Юрьевна весёлая, справедливая, не злая и немецкий знает лучше всех на свете. Продлёнка четвёртых классов в этом совершенно уверена.
Вот и сейчас учительница смотрит на них строго и одновременно весело. Все доедают блинчики, а некоторые уже выпили кисель. Обед подходит к концу.
— Серый, а Серый! — пристаёт Вася. — С чем блинчики-то? С творогом? Или с мясом?
Серёжа давно пообедал. Теперь он смотрит в окно: хорошо бы поскорее выйти во двор, занять качели. Или взбежать на деревянную горку и нестись оттуда на полной скорости. Но нельзя выходить во двор, пока все не поели. Ну что он тянет, Василий Северов? Пристал опять:
— Серый, Серый! С чем блинчики? С творогом? А, Серый? Или с мясом?
Блинчики Вася любит, но очередь до них сегодня никак не доходит.
Серёжа отмахивается:
— Не знаю я. Почём я знаю? «С чем, с чем»!
— Ты же их ел!
— Ну и что?
— Целиком, что ли, проглотил? Неужели — целиком? — Вася с восхищением уставился на Серёжу.
— Ну и что? Проглотил. И что такого?
Вот это Серый!
А он и не смотрит на Васю — там, в углу столовой, происходит кое-что поинтереснее всяких блинчиков.
— Смотри, смотри, Вася, — громким шёпотом говорит Серёжа, — нет, ты только посмотри!
Там и в самом деле происходят потрясающие дела. Алёша Зайчихин усыпляет Андрея Кекушева.
Андрей стоит перед ним и преданно смотрит прямо в глаза. А глаза у Зайчихина маленькие, как изюминки.
— Сейчас ты будешь спать, спать, спать, — довольно нахально заявляет Зайчихин.
— А я не хочу спать, — тоже с вызовом отвечает Андрей Кекушев и обводит глазами зрителей. Все перестали жевать и ждут, что будет.
— Тебя не спрашивают, хочешь или не хочешь. Будешь спать как миленький.
Из окошка высунулась буфетчица Зинаида Ивановна:
— Не соскучишься с вами.
Она положила локти на прилавок и тоже с большим интересом ждёт, что будет дальше.
Зайчихин тычет большим пальцем Андрею в живот и заунывно повторяет:
— Спать, спать. Нервные центры отключились. Сознание затуманилось. Ты спишь, спишь, Андрей Кекушев. Спи. Сопротивление бесполезно.
Вася много раз видел, как Алёшка Зайчихин усыпляет людей. Но всё равно — зрелище захватывающее. Привыкнуть к этому нельзя. Наверное, на свете не так уж мало вещей, к которым привыкнуть невозможно. Они каждый раз поражают с новой силой.
— Ты смотри, смотри, что делают! — кричит Зинаида Ивановна. — Акселераты! Гипнотизируют!
Андрей Кекушев медленно закрывает глаза, слабым голосом произносит:
— Сплю.
И тут он начинает медленно падать назад. Если Андрей упадёт, то неизбежно стукнется со всего размаха головой об угол стола, к тому же на него повалятся тарелки. Но тут подскочил Денис, подставил Андрею стул. И Андрей, ничего не видя, не соображая, сел на этот стул. Вася вздохнул с облегчением — не упал все-таки. Рядом Серёжа прошептал:
— Не упал.
Андрей сидит и спит. Он свесил голову набок, он тихо всхрапывает, чмокает губами.
Мальвина заглядывает ему в глаза, но глаза закрыты.
— Спит, девочки.
— Гипноз, — говорит кто-то.
— Экстрасенс у нас Алёха!
— Сговорились, — недоверчиво машет рукой Армен.
— Разбуди его сию минуту, — требует Мария Юрьевна, она спокойна. Наверное, это не первый гипнотизёр в её жизни. — Хватит вам, в самом деле.
Андрей сразу проснулся. На голос учительницы у каждого человека хорошая реакция.
Андрей потянулся, сонно улыбнулся и почесал затылок.
Алёша Зайчихин оглядел всех:
— Есть ещё желающие?
— Ну артисты! — Зинаида Ивановна протягивает Алёше Зайчихину пирожок. Он отламывает половину Андрею Кекушеву.
Валерка Сиволобов просит:
— Усыпи меня, Алёша.
— Тебя нельзя, — серьёзно отвечает Алёша.
— Почему? — Валерка человек простодушный, он доверчиво смотрит на Алёшу. — Почему нельзя?
— Вожатая Марина будет меня ругать.
Это намёк. Валерка сразу отлетел от Алёши. Неужели гипнотизёр заметил, что Валерке нравится вожатая? Этого не знает ни один человек, опасные люди — гипнотизёры…
Хорошо, что всем сейчас не до Валерки Сиволобова.
Вася Северов подошёл к Алёше:
— Меня усыпи, меня!
Ему давно хочется попробовать. Только так можно убедиться, что всё без обмана. И он настойчиво повторяет:
— Усыпи меня! Я желающий!
— Тебя нельзя, — сосредоточенно жуёт пирожок Алёша Зайчихин, — ты не уснёшь.
— Почему это?
— Потому что вредно усыпляться на голодный желудок.
Опять этот суп!
Продлёнка смеётся. Ей, продлёнке, только этого и надо — посмеяться над человеком. Тем более над таким, который всех задерживает, застрял над тарелкой.
Тут кто-то тихо тронул Васю за рукав. Обернулся — рядом стоит Женя Соловьёва. Тихая девочка, незаметная. Слишком уж незаметная. Девочка должна быть яркой и заметной — так считает Вася Северов. Вон Катя Звездочётова. Что бы она ни делала, её всегда заметишь. И сейчас Вася видит Катину чёрную голову и белый пробор. А лицо смуглое. Катя смеётся, и Васе хочется смеяться. Но Катя не хочет, чтобы он смеялся с ней вместе. Она подчёркнуто не замечает Васю и этим отгораживает его от себя. Особенно сегодня, когда он глупо выглядит со своим супом.
Но это ничего. Вася Северов терпеливый. Когда-нибудь придёт такое время — она его заметит. Его, а не Зайчихина Алёшу с его усыплениями.
— Эй, Зайчихин! Усыпи меня! — просит Армен.
Он стоит перед Алёшей, маленький, черноглазый, весело требует:
— Давай усыпляй. Чего ты?
— Тебя нельзя. — Алёша Зайчихин доел пирожок и отряхивает руки.
— Почему? Почему?
— А как же я тебя в живот ткну, если ты щекотки боишься? Или не боишься?
Армен сразу теряет напор, отходит в сторону.
А Зайчихин добавляет.
— Гипноз — дело очень тонкое. И нервные центры влияют на все остальные инстанции.
Чем больше непонятных слов, тем солиднее всё выглядит.
Денис сразу начал щекотать Армена, Армен залился хохотом и стукнул Дениса в лоб. Всё как обычно.
— Довольно, — хлопнула ладонью по столу учительница. — Все сегодня сошли с ума. Чтобы никаких гипнозов и никаких усыплений. Слышите?
Алёша Зайчихин усмехается. Вася думает, что усыпления — это одно враньё. Сговорились Алёшка с Андрюшкой, вот и всё. Андрей, конечно, очень натурально храпел, но храпеть научиться легко. Вася тоже умеет. А если надо прикинуться спящим, то любой человек будет храпеть. Специально, чтобы поверили. И Катя Звездочётова, конечно, поверила. Она улыбается Зайчихину, этому гипнотизёру несчастному.
Но Вася знает: всё равно придёт время, и Катя Звездочётова ещё будет гордиться, что училась в одном классе с Василием Северовым. И ходила с ним в одну продлёнку.
Откуда вы вернулись, капитан Северов? Ах, пустяки — прямо из Антарктики. Знаете, Антарктику я люблю гораздо больше, чем Арктику. Это даже странно — они во многом похожи. Льды, снега, метели. Но Антарктика — моя любовь. Я видел пингвинов на льду. Полярная ночь была долгой. Капитаны умеют ценить солнце.
…А Женя Соловьёва стоит рядом и что-то говорит.
— Тебе чего? — спрашивает Вася.
— Давай сюда свою тарелку.
Она уносит в кухню сто раз остывший суп. И жизнь сразу становится проще. Выручила тихая девочка, вот спасибо.
— Женя, разве ты сегодня дежурная? — спрашивает учительница.
Вот сейчас Женя Соловьёва смутится. Она покраснеет так, что щёки станут ярче галстука. Свесит свои хвостики, глаза спрячет. Вася хорошо знает эту тихую Женю, она с первого класса всё такая же. Но странное дело — она не смутилась. Нисколько. И ответила смело:
— Я помогаю дежурным, а то мы сегодня долго обедаем.
Учительница кивнула. Подумала в который раз: «Мамин портрет». А Женя в эти минуты особенно похожа на маму — негромкая, но решительная. Мария Юрьевна с улыбкой смотрит на неё: «И чего я напираю на бедного Василия с этим супом?» И ещё подумала: «Не только я их воспитываю — они меня воспитывают тоже».
— А блинчики-то — с мясом всё-таки, — весело сообщает Вася. — Мои самые любимые.
— А мы и не знали, — откликается быстрый Денис.
Пусть теперь ехидничают, Вася смеётся вместе со всеми.
Учительница похлопала в ладоши:
— Быстро одеваться и — гулять.
С визгом и топотом продлёнка вылетает во двор.