Фрез пробиралась по узким проулкам клоаки, избегая взглядов нищих обитателей самого провонявшего района города. Место, где должны были жить только крысы, постепенно заселялось отбросами и несчастными людьми, которым не хватило сил вовремя остановить своё падение. Фрез знала, как люди оказываются на отшибе жизни, и не питала к ним сочувствия. Разве что к детям, рождённым здесь поневоле. Мало кто из них выбирался хотя бы в бедные районы Низин, для этого нужна была немалая выдержка и сила. Мэлис был из таких, из “вернувшихся”.
Вход в катакомбы, один из нескольких, спрятанных по всему городу, находился под люком возле подъемника, которым пользовались в редчайших случаях. По крайней мере, так считало абсолютное большинство. Фрез заполучила в свои руки ключ от подъемника ещё в свою бытность контрабандистки, и не стала никому об этом сообщать. Попасть в катакомбы было для Фрез также просто, как выпить пиво утром.
— Опять эта грохочущая карета всем сообщит, что птичка выбралась на охоту, — ворчал Бардок, подозрительно поглядывая на натужно скрипящий механизм над головой.
— И хорошо, меньше невинных попадёт под раздачу, — пожала плечами Фрез, потирая затёкшую шею. — Не люблю я шариться под землёй. Постоянно кажется, что потолок рухнет мне на макушку!
— А он и рухнет, рано или поздно, — улыбнулся Мет. Любая, даже опасная, вылазка с Фрез его только веселила.
— Вот спасибо! Обнадёжил. Ладно, приехали. Бардок, вскрывай!
Катакомбы никогда не менялись. Фрез могла прийти днём или ночью, зимой и летом, но на самом дне города всегда было темно и сыро. Жинья разожгла факел. Запахло палёной промасленной ветошью. Мет отпрянул подальше от огня, опасаясь за свои брови. Из ножен бесшумно выскользнули кинжалы, удобно ложась в руки Фрез. Их ожидала не самая приятная прогулка в жизни.
Ближайшие ко входу ходы и залы были хорошо знакомы Фрез. Сотни раз она спускалась и поднималась, облазала все тупики и небольшие комнаты. Она бывала здесь так часто, что углы не успевали зарастать паутиной. Некоторые подпорки были укреплены пластинами по её указанию — страх обрушения свода никуда не девался даже после стольких удачных вылазок.
— Какая вонь, как будто тут сдохла сотня крыс разом, а сверху помочился медведь!
Бардок зажал нос-картошку пальцами и прищурил заслезившиеся глаза. Никто не стал с этим спорить. Мет старательно дышал через рот, задерживая дыхание, чтобы как можно реже ощущать на языке густой воздух катакомб. Жинья, лишённая возможности различать запахи и вкусы, единственная не испытывала трудностей.
— Возможно, твои слова недалеки от истины, — пробормотала Фрез, видя подгнивающие ошмётки на земле. — Похоже, кто-то очень долго не кормил своего кота.
— Дай гидра, чтобы это действительно был кот, — мрачно заметила Жинья, ощупывая пальцами свежие борозды на подпорках.
Они шли по кровавым следам и странным отметинам, и всё больше углублялись в катакомбы. Фрез нервничала. Она плохо помнила эти коридоры, и знакомые залы остались далеко позади. След уводил их к центру города, а не на окраины, как они предполагали в начале.
— Я раньше не понимал, — Мет облизнул пересохшие губы и прижался ближе к Бардоку, от которого несло потом и кислым пивом, — почему жители клоаки, ну, те, что вечно жалуются на нехватку места, ещё не заселили катакомбы.
— И как? Понял?
— Да. То есть, нет. Я просто понял, что они не могут сюда перебраться, потому что ниша уже занята чем-то пострашнее бродячих собак.
— Как всегда поражаешь нас своим интеллектом, парень, — ехидно хохотнул Бардок, и Мет залился краской по самые уши.
Мет ожидал, что Фрез заступится за него, как она делала это обычно, и удивился, когда женщина не проронила ни слова. Фрез вглядывалась в полумрак прищурившись так сильно, что хотелось с силой потереть глаза. Едва заметное шевеление на грин тьмы и света привлекло внимание опытного следопыта. Фрез многое умела и многое знала, хотя редко ей удавалось достичь желаемого, сколько бы усилий она не прилагала. Таково было её личное проклятие.
— Я проверю?
Мет потянулся к арбалету на поясе. Это была их обычная тактика — выстрелить, а потом светить факелом и спрашивать “Кто здесь?”. Но Фрез отрицательно качнула головой. От шевеления в отдалённом уголке сознания кровь стыла в жилах. Заказчик ни разу не назвал “это” — человеком.
Потому что оно им и не являлось. Уже нет.
— В стороны!
Крик прозвучал поздно, слишком поздно, но друзья Фрез выживали в этом городе с рождения. Ещё ни одна тварь не смогла лишить их головы. Впрочем, никто не говорил, что их пронесёт и в этот раз.
С оглушающим, разрывающим барабанные перепонки, визгом, с потолка на них бросилось серое существо. Его глаз, единственный целый глаз, блеснул в свете факела, прежде чем Жинья уронила его на землю, перехватывая короткий меч и возводя круглый деревянный щит, обитый железными пластинами.
Фрез среагировала первой, но не смогла увернуться, чтобы не подставить друзей за спиной. Длинные когти, почти с её ладонь длиной, разорвали рукава куртки на плечах, а в живо врезались две кривые лапы, выбивая воздух из легких и заставляя повалиться на спину.
Мет выстрелил прежде, чем успел подумать о том, что может задеть подругу. Посланный почти в упор арбалетный болт вошел в бок твари, и сбил её с падающей женщины. Тварь заверещала пуще прежнего, и метнулась на Жинью, стоявшую ближе всех. Но девушка была готова. Щит принял удар на себя, и мощным рывком, вкладывая в движение всю силу своего раскачанного тела, Жинья бросила тварь в стальные объятия Бардока. Мужчина уже готов был принять на себя всю свирепость монстра, но тварь извернулась в воздухе и зацепилась за свисающую с потолка балку.
Второй болт просвистел мимо, но тварь не кинулась на Мета, она вывернула голову и издала визг, потрясший стены, заставивший потолок дрожать и сыпаться на головы оглушенных внезапной атакой.
Оседая на землю, чувствуя, как по шее бегут теплые струйки крови, Фрез подумала о том, что было глупо отказываться от второго пирога с грибами, который она ела на обед, ради фигуры. Она бы сейчас многое отдала за малюсенький кусочек любимого лакомства. А когда в свете так и не потухшего факела появился человеческий силуэт, к ногам которого добровольно подскочила тварь из ночных кошмаров, Фрез захотелось посмеяться. Возможно, над собой.
***
Посреди ночи Элен разбудил крик, словно кто-то резал заживо женщину или ребенка. Высокий звук вонзился в уши, причиняя физическую боль. Кто бы ни кричал, это должен был слышать весь город.
Но никто в доме не проснулся, кроме неё. Мэлис вернулся всего лишь два часа назад, и почти сразу уснул в соседней комнате — Элен слышала его дыхание, местами сбивчивое, но тихое. Иногда Мэлис ворочался, и это Элен тоже слышала. Ей больше не мешал шум голосов в голове, который незаметно сводил её с ума всю сознательную жизнь. Девушка поняла это только сейчас. Шум оставил Элен в покое, стоило ей покинуть родной мир. Но в этом было больше минусов, чем плюсов.
Шум заглушал стук сердца, скрип коленей и хруст суставов. Шум заглушал большинство достаточно тихих звуков, и без его защиты Элен ощущала себя почти что голой. Но даже нагота не пугала её так, как абсолютная ясность и чёткость всех звуков.
Днём, когда с ней говорили, Элен могла сосредоточиться на голосе собеседника, и всё остальное отходило на второй план, но ночью, когда стихало большинство разговоров, на первый план выходили они — звуки мира. Сейчас, когда Элен не отвлекалась на боль, на холод и голод, когда усталость не висела грузом на плечах, ничто не мешало сознанию сконцентрироваться на них. Как жук прогрызает древесину, как скрипят половицы в доме через дорогу, как справляет нужду пьяница за углом, как сквозняк гуляет где-то под землёй. А стоило ей заметить шелест своего дыхания и стук сердца о рёбра, и Элен больше не могла думать ни о чём другом. Это сводило с ума похлеще извечного шума. Чтобы уснуть в первый раз ей пришлось наложить на себя приказ.
Конечно, как называются эти слова на самом деле Элен не знала, но “приказ” лучше всего подходило под описание. Боль, испытанная в сарае сумасшедшего доктора, вытащила наружу подробности самого кошмарного дня в её жизни. Теперь, наверное, второго по кошмарности. Многое из произошедшего теперь предстало иначе, гораздо яснее и понятнее. В том числе и странные махинации отца.
Элен помнила лишь два слова — зоун и агир. Догадаться об их значении и поверить в саму возможность подобного было не трудно. После того, что ей показал Рианг, Элен готова была поверить во что угодно. Действительно, лучше один раз увидеть.
Пробовать было страшно. Элен боялась что-нибудь ненароком подпалить, это было бы хуже всего! Начать пожар в доме, из которого даже убежать на своих двоих не можешь. Слово, заставляющее людей засыпать показалось ей безопаснее. Пробовать на Мэлисе было неправильно по многим причинам, не только потому что это могло повлиять на процесс её выздоровления. Оставалось только попытаться усыпить саму себя, чем Элен и занималась весь вечер, после того как её оставили одну.
Сначала попытки не приносили никаких результатов. Оказалось, что просто повторять вслух “зоун” недостаточно. Оно или не работало совсем, или не работало на неё саму. В поисках ошибки, Элен стала перебирать в голове всё, что Рианг говорил о Видящих и их силах. Девушка не могла вспомнить ничего конкретного, что объясняло бы принцип действия, зато в памяти всплыло слово “люмы”. Кажется, Рианг говорил, что это какие-то частицы? Наверное, что-то вроде пыли, или песчинок? Что-то очень мелкое.
Элен с завистью подумала, что Рианг-то наверняка видит этим самые люмы, и ему гораздо проще было понять, как их использовать. Но сдаваться так просто она не собиралась.
Ворочаясь в ворохе одеял, охая от зуда в отекающих конечностях, Элен размышляла. Сон не шёл, — увы, — и времени было много. На что могли бы походить люмы? Могла ли Элен их услышать? Раз уж природа обделила её самым главным атрибутом “Видящего”. Сложно сосредоточиться на чём-то, чего никогда не осознавал.
Если так подумать, из люмов состояла Грань. Рианг никогда не говорил, на что та похожа, но Элен представляла Грань чем-то жидким. Как водопад или туман. Может, люмы похожи на капельки воды? А что, это вполне могло быть и так. Крохотные капли, вместе образующие завесу между мирами.
Элен очень нравилась её теория. В ней было что-то очаровательное, завораживающее. Представлять, что проходя через разрывы в Грани её каждый раз омывает водопад из люмов. Впервые за много лет Элен ощутила себя чистой.
И в тот момент, когда эта мысль посетила её, что-то неописуемо лёгкое пробежалось ручейком вдоль позвоночника, обхватило шею, обвилось вокруг ушей, затекая внутрь, лизнуло виски, минуя глаза, очертило губы и осело сладковатым привкусом во рту. Элен сглотнула и коснулась рукой шеи — там, где поселился маленький вибрирующий комочек. Комочек рос, и вскоре Элен всерьёз испугалась, что он может попросту взорваться внутри неё, как мыльный пузырь. Элен сама себе напоминала мурчащую кошку — настолько сильными стали вибрации в горле. Воздух рвался наружу.
Тогда она сделала это впервые.
Элен хотела заставить себя уснуть, и она сделала это. Просто комок в горле вдруг вылетел изо рта вместе с нужным словом, и глаза закрылись сами собой. Это был глубокий и тихий сон без сновидений.
До тех пор, пока крик не разбудил её.
Элен поднялась с кровати и схватила простенькую грубоватую трость. Она привыкла к трости — Шелия постоянно использовала её, правда, не потому что не могла ходить. Тем не менее, трость удобно лежала в руке, и Элен не чувствовала себя ущербной. Девушка была рада, что колени достаточно восстановились, чтобы не подгибаться всякий раз, как она делает шаг.
Элен стоило бы постучаться к Мэлису и спросить его о крике. Может быть, это нормально для его города? Здесь и людей посреди дня похищают, так что всё может быть. Но прерывать чужой сон казалось неправильным. Головой Элен понимала, что надо позвать доктора, особенно учитывая, что он сам попросил так сделать в случае чего. Но всё остальное кричало об обратном. Право-слово, это могло быть что угодно. Оно даже могло ей присниться! Это было бы вероятнее всего, ведь больше никто не проснулся.
Помявшись у двери в чужую спальню, Элен вздохнула и прошла мимо, тихо постукивая тростью о деревянный пол.
Огромное серое пальто, напоминавшее стёганое одеяло, висело на крючке в прихожей. Кое-как сняв неподъемную одежду и накинув себе на плечи, Элен потянулась к медной ручке входной двери, да так и замерла.
За дверью был совершенно незнакомый страшный мир. Девушка сколько угодно могла повторять себе, что это была случайность, что подобное не происходит постоянно, и молния не бьёт в одно место дважды, но пальцы застыли и отказывались сгибаться.
Элен некстати вспомнила, как ей говорили перестать жалеть себя и начать бороться. Она попыталась. Попыталась же? И к чему это привело? Её родной дом превратился в пыль, а сама она чуть не умерла. Трижды! И это меньше, чем за неделю. Может, вселенная говорила ей не лезть? Может, Элен должна запереться в тёмном месте и спокойно ждать конца? Если ей предначертано умереть, — а это неминуемо, так или иначе, — то пусть смерть будет безболезненной. Так лучше, чем стать подопытной крысой или чьим-то обедом.
Элен прислонилась к стене, заходясь в бесшумных рыданиях. Присев на пол, девушка вжалась спиной в угол, шмыгая носом и кутаясь в огромное пальто, словно в одеяло. Элен очень, очень-очень не хотела умирать, но и бороться за жизнь устала. Те крохи решимости и воодушевления, которые ей подарил рассвет на зелёном холме, растворились с приходом ночи.
— Чего сырость разводишь? — Мэлис возник в прихожей, почесывая живот через ткань льняной рубашки, отчаянно зевая. — Собралась куда?
Проглотив всхлип, Элен затрясла головой. Стыд окрасил щёки в бледно-розовый. Как ей теперь объясняться с доктором?
Мэлис безразлично пожал плечами и прошёл мимо, чтобы вернуться через полминуты со стаканом воды в руке.
— Пей, до дна пей. Тебе нужно много пить и правильно питаться, чтобы прийти в относительную норму. Прогулки — дело хорошее, но рановато ты за них взялась, мелочь.
Элен приняла стакан дрожащими руками и выпила содержимое залпом. Её живот сразу надулся, и к горлу подступила тошнота.
Мэлис подозрительно прищурился. Взвесив все “за” и “против”, доктор вздохнул и присел рядом.
— Ну? В честь чего банкет?
От неожиданности Элен икнула и сразу прикрыла рот рукой. Девушка утёрла солёные дорожки и очертила пальцем грань стакана.
“Без сколов”.
— Вы никогда не боялись того, что может ждать Вас снаружи? — неожиданно для себя спросила Элен у доктора. — Никогда не думали, что лучше отсидеться дома?
Сухой ответ Мэлиса неприятно кольнул под ребра:
— Я рост бездомным. Не было шанса узнать.
Тонкие пальцы обхватили и сжали стакан со всей силы. Краешком сознания, Элен отметила для себя, что вряд ли смогла бы разбить стекло, даже если бы сдавила двумя руками. Даже силы трёх её рук было бы недостаточно.
— Но я понимаю, о чём ты, — Мэлис прислонился затылком к стене и уставился на негорящую люстру, покрытую воском сгоревших свечей. — Страх неизвестности — самый распространённый среди всех людских страхов. Он совершенно естественный. Все мы сталкиваемся с ним каждый день, и даже не замечаем этого. Люди прикрываются привычками. Говорят, что ходят одной и той же дорогой домой, потому что она короче, или чище, или больше им нравится. Но на самом деле, они просто боятся попробовать другую дорогу. Она может оказаться удобнее, лучше, но страх того, что на непроверенной дороге будет поджидать что-то плохое, не даёт им попробовать. Они ходят в одну и ту же лавку, не потому что там самый вкусный хлеб, а потому что в других он может оказаться хуже. Но они узнают об этом только тогда, когда уже потратят деньги.
Элен согласно кивала, хотя не имела ни малейшего понятия о тех трудностях простых людей, о которых говорил Мэлис. Для неё это было что-то далёкое. Она никогда ничего не покупала, и даже не держала в руках деньги. Но Мэлис говорил так, будто действительно её понимает, и Элен слушала, затаив дыхание.
— Что я хочу сказать, — продолжал доктор, — так это то, что бояться нормально. Не хотеть куда-то идти и не идти в итоге — нормально. Это наш инстинкт. Получив ожог, коснувшись горячего чайника, ты будешь избегать этого в будущем. И это правильно, так мы выживаем. Да и не только мы — все животные.
— Тогда почему, — Элен пожевала губу, подбирая слова, — почему иногда говорят, что это плохо? Что нужно… выйти, — девушка махнула рукой в сторону двери, а потом добавила: — Пойти другим путём.
Мэлис усмехнулся и вытянул длинные босые ноги и сложил руки на животе.
— Потому что они лицемеры, вот и всё.
— Лице… Кто? — Элен прижала коленки к груди и посмотрела на доктора с любопытством.
— Э? Уф, ну… Это люди, которые врут. Самим себе, зачастую. Они обещают помочь, но никогда не помогают. Они критикуют других и превозносят себя. Прикрываются высокими целями, преследуя личную выгоду. Мы привыкли говорить о лицемерах, как о чём-то оскорбительном и неправильном, но в реальности все мы лицемеры. И ты, и я. И уже сам факт того, что люди называют лицемерие отрицательным качеством, делает из них лицемеров.
— Звучит сложно.
— Есть немного. Люди — невыносимо сложные, и при этом простые существа. Мы выдумываем всё больше новых и непонятных вещей, только чтобы мир не рушился и жизнь не превращалась в хаос. А это всё равно происходит. И вот тебе мой совет, — Мэлис поднял указательный палец вверх и попытался спрятать улыбку, — если тебе скажут, что ты должна сделать что-то только потому, что это якобы правильно, дай этому человеку хорошего такого леща. От души. И только потом спроси себя, а является ли это “правильно” таковым и для тебя.
Элен хихикнула. Воодушевление, с которым Мэлис говорил последние слова, было заразительно. Натянутая струна в груди ослабла, и руки перестали мелко дрожать. Мэлис довольно хмыкнул и растрепал копну пшеничных волос на макушке девушки. Элен втянула голову в плечи и зажмурилась. Касание было непривычным для неё.
— А если моё “правильно” будет “не правильно” для других?
Мэлис щёлкнул Элен по лбу и проворчал:
— И зачем тебе тогда эти “другие”? Просто найди тех, кто разделяет твоё понимание правильного, вот и всё. Я знаю массу людей, которые сказали бы, что Фрезер поступает плохо, но именно потому, что плевала она на чужое мнение, вокруг неё и собралось столько верных друзей.
Элен воскресила в памяти образ женщины в окружении немного странных, но очевидно, близких ей людей. Глядя на Фрез, можно было понять, что не в её характере перед кем-то отчитываться. Это цепляло.
Но всё же…
— Хорошо, но если это “правильно” на самом деле плохое? Если для меня будет правильным лгать? Или убегать и прятаться?
— Есть одна фраза, которая жутко меня раздражала раньше, но недавно я, как мне кажется, понял её значение, — чуть поразмыслив, ответил Мэлис. — “Живи без сожалений”. Многие ошибочно считают, что эти слова призывают их попробовать всё, что жизнь может им предложить, но это не так. Я понял, что… Я понял, что значение имеет только конец. Понимаешь? Буду ли я сожалеть? Не через минуту, не через день или два, а в целом. Когда придёт смерть, как бы я её себе не представлял, и все мои поступки, все дела, пронесутся перед глазами, буду ли я сожалеть?
Мэлис поскрёб небритый подбородок. Элен молчала.
— У бездействия есть смысл. У сомнений, неудач, поражений, прощаний — у всего этого есть смысл, не сомневайся. Если, встретив смерть, ты сможешь честно сказать себе: “Я ни о чём не жалеют”, значит ты всё делала правильно. Даже если другие буду говорить иначе.
Мэлис неуверенно покосился на притихшую девушку и искривил губы в неловкой улыбке.
— Сложновато, да?
Элен покачала головой.
— Нет. На самом деле, это мне очень помогло. Спасибо.
Увидев, как лицо девушки просветлело, как разгладились глубокие морщинки на её лбу, Мэлис расслабился. Исцелять раны души всегда было сложнее, чем оболочку.
Элен поднялась на ноги и выпрямилась, громко хрустнув позвонками, с таким воинственными видом, что Мэлис не сдержал смешок.
— Тогда, вот моё “правильно”, - достаточно громко заявила Элен, при этом посмотрев на доктора с вызовом. — Я сейчас возьму, и вернусь в комнату. И не буду ходить и узнавать, кто кричал посреди ночи. Но не потому, что боюсь, а потому что не хочу.
Мэлис собирался уже одобрительно поддакнуть, но дослушав до конца, напрягся.
— Ты слышала крик?
Девушка заторможено кивнула и пояснила:
— Где-то полчаса назад, или около того. У меня очень чуткий слух. А что?
Мэлис нахмурился. В голове он перебирал сотню причин, почему кто-то мог кричать в Верхнем городе, и почему никто этого не заметил, кроме его пациентки.
Возможно, если бы Мэлис был самым обыкновенным доктором, который только лечит больных, он бы легкомысленно отмахнулся. Возможно, доложил бы страже, и на этом всё. Но Мэлис не просто вырос в клоаке, он, к тому же, был знаком с главной неудачницей всего Лэисласса. Не было ни малейшего шанса, что крик не был с ней связан.
Мэлис возник в коридоре через несколько минут вместе со своим медицинским чемоданчиком, от одного вида которого у Элен вставал ком в горле. Девушка сомневалась, что сможет когда-нибудь смотреть на этот предмет без дрожи в коленях.
Доктор если и заметил что-то, решил промолчать. Его голова была забита беспокойством и повторением базовых вещей. Он должен был быть уверен, что не растеряется и не впадёт в ступор, даже если под скальпелем окажется друг.
Они шли по безлюдным улочкам, в домах которых не горел свет. Спокойный сонный образ города был обманчив. Элен слышала, как шуршит одежда людей, глядящих на них из тёмных провалов окон, как со свистом трётся железо о точильный камень, как гремят цепи.
Мэлис вёл её под локоть — он запретил Элен брать с собой трость. Без сомнительного, но всё таки оружия, Элен чувствовала себя беззащитной и еле сдерживалась, чтобы не начать беспокойно оглядываться.
— Они смотрят, — шепнула она, пряча взгляд.
Мэлис дёрнул плечом. Он знал, что за его передвижениями будут следить, особенно ночью. По большей части, это было полезно — Мэлис точно знал, что никто не посмеет преградить ему дорогу. Главы Верхних Домов, конечно, неодобрительно относились к его происхождению и тому, что он вечно околачивается возле Сорокопутов, но полезных людей ценили и берегли. В меру настроения.
Но как девчонка могла их заметить?
— Действительно хороший слух. Он тебе не мешает?
— Иногда, — уклончиво ответила Элен, не желая вдаваться в подробности, боясь показаться сумасшедшей.
— В клоаке были слепцы, которые слышали гораздо больше, чем остальные могли представить. Были и глухие, чувствующие кожей приближение грозы. Человеческое тело удивительно по своей природе.
Элен улыбнулась, польщённая словами доктора. Мэлис словно был с ней на одной волне. Он искренне восхищался теми невероятными, но обыденными вещами, которые делали из человека — человека.
— Сюда, — скомандовал Мэлис, уводя Элен в закуток между особняками. — Ближайший спуск в катакомбы. Даже Фрезер о нём не знает, — добавил он не без гордости.
Спуск представлял собой тяжёлый квадратный люк, за которым пряталась вертикальная ржавая лестница, уходящая в черноту подземья.
— Я буду первым. Спуск будет достаточно долгим, — предупредил Мэлис, а потом с беспокойством уточнил: — Ты справишься?
Элен смело отбросила в сторону трость. Она боялась, но отступать было поздно. Тем более, это был шанс снова почувствовать себя сильной и сколько-нибудь значимой. Элен не могла его упустить.
Мэлис достал из-за пазухи короткий толстый цилиндр, похожий на фонарик, который демонстрировал Рианга, и резко чиркнул им по земле. Сноп красных искр взметнулся в воздух, и Элен рефлекторно закрыла уши руками. Мэлис сбросил цилиндр в тоннель.
— Теперь хоть что-то увидим. Пошли.
Стриженая макушка Мэлиса скрылась в провале, и пришёл черёд Элен. Девушка ухватилась за шершавый прут руками и неуверенно опустила ногу, нащупывая опору сквозь домашние мягкие туфли — единственная обувь её размера, которая нашлась в доме.
Было страшно переставлять ноги и руки, не видя ничего, кроме бликов где-то внизу, слыша только скрип шатающейся конструкции, вмонтированной в стену. Чем ниже они спускались, тем больше пахло сыростью, и тем более скользкими становились ступени. Больше всех монстров, Элен боялась сорваться. Совершенно некстати память подбрасывала воспоминания о битве с големом. Сейчас Элен отчётливо понимала, что она не пережила бы падение с такой высоты.
Леденящий душу вопль пронёсся эхом по тоннелю, заставляя стены дрожать и осыпаться. Элен испуганно пискнула и вцепилась в прутья, вжалась в них всем телом. На макушку упало несколько мелких камней. Мэлис, не стесняясь, выругался и ускорил спуск.
Они преодолели еще два пролёта, прежде чем носов коснулся смрад катакомб. Мэлис стянул со своего запястья кусок материи и повязал на себя, прикрывая нос и рот. Элен сначала пыталась сдерживаться, зажимала нос и совершала редкие вдохи через рот, но спазм подкатил к горлу, и её вырвало прямо под ноги.
— Дальше будет хуже, — мрачно заметил Мэлис, а потом добавил, — и как она только соглашается сюда возвращаться?
Пожав плечами, отплевываясь от горького привкуса во рту и вытирая грязными рукавами лицо, Элен поплелась следом за тусклым светом искрящегося огня.
Земля чавкала под ногами, норовя заглотить туфли. Элен старалась не думать, что именно хлюпает и прилипает к её подошве. И напротив, Мэлис внимательно смотрел под ноги, выискивая следы, указывающие на то, что Сорокопуты могли проходить этим путём.
Кости животных хрустели под ногами, словно ветки, толстые колонны-деревья сыпались трухой, стоило потереться о них плечом. Лес катакомб разлагался, угрожая рухнуть, утянув за собой весь город. Стали бы разжиревшие господа Верхнего города и дальше набивать животы и думать, кому бы ещё подлить яду, если бы знали, что скоро всё пойдёт прахом?
Мэлис презирал общество всем сердцем, но считал себя слишком эгоистичным, чтобы пытаться его изменить.
Сбоку что-то со стуком покатилось вниз по горам мусора и камней, удары эхом пронеслись по коридорам. Элен застыла в нерешительности. Случайность? Или здесь есть ещё кто-то? Кто-то, кого она не могла услышать.
Мэлис обернулся на звук, но света искр не хватало, чтобы различить хоть что-то. Элен сжалась и встала спиной к колонне, с опаской поглядывая по сторонам и вслушиваясь в тишину. Звук поверхностного дыхания, стук сердца, качающего кровь.
Ту-дум.
Ту-дум, ту-дум.
“Одно”, - считала Элен про себя, одновременно успокаиваясь, — “моё. Второе — Мэлиса. Третье… Третье?”
— А-а!
Запоздало Элен поняла — ей не стоило кричать.
Мэлис обернулся и пропустил атаку сверху. Длинные изогнутые когти подцепили его за воротник, чудом не задев шею, и подняли под потолок.
“Не Забытые”, - первое, о чём подумала Элен, вытаращившись на существо, сверкающее заплывшими белесыми глазами. Клочья волос свисали сальными прядями вдоль висков, а плотное, серое тело сводило судорогой, как будто под кожей у него извивались черви.
Мэлис захрипел. Воротник болезненно сдавил ему горло. Лицо мужчины стремительно краснело, но тело всё равно двигалось, повинуясь инстинктам. Чуть подтянувшись вверх, Мэлис качнулся всем телом и перебросил ноги, совершая кувырок и вырываясь из захвата. Существо рванулось в сторону от сильного толчка, и Мэлис грохнулся на пол, прямо в лужу слизи, но так и не выпустил чемоданчик из рук.
Прежде чем Элен успела моргнуть, в руке Мэлиса появился длинный скальпель — гораздо больше тех, которыми пользовался старик. Девушка было решила, что доктор собирается бросить инструмент в существо, зависшее на одной из перекладин, но Мэлис не стал этого делать. Наоборот, он сжал своё оружее покрепче и утробно глухо зарычал.
В ответ на угрозу, существо заверещало и метнулось на них, заходя сбоку, отталкиваясь четырьмя лапами от сгнивших подпорок. Элен не смела и пискнуть, когда длинные когти прошли в опасной близости от лица доктора и вошли в землю, как в масло. Мэлис, воспользовавшись промахом, вытянул руку и точно перерезал существу горло, пройдясь там, где у человека находилась артерия.
В лицо брызнула кислотно-зелёная жидкость. Существо, по прежнему живое и ничуть не напуганное, занесло вторую лапу для удара. Мэлис готов был поклясться, что уже ощутил, как его легкие продырявили насквозь, но Элен оттолкнулась от земли и всем весом налегла на монстра, сбивая того с ног.
Кубарем, они покатились по сырой земле, одинаково потерянные. Мэлис в ужасе смотрел, как два переплетенных тела скрываются в темноте. Огонь погас, и глаза доктора застелила тьма.
***
Короткий полёт вниз и жёсткий удар о камни выбил воздух из лёгких. Острый осколок впился в поясницу, и только толстое пальто защитило её. Быстро придя в себя, Элен в панике попыталась перехватить запястья существа, чтобы не дать ему исполосовать себя на лоскутки, и ей почти это удалось. Девушка стиснула щуплое запястье, но до второго не дотянулась — пальцы ухватились за висевшую на иссушенной конечности тонкую цепочку. Существо взбрыкнулось, будто испугавшись плена, и вырвалось из захвата. Элен охнула, неудачно упав на незажившие колени.
Когти угрожающе заскребли по потолочной балке. Как бы Элен хотела, чтобы у неё под рукой было хоть что-то!
“Давай же, думай!” — прокручивалась мысль, мешая действительно искать способ спастись.
Существо затаилось, словно кот, готовый броситься на мышь, когда та попробует удрать. Из вытянутой пасти вырывалась хриплое дыхание, сердце существа билось медленно, слишком медленно.
“Хоть что нибудь, что угодно!”
— Ха-ха… З-зоум! Зоум, зоум, зоум, зоум! Чёрт! Давай же! Работай!
Элен пятилась назад, слыша, как тяжелое дыхание становиться ближе. Она должна была сосредоточиться, вспомнить, как у неё получилось в прошлый раз, но присутствие монстра начисто выбило из головы все мысли.
Существо не торопилось. Оно вкушало каждую секунду страха и отчаяния, слизывало его изрезанным о собственные клыки языком. Смаковало и проглатывало, ощущая приятную щекотку в горле. Оно видело жар тела, ощущало запах сладкой теплой жидкости, разливающейся по венам. Существо было по-своему счастливо. Мелкие грызуны не могли насытить его и утолить вечный голод.
Элен знала, что ей не победить. Что она могла сделать своими слабыми ручонками? А стоит ей дёрнуться — тварь нападёт и вспорет ей брюхо. Или сожрёт заживо. Как повезёт.
Выхода не было. Была бы она верующей, возможно, стала бы молить божество о помощи, или хотя бы о прощении. Была бы она воином, то сражалась бы до последнего вздоха, надеясь потрепать монстра напоследок.
Элен не была ни верующей, ни войном — она была обычным человеком, слабым и беспомощным. В жизни не держала ничего острее вилки и с трудом открывала тяжелые двери, и никакие особые способности, никакие волшебные слова не могли ей помочь.
Ей стоило оставить попытки бороться ещё тогда, в сарае. Или ещё раньше, в пещере под озером. Не покидать город, не выходить из комнаты. Нет, Элен не должна была даже дожить до своих лет. Всё должно было закончиться ещё в кабинете отца.
Терпение существа кончилось, и с едва сдерживаемым рыком, оно набросилось на девушку, раскрыв пасть, целясь прямо в пылающую шею. Если бы не удар о землю, Элен не заметила бы, что её час пришел — настолько стремительно вонзились зубы в её плечо, задев основание шеи. Ни боли, ни головокружения, только затопившая сознание паника.
Паника и ярость.
“Борись!” — прозвучал в голове приказ, и тело повиновалось. Пальцы сомкнулись на шее существа, Элен даже не пришлось тянуться. Большие пальцы нащупали выступ, небольшой бугорок, и уперлись в него.
“Борись!” — и со всей силы Элен сжала руки, впившись ногтями в холодную кожу. Существо захрипело, но не разжало челюсти. Оно забило задними лапами, намереваясь распороть живот сопротивляющейся жертвы. Но Элен будто не замечала ничего вокруг, всё её внимание было сосредоточено на одном — она должна убить эту тварь. Только так она сможет выжить.
— Агхр! — вырвалось сквозь стиснутые зубы. Если Элен приложит ещё немного усилий, ещё сильнее сдавит эту шею, дождётся, когда стук чужого сердца стихнет в ушах, она победит.
Существо забилось, дёрнулось, размыкая челюсти. Оно не могло разгрызть кости жертвы, они не ломались под крепкими зубами. И тогда существо передумало играться. Ему нужно было только вырваться из плена и вонзить когти, растерзать на кусочки.
Ощутив, что давление ослабло, Элен возликовала. Всколыхнувшаяся в груди надежда подтолкнула вперёд, и они с монстром поменялись местами. Теперь Элен была сверху, навалившись всем весом, пригвоздив существо к земле. Она не видела, как покраснели желтые глаза, но слышала хруст шейных позвонков под пальцами — сладкий звук конца. Существо хрипело, и в агонии молотило лапами по воздуху, земле и хрупкому телу девушки, намереваясь скинуть с себя. Во все стороны летел пух, которым было набито пальто. Когти оставлял много жгучих царапин по всему телу, оставляя дыры в сорочке. Но Элен было плевать.
Сглотнув жидкую ярость, воспламеняющую органы, Элен сдавила шею ещё сильнее и дернул вверх. Существо дернулось, один, два раза, и обмякло.
— Ха-ха…
Руки мелко дрожали. До воспалённого сознания медленно доходило, что всё кончилось.
Счастливая улыбка расцвела на её лице.
“Всё кончилось!”