Никем не замеченные, добрались до дверцы, ведущей в алтарь. Она оказалась незапертой.
— Это попова батрачка Глаша для нас постаралась, — шепнул Федя.
Таинственная тишина стояла под каменными сводами церкви. Такая настороженная, что каждый шорох отдавался по всем углам. Холодная сырость пробирала до костей легко одетых незваных посетителей. Вожатый и пионер едва сдерживали дрожь.
Угрюмо смотрели на пришельцев святые с позолоченных икон. Федя засветил фонарь и внимательно разглядывал одного святого за другим, сравнивая их с фотографиями, принесенными с собой. И вдруг приглушенно вскрикнул:
— Стоп, один есть! Это святой Николай-угодник, ну-ка полюбуйся на него внимательно.
Боб всмотрелся и охнул:
— Ну, точь-в-точь на фотографии, вот на этой!
Приложили к лику святого фотографию, посветили фонариком — копия.
— Чей портрет на фотографии?
— Николая Юрьевича Подшивалова, владельца постоялого двора и трактира. Он же церковный староста.
— А на иконе?
— Он же, только раскрашенный да одежда другая.
— Вот то-то! Видал, кому тут молились — трактирщику!
— Давай заснимем его лик на иконе!
Боб нацелил фотоаппарат, Федя подсветил вспышкой магния. Щелк!
— Один готов!
— А есть еще?
— Конечно, имею сведения — святой Петр, у которого ключи от рая, писан с местного лавочника Гуреева. Сличим-ка его портрет с иконой.
Сличили, похож. Что лавочник, что святой Петр — одно лицо!
— Здорово! А красавица Мария Магдалина должна быть списана с его благоверной супруги. Давай сюда фотографию купчихи.
Сличили фотографию лавочницы с ликом святой Марии Магдалины — ну конечно, похожа как две капли воды, только на иконе она изображена в красках и одежды другие, старинные.
Пустили луч карманного фонарика на бога Саваофа, свесившего босые пятки с облака, и фыркнули, сдержав смех, — бог был похож на щекастого, губастого, длинноволосого выселковского попа. Сидит себе на облаках, завернувшись в белую простыню, и благословляет прихожан поднятой рукой.
Стали шарить светлым лучиком дальше, и все новые открытия — что ни местный кулак, то его лик на иконе, что ни местный богатей, то изображен в виде святого.
В азарт вошли изыскатели. Горячей испариной лбы покрылись. Фотографируют, щелкают. Вспыхивает магний, озаряя своды церкви. И при каждой вспышке кажется, будто угодники на иконах в испуге шире открывают глаза.
— Ну, как же это получилось, Федя? — дивился Боб. — Почему на иконах изображены местные богатеи?
— А очень просто. Старинную церковь недавно ремонтировали. Ну, и пригласили богомазов освежить иконы и божественные картины на стенах… А владимирские богомазы известные хитрецы, выпивохи. Подговорились за некоторую мзду изобразить личности местных богатеев в виде святых. Нам, дескать, натура для лучшей живописности нужна… Церковный староста эту поддержал идею.
Ну, тут и пошло у богачей соревнование — задарили богомазов. Друг перед другом старались. Гордыня их обуяла. И сам поп включился… И попадья. И вот даже поповы дети, смотри, смотри!
На иконе в образе отрока Пантелеймона-целителя в длинной рубашке с вышивкой по подолу был изображен Фома!
На другой в образе мальчика Иосифа, проданного в рабство братьями, был изображен Ерема!
— Вот каких агнцев божьих мы профомили! — вздохнул Федя.
— Проеремили! — почесал стриженую маковку Боб.
— Ну, ничего, — сказал Федя, — мы их разоблачим, да еще как! Раскроем деревенским — кому они молятся!
Кому крестятся, кому поклоны бьют! Расскажем о происхождении божественных икон. Вот это будет лекция!
— Ох и номер! Недаром мы потрудились, — приободрился Боб. — Ну как тебе удалось все это узнать, Федя?
— Вот то-то, как! Учись, главное — связь с массами.
Надя и Глаша мне все открыли. И не комсомолки, беспартийные девчата.
— А откуда они узнали?
— Видишь ли, отец у Нади дьячок, как напьется, так всю эту историю рассказывает. Он злится, что его лика ни на одной иконе не изобразили. Нечем ему было богомазам заплатить, бедновато живет. Дьячок плачет с досады, а Наде смешно. Она ведь в советской школе училась…
Радио слушает. В нашу сторону, к новой жизни тянется…
— А вот поповы дети не таковы. Как они нас попутали с этим шкуродером, провокаторы. И теперь еще смеются!
— Теперь-то дрыхнут, пирогов-блинов наевшись.
— Наверное, спят-посыпают в мягких перинах. Им и не снится, что мы по церкви ходим. Готовим им фитиль.
— Да уж приготовим. Они нас ложью хотели взять, а мы их правдой покроем!
— Пусть спят покрепче!
Но в поповском доме не спали.
— Отец, что это, не в церкви ли чего-то сверкает? — спрашивает попадья, ворочаясь в постели.
— Зарницы это сверкают, спи, спи, — говорил поп, а сам не спал.
— А мне чудится — это в церкви, послал бы ты ребят посмотреть.
— Ладно, ладно, без тебя знаю, послал.