И на отряд Оксаны Белокурой тоже.
Всем было ясно, что это неспроста. А командир отряда, Оксана Белокурая, отчётливо представляла себе направление острых клиньев, специальных фашистских отрядов, подготовленных для борьбы с партизанами, размеры «капкана», который вот-вот должен был захлопнуться.
«Схватки будут жаркими, — думала она. — Но, быть может, удастся проскользнуть без больших потерь, пока капкан на защёлкнулся? Вдруг фронтовая обстановка сложится неблагоприятно для немцев? Тогда им будет не до нас…»
Нет! Не надо тешить себя иллюзиями. Обмануться в данном случае значит подвергнуть отряд смертельной опасности.
Судьба и жизнь множества людей зависели от неё, от её мудрости, расторопности. Сумеет она перехитрить противника? Одолеть его? Не сможет — положит всех до единого солдата на поле боя. Значит, надо собрать волю всего отряда в один кулак, надежды всех вселить в своё сердце.
И Оксана Белокурая, внутренне мобилизовав себя, начала энергично и целеустремлённо действовать, готовиться к отчаянной, смертельной схватке.
— Позвать Нура Загидуллина!
Примчался Hyp немедленно, вытянулся, как полагается, перед командиром.
— Что известно о противнике? Доложи!
— Большак забит фрицами. Не иначе как долбанут после обеда, — высказал предположение взводный.
— Где это видано, чтобы немец начал наступление, глядя на ночь!
— Я тоже удивился, — признался разведчик. — Эти фрицы непохожи на тех, с которыми мы имели дело. По всему, появились специальные части, обученные лесным боям.
— Однако кто же мне скажет, какие специальные части перед нами?
— Прикажите — доставлю «языка»!
Командир задумалась. Что сейчас важнее: охота за «языком», продолжение диверсионных актов или, наоборот, приостановка «булавочных уколов», дабы держать всю мощь отряда в едином кулаке? И не является ли демонстрация своей силы уловкой противника?
— С «языком» погодим, — ответила командир, поразмыслив. — Ты сейчас нужен тут. Твой взвод будет моим резервом. Пока отдыхайте и… готовьтесь к бою.
«Заслоны первой роты выдвинуты на южную опушку. Сама рота пока в траншеях, это убережёт её от артналёта. Вторую роту немедленно следует выдвинуть на северную опушку, лицом к железной дороге, — промелькнуло в голове Оксаны Белокурой. — Да, силы слишком малы для ведения длительного боя. Только бы удержаться до ночи… А потом. Что? Прорыв? В каком направлении? По какому маршруту?..»
Над лесом пронёсся ветер, сорвал с деревьев листья. Они, прихваченные ночным морозцем, опалённые холодными туманами, загуляли, закружились золотистым бураном.
Где-то бухнул пушечный выстрел.
— Иван Иванович, как по-вашему, это случайный выстрел или?.. — спросила Оксана Белокурая.
Фельдшер не спешил с ответом. Он сейчас и жнец, и на дуде игрец… Одновременно замещает и комиссара, и начальника штаба, и доктора.
— Нет, пока не начало, — ответил, наконец, подумав. — Вот когда насчитаем тринадцать на дюжину, вздыбятся опушки от залпов, уж тогда жди настоящего начала боя. Я вот хочу спросить: как думаете поступить с пленными? — И скосил глаза на командира.
Не вовремя попались они нам в руки. Как поступишь с ними? Содержать их негде. Возиться с ними некогда. Надобно бы снимать показания, раскрыть все их преступления, дабы воздать по заслугам. Да где на это взять времени? В её распоряжении от силы час.
— Пусть приведут полицаев, — приказала она своему адъютанту Азату.
Каких только людей не повстречала она за свои двадцать три года! Но такой выставки безобразных физиономий, ей-ей, видеть не приходилось.
Рассматривая настороженных полицаев, несколько часов назад стрелявших в её людей, Оксана решала, как же поступить с ними? А если сделать неожиданный ход?
— Сами видите, нет времени у меня с вами возиться, — не спеша сказала она. — Скоро начнётся бой, потому надо решить вашу участь немедля.
Лица полицаев вытянулись. Такое начало ничего доброго им не сулило.
— Фашисты, да и вы, полицаи, в подобной ситуации долго не раздумываете. Пускаете пленных в расход. Мы, в отличие от вас, не звери. Я думала вот о чём: не отпустить ли вас всех с миром, если, конечно, дадите слово никогда не поднимать против нас оружия?
Лица полицаев осветились надеждой, некоторые откровенно вздохнули. Им не мыслился такой исход. Они уже приготовились к самому худшему.
Лишь испанец не изменился в лице. До него не дошёл смысл того, что пообещала Оксана Белокурая.
И ещё один из присутствующих не понимал того, что происходит. Азат Байгужин глядел на командира отряда, не желая скрывать своего возмущения. «Где это видано, чтобы кровопийц отпускали на все четыре стороны! Да ещё перед боем! Какая же им вера? Возьмут и приведут сюда, в лес, фашистов!»
Оксана Белокурая справедливо рассудила, что в таком состоянии, когда чувство полной обречённости вдруг сменяется ослепительной надеждой, каждый словом или поступком выдаст себя.
И она не ошиблась: пленные повели себя по-разному. Тюлень и Свинья — так мысленно прозвал двух полицаев Азат — первыми обрели дар речи.
— Чтобы мы, когда ещё подняли на кого руки? — заспешил с обязательством Тюлень. — Я от своего имени и вот от его, — кивнул он на своего соседа. — Да разрази нас господь!
Свинья усиленно закивал головой, подтверждая своё согласие.
Остальные тягостно помалкивали.
— А вам разве нечего сказать? Разве вас не устраивают мои условия? — вроде бы стала понукать Оксана Белокурая.
— Да что там, устраивает или не устраивает, — пробасил рыжий парень Лужёная глотка, как про него подумал Азат Байгужин.
— В чём дело?
— Мы вот, четверо, никуда от вас не уйдём, хоть гоните, хоть казните. Мы твёрдо решили своей кровью смыть свою вину перед народом и родной землицей.
— Может, страшитесь гестапо? Потому и решили спрятаться у нас?
— И не без того! — быстро согласился Лужёная глотка. — Нам так или иначе обратного пути нет. За лесом — дело табак!
— Разве я смогу вам довериться и вручить оружие? — задумчиво спросила Оксана Белокурая.
— А и не доверяйте! Мы сами покажем себя в бою. И на поле боя добудем оружие. К тому же, — осмелел он, — не отпускайте с миром вот этих двух фашистских холуев. Вон тот, который с краю, — указал Лужёная глотка на Свинью, — на той неделе расстрелял трёх раненых красноармейцев. А тот, — кивнул он на Тюленя, — выдал на станции Кривые Переулки двух окруженцев.
Азат ахнул. После того как стало известно о страшных преступлениях двух полицаев, полагалось бы, как он. думал, вытащить пистолет и на месте порешить их одного за другим.
Однако командир не спешила с приговором.
— А не наговариваешь ли ты на них, чтобы себя выгородить? — спросила командир.
— Подтверждаем слова Рыжего! Какой тут наговор? — загомонили три полицая, которые до сих пор стояли, словно набрав в рот воды.