Корабль плавно покачивался на прибое. Вокруг наступила такая тишина, будто ни в море, ни на острове не существовало ни одного живого существа.
Пожалуй, предыдущую фразу следовало написать без слова «будто». Тогда она звучала бы так: «…ни в море, ни на острове не существовало ни одного живого существа». И это соответствовало бы тому, что было на самом деле. Ведь вокруг не было никого, даже чаек и летучих рыб. Даже игуан!
Подруги, как не трудно догадаться, не знали, что им предпринять. С баркентины сойти они не могли, по кораблю блуждать не решились, так как в первый раз в жизни попали на него и даже не представляли как он устроен, а посоветоваться было не с кем. Деф, донёсший их на парусник, отстал, и Дашенька с Жемчужиной даже придумать не могли, — где он находится.
Самым неприятным, однако, было не это.
В умных книжках, сказках и всяких правдивых, и не очень правдивых, историях уж много раз говорилось и рассказывалось, что жутче и опаснее, чем остаться на неуправляемом корабле, ничего не бывает. Об этом никто не решится и спорить. Ни подземелье, ни даже бездонная пропасть не могут в этом соперничать с бескрайним океаном. В них находиться, конечно, — тоже не у бабушки на блинах… И всё-таки: что подземелье, что пропасть, — на твердой земле. Тут и присесть можно, отдохнуть и даже полежать. А в море попробуй-ка,… присядь! Или, может быть, в нём кому-нибудь, когда-нибудь удалось поспать на правом боку, подложив под щёчку руки, или того лучше — волну?… Можно такое представить?… — Как бы не так!..
А в этот раз всё было куда запутанней и опаснее.
Подруги оказались на заброшенном корабле, и никого, ни единого живого существа рядом не было. Стлалась ночь и загробная, жуткая, скребущая по спине тишина. Главное — ужасающая тишина!.. И в то же время они знали, что где-то рядом живут пустой звук — Голос и невидимый Кто-то. И ещё не известно: какой у них нрав, и что они задумали!..
Чтобы понять чувства Дашеньки и Жемчужины, вспомните, что самым тяжким наказанием, которое придумали тюремщики ещё в давние времена, были одиночные камеры! Даже короли, желая избавиться от своих противников и претендентов на престол, бросали их не просто в подземелье, а именно в одиночные камеры!.. Вы спросите: «почему?»… — Да просто!.. — Нет более изощрённого издевательства, чем оставить человека в полной тишине… — С ума он сходит там!.. Никто ещё не выдержал этой пытки. Никто!..
Вот и для подружек это было самым невыносимым.
Прошли-то какие-нибудь мгновения, а им уже было просто не по себе. Чем бы это кончилось, и подумать не хочется… Однако всё разрешилось быстро и благополучно.
Дашенька, обращаясь к Жемчужине, спросила:
— Что же мы будем делать?…Как выберемся отсюда? Да и никто нас не встречает… Неужели Нептун забыл про нас?
— Мне тоже от этих мыслей не по себе. Хотя я не могу поверить, что о нас не вспомнят. — Ответила подруга.
— Верно говоришь, Жемчужина!.. По законам моря друзей не бросают в беде, — произнёс вдруг голос Сморчка. — Я давно жду ваших приказаний, а вы молчите. Так что прикажете делать?
Но прежде, чем высказать пожелание, Дашенька спросила:
— Фифи, а почему ты прячешься?
— Это ещё что за Фифи?!.. Кто он такой и как появился здесь? — угрожающе отреагировал Голос.
— Ой, дедушка Сморчок, извини,… это я так назвала тебя. Имя не обидное. Нет, — правда!..
— А кто тебе его подсказал? — насторожился старичок.
— Никто… Просто само так получилось, как только увидела тебя.
— Никто?…
— Тебе не нравится оно?…
— Мне?… Ещё как нравится!.. Зови меня так!
— А почему ты прячешься?
— Я?… — вот те раз! Да ведь это ты до сих пор меня не позвала, не произнесла заколдованные слова.
— Ой!.. Я совсем забыла…
Дашенька прикрыла левой рукой ухо, правую зажала в кулак и, прыгая на одной ножке, громко продекламировала:
Не успела она и договорить, как перед ними, на палубе, появился Сморчок, который недовольно пробурчал:
— Забыла,… видели её! А мы тут невидимками должны скакать…Правда, Блескун?
Лунный луч возник в тот же момент, что и старичок. Он исходил из нижнего рога месяца и простреливал всё небо яркой, очень тонкой полоской. На его конце качался тот самый волшебный сундучок. Он едва ни касался палубы.
— Извините, пожалуйста. Вы не будете на меня дуться? — примирительно попросила Дашенька.
— Дуться?…Ещё чего!.. Да ты нам приказывать можешь! — ответил Блескун. — А Сморчок, как и все старики, вечно ворчит. «Верно говорю? — обратился он к Сморчку».
Тот хитро промолчал и вновь спросил Дашеньку:
— Так что будем делать? Высаживаться?
— А мы не знаем, куда высаживаться и куда идти…
— Вот те два! — снова воскликнул Сморчок. — Я и то знаю, что вас ждут в хрустальном дворце. Соня, ожидаючи, поди, во сне с ветки свалилась.
— Так пошли к ней быстрее!
— «Пошли!»… Эко!.. — «пошли!» Вам что тут паркет? «Пошли!» — ну и сказала! … Блескун, переноси. Да и «ФЛАМИНГО» забрать надо.
— Говори слова, — согласился лунный луч.
Старичок снова встал на левую ногу и, прикрыв ухо, заскакал, напевая:
Подчиняясь воле смешного старичка-волшебника, баркентина начала уменьшаться. И чем меньше она становилась, тем больше и больше походила на живого розового фламинго. Впрочем, сказать «больше и больше походила», будет не совсем точно, так как она и всегда была копией настоящего фламинго, только очень большого.
Корабль уменьшался, а сундучок так и висел на лунном луче.
Как и во всех путешествиях по лунной дорожке, и в этот раз всё происходило необычным образом, словно специально кем-то придуманным. А иначе как же можно объяснить то, что последовало вслед за уменьшением птицы-парусника?
Итак, баркентина постепенно уменьшалась, и вскоре её палуба, ют и бак оказались гораздо ниже висящего в воздухе сундука. Прошли какие-то мгновения, и даже с грот-мачты невозможно было бы не только достать до днища сундучка, но и допрыгнуть, не говоря уже о фок и бизань мачтах.
Сундук уже качался где-то высоко в небесах, а сам «РОЗОВЫЙ ФЛАМИНГО» сделался ничуть не больше настоящей птицы, носящей такое же имя. А она, ведь, даже не больше журавля или лебедя!
Вначале Дашенька, как, впрочем, и Жемчужина, наблюдала всё происходящее с обычным для любознательных девочек познавательным любопытством. Однако, как только парусник уменьшился ещё и стал даже меньше размеров сундучка, который сам был не более, пожалуй, обыкновенной бабушкиной шкатулки для хранения пуговиц, её осенило. Дарьюшка задала себе простой вопрос: «Позвольте, позвольте!.. Если корабль стал меньше какой-нибудь шкатулки, а я нахожусь на нём, то, что же происходит со мной?…Ведь мачты мне кажутся по-прежнему высокими, по палубе я не только могу бродить, но даже пробежаться, а крохотная рябь за бортом сделалась выше меня! Как же это может быть?…»
И когда девочка поняла, что происходит с ней, она так и не решилась произнести это вслух, хотя в мыслях пролетело, поразившее её признание: «я тоже стала карликом!..По крайней мере — лилипуткою!»
И это было именно так!
Всё: парусник, Даша, Сморчок и жемчужина, всё уменьшилось во много раз. Они стали еле различимыми, а девочка сделалась меньше, чем даже самая маленькая каплю´шка.
Если бы такое случилось с ней до знакомства с Жемчужиной, или даже в самом его начале, то конечно нельзя было бы предположить благополучного, а тем более счастливого, конца этой истории. Но Даша, как вы помните, уже много раз попадала в невероятные ситуации: и страшные, и сказочные, и даже волшебные, и всякий раз благодаря друзьям, они оканчивались, словно в сказке, — к их общему удовольствию неожиданно хорошо.