Следующая часть нашей головоломки была самой трудной: как откатить в сторону, свалить или расколоть эту гигантскую скалу. Нам, завороженно вглядывавшимся в громаду, нависавшую сверху, эта задача представлялась безнадежным, непосильным делом.
Однако признаки жизни, доносившиеся до нас из глубины горы, придали нам сил. Спустя мгновение мы уже бегали в поисках какого-нибудь отверстия или щели, которые можно было бы расширить. Чи-Чи взобралась на отвесную стену скалы и исследовала ее верхнюю часть в том месте, где она примыкала к склону горы. Я выкорчевал кусты и оборвал ползучие растения, за которыми могли скрываться просевшие места. Доктор собрал еще листьев и подготовил новые письма-рисунки с тем, чтобы Джабизри взял их с собой, если он снова объявится. Полинезия же принесла пригоршню орехов и по одному протолкнула их в ход, проделанный жуком, чтобы пленники, сидящие внутри, могли их съесть.
— Орехи так питательны, — сказала она.
Однако открытие, которое в конечном итоге привело нас к успеху, было сделано Джипом, который скреб когтями подножие скалы, как добрый крысолов.
— Доктор! — воскликнул он, подбегая к Джону Дулитлу. Весь нос его был заляпан черной грязью. — Эта скала держится всего лишь на мягкой подушке из земли. Вы даже не представляете, как там легко копать. Я думаю, что пещера, которая находится за скалой, слишком высока, чтобы индейцы могли дотянуться до этой подушки руками, иначе они бы уже давно прорыли ход. Если бы нам удалось сделать подкоп под этот слой земли, скала бы немного осела. Тогда индейцы, возможно, смогли бы перелезть через нее.
Доктор поспешил обследовать место, где рыл землю Джип.
— Да, действительно, — сказал он, — если мы сумеем откопать землю из-под переднего края скалы, она выпрямится, и мы сможем сделать так, чтобы она упала в том направлении, в каком нам нужно. Стоит попытаться. Скорее за дело.
У нас не было никаких инструментов, кроме палок и кусков камня, собранных вокруг. Странное, должно быть, мы являли собой зрелище, сидя на корточках, скребя и царапая землю у подножия горы, как шесть выстроившихся в линейку барсуков.
Примерно через час, в течение которого, несмотря на холод, с наших лбов во все стороны летели брызги пота, Доктор сказал:
— Будьте готовы отскочить, как только эта скала начнет двигаться. Если под ней кто-то окажется, его раздавит в лепешку.
Прошло еще немного времени, и мы услышали резкий, скрежещущий звук.
— Осторожно! — закричал Джон Дулитл. — Она падает! Разбегайтесь!
Спасаясь, мы побежали в разные стороны. Огромная скала мягко соскользнула примерно на фут вниз, в углубление, проделанное нами. На мгновение я испытал разочарование, потому что, казалось, все было так же безнадежно, как и прежде, — над ней не было видно ни малейшего признака входа в пещеру. Однако, подняв глаза вверх, я увидел, что верхушка скалы медленно отходит от склона горы. Мы расшатали ее снизу. Когда она подалась вперед еще больше, за ней послышались звуки человеческих голосов, радостные возгласы на каком-то странном языке. Все быстрее и быстрее верхушка скалы клонилась вперед и вниз. Затем с оглушительным грохотом, потрясшим весь горный массив под нашими ногами, она упала на землю и раскололась пополам.
Как описать первую встречу двух величайших из всех когда-либо живших на Земле натуралистов — Длинной Стрелы, сына Золотой Стрелы и Джона Дулитла, доктора медицины из Падлби-на-болоте? Эта сцена и сейчас стоит перед моими глазами отчетливо и ясно, я вижу ее во всех деталях, хотя с тех пор прошло много лет. Но где взять слова, чтобы рассказать об этом великом событии?
Зная, как много для Доктора значила эта встреча, я изнывал от нетерпения и любопытства, пока гигантская скала падала к нашим ногам, а мы смотрели во все глаза, пытаясь разглядеть, что скрывается за нею.
Перед нами открылось черное, мрачное отверстие тоннеля высотой в полных двадцать футов. В центре отверстия стоял огромный краснокожий индеец, семи футов роста, красивый, мускулистый, стройный и нагой — если не считать украшенного бусами куска ткани, обернутого вокруг его бедер, и орлиного пера в волосах. Он держал одну руку у лица, прикрывая глаза от слепящего солнечного света, которого он не видел уже много дней.
— Это он! — услышал я шепот Доктора подле себя. — Я узнаю его по огромному росту и шраму на подбородке.
Переступив через осыпавшийся камень, он медленно пошел вперед, протягивая руку к краснокожему человеку.
Наконец индеец отвел руку от глаз. Я увидел в них особенный пронзительный блеск — они были похожи на орлиные, только добрее и мягче. Он медленно поднял правую руку, оставаясь спокойным и неподвижным, как статуя, и взял руку Доктора. Это было великое мгновение. Полинезия кивнула мне с многозначительным видом. А Бампо сентиментально вздохнул.
Затем Доктор попытался заговорить с Длинной Стрелой. Но индеец, разумеется, не знал английского языка, а Доктор не говорил на его наречии. Вскоре, к моему удивлению, я услышал, как Доктор пытается говорить с ним на языках различных животных.
— Здравствуйте! — сказал он по-собачьи. — Рад видеть вас, — на лошадином языке. — Как долго вы были отрезаны от мира? — на языке оленей. Однако индеец по-прежнему стоял, прямой и напряженный, не двигаясь и не понимая ни слова.
Доктор сделал новые попытки, используя другие звериные диалекты. Никакого результата.
И тут он наконец дошел до языка орлов.
— Великий Краснокожий, — прокричал он резкими возгласами и отрывистым ворчливым клекотом, который издают большие птицы. — Никогда еще в моей жизни я так не радовался, как сегодня, обнаружив вас живым.
Мгновенно неподвижное лицо Длинной Стрелы озарилось понимающей улыбкой, и он ответил Доктору на орлином языке.
— Могущественный Белый Человек, я обязан тебе своей жизнью. До конца моих дней я твой верный слуга.
Впоследствии Длинная Стрела рассказал нам, что это был единственный из языков зверей и птиц, который он смог выучить. Но он не пользовался им уже очень давно, потому что орлы никогда не прилетали на остров.
Затем Доктор подал сигнал Бампо, который вышел вперед с орехами и водой. Но Длинная Стрела не стал ни есть, ни пить. Взяв припасы с благодарным кивком, он развернулся и понес их в сумрачную глубь пещеры. Мы последовали за ним.
Внутри мы обнаружили еще девять человек — мужчин, женщин и детей, лежавших на скалистом полу в ужасном состоянии, худых и изможденных.
Доктор подошел к каждому и послушал, есть ли пульс. Все они были живы, но одна женщина была настолько слаба, что даже не могла стоять на ногах.
По сигналу Доктора Чи-Чи и Полинезия бросились в джунгли за новой порцией воды и фруктов.
Пока Длинная Стрела раздавал принесенную нами еду своим изголодавшимся друзьям, мы внезапно услышали снаружи какой-то звук. Обернувшись, мы увидели у входа толпу индейцев — тех самых, которые столь негостеприимно встретили нас на берегу.
Вначале они настороженно вглядывались во мрак пещеры. Но увидев с нами Длинную Стрелу и других краснокожих, они ринулись внутрь, смеясь, хлопая в ладоши и тараторя с ужасной скоростью.
Длинная Стрела объяснил Доктору, что девять индейцев, которых мы нашли в пещере вместе с ним, были членами двух семей, сопровождавших его в горы и помогавших в сборе лекарственных растений. Пока они были заняты поисками мха, известного как средство от несварения желудка, — он растет только внутри сырых пещер, — огромная каменная плита соскользнула вниз и отрезала их от мира. Затем целый месяц они питались этим целебным мхом и пили пресную воду, капавшую с сырых стен пещеры. Другие жители острова сочли их пропавшими и оплакивали как мертвых. Теперь они были изумлены и счастливы найти своих сородичей живыми.
Когда Длинная Стрела повернулся к вновь прибывшим и объяснил им на своем языке, что их родственников нашел и освободил белый человек, они обступили Джона Дулитла, разом заговорили и стали бить себя в грудь кулаками.
Длинная Стрела сказал, что они просят прощения и пытаются объяснить Доктору, как сожалеют о том, что были неприветливы с ним на берегу. Они никогда раньше не видели белого человека и действительно испугались его — особенно когда увидели, как он беседует с дельфинами. По их словам, они подумали, что Доктор — злой дух.
Затем они вышли из пещеры и стали внимательно осматривать огромную скалу, сброшенную нами вниз. Они все ходили и ходили вокруг нее, указывая пальцами на трещину, делящую скалу надвое, и пытаясь понять, как же нам удалось совершить чудо — свалить такой гигантский камень.
Путешественники, побывавшие с тех пор на острове Паукообразных Обезьян, рассказывали мне, что эта огромная скала стала теперь одной из главных его достопримечательностей. И что показывая ее посетителям, индейские гиды всегда рассказывают свою версию истории ее появления на этом месте. Они говорят, что когда Доктор обнаружил, что его друг Длинная Стрела оказался в каменной ловушке, он так рассердился, что расколол гору пополам голыми руками, чтобы освободить его.
С этого момента отношение к нам индейцев резко изменилось. Мы получили приглашение в их деревню на празднество по случаю благополучного избавления от смерти пропавших семей. Соорудив из молодых побегов носилки для больной женщины, мы все двинулись вниз по склону горы.
По дороге краснокожие что-то сказали Длинной Стреле. Я сразу понял — вести были плохие, потому что его лицо сразу омрачилось. Доктор спросил его, что случилось. Длинная Стрела ответил, что рано утром умер вождь их племени, восьмидесятилетний индеец.
— Вот из-за этого-то, — прошептала мне в ухо Полинезия, — они и вернулись в деревню с берега, когда за ними прибежал гонец. Помнишь?
— Отчего он умер? — спросил Доктор.
— Он умер от холода, — ответил Длинная Стрела.
Тем временем солнце почти село, и мы почувствовали, что и нас пробирает холодная дрожь.
— Положение серьезное, — сказал мне Доктор. — Остров по-прежнему находится во власти этого проклятого южного течения. Этим придется заняться завтра. Если ничего нельзя будет сделать, индейцам лучше сесть в свои каноэ и покинуть остров. Так они хоть могут надеяться выжить — если, конечно, волны не опрокинут их лодки. В противном случае они почти наверняка замерзнут до смерти в ледяных торосах Антарктики.
Вскоре мы перевалили через седловину горного хребта и увидели внизу, в дальней части острова, деревню — большое скопление плетенных из травы хижин и ярко раскрашенных тотемных столбов, располагавшихся рядом с кромкой моря.
— Прекрасный вид! — заметил Доктор. — И чудное местоположение. Что это за деревня?
— Попсипетль, — ответил Длинная Стрела. — Так и племя называется. По-индейски это значит «люди движущейся земли». На острове два индейских племени — попсипетли в этой части и багджагдераги в той.
— И кого же из них больше?
— Конечно, багджагдерагов, их город занимает два квадратных лье. Однако, — добавил Длинная Стрела, и по его красивому лицу пробежала легкая тень, — я бы лично предпочел одного попсипетля сотне багджагдерагов.
Весть о проведенной нами акции спасения явно опережала нас. Приблизившись к деревне, мы увидели толпу индейцев, выбегавших нам навстречу, чтобы приветствовать друзей и родственников, которых они уже не надеялись снова увидеть.
Когда им рассказали, что спасение — дело рук странного белого пришельца, эти добрые люди окружили Доктора и принялись жать ему руки, хлопать по спине и обнимать. Затем они подняли его на свои сильные плечи и понесли вниз с горы в деревню.
Там нам оказали еще более теплый прием. Несмотря на холод надвигавшейся ночи, жители деревни, дрожавшие в своих домах, распахнули двери и сотнями вышли на улицу. Я и понятия не имел, что в маленькой деревне столько народу. Люди окружали нас, улыбались, кивали, размахивали руками. Слушая рассказ Длинной Стрелы о деталях нашей операции, они испускали необычные напевные звуки, которые мы приняли за изъявления благодарности или похвалы.
Затем нас проводили в совершенно новую хижину, сплетенную из травы, чистую и благоухающую внутри. Шестерым крепким индейским мальчикам было велено нам прислуживать.
По пути через деревню на краю главной улицы мы заметили хижину, выделявшуюся среди других своими большими размерами. Длинная Стрела сказал, что это хижина вождя, но теперь она пуста, поскольку новый вождь на место старого, только что умершего, еще не избран.
Внутри нашего нового дома нас ждал роскошный стол из рыбы и фруктов. Когда мы вошли туда, самые именитые люди племени уже усаживались за большой обеденный стол. Длинная Стрела предложил нам сесть и закусить.
Упрашивать нас не пришлось, потому что все были очень голодны. Однако мы с удивлением и разочарованием обнаружили, что рыба не зажарена, Индейцы, похоже, не находили в этом ровным счетом ничего необычного, жадно и с наслаждением глотая рыбу как есть, то есть сырой.
С массой извинений Доктор объяснил Длинной Стреле, что, если никто не возражает, мы бы предпочли есть рыбу жареной.
Каково же было наше изумление, когда мы поняли, что великий натуралист Длинная Стрела, обладавший столь глубокими познаниями в естественных науках, не знает, что значит слово «жареный»!
Полинезия, сидевшая на лавке между Джоном Дулитлом и мной, потянула Доктора за рукав.
— Доктор, я могу сказать вам, в чем дело, — прошептала она, когда он склонился к ней, — у этих людей нет костров! Они не умеют зажечь очаг. Посмотрите наружу: почти темно, а во всей деревне ни единого огонька. Это племя, не знающее огня.
Тогда Доктор спросил Длинную Стрелу, знает ли он, что такое огонь. Свой вопрос он пояснил рисунками, которые нарисовал на скатерти из оленьей кожи. Длинная Стрела ответил, что он видел нечто подобное — в кратерах вулканов, но что ни он, ни другие попсипетли не знают, как эту штуку можно добыть.
— Бедные несчастные варвары! — пробормотал Бампо. — Неудивительно, что старый вождь умер от холода!
В этот момент мы услышали плач. Обернувшись на этот звук, идущий от двери, мы увидели рыдающую краснокожую мать с младенцем на руках. Она что-то сказала индейцам, чего мы не поняли, и Длинная Стрела объяснил нам, что у нее заболел ребенок и она хочет, чтобы белый доктор попытался вылечить его.
— О, Господи! — простонала мне в ухо Полинезия. — Совсем как в Падлби: пациенты появляются в разгар обеда. Одно, по крайней мере, ясно: пища сырая, поэтому не остынет.
Доктор осмотрел младенца и немедленно обнаружил, что тот ужасно продрог.
— Огня! Огонь — вот что ему нужно, — сказал он, поворачиваясь к Длинной Стреле. — Это то, что нужно вам всем. У этого ребенка будет воспаление легких, если его не держать в тепле.
— Да, конечно, — откликнулся Длинная Стрела. — Но как добыть огонь, где его взять — вот в чем проблема. Все вулканы на этом острове потухли.
Мы принялись обыскивать свои карманы в поисках спичек, переживших кораблекрушение. Все, что мы могли найти, — это две целые спички и одна половинка, но их головки были безнадежно размыты соленой водой.
— Слушай, Длинная Стрела, — сказал Доктор. — Есть много способов добыть огонь и без помощи спичек. Во-первых, можно использовать увеличительное стекло и солнечные лучи. Этим способом мы сейчас не можем воспользоваться, поскольку солнце уже село. Во-вторых, можно тереть твердым куском дерева о мягкое бревно или корягу. Что там на улице, уже темно? Увы, да. Тогда боюсь, придется ждать до утра, поскольку кроме различных видов дерева, нам потребуется в качестве топлива старое беличье гнездо. А его без освещения в этот час не найти.
— Велики твои хитрость и умение, Белый Человек, — возразил Длинная Стрела. — Но в этом ты обижаешь нас. Разве тебе не известно, что все люди, не знающие огня, способны видеть в темноте? Поскольку у нас нет освещения, нам приходится приучать себя передвигаться во мраке даже в самые темные ночи. Я пошлю гонца, и через час у тебя будет беличье гнездо.
Он отдал распоряжения двум нашим мальчикам-слугам, и они со всех ног бросились выполнять их. И точно, спустя непродолжительное время у нашей двери появилось беличье гнездо, а также куски твердого и мягкого дерева.
Луна еще не поднялась, и в доме было темно, хоть глаз выколи. Однако я слышал и чувствовал, как вокруг нас снуют индейцы, передвигавшиеся легко, как при свете дня. Решать задачу добывания огня Доктору пришлось почти исключительно на ощупь. По его просьбе Длинная Стрела и индейцы подавали ему необходимые предметы, когда он случайно клал их не на то место. И тогда я сделал любопытное открытие: теперь, когда в этом была необходимость, я и сам начал понемногу видеть в темноте. И я впервые понял, что абсолютного мрака не бывает, свет далекого ночного неба входит в ваш дом сквозь раскрытую дверь.
Одолжив у кого-то лук, Доктор ослабил тетиву, вставил на ее место палку из твердого дерева и принялся тереть этой палкой о мягкую кору. Вскоре я ощутил по запаху, что коряга задымилась. В то место, откуда шел дым, он несколько раз подкладывал труху, которую извлекал из беличьего гнезда, а затем попросил меня как следует подуть на него. Палка вращалась все быстрее и быстрее. Вдруг комната наполнилась дымом. И наконец окружавшая нас тьма внезапно осветилась. Беличье гнездо охватило пламя.
Индейцы зашумели, раздались изумленные восклицания. Сначала все они упали на колени и начали молиться огню. Затем захотели взять его в руки и поиграть с ним. Нам пришлось учить их обращаться с огнем. Они были в восторге, когда мы соорудили жаровню и зажарили на ней рыбу. Индейцы с наслаждением втягивали в себя воздух — впервые в истории по деревне Попсипетль разносился запах жареной рыбы.
Затем мы попросили их принести нам вязанки хвороста и побольше сухого дерева и сложили из них посередине главной улицы огромный костер. Все племя, почувствовав его тепло, собралось вокруг, радостно улыбаясь и удивляясь чуду. Это было поразительное зрелище, один из эпизодов нашего путешествия, который я вспоминаю чаще всего: яркое пламя, весело пляшущее на фоне черного неба, а вокруг него плотное кольцо индейцев, и отблески огня на смуглых щеках, белых зубах и сверкающих глазах. Все жители селения старались пробиться поближе к костру, хихикая и толкаясь, как школьники.
Спустя некоторое время, когда Они уже немного привыкли к огню, Доктор показал им, как можно устроить его в доме, если только проделать в крыше отверстие для дыма. И прежде чем мы уснули после этого долгого и утомительного дня, во всех деревенских хижинах уже пылали очаги.
Бедные люди были так рады снова как следует согреться, что даже забыли про сон. До самого раннего утра селение буквально гудело: все попсипетли сидели, беседуя о своем удивительном замечательном бледнолицем госте и этой странной вещи — огне, — которую он принес с собой!
Познакомившись с добротой попсипетлей, мы очень быстро поняли, что если нам необходимо что-то сделать, то в большинстве случаев нужно действовать тайно. Доктор был настолько популярен и любим всеми, что как только он появлялся утром в дверях своего дома, толпы почитателей, терпеливо ожидавших на улице, обступали его и следовали за ним, куда бы он ни шел. После совершенного им подвига по добыванию огня эти похожие на детей люди, я думаю, ожидали, что он постоянно будет творить чудеса, и ни за что не хотели пропустить очередное чудо.
В то первое утро нам лишь с огромным трудом удалось оторваться от толпы и отправиться с Длинной Стрелой, чтобы спокойно, не спеша осмотреть остров.
Во время этого похода мы обнаружили, что Не только растения и деревья страдают от холода: положение животных было еще более плачевным. Повсюду можно было видеть дрожащих облезлых птиц, собиравшихся в стаи, чтобы лететь в теплые края. Многие лежали на земле мертвыми. Спустившись к берегу, мы увидели целые стаи сухопутных крабов, уплывавших в море в поисках лучшего пристанища. А в отдалении, на юго-востоке, плавало множество айсбергов — свидетельство того, что мы находились теперь совсем недалеко от холодной Антарктики.
Вглядываясь в море, мы заметили наших друзей дельфинов, игравших в волнах. Доктор окликнул их, и они подплыли ближе к берегу.
Он спросил у них, как далеко мы находимся от южного полярного континента.
— Примерно в ста милях, — ответили они. А затем поинтересовались, почему он спрашивает.
— Потому что плавучий остров, на котором мы находимся, — ответил он, — все время течением сносит к югу. Этот остров прежде находился где-то в тропической зоне. Там было по-настоящему жарко. Если он не перестанет двигаться на юг, очень скоро все живое на нем погибнет.
— Тогда, — сказали дельфины, — его нужно вернуть в теплый климат, не так ли?
— Да, но как? — ответил Доктор. — Это же не лодка, мы не можем его «пригрести» обратно.
— Нет, — сказали они, — но его бы могли толкать киты — если бы их было в достаточном количестве.
— Какая великолепная идея! Ну конечно, киты! — воскликнул Доктор. — Вы не могли бы раздобыть мне несколько китов?
— Разумеется! — ответили дельфины. — Мы как раз недавно проплывали мимо одного китового стада, плескавшегося среди айсбергов. Мы попросим их приплыть сюда. А если этого будет мало, постараемся найти еще. Лучше иметь в своем распоряжении побольше китов.
— Спасибо, — сказал Доктор. — Вы очень добры. Между прочим, вы случайно не знаете, как этот остров стал плавучим? Я заметил, что он по крайней мере наполовину состоит из камня. Очень странно, что он вообще держится на воде, вы не находите?
— Этому есть простое объяснение, — ответили они. Раньше остров был частью горного массива Южной Америки — выдающимся в море уступом, своего рода лишним куском. Тысячи лет назад, во время ледникового периода, он откололся от материка. По какой-то странной случайности, пока он падал в океан, его внутренний остов, который был полым, наполнился воздухом. Сейчас вы видите лишь меньше половины острова, остальное находится под водой. Там, в середине подводной части, есть огромная скальная воздушная камера, которая проходит внутри гор до самого верха. Именно это и держит остров на плаву.
— Какой прелюбопытный феномен! — воскликнул Бампо.
— Да-да, — сказал Доктор. — Я должен это записать. — И он достал свою неизменную записную книжку.
Дельфины, прыгая и резвясь в воде, унеслись в направлении айсбергов. Довольно скоро мы увидели, как море вздымается и пенится от большого стада китов, приближавшихся к нам на полной скорости.
Это были и вправду огромные существа. Их было не меньше двухсот.
— Вот они, — сказали дельфины, высовывая головы из воды.
— Хорошо! — произнес Доктор. — А теперь объясните им, пожалуйста, что речь идет об очень серьезном деле для всех обитателей этого острова. И спросите у них, не соблаговолят ли они спуститься на юг, до дальней оконечности острова, упереться в него носами и потолкать его обратно, к побережью Южной Бразилии.
Дельфинам явно удалось убедить китов выполнить просьбу Доктора — уже очень скоро мы увидели, как они рассекают море, двигаясь к южной части острова.
Затем мы улеглись на берегу и стали ждать.
Примерно через час Доктор встал на ноги и бросил в воду палку. Некоторое время она неподвижно лежала на воде. Но вскоре мы увидели, как она медленно поплыла вдоль берега.
— Ага! — сказал Доктор. — Видите? Остров наконец-то движется к северу. Слава Богу!
Палка удалялась от нас все быстрее и быстрее, а айсберги на горизонте становились все меньше и расплывались в тумане.
Доктор достал часы, бросил в воду еще несколько палок и сделал быстрый расчет.
— Гм! Четырнадцать с половиной узлов в час, — пробормотал он. — Очень приличная скорость. Мы приблизимся к Бразилии примерно за пять дней. Ну что же — как гора с плеч! Я заявляю, что мне уже теплее. Пойдемте поищем себе что-нибудь поесть.
На обратном пути в деревню Доктор завел с Длинной Стрелой беседу о естественной истории. Но только-только они как следует разговорились, как к нам подбежал индеец-гонец с сообщением.
Длинная Стрела мрачно выслушал невнятную, задыхающуюся речь гонца, повернулся к Доктору и сказал на орлином языке:
— Великий Белый Человек, страшная беда стряслась с попсипетлями. Наши южные соседи, бесчестные багджагдераги, уже давно зарящиеся на наши запасы спелого зерна, вступили на тропу войны и сейчас приближаются, чтобы напасть на нас.
— И вправду плохие новости, — проговорил Доктор. — Однако не будем судить сгоряча. Возможно, им отчаянно не хватает еды, потому что их собственный урожай замерз в поле. Разве они не ближе вас к холодному югу?
— Не ищи оправданий ни для кого, кто принадлежит к багджагдерагам, — возразил Длинная Стрела, качая головой. — Это племя бездельников и лентяев. Они просто увидели возможность поживиться зерном, не трудясь на земле. Если бы их не было так много и они не надеялись победить своих соседей числом, они бы никогда не осмелились открыто вступить в войну с храбрыми попсипетлями.
Когда мы добрались до деревни, ее жители были в состоянии крайнего возбуждения. Мужчины приводили в порядок луки, оттачивали копья и боевые топоры, сотнями изготовляли стрелы. Женщины возводили вокруг деревни высокий частокол из бамбуковых шестов. Разведчики и гонцы прибегали и убегали, сообщая о передвижениях врага. А в ветвях деревьях и на холмах вокруг селения расположились часовые, наблюдавшие за горами на юге.
Длинная Стрела привел еще одного индейца, невысокого, но весьма широкоплечего, и представил его Доктору, сказав что, это Большие Зубы, главный воин по пси петлей.
Доктор вызвался пойти навстречу врагу и попытаться мирно, без боя, уладить дело. Ведь война, сказал он, в лучшем случае — глупая, бессмысленная затея. Однако оба индейца покачали головами. Это безнадежный план, сказали они. Когда в последней стычке с багджагдерагами они посылали гонца для мирных переговоров, его просто зарубили топором.
Пока Доктор выяснял у воина Большие Зубы, как тот намеревается защищать деревню от нападения, часовые подняли тревогу.
— Они идут! Багджагдераги спускаются с гор — их тысячи!
— Да, — сказал Доктор. — Видно такой уж сегодня выпал день. Я не охотник воевать, но если деревню атакуют, нам придется помочь оборонять ее.
Он поднял с земли дубинку и опробовал ее, расколов придорожный камень.
— Мне кажется, это подходящий инструмент, — сказал он, — и, подойдя к бамбуковому частоколу, он занял место среди других воинов.
Для того чтобы помочь нашим друзьям, доблестным попсипетлям, необходимо было обзавестись каким-нибудь оружием. Я одолжил лук и колчан, полный стрел. Джип решил положиться на свои старые, но все еще крепкие зубы. Чи-Чи схватила мешок с камнями и взобралась на пальму, чтобы швырять камни вниз на головы врагов. А Бампо последовал за Доктором, вооружившись молодым древесным побегом, который он держал в одной руке, и дверным шестом — в другой.
Когда враги достаточно приблизились, чтобы их можно было разглядеть с того места, где мы стояли, мы все раскрыли рот от изумления. Склоны гор буквально кишели ими — их были тысячи и тысячи. На их фоне наша маленькая армия внутри огражденной деревни выглядела жалкой горсткой людей.
— Святой Боже! — пробормотала Полинезия. — Против этой тучи у нашей маленькой компании нет никаких шансов. Так дело не пойдет. Я, пожалуй, полечу за подмогой.
Куда она собиралась лететь и какую помощь надеялась получить, я не имел ни малейшего представления. Она просто исчезла, покинув нас. Но Джип, услышавший ее слова, просунул нос между бамбуковыми прутьями частокола, чтобы получше увидеть противника, и сказал:
— Скорее всего, она полетела за черными попугаями. Будем надеяться, что она найдет их вовремя. Только посмотрите на этих отвратительных бандитов, слезающих со скал — их миллионы! Эта заварушка заставит нас всех попрыгать!
И Джип оказался прав. Не прошло и четверти часа, как наша деревня была полностью окружена огромной толпой вопящих и беснующихся багджагдерагов.
Здесь я приступаю к той части повествования, в которой события сменяют друг друга столь быстро, что, оглядываясь назад, я не нахожу в себе сил четко воспроизвести их на бумаге. Я знаю, что если бы не Грозная Тройка — такое гордое имя запечатлено в истории попсипетлей — Длинная Стрела, Бампо и Доктор, война бы закончилась очень быстро, а весь остров стал бы принадлежать никчемным багджагдерагам. Но англичанин, африканец и индеец, втроем стоившие целого полка, не давали никому из врагов проникнуть в деревню без риска для жизни.
Бамбуковая изгородь, в спешке сооруженная вокруг селения, оказалась не слишком крепкой, и с самого начала под напором окружавшего ее противника начала поддаваться то в одном, то в другом месте. Тогда Доктор, Длинная Стрела и Бампо спешили к пролому, и там происходила ужасная рукопашная схватка, после чего врага выбрасывали за пределы изгороди. Но тут же от какой-нибудь другой части стены доносился сигнал тревоги, и Тройка мчалась вновь и вновь повторять свой маневр.
Сами попсипетли были совсем неплохими бойцами, но сила и мощь этих трех мужчин разного происхождения и цвета кожи, стоявших вплотную друг к другу и размахивающих огромными дубинками, являла собой зрелище, достойное изумления и всяческого восхищения.
Но, увы! Даже Тройка, сколь бы сильна она ни была, не могла бесконечно долго держаться против армии, силы которой, казалось, были несметны. Во время одной из наиболее ожесточенных схваток, когда врагам удалось проделать в заборе особенно большую дыру, я увидел, как огромная фигура Длинной Стрелы согнулась и упала. Из широкой груди индейца торчало копье.
Еще с полчаса Бампо и Доктор продолжали бороться вдвоем, бок о бок. Откуда у них брались силы держаться так долго, я не знаю — они ни на секунду не останавливались, чтобы перевести дух или дать отдых рукам.
Доктор — спокойный, добродушный, миролюбивый маленький Доктор! Вы бы его не узнали, если бы увидели в тот день, как его удары сыпятся налево и направо.
Что касается Бампо, то это был самый настоящий демон с вытаращенными белками глаз и мрачно стиснутыми зубами. Никто даже на несколько ярдов не осмеливался приблизиться к его страшному, вращающемуся большими кругами дверному шесту. Но в конце концов ловко брошенный камень поразил Бампо в середину лба. И второй член Тройки упал на землю. Джон Дулитл, последний из Грозных, остался воевать в одиночестве.
Джип и я бросились к нему и попытались занять места павших. Но слишком маленькие и легкие, мы были плохой заменой. Еще один кусок изгороди рухнул, через расширившееся отверстие на нас хлынули багджагдераги.
— В каноэ! К морю! — кричали попсипетли. — Спасайтесь! Все кончено! Война проиграна!
Однако мы с Доктором не имели возможности спасаться. Толпа смела нас и придавила своим весом. Упав, мы уже не были в состоянии подняться. Я подумал, что нас наверняка затопчут до смерти.
Но тут среди шума и гама битвы мы услышали самый кошмарный звук, когда-либо достигавший человеческих ушей: крик миллионов и миллионов попугаев, пронзительно вопящих от ярости.
Армия, которую столь молниеносно привела нам на помощь Полинезия, заслонила собой всю западную часть неба. Позже я спрашивал ее, сколько там было птиц. Она сказала, что точно не знает, но наверняка около шестидесяти-семидесяти миллионов. За это потрясающе короткое время она привела их за собой с материка Южной Америки.
Кричащие от ярости попугаи издают по-настоящему устрашающие звуки. А если эти птицы еще и пускают в ход свой клюв, то они могут наносить крайне неприятные и болезненные раны.
По команде Полинезии черные попугаи (если не считать алого клюва и ярко-красных полос на крыльях и хвосте, они были угольно-черного цвета) кинулись на багджагдерагов, устремившихся в этот момент в деревню в поисках добычи.
Метод боя у черных попугаев был особенным. Вот что они делали: три или четыре попугая садились на голову каждому багджагдерагу и как следует вцеплялись ему в волосы когтями. Затем они свешивались по бокам головы, и начинали отщипывать кусочки ушей, совсем как если бы они компостировали железнодорожные билеты. Вот и все. У наших врагов пострадали только уши. Но благодаря этому мы выиграли войну.
С душераздирающими воплями, сбивая друг друга с ног, багджагдераги побежали, стараясь побыстрее удрать из этой проклятой деревни. Не стоило и пытаться оторвать попугаев от волос, потому что на каждую голову приходилось еще по четыре попугая, с нетерпением ожидавших своей очереди.
Некоторым из врагов везло и, отделавшись всего одним-двумя укусами, они выбирались за пределы частокола, где попугаи немедленно оставляли их в покое. Но у большинства еще до того, как черные птицы одержали полную победу, уши представляли собой крайне необычное зрелище, напоминая почтовые марки. Такая обработка, весьма болезненная для ее жертв, в тот момент не причинила им никакого вреда, если не считать перемен во внешнем виде. Впоследствии она даже стала отличительным признаком племени багджагдерагов. Ни одна по-настоящему хорошенькая молодая женщина племени не появлялась на людях с мужчиной, у которого не были бы изодраны уши — ведь это доказывало, что он участвовал в Великой Войне. Именно так — Багджагдераги-Рваные Уши — стали называть это племя другие индейские народы (хотя этот факт и остается неизвестным широкому кругу ученых).
Как только деревня была очищена от врагов, Доктор обратил свое внимание на раненых.
Несмотря на то, что битва была продолжительной и ожесточенной, серьезных ранений было на удивление мало. Длинной Стреле пришлось хуже всех. Однако после того как Доктор промыл ему рану и уложил в постель, он открыл глаза и сказал, что ему уже лучше. Бампо был лишь слегка оглушен.
Покончив с лечением раненых, Доктор попросил Полинезию, чтобы черные попугаи отогнали врагов на их собственные земли и попридержали их там в течение ночи, дабы не нашлось желающих повторить неудавшийся набег.
Полинезия отдала краткое распоряжение, и миллионы попугаев, как одна птица, раскрыли алые клювы и вновь издали свой устрашающий боевой клич.
Багджагдераги решили поберечь свои уши и беспорядочно ринулись через горы в том направлении, откуда пришли. Все это время Полинезия и ее триумфальная армия бдительно следовали за ними, подобно гигантской грозной черной туче.
Доктор поднял свой цилиндр, сброшенный на землю во время битвы, тщательно отряхнул его и надел на голову.
— Завтра, — сказал он, потрясая кулаком в сторону гор, — мы установим условия мира — и сделаем это в городе багджагдерагов!
Его слова были встречены торжествующими криками восхищенных попсипетлей. Война была окончена.
На следующий день мы отправились на дальний конец острова. Добравшись до него на каноэ — мы плыли туда морем — за двадцать пять часов, мы оставались в городе багджагдерагов ровно столько, сколько было необходимо, и ни минутой дольше.
Когда Доктор бросился в гущу битвы в Попсипетле, я впервые в своей жизни увидел его по-настоящему рассерженным. Но дав волю гневу один раз, он никак не мог успокоиться. Всю дорогу, пока мы шли берегом острова, он вновь и вновь поносил этих трусов, напавших на его друзей попсипетлей лишь для того, чтобы отнять у них их зерно, — поскольку сами они были слишком ленивыми, чтобы обрабатывать землю. И когда он достиг города багджагдерагов, он все еще был очень зол.
Длинной Стрелы с нами не было, так как он слишком ослаб после ранения. Однако Доктор, всегда очень способный к языкам, к этому времени уже освоил язык индейцев. Кроме того, среди полудюжины попсипетлей, сопровождавших нас в качестве гребцов, был один мальчик, которого мы немного обучили английскому языку. Он и Доктор сумели сделать так, что багджагдераги их поняли. Поскольку наводившие ужас попугаи все еще чернели на окружающих каменный город горах, ожидая лишь слова, чтобы ринуться вниз и атаковать, наши враги вели себя очень смиренно.
Оставив каноэ на берегу, мы прошли по главной улице к дворцу вождя. Мы с Бампо не могли скрыть удовлетворения, увидев, как толпы людей, выстроившиеся вдоль дороги в ожидании нашего прибытия, склоняли головы до земли перед маленькой округлой сердитой фигуркой Доктора, выступавшего впереди с важно вздернутым подбородком.
У подножия ступеней, ведущих во дворец, вождь и все старейшины племени ожидали встречи с ним, почтительно улыбаясь и дружелюбно протягивая к нему руки. Доктор не обратил на них ни малейшего внимания. Он прошагал мимо и поднялся по ступеням. Затем он повернулся лицом к собравшимся и тут же твердым голосом начал свою речь.
Я никогда в жизни не слышал такой речи — и они тоже, я в этом совершенно уверен. Сначала он обозвал их всеми возможными именами — трусами, бездельниками, ворами, бродягами, паразитами, хулиганами и так далее. Затем сказал, что он серьезно подумывает, не позволить ли попугаям согнать их с острова в море, чтобы избавить эту чудесную землю от их никчемных персон.
При этих словах раздались громкие мольбы о пощаде, и вождь и все остальные люди племени упали на колени, обещая подчиниться любым условиям мира, какие он только пожелает установить.
Тогда Доктор призвал одного из их писцов — вернее, рисовальщиков. На каменных стенах дворца багджагдерагов он заставил его под диктовку начертать условия мирного договора. Этот договор известен как «Попугайский мир» и, в отличие от большинства мирных договоров, строго соблюдался и соблюдается вплоть до сегодняшнего дня.
В нем было довольно много слов. Рисунки заняли половину дворцового фасада, и к моменту, когда усталый писец закончил свою работу, на них ушло пятьдесят горшков чернил. Главное содержание договора заключалось в том, что войны больше не должно быть и что оба племени торжественно обещают помогать друг другу при всех обстоятельствах, в случае неурожая зерна или любой другой беды на землях, принадлежащих любому из них.
Это очень удивило багджагдерагов. Видя сердитое лицо Доктора, они ожидали, что он, по меньшей мере, отрубит пару сотен голов и, возможно, обратит остальных в вечное рабство.
Но когда они увидели, что Доктор хочет им только добра, их великий страх перед ним сменился неподдельным восхищением. И когда он окончил свою длинную речь и быстро пошел вниз по ступеням, направляясь назад к каноэ, несколько старейшин племени бросились к его ногам и закричали:
— Пожалуйста, останься с нами, Великий Господин, и все богатства багджагдерагов будут твоими — золотоносные жилы в горах, известные нам, и плантации жемчужин в море. Только останься, чтобы твоя всепобеждающая мудрость могла вести наш народ к процветанию и миру.
Доктор поднял руку, призывая к молчанию.
— Ни один человек, — сказал он, — не захочет быть гостем багджагдерагов до тех пор, пока они не докажут, что их племя — племя честных людей. Строго соблюдайте условия мира и вы сами обеспечите себе достойное правление и процветание. Прощайте!
Затем он повернулся и быстро пошел по направлению к тому месту, где мы оставили каноэ. Мы с Бампо и попсипетли последовали за ним.
Однако перемена, происшедшая с багджагдерагами, была искренней. Доктор произвел на них громадное впечатление — более глубокое, чем он сам мог вообразить. Вообще, я иногда думаю, что эта его речь, произнесенная со ступеней дворца, повлияла на индейцев острова Паукообразных Обезьян больше, чем все его остальные деяния, которые, хотя и были великими, неизменно преувеличивались и раздувались молвой.
Когда он достиг места, где нас ждали лодки, ему принесли больную девочку. Оказалось, что у нее очень простое заболевание, от которого он немедленно нашел средство. Это еще больше укрепило его популярность. Когда же Доктор ступил на свое каноэ, люди вокруг нас буквально зарыдали. Похоже — я об этом узнал позже, — они подумали, что он навсегда уплывает по морю в таинственные далекие земли, откуда прибыл.
Когда мы оттолкнулись от берега, несколько старейшин обратились к попсипетлям. Я не понял смысла их слов, но мы заметили, что несколько каноэ с багджагдерагами последовали за нами, держась на почтительном расстоянии всю дорогу до попсипетля.
Возвращаться решено было вдоль другого берега, что позволило бы нам совершить вокруг острова полный круг.
Огибая южную оконечность острова, мы увидели наших друзей китов, усердно толкавших остров своими носами в северном направлении. Мы настолько увлеклись военными действиями, что совершенно о них забыли. Но сейчас, остановившись и наблюдая за их мощными хвостами, вздымавшими в море белую пену, мы внезапно поняли, что уже довольно давно не испытываем холода. Ускорив движение лодки, чтобы совсем не отстать от острова, мы поплыли вдоль берега на север. К нашей радости, мы убедились, что деревья на берегу выглядят уже более зелеными и здоровыми. Остров Паукообразных Обезьян возвращался в родные широты.
Проплыв половину пути до Попсипетля, мы причалили к берегу и два или три дня исследовали центральную часть острова. Наши гребцы индейцы провели нас в горы, крутые и высокие в этой части острова и резко обрывавшиеся над морем. Там они показали нам место, которое попсипетли называют Шепчущими Скалами.
Это было удивительное зрелище. Перед нами открылся как бы огромный цирк, или гигантская чаша, выдолбленная в горах, а из самого центра этой чаши поднималась плоская плита; на которой стояло кресло из слоновой кости. Вокруг на большую высоту вздымались горы, образуя ступени, похожие на театральные ряды. Только один узкий провал открывал вид на море. Это место напоминало зал заседаний или концертный зал для гигантов, а каменная плита в центре — сцену для актеров или трибуну для оратора.
Мы спросили у наших гидов, почему это место называется Шепчущими Скалами, и они ответили: «Спуститесь ниже, и вы поймете».
Огромная чаша имела в поперечнике несколько миль. Мы спустились вниз по скалам и убедились, что в этом фантастическом месте, даже стоя далеко друг от друга, можно было переговариваться шепотом. Такой эффект создавало невероятной силы эхо, разносившее звук в разных направлениях между высокими отвесами скал.
Наши гиды сообщили нам, что именно здесь в те давно ушедшие дни, когда остров Паукообразных Обезьян целиком принадлежал попсипетлям, короновали монархов. Кресло из слоновой кости на центральной плите было троном, на котором восседали короли. Амфитеатр был настолько велик, что вмещал всех индейцев острова, желавших присутствовать при коронации.
Они также показали нам огромную скалу, нависшую над краем вулканического кратера. Хотя она была далеко внизу, под нами, мы видели ее довольно отчетливо. Скала выглядела очень неустойчивой — казалось, достаточно толкнуть ее рукой, и она упадет со своего постамента. Нам рассказали легенду-предсказание о том, что когда на троне из слоновой кости будет короноваться величайший из королей Попсипетля, эта висячая скала упадет в кратер вулкана и опустится до самого центра земли.
Доктор сказал, что хотел бы подойти посмотреть ее поближе.
Когда мы спустились к краю кратера — чтобы добраться до него, нам пришлось потратить полдня, — то увидели, что скала невероятно велика. Под ней зияла черная дыра. Мы заглянули в нее, и она показалась нам бездонной.
— Стаббинс, — сказал Доктор, глядя на огромную скалу, возвышавшуюся над нашими головами, — знаешь ли ты, что, скорее всего, случится, если этот камень свалится вниз?
— Нет, — ответил я, — а что?
— Помнишь ту воздушную камеру, которая, по словам дельфинов, располагается под центральной частью острова?
— Да.
— Ну так вот, эта скала достаточно тяжела — если она упадет в кратер вулкана, то пробьет сверху эту воздушную камеру. А тогда воздух выйдет наружу и плавучий остров больше не будет плавать. Он опустится вниз.
— Но тогда все, кто на нем находится, утонут? — предположил Бампо.
— Совсем необязательно. Это будет зависеть от глубины моря в том месте, где опустится остров. Он может дойти до дна, опустившись, скажем, всего на сто футов. В этом случае над поверхностью воды останется приличная часть суши.
— И все же, — сказал Бампо, — будем надеяться, что этот камушек не потеряет равновесия, потому что я не верю, что он остановится у центра земли — более вероятно, что он пробьет весь земной шар и выйдет с другой стороны.
Спускаясь обратно на берег, мы заметили, что за нами даже здесь, в горах, по-прежнему наблюдают сопровождавшие нас багджагдераги. И когда мы снова выплыли в море, лодки, полные багджагдерагов, двинулись, опережая нас, в направлении Попсипетля.
Доктору не терпелось узнать, как себя чувствует Длинная Стрела. Мы гребли по очереди, продолжая путешествие при лунном свете, всю ночь и добрались до Попсипетля, когда занимался рассвет.
К своему великому удивлению, мы обнаружили, что не только мы, но и вся деревня не спала в эту ночь. Огромная толпа людей собралась, у дома умершего вождя. Причаливая каноэ к берегу, мы увидели, как из центральной двери выходит большая группа пожилых людей — старейшин племени.
Мы поинтересовались, что все это значит. Нам ответили, что всю ночь продолжаются выборы нового вождя. Его имя будет объявлено в полдень.
Как только Доктор навестил Длинную Стрелу и убедился, что дела у того идут хорошо, мы отправились к себе домой в дальний конец деревни. Там мы позавтракали и прилегли отдохнуть.
Отдых нам и вправду был необходим — жизнь с момента нашей высадки на острове была напряженной и заполненной событиями. Не успели наши головы коснуться подушек, как уже вся наша компания крепко спала.
Нас разбудили звуки музыки. Яркий полуденный свет вливался в приоткрытую дверь, на улице играло что-то вроде оркестра.
Мы встали и выглянули наружу. Дом был окружен населением Попсипетля в полном составе. Мы привыкли к тому, что у нашей двери в любое время дня и ночи дежурят многочисленные любопытные и почитатели, но здесь было нечто другое. Каждый из огромной толпы был наряжен во все самое лучшее. Цветные бусы, яркие перья и одеяла придавали ей красочный и необычайно жизнерадостный вид. Люди, казалось, находились в прекрасном расположении духа, пели и играли на музыкальных инструментах — главным образом, раскрашенных деревянных свистках или барабанах, сделанных из кожи.
На дверном косяке мы обнаружили Полинезию, вернувшуюся из города багджагдерагов, пока мы спали, и теперь наблюдавшую за происходящим. Мы спросили ее, чем вызвано подобное торжество.
— Только что объявлены результаты выборов, — сказала она, — в полдень стало известно имя нового вождя.
— И кто же новый вождь? — спросил Доктор.
— Вы, — спокойно ответила Полинезия.
— Я? — изумился Доктор. — Не может быть!
— Да, вы, — сказала она. — И более того, у вас теперь другая фамилия. Они сочли, что Дулитл не слишком подходящее и достойное имя для человека, который столько всего совершил. Поэтому теперь вас будут назвать Джонг Многомудрый. Как вам это нравится?
— Но я не хочу быть вождем, — сказал Доктор раздраженным тоном.
— Боюсь, что вам вряд ли сейчас удастся от этого отвертеться, — сказала она. — Если только вы не готовы снова пуститься в плавание на одном из ваших хлипких каноэ. Видите ли, вас выбрали не только вождем попсипетлей — вам предстоит стать королем всего острова Паукообразных Обезьян. Багджагдераги, которые так хотели, чтобы вы ими управляли, выслали вперед разведчиков и гонцов. Когда они узнали, что ночью вас избрали вождем попсипетлей, они были ужасно разочарованы. Однако, не желая совсем потерять вас, багджагдераги даже отказались от своей независимости и настояли на том, чтобы объединиться с попсипетлями, с тем, чтобы вы могли править и теми, и другими. Так что теперь вам никуда не деться.
— Боже мой! — застонал Доктор. — Хотел бы я, чтобы они проявляли поменьше энтузиазма! Ни за что на свете я не хочу быть королем!
— А я подумал, Доктор, — заметил я, — что вы обрадуетесь и будете гордиться. Хотел бы я иметь возможность стать королем.
— Я знаю, это звучит грандиозно, — сказал он, натягивая ботинки с несчастным видом. — Но беда в том, что нельзя взять на себя обязанности, а затем отказаться от них, когда вам вздумается. У меня есть своя работа. Высадившись на этом острове, я и минуты не смог посвятить естественной истории. Я все время занимался чужими делами. А теперь они хотят, чтобы я продолжал это делать! Ведь как только я стану королем попсипетлей, мне, как серьезному натуралисту, придет конец. Я буду слишком занят для чего бы то ни было. Я буду просто… м-м-м… просто королем.
— Но это не так мало! — возразил Бампо. — Мой отец — король и у него сто двадцать жен.
— Это еще хуже, — сказал Доктор, — ровно в сто двадцать раз хуже. У меня полно своих дел. Не хочу я быть королем.
— Послушайте, — сказала Полинезия, — сюда идут старейшины, чтобы объявить о вашем избрании. Поторопитесь и не забудьте зашнуровать ботинки.
Толпа перед нашей дверью внезапно расступилась, образовав длинный проход. В проходе, приближаясь к нам, появилась группа индейцев. Шедший впереди красивый старый индеец с лицом, покрытым морщинами, держал в руках корону. Сделанная из дерева корона была изумительной резной работы и необыкновенно яркой раскраски, а впереди к ней были прикреплены два больших голубых пера. За стариком шли восемь крепких индейцев, тащивших носилки, напоминавшие что-то вроде стула с длинными ручками внизу, чтобы легче было нести.
Опустившись на одно колено, склонив голову почти до самой земли, старик обратился к Доктору, который, стоя в дверях, надевал воротничок и повязывал галстук.
— О, Могущественный, — сказал он, — мы принесли тебе весть от народа Попсипетля. Безмерно велики твои деяния, полно доброты твое сердце и глубже моря твоя мудрость. Наш вождь умер. Людям нужен достойный руководитель. Наши старые враги багджагдераги стали благодаря тебе нашими братьями и добрыми друзьями. Они тоже хотят греться в лучах твоей улыбки. Смотри же, я принес тебе Священную Корону Попсипетля, которая еще не венчала ни одно царственное чело с тех пор, как в древние времена этот остров и его народы были едины и управлялись одним монархом. О Добрейший, общей волей народов этой страны нам поручено отнести тебя к Шепчущим Скалам, где со всем почетом и великолепием ты будешь коронован нашим королем — Королем Всей Движущейся Земли.
Добрым индейцам, по-видимому, и в голову не приходило, что Джон Дулитл может отказаться. Что касается бедного Доктора, я еще никогда в жизни не видел его таким расстроенным. По правде говоря, на моей памяти это был единственный случай, когда он так сильно разнервничался.
— Боже! — бормотал он, дико озираясь по сторонам в поисках путей к отступлению. — Что же мне делать? Никто из вас не видел, куда я положил свою булавку? Как же я могу надеть этот воротничок без булавки? Господи, что за день сегодня! Может, она закатилась под кровать, Бампо? Мне кажется, они могли бы мне дать день-другой на размышление. Вы когда-нибудь слышали такое — поднимают человека с постели и говорят, что он должен быть королем, а он еще даже не умылся! Неужели никто из вас не может найти ее? Может быть, ты стоишь на ней, Бампо? Отойди в сторону.
— Ах, не беспокойтесь из-за булавки, — сказала Полинезия. — Вам придется короноваться без воротничка. Я думаю, что индейцам это совершенно безразлично.
— Я же говорю вам, что не хочу короноваться, — вскричал Доктор, — во всяком случае по своей воле. Я скажу им речь. Может быть, это их удовлетворит.
Он снова повернулся к индейцам, стоящим у двери.
— Друзья мои, — произнес он. — Я не стою великой чести, которую вы мне оказываете. У меня мало или даже совсем нет опыта в искусстве управления. Наверняка среди ваших храбрых людей вы найдете многих гораздо больше подходящих для того, чтобы руководить вами. Я благодарю вас за выражение теплых чувств, за ваше доверие. Но прошу вас, не заставляйте меня брать на себя высокие обязательства, которые я не смогу выполнить.
Старик громко повторил его слова стоявшим за ним людям. Они флегматично покачали головами, ни на дюйм не сдвинувшись с места. Старик повернулся к Доктору.
— Ты избран ими, — сказал он, — они никого не хотят, кроме тебя.
На растерянном лице Доктора промелькнул проблеск надежды.
— Я пойду навещу Длинную Стрелу, — шепнул он мне. — Может быть, он придумает, как мне отвертеться от этого.
Извинившись перед всей компанией, он оставил их стоять у двери, а сам поспешил к дому Длинной Стрелы. Я последовал за ним.
— Длинная Стрела, — быстро проговорил Доктор на орлином языке, так, чтобы стоящие поблизости индейцы не могли его слышать. — Крайняя нужда заставляет меня просить твоей помощи. Эти люди хотят сделать меня своим королем. Если это со мной случится, все мои труды останутся незавершенными, потому что нет в мире человека более несвободного, чем король. Я умоляю тебя поговорить с ними и убедить этих добрых, благонравных людей, что задуманное ими неразумно.
Длинная Стрела приподнялся на локте.
— О, Добрейший, — сказал он (это уже стало привычной формой обращения к Доктору). — Меня очень печалит, что первая же твоя просьба ко мне не может быть выполнена. Увы! Я ничего не могу поделать. Эти люди настолько исполнились решимости сделать тебя своим королем, что если я попытаюсь вмешаться, они изгонят меня из своей страны и, вероятнее всего, коронуют тебя в любом случае. Тебе придется стать королем, хотя бы на время. Мы должны организовать твое правление таким образом, чтобы ты мог уделять время тайнам природы. Позже мы, может быть, сможем придумать какой-нибудь план и освободить тебя от бремени короны. Но сейчас ты должен быть королем. Это племя упрямых людей, и они настоят на своем. Другого выхода нет.
Доктор печально отвернулся от кровати и посмотрел вокруг. За его спиной опять стоял старик, по-прежнему державший в сморщенных руках корону, а рядом с ним ожидали королевские носилки. Согнувшись в глубоком поклоне, носильщики жестами указали Доктору на сидение, приглашая его сесть.
Доктор снова начал озираться по сторонам, отчаянно ища какую-нибудь лазейку для отступления. На мгновение я подумал, что сейчас Он бросится наутек. Однако толпа, окружавшая нас, была слишком большой и плотной, чтобы через нее можно было пробиться. Вдруг оркестр из свистков и барабанов заиграл торжественный марш, которым обычно сопровождались процессии. Доктор снова повернулся к Длинной Стреле с последней мольбой о помощи. Но огромный индеец лишь покачал головой и, подобно носильщикам, указал на ожидающий стул.
Наконец, почти в слезах, Джон Дулитл медленно ступил на носилки и сел. Когда носилки закачались на широких плечах носильщиков, я услышал как он тихо пробормотал:
— Черт подери! Ну не хочу я быть королем!
— Прощай! — воскликнул Длинная Стрела. — И пусть твоему правлению всегда сопутствует удача.
— Несут! Несут! — зашумела толпа. — Дорогу! Дайте дорогу! Вперед — к Шепчущим Скалам!
И пока процессия готовилась покинуть деревню, толпа, окружавшая нас, заспешила в направлении гор, чтобы занять лучшие места в гигантском амфитеатре, где должна была состояться церемония коронации.
За свою долгую жизнь я видел много великих и вдохновляющих зрелищ, но ни одно из них не могло сравниться с видом Шепчущих Скал в день коронации короля Джонга. Когда Бампо, Чи-Чи, Полинезия, Джип и я наконец одолели головокружительный подъем до края огромной чаши и заглянули внутрь ее, мы увидели бесконечное море смуглых лиц. Амфитеатр был полон, все до единого на острове — мужчины, женщины и дети, включая Длинную Стрелу, которого принесли сюда вместе с постелью, пришли посмотреть на великое событие.
Однако торжественное молчание Шепчущих Скал не прерывалось ни единым звуком. Было даже страшновато, и по спине бегали мурашки. Как рассказывал мне Бампо позже, тогда он был слишком потрясен, чтобы говорить, — он никогда не думал, что в мире может быть столько людей.
Внизу, у Тронной Плиты, возвышался совершенно новый, ярко раскрашенный тотемный столб. У всех индейских семей были тотемные столбы, которые они устанавливали у входа в дом. По идее, тотемный столб — это что-то вроде дверной таблички или визитной карточки: вырезанные на нем изображения повествуют о подвигах и достоинствах семьи, которой он принадлежит. Тот столб, о котором идет речь, красиво украшенный и гораздо более высокий, чем другие, был тотемом Дулитла или, как его потом называли, королевским тотемом Многомудрого. На нем как дань необычайным познаниям Доктора в области фауны были изображены только животные. И лишь те из них, которые, по мнению индейцев, символизируют хорошие свойства характера, например: олень — скорость, бык — упорство, рыба — осторожность, и так далее. На верхушке столба всегда вырезался символ или изображение животного, чье имя было избрано семьей в качестве родового. На шесте Многомудрого в виде такого символа был изображен огромный попугай, в память о знаменитом Попугайском Мире.
Трон из слоновой кости был весь отполирован благовонным маслом и ослепительно сверкал на ярком солнечном свете. У его подножия было разбросано множество цветущих веток — с возвращением теплого климата в долинах острова вновь обильно цвели деревья.
Вскоре мы увидели, как королевские носилки с восседавшим на них Доктором медленно поднимаются по винтовым ступеням плиты. Достигнув плоской вершины, они остановились, и Доктор вышел из них на цветочный ковер. Было так тихо, что даже с такого расстояния я отчетливо услышал, как под его ногой хрустнула ветка.
Подойдя к трону в сопровождении старого индейца, Доктор поднялся на постамент и сел. Какой крошечной казалась его маленькая круглая фигурка с этой огромной высоты! Трон был явно изготовлен для королей с более длинными ногами, и когда он сел, его ноги не достали до земли, повиснув в шести дюймах от верхней ступеньки.
Затем старый индеец повернулся и, взглянув наверх, на собравшихся, заговорил тихим ровным голосом. Каждое слово, которое он произносил, отчетливо слышалось в самых дальних уголках Шепчущих Скал.
Сначала он перечислил имена всех великих королей Попсипетля, которых в древности короновали на этом троне из слоновой кости. Он говорил о величии народа Попсипетля, о его триумфах и лишениях. Затем, махнув рукой в сторону Доктора, он перешел к подвигам, совершенным будущим королем. Должен сказать, что они легко затмили деяния его предшественников.
Когда он заговорил о том, что сделал Доктор для племени, зрители, все еще сохранявшие молчание, начали махать правой рукой в направлении трона. Это создало необычный эффект: весь амфитеатр пришел в движение, однако по-прежнему не было слышно ни единого звука.
Наконец старик закончил свою речь и, подойдя к трону, очень почтительно снял с головы Доктора поношенный цилиндр. Он собирался положить его на землю, но Доктор тут же выхватил его и положил к себе на колени. Затем, взяв в руки Священную Корону, старый индеец возложил ее на голову Джона Дулитла. Корона не очень хорошо сидела — тот, кто ее делал, предполагал, видимо, что у королей весьма небольшие головы, — и когда с залитого солнцем моря подул свежий ветер, Доктору пришлось придержать корону рукой, чтобы она не слетела. Но выглядела она просто великолепно.
Снова повернувшись лицом к присутствующим, старик сказал:
— Люди Попсипетля, перед вами избранный вами король! Вы довольны?
И тогда наконец послышался глас народа.
— Джонг! Джонг! — кричали они. — Да здравствует король Джонг!
Их крик разорвал торжественную тишину, подобно залпу тысячи пушек. В месте, где даже шепот разносился на расстояние многих миль, сотрясение воздуха, вызванное этим криком, было подобно удару. Горы вновь и вновь перебрасывали его друг другу. Я подумал, что звуки эха никогда не умолкнут. Оно громыхало по всему острову, перекатываясь в нижних долинах и гулко отдаваясь в отдаленных морских пещерах.
Внезапно я увидел, что старик указывает наверх, на высочайшую вершину острова. Посмотрев через плечо назад, я едва успел заметить, как Висячая Скала медленно оторвалась и упала вниз, канув в глубине вулкана.
— Люди Движущейся Земли, смотрите! — закричал старик. — Скала упала и легенда стала былью: сегодня коронуется Король из Королей!
Доктор тоже видел, как падала скала, и теперь стоял, в ожидании глядя на море.
— Он думает о воздушной камере, — сказал мне на ухо Бампо. — Будем надеяться, что море в этих местах не слишком глубокое.
Спустя минуту — столько времени понадобилось скале, чтобы долететь до камеры, — мы услышали глухой далекий удар, а затем сразу же громкое шипение вырывающегося наружу воздуха. С напряженным от беспокойства лицом Доктор снова опустился на трон, широко раскрытыми глазами наблюдая за синью океана.
Вскоре мы почувствовали, что земля под нашими ногами медленно опускается. Море заливало отмель, а берега становились все ниже — один фут, три, десять, двадцать, пятьдесят, сто футов. А затем, слава Богу, мягко, подобно бабочке, садящейся на розу, почва остановилась в своем движении! Остров Паукообразных Обезьян нашел свое пристанище на песчаном дне Атлантики, и земля снова соединилась с землей.
Конечно, многие из домов, находившихся рядом с берегом, были затоплены водой. И даже само селение Попсипетль полностью исчезло. Но это было неважно. Никто не утонул, поскольку все жители острова находились высоко в горах, наблюдая за коронацией короля Джонга.
Сами индейцы в тот момент не поняли, что произошло, хотя, конечно, почувствовали, что земля под ними опускается. Доктор потом говорил нам, что, скорее всего, Висячая Скала сверзлась со своего постамента из-за мощного крика, вылетевшего одновременно из нескольких миллионов глоток. Но в истории попей петлей этот эпизод подается таким образом, и так считается до сего дня: когда Король Джонг сел на трон, вес его августейшего тела был настолько велик, что остров в его честь опустился под ним и больше не стронулся с места.