Руки немели от пут. Запах палёной кожи и волос раздражал ноздри. От него кружилась голова и ощутимо подташнивало. Оставаться в сознании помогал ржавый привкус во рту. Хиттер здорово прикусил язык, когда горящая головешка коснулась его груди. Саднящая боль напоминала: ты ещё жив, ты ещё терпишь.
Привязанный к дубу жрец перестал бормотать, глазки прикрыл, нос свой утиный повесил. Наверно, молитвы закончились.
— Помнишь, Еронимус, мою сестру, Аду? — голос Теобальда дрожит от ненависти.
Дружки его, насмотревшись на пытку, давно дрыхнут, а припадочный всё никак не успокоится.
— Ту самую, что отвергла твои ухаживания. И ты натравил на нас сучьих Ищеек!
Костёр стрельнул искрами. Глаза разбойника полыхнули алым.
— Её сожгли, а перед этим пытали… и она сказала, что вся деревня нечистая! Ты знаешь, что это такое, арангиец?
«Собраться, отвечать… а то голова плывёт. Она мне нужна ясная».
— Знаю.
— Знаешь. Потому что участвовал в этом, сопровождал эту гниду…
«Не отвечать, всё равно не поверит».
— За это и будешь висеть завтра… во-о-он на том дубке. Я и сук заранее присмотрел… Сук, который выдержит твою тушу, арангиец.
— Спасибо, — с трудом отозвался Фрай, — но у меня что-то в горле пересохло. Воды не найдётся?
Тео долго смотрел на обнаглевшего наёмника, потом хмыкнул:
— Найдётся. А то подохнешь ещё… раньше времени, — и зачерпнул глиняной кружкой воды из котла.
Арангиец с проклятием приподнялся, сел повыше, прислонившись к шершавой коре. Облизнул пересохшие губы.
— Пей, продажная мразь, это последняя кружка воды в твое…
Резким движением Фрай подсёк склонившегося парня, заплёл его ноги своими, рванул на себя. Оттолкнулся от ствола и всем весом обрушился на противника. Пара ударов головой в лицо, и тот затих.
Наёмник и сам замер, шипя и постанывая. В глазах темнело, боль полосовала грудь зазубренными когтями. Переждав целую вечность, Фрай кое-как встал на колени, отполз назад и зубами вытащил нож из ножен на поясе Тео.
«Ночные! Как больно! Но ничего, сейчас… Где та удобная ямка между корнями? Ага, вот здесь…» Нож был острым, и вскоре Хиттер, морщась, разминал затёкшие запястья.
— Сын мой, — шёпот походил на шипенье змеи, — развяжи меня…
— Сейчас, святой отец, — отозвался Фрай и вскоре очутился возле Еронимуса.
В священника будто заново вдохнули жизнь, разве что прежней восторженности не наблюдалось.
— Освободи меня и убей их всех! Мои братья озолотят тебя! Это адепты Рушителя — не верь ни единому их слову!
— Не буду, — утешил его Хиттер.
И двинул в висок рукояткой ножа. Еронимус обмяк.
«Ишь, раскомандовался, — скривился наёмник. — Воистину, лучше тихого жреца — только мёртвый жрец. Но за мёртвого нам не заплатят».
Он натянул худые сапоги, которые помогли избавиться от ножных пут. Обувка была велика, не по ноге, что и сыграло Фраю на руку. Но всё равно пришлось повозиться, чтоб незаметно для Тео скинуть их вместе с проклятыми верёвками.
«Теперь освободим жреца… До лошадей потом дотащу. Отдыхай, Еронимус. А мне надо кое-что сделать».
Трудно придумать бо́льшую глупость, чем шариться в потёмках по разбойничьему лагерю. Но что оставалось? Рано или поздно пленников хватятся и непременно настигнут. Драться с лиходеями в лесу, по их правилам? С ножом — на луки и рогатины? Смешно.
«Расправлюсь с ними здесь, как и велел жрец. Вырежу спящими, одного за другим». Если повезёт…
Как в Степи, когда они с побратимом наткнулись на сонное становище хассов. Совесть кольнула острым кинжалом. Тот мальчик… «Ночные! Только не сейчас! Возьми себя в руки, Фрай!»
Да, резать спящих бесчестно. Но на открытое сражение со всей шайкой его не хватит. Израненная грудь давала о себе знать, дыхание стало хриплым и прерывистым. «И снова я на войне и чувствую холод Смерти, — с тоской подумал арангиец. — Так согрей меня, Сол!» Он сжал в кулаке несуществующий медальон и крадучись направился к землянкам.
За спиной хрустнула ветка. Наёмник плавно развернулся… и проглотил ругательство.
Рядом с Еронимусом, облокотившись на дерево, стоял Слепой. В подсвеченной красным темноте он походил на лешего. Старый, лохматый, пугающий.
— Не всё таково, каким выглядит, арангиец, — заговорил он, повернув голову к Хиттеру. — Мы, слепые, знаем об этом не понаслышке. По тому, как шуршит листва у тебя под ногами, я могу определить, где ты находишься. А твоё дыхание говорит мне, что ты ранен, торопишься и идёшь убивать.
«Ничего он не слышит, только болтает. Спокойно, Фрай, ещё шажок…»
— Ещё один шаг, и я подниму тревогу, — предупредил Слепой.
Наёмник остановился, перехватывая нож для броска. «Дурацкая железка — Ночные знают, как полетит, — мысли скакали в голове словно блохи. — Далеко, слишком далеко… Рискнуть?.. Но это же старик, просто слепой старик… Если б он закричал, было бы проще. Почему он тянет, Ночные, почему?».
— Мне интересно, почему ты до сих пор этого не сделал, — хрипло произнёс Хиттер, проклиная себя за то, что принял участие в дурацком балагане.
— Может, мне тоже интересно, — откликнулся разбойник. — Интересно узнать, почему ты не убил моего сына.
— Я не воюю с детьми, тем более с ущербными, — поморщился Фрай. — Стой, откуда ты… Nacht ut Mort! Ты шёл за мной по пятам!
Слепой кивнул.
— Старческая бессонница — штука безжалостная, а ты шумел, как стадо коров в подлеске. Эта поляна стала моим домом. Я здесь каждое дерево по имени знаю. Мог бы многое рассказать об этом царстве живых звуков и туманных образов, но тебе ведь не нужно, не так ли?
— Мне нужно доставить этот мешок с дерьмом, — Хиттер тяжело посмотрел на лежащего без сознания Еронимуса, — в Альсбрук, получить свои деньги и двигать дальше на север. Ты мне мешаешь, старик.
— Ничуть. Забирай лошадей и уходи. Но он — останется здесь.
— Он поедет со мной, — Фрай дёрнул желваками и вперил взгляд прямо в страшные язвы. — Если ради этого придётся убить тебя — ты умрёшь.
Разбойник сделал неопределённый жест — будто пожал плечами — и перерезал жрецу горло. Откуда в его руке взялся нож, арангиец так и не понял.
— Теперь можешь убивать.
Тело Хиттера качнулось вперёд, вены на лбу и висках взбухли. Но шага к Слепому он не сделал. Выругавшись, наёмник развернулся и шатаясь как пьяный побрёл к лошадям.
***
Под копытами Снежка наконец-то была не хрусткая лесная подстилка, а твёрдая поверхность тракта. Кобыла Еронимуса трусила рядом. Рука Хиттера погладила окованное навершие дубины. Очистительница была приторочена к седлу, как обычно. Видно, никому из разбойников не приглянулось диковинное оружие, и её вернули на место. Такой удаче можно только радоваться, но на радость у наёмника сил уже не хватало.
Теперь, когда глухие чащи остались позади и отпала нужда постоянно менять направление, на Фрая навалилась опустошающая усталость. По телу расползся липкий холод, рана нестерпимо саднила — только это мешало арангийцу провалиться в тяжёлое, мутное забытье.
«Нужен лекарь, тепло, вода, — мысли неохотно продирались сквозь зыбкую пелену, казались чужими, — иначе загнию или околею. Попросят платы — отдам кобылу… Жрецу она уже ни к чему».
Он скосил глаза на лошадку и вздрогнул.
Над дорогой, будто привязанный к крупу Снежка невидимой нитью, плыл призрак Дитера. Полупрозрачный, светящийся мягким опаловым светом. Голова брата удивлённо смотрела вправо. Туда, куда свернули его шею сильные руки Хиттера.
«Зачем пришёл? — спросил он призрака. — Позлорадствовать? Ну, давай». Тот, как всегда, молчал, и откуда-то изнутри Фрая полезла колючая злость.
«Нечего сказать? Так убирайся. Сол всё видел, и я не буду каяться перед тобой». Светящийся силуэт плыл за ним не отставая. «Ну и молчи», — арангиец отвернулся. Подумать и без призрака было над чем.
Договор с Культом Создателя нарушен, а значит, в Альсбруке задерживаться не стоит. Да и от лошади надо поскорее избавиться. «Не то решат, будто я сам жреца прирезал. Велласконское правосудие — это тебе не Слепой, оно действительно слепо». Фрай попытался сглотнуть, но лишь закашлялся. В горле прочно поселился сухой горький ком.
«Про́клятая страна. Безумная. Погода зверская, жрецы-очистители, суд свободных людей… Удружил ты мне, братец».
Он вспомнил их последний разговор и покачал головой. «Ты ведь тоже считал свой суд высшим, Дитер Фрай? Выше воли отца, выше жизни Эльзы и ребёнка». Ледяная решимость в голубых глазах брата… затканный пеленой ненависти взгляд Теобальда…
«Как две стороны одной монеты, — с горечью понял Хиттер. — Монеты, которой платят за большую кровь!..» Наёмник перевёл дух. Хорошо, в этот раз её удалось избежать…
Перед внутренним взором возник Слепой. Нож в длинной руке смотрел в землю, язвы в неровном свете костра походили на тлеющие угли. «Спасибо, старик, — через силу улыбнулся арангиец. — Ты всё взял на себя, и я признаю твоё право. Видит Сол, ты его заслужил».
Он оглянулся на брата и вдруг заговорил вслух, поддавшись порыву:
— Мне нет и не нужно прощения. Что сделано, то сделано. И я свернул бы её снова… Но я бы очень хотел, чтобы кто-нибудь остановил мои руки…
Призрак исчез — словно сдуло промозглым ветром. Наёмник поднял влажные глаза к небу. Чужие звёзды неярко поблёскивали сквозь туманную дымку.
«Холодная в Велласконе осень, — Хиттер Фрай поёжился всем своим телом. Боль в обожжённой груди заставила прикусить губу. — Говорят, на севере ещё холоднее».