Кучер и грум спрыгнули с облучка и склонились над спящим Ягненочком.
— Славный мальчик, — улыбнулся кучер. — Мне бы такого.
— Ты ему не понравился, — мрачно заметил грум.
— Удивляюсь я на нее, — сказал кучер, словно и не слышал слов грума. — Она же не любит маленьких детей. Своих у нее нет, да и чужих она не выносит.
Дети, укрывшиеся в клубах пыли позади экипажа, обменялись встревоженными взглядами.
— А что, если я припрячу мальчонку в живой изгороди, — решительно продолжал кучер, — а хозяйке скажу, что его забрали братья? А потом вернусь за ним?
— Не выйдет! — заявил грум. — Мне он и самому нравится. Я его и заберу!
— Вот еще! — разозлился кучер. — Ты же никогда не хотел детей, тебе что один ребенок, что другой — все едино. А я человек женатый и могу отличить хорошего ребенка от плохого. Я как увидел его, сразу понял — мальчик что надо. Заберу его, и кончен разговор.
— А по-моему, тебе уже хватит, — ехидно сказал грум. — Мало тебе, что ли, Альфреда, Альберта, Луизы, Виктора-Стенли, и Елены-Беатрис, и…
Тут кучер дал груму в зубы, а тот дал кучеру под дых, и они принялись молотить друг друга изо всех сил. Перепуганная собачка вскочила на облучок и стала лаять как бешеная.
Покуда эти двое были целиком и полностью заняты друг другом, Сирил подкрался на полусогнутых ногах к той дверце экипажа, что была подальшеот поля битвы. Он открыл ее, — кучер с грумом продолжали увлеченно молотить друг друга, — взял на руки Ягненочка и по-прежнему на полусогнутых отошел к калитке у входа в рощу. Остальные последовали за ним. Там, среди орешника, молодых дубов и каштанов, в зарослях высокого пахучего папоротника они прятались до тех пор, пока не утихли голоса рассерженных мужчин, которые сменил рассерженный голос красно-белой леди, и еще некоторое время, пока после шумных и продолжительных поисков экипаж наконец не уехал.
— Вот это да! — сказал Сирил, переводя дух, когда звук колес затих в отдалении. — Все его хотят. Похоже, наш приятель Сэмми опять нас облапошил. Ну и хитрец! Нам остается только доставить Малыша домой в целости и сохранности.
Дети выглянули из-за изгороди — справа они увидели только покрытую белесой пылью пустую дорогу, и слева тоже. Они набрались храбрости и двинулись по этой самой дороге. Антея несла на руках спящего Ягненочка.
Однако неприятности следовали за ними по пятам. Они встретили мальчика, который нес на спине вязанку хвороста. Он опустил ее на обочину и попросил разрешения взглянуть на Малыша, а затем предложил понести его. Но на этот раз провести Антею не удалось. Они пошли дальше, однако мальчик не отставал, так что Сирилу и Роберту пришлось пригрозить ему кулаками. А потом за ними увязалась какая-то девочка в передничке в сине-белую клетку, она плелась за ними с четверть мили и со слезами на глазах умоляла дать ей понести этого ненаглядного малютку, и отделаться от нее удалось, только пообещав привязать ее в лесу к дереву носовыми платками.
— А когда стемнеет, придет медведь и съест тебя! — припугнул ее Сирил.
Громко рыдая, девочка все же отстала. В конце концов братья и сестры Малыша, которого хотел взять себе каждый проходивший мимо, решили, что будет благоразумнее при встрече с прохожими прятаться в живой изгороди. Именно так им удалось оградить Ягненочка от неуместных проявлений любвимолочницы, рабочего из каменоломни и какого-то мужчины, который ехал на телеге с бочкой керосина. Однако самое неприятное случилось уже рядом с домом. За поворотом они увидели две кибитки, шатер и цыган, которые встали табором у обочины дороги. Возле кибиток были выставлены на продажу плетеные стулья и колыбельки, подставки для цветов и платяные щетки. На самой же дороге играли оборванные ребятишки, сосредоточенно лепя куличики. На траве лежали двое мужчин и курили, а три женщины занимались стиркой подле старого медного чана с отбитым краем.
В мгновение ока все цыгане — мужчины, женщины и ребятишки — обступили Антею с Малышом на руках.
— Дайте мне подержать его, маленькая леди, — попросила старая цыганка с лицом цвета красного дерева и седыми косами. — Ни один волосок не упадет с его головы.
— Не дам, — ответила Антея.
— Дай его мне, — попросила другая цыганка тоже с лицом цвета красного дерева; ее грязные кудри были иссиня-черными. — У меня девятнадцать своих, да, девятнадцать.
— Нет! — храбро сказала Антея, но сердце ее забилось так сильно, что она едва не задохнулась.
Затем к ней вплотную подошел здоровенный цыган.
— Разрази меня гром! — крикнул он. — Да это же мой давно пропавший сын! Есть у него красная метка на левом ухе? Нет? Значит, это мой малыш, которого украли еще младенцем. Отдай его, и мы не заявим в полицию.
Он выхватил Малыша из рук Антеи, и та от обиды стала пунцовой и залилась горючими слезами.
Остальные так и обомлели. Никогда еще с ними не приключалось ничего более ужасного. Даже в полицейском участке в Рочестере им не было так страшно. Сирил сильно побледнел, его руки подрагивали, однако, подумав немного, он принял решение и дал остальным знак помалкивать.
— Если этот ребенок ваш, мы его вам вернем, — сказал он. — Но, сами понимаете, он к нам привык. Пусть остается с вами, если вы так этого хотите.
— Нет! Нет! — воскликнула Антея, но Сирил строго посмотрел на нее.
— Ну конечно, мы хотим! — сказали женщины, пытаясь вырвать Малыша из рук цыгана.
Ягненочек завопил во всю глотку.
— Ему же больно! — крикнула Антея.
— Да замолчи ты! — остановил ее Сирил хриплым шепотом. — Положись на меня.
— Ну так вот, — продолжал он, обращаясь к цыганам, — он ужасно непослушный и отвратительно ведет себя с незнакомыми людьми. Позвольте нам остаться с вами ненадолго, пока он к вам не привыкнет, и я даю честное слово, что вечером мы уйдем и оставим его у вас, если вы захотите. А когда мы уйдем, вы сами решите, кому он достанется, ведь получить его хочет каждый из вас.
— Что ж, это честно, — признал цыган, державший Малыша на руках и отчаянно пытавшийся ослабить красный платок, который тот хотел стащить с его шеи цвета красного дерева и так туго затянул, что цыган едва мог дышать.
Цыгане стали перешептываться, и у Сирила тоже появилась возможность пошептаться со своими.
— Закат! — прошептал он. — Мы заберем его на закате!
И тут его брат и сестры преисполнились удивления и восхищения оттого, что Сирил оказался настолько сообразительным и не позабыл об условии эльфа.
— Но пока Малыш пусть побудет с нами, — сказала Джейн. — Мы посидим здесь и посмотрим за ним, пока он к вам не привык.
— А как насчет обеда? — неожиданно спросил Роберт.
Остальные посмотрели на него с явным неодобрением.
— Как можно думать о еде, когда твой брат… то есть Малыш… — сердито прошептала Джейн.
Однако Роберт подмигнул ей и продолжил:
— Вы не против, если я сбегаю за едой домой? — обратился он к цыганам. — Я принесу ее сюда в корзине.
Брат Роберта и его сестры смотрели на него с чувством благородного презрения. Они не понимали его тайного замысла. Однако цыгане раскусили его с легкостью.
— Ну конечно! — сказали они. — И вызовешь полицию, и налжешь им с три короба, мол, малыш ваш, а не наш. Нас не проведешь!
— Если вы голодны, можете перекусить у нас, — не очень-то любезно предложила старая цыганка. — Эй, Леви! Это благословенное дитя так ревет, что вот-вот лопнет. Отдай его маленькой леди, пусть поможет ему привыкнуть к нам.
И Малыша вернули. Однако цыгане так плотно стояли вокруг, что тот никак не унимался.
— Эй, Фараон! Разведи огонь, а вы, женщины, идите стряпать. Пускай ребенок успокоится, — распорядился цыган с красным платком.
С превеликой неохотой цыгане отошли прочь и занялись своими делами, а дети с Ягненочком остались сидеть на траве.