— Да подожди ты! Так бывает, когда тебя спросят что-нибудь из истории, скажем, дату норманнского завоевания или что-нибудь вроде того. Ты всегда это знал, а как спросят, вылетело из головы — и все! Леди и джентльмены, вам прекрасно известно, бывает так, что, пока мы растрачиваем время на разную ерунду в суете мирской, по-настоящему стоящее желание приходит в голову кому-нибудь со стороны…
— Ишь, как ловко излагает! — съязвил Роберт.
— …кому-нибудь со стороны, каким бы он ни был тупицей, — продолжил Сирил. — Даже Роберт вполне способен придумать какое-нибудь полезное желание, если не повредит свои жалкие мозги, утруждая их напряженным размышлением… Ну ладно, Боб, помолчи минутку. Вот не дал договорить…
Драка на краю водоема дело, в общем-то, захватывающее, но изрядно мокрое. Так вот, когда это мокрое дело завершилось и мальчики немного обсохли, Антея сказала:
— Ты, Боб, сам начал. Теперь вопросы чести улажены, и пусть Сирил продолжает. Время уходит, так и утро закончится.
— Ладно, — согласился Сирил, выжимая воду из полы своей курточки. — Мир, если Боб не против.
— Мир, — угрюмо отозвался Роберт. — Только вот у меня над глазом шишка с куриное яйцо.
Добросердечная Антея протянула ему мятый носовой платок, и тот молча залечивал свои раны.
— Говори, Сирил, — приободрила брата Антея.
— Ну так вот, давайте поиграем в разбойников, в прятки или в солдатики, в какую-нибудь старую добрую игру. Мы наверняка что-нибудь придумаем, если не будем делать это специально, как раньше.
Без особых споров все согласились поиграть в разбойников.
— Не все ли равно, — мрачно пробормотала Джейн.
Надо заметить, что поначалу Роберт был разбойником так себе, но после того как Антея выпросила у Марты белую косынку в красный горошек, в которой утром лесничий принес ей грибы, и повязала ее на голову Роберту, так что тот стал раненым героем, который вчера спас жизнь главарю разбойников, Роберт заметно воодушевился.
Разбойники вооружились до зубов. Луки и стрелы за спиной выглядели отлично. Заткнутые за поясзонтики и крикетные клюшки производили весьма внушительное впечатление. А белые панамы, какие носят в наши дни за городом, придавали разбойничьему одеянию завершенность, в основном благодаря воткнутым в них индюшачьим перьям. Детскую коляску Ягненочка накрыли скатертью в красно-синюю клетку, и получилась отличная обозная повозка. Сам же Ягненочек спокойно спал в своей коляске и не обращал на происходящее никакого внимания. Вот в таком виде разбойничья шайка и вышла на большую дорогу, направляясь в сторону песчаного карьера.
— Надо быть поближе к нашему приятелю Сэмми, — сказал Сирил. — Вдруг что-нибудь придумается.
Хорошо, когда есть настроение поиграть в разбойников (в шахматы, в пинг-понг или в любую другую приличную игру), но не так-то просто отдаться игре целиком и полностью, когда самые немыслимые твои желания ждут тебя за поворотом на блюдечке с голубой каемочкой. Когда играть в разбойников поднадоело и кое-кто из разбойников начал подумывать, что кое-кто играет нечестно, и даже сказал об этом вслух, неожиданно на дороге появился подручный пекаря, который нес корзину с буханками. Такого случая нельзя было упустить.
— Стой! Сдавайся! — крикнул Сирил.
— Кошелек или жизнь! — прорычал Роберт.
Мальчики взяли подручного пекаря в клещи, подступив к нему с двух сторон. Однако складывалось такое впечатление, что подручный пекаря не понял, что с ним хотят поиграть. А надо сказать, малый он был на редкость здоровый.
— Ну-ка брысь! — рявкнул он и беспардонно оттолкнул от себя разбойников.
Тогда Роберт набросил на него лассо, которое соорудил из скакалки Джейн, но вместо того чтобы за-хлестнуть плечи подручного пекаря, оно захлестнуло его ноги, и он споткнулся. Корзина перевернулась, и все замечательные, только что выпеченные буханки вывалились на дорогу, прямо в белесую пыль. Девочки бросились поднимать их, а подручный пекаря и Роберт кинулись в драку, один на один, так как Сирил стоял в стороне и не вмешивался, соблюдая правила честного боя. Скакалка обвилась вокруг ног дерущихся, словно доброжелательная змея, которая надумала их помирить. Однако миссия ее провалилась, потому что ее тяжеленькие деревянные ручки то и дело подпрыгивали и колотили дерущихся по голеням и лодыжкам, что никак не способствовало установлению мира. Я отдаю себе отчет в том, что в этой главе это уже вторая драка — или, если хотите, второй бой, — но ничего не поделаешь. Такой уж выдался день. Сами знаете, бывают такие дни, когда ссоры случаются одна за другой без всякой на то причины. Честно говоря, если бы у меня было желание писать приключенческие рассказы, вроде тех, что издавались в журналах для мальчиков, которые мне приходилось читать в юности, мне, разумеется, следовало бы научиться описывать драку, но делать этого я не умею. Не очень-то я люблю смотреть на то, что происходит во время драки, даже если дерутся всего-навсего собаки. А кроме того, будь я одним из авторов, что писали для подобных журналов, Роберт наверняка выглядел бы самым лучшим образом. Однако я, подобно Джорджу Вашингтону, не умею лгать, даже если речь идет об обыкновенном вишневом дереве, не говоря уже о драке, и я не стану от вас утаивать, что Роберт был изрядно побит, уже второй раз на дню. Подручный пекаря подбил ему второй глаз и, поскольку, похоже, не имел ни малейшего понятия о правилах честного боя и о том, как положено вести себя джентльмену, вырвал у Роберта клок волос и сильно ударил его башмаком по коленке. Роберт потом любил повторять, что угробил бы этого негодяя, если бы девочки не стояли рядом. Впрочем, в этом я позволю себе усомниться. Короче говоря, вышло так, как вышло, и вышло самым обидным образом для самолюбия мальчиков.
И только Сирил собрался снять куртку и, как положено, вступиться за брата, как на него бросилась Джейн и обеими руками обхватила его ноги, умоляя не лезть в драку, а то его побьют тоже. Как вы понимаете, это ее «тоже» не очень-то понравилось Роберту, но это было ничто по сравнению с тем, что Антея бросилась к дерущимся и встала между братом и подручным пекаря, обхватив обеими руками этого нечестного, не гнушающегося никакими подлыми приемами бойца и не давая ему продолжать драку.
— Отстань от моего брата! — крикнула она, заливаясь слезами. — Он ничего такого не хотел, это просто игра. И он просит прощения.
Сами понимаете, насколько все это было нечестно по отношению к Роберту. Ведь если бы подручный пекаря имел хоть малейшее представление о благородстве и, соответственно, внял бы мольбе Антеи и принял бы ее жалкие извинения, то Роберт, согласно кодексу чести, навсегда лишился бы возможности отомстить. Однако опасения Роберта, если они и были, мгновенно рассеялись. Дух рыцарства и не ночевал в груди подручного пекаря. Тот грубо оттолкнул Антею в сторону и бросился по дороге вдогонку за Робертом, осыпая его пинками и бранью. Уже у самого карьера, толкнув Роберта в последний раз и повалив его на кучу песка, подручный пекаря крикнул:
— Я покажу тебе игры!
После чего он собрал свои буханки и отправился дальше. Сирил же, которого Джейн связала, если и не по рукам и ногам, то уж по ногам в любом случае, никак не мог вырваться без того, чтобы не зашибить сестру, потому что та держала его с отчаянной силой. Вспотевший и раскрасневшийся подручный пекаря убрался наконец восвояси. Напоследок он оскорбил их, обозвав стадом ослов, и исчез за поворотом. Только теперь Джейн разжала руки. С чувством оскорбленного достоинства Сирил молча направился к Роберту, а девочки, безудержно рыдая, двинулись следом за ним.
Сами понимаете, далеко не самая веселая компания собралась на дне карьера вокруг плачущего Роберта. Да, Роберт плакал — от обиды и гнева. Конечно, я знаю, что по-настоящему храбрый мальчик никогда не плачет после драки. Но ведь он неизменно выходит из нее победителем, а Роберту это не удалось.
Сирил злился на Джейн, Роберт на Антею, на девочек было жалко смотреть, и все четверо проклинали про себя этого подручного пекаря. В карьере воцарилось, как говорят некоторые французские писатели, «молчанье от избытка чувств».
Лежа на животе, Роберт скреб руками песок в бессильном гневе.
— Я покажу ему, дайте только вырасту! Подлый трус! Ненавижу! Я ему отомщу. Просто он больше меня.
— Ты сам начал… — вырвалось у Джейн.
— Сам знаю! Но я же понарошку! А он ударил меня ногой, посмотрите…
Роберт спустил чулок и показал кровавую ссадину.
— Я хочу одного — быть больше, чем этот подручный пекаря! — сказал он.
Он с силой погрузил пальцы в песок и тут же вскочил на ноги, потому что его пальцы наткнулись на что-то мохнатое. Разумеется, это был песочный эльф, который, как потом выразился Сирил, «по обыкновению только и ждал от них какой-нибудь глупости». И, разумеется, мгновение спустя желание Роберта исполнилось: он стал больше, чем подручный пекаря. Но не просто больше, а много, много больше! Он стал больше, чем здоровенный полицейский, которого много лет назад мне часто приходилось видеть на перекрестке у Мэншен-хаус. Этот полицейский любезно помогал пожилым дамам перейти через улицу, и был он самым большим человеком, какого мне когда-либо приходилось видеть в своей жизни, и самым добрым. Складного метра ни у кого в кармане не нашлось, так что измерить рост Роберта не представлялось возможным, но в любом случае он был выше вашего папы, вставшего на голову вашей мамы, чего, впрочем, ваш папа, хотя бы из соображений милосердия, никогда не станет делать. Росту в Роберте было метра три — три с половиной, да и в плечах он был, что называется, «косая сажень». К счастью, его одежда тоже стала больше, и теперь он стоял, приспустив один длиннющий чулок и показывая жуткую, величиной с блюдце ссадину на своей чудовищных размеров ноге. С его здоровенной щеки все еще не сползла гигантская слеза. Роберт выглядел таким смущенным и настолько неуместно большим, чтобы носить крахмальный отложной воротничок, что Сирил и девочки не смогли удержаться от смеха.
— Сэмми опять нас надул! — сказал Сирил.
— Не нас, а меня, — уточнил Роберт. — А вы, хотя бы из чувства солидарности, могли бы попросить его сделать и вас такими же большими. Вы не представляете, как глупо я себя чувствую!
— А я не хочу, — сказал Сирил. — Мне куда веселее смотреть на тебя.
— Хватит! — вмешалась Антея. — Мальчики, что с вами сегодня такое! Слушай, Сирил, пусть игра будет честной. Бедняге Бобу и так досталось. Давайте попросим эльфа еще об одном желании, и, если он согласится, пусть сделает нас такими же большими.
На том и порешили, хотя и без особой охоты. Однако, когда они откопали эльфа, тот наотрез отказался.
— Ни за что! — сердито сказал он, потирая щеки задними лапами. — Он грубый мальчик, ему полезно побыть немножко не того размера. Зачем он полез откапывать меня своими противными мокрыми руками? Он едва не дотронулся до меня! Просто дикарь какой-то! Такого не позволяли себе даже мальчики из каменного века.
А руки у Роберта и впрямь были мокрыми — от слез.
— Уходите прочь и оставьте меня в покое, — продолжал эльф. — Ума не приложу, отчего вы не попросите о чем-нибудь разумном — что-нибудь поесть или попить. Или, на худой конец, о добром нраве и хороших манерах. Вон отсюда!
Сердито потрясая усиками, эльф повернулся к детям своей бурой мохнатой спиной. На дальнейшие переговоры не осталось ни малейшей надежды.
Дети снова повернулись к огромному Роберту.
— Что будем делать? — спросили они, разумеется, хором.