49487.fb2
— Одариваешь по своей исключительной доброте, — повторил Роберт громко.
Эльф слегка раздулся, затем резко выдохнул и кивнул:
— Готово. Это было совсем нетрудно. Люди вообще много чего не замечают. Чего еще желаете?
— Мы хотим быть сказочно богатыми, — произнес Роберт медленно и с расстановкой.
— Безумно богатыми, — уточнила Джейн.
— Естественно, — хмыкнул эльф. — Одно утешение, что вам это не очень понравится, — пробормотал он себе под нос. — Но по части сказочных богатств я не обучен. Сколько вы хотите и как предпочитаете? Золотыми монетами или банкнотами?
— Золотыми монетами, пожалуйста! Миллионы золотых монет!
— Полного карьера достаточно? — спросил эльф без церемоний.
— О да!
— Тогда, прежде чем я начну, поднимитесь наверх, а то вас здесь заживо похоронит.
И тут руки эльфа стали такими длинными, и он принялся размахивать ими столь угрожающе, что дети со всех ног бросились к дороге, по которой из карьера выезжают телеги с песком. Только у Антеи хватило присутствия духа, чтобы обернуться на бегу и вежливо крикнуть — До свидания! Надеюсь, завтра твоему усику будет лучше!
Когда дети выбежали из карьера и оглянулись, им пришлось зажмурить глаза. Затем они их открыли, но не сразу, а потихонечку, потому что их взору предстало зрелище, совершенно невыносимое для глаз. С равным успехом молено было смотреть на полуденное солнце в день Преполовения лета. Потому что карьер до самых краев был полон сияющих на солнце новеньких золотых монет! Даже норки береговых ласточек пропали из виду. Там, где только что была дорога для телег, грудами лежало золото, словно обыкновенные камни на обочине дороги. Окруженное крутыми откосами карьера, золото лежало ровным слоем, как в чаше. Огромная, блистающая груда чеканного золота. Полуденное солнце сияло, искрилось и сверкало на плоскостях и ребрах каждой монеты, так что карьер напоминал открытый плавильный горн или один из тех волшебных дворцов, какие видны иногда в небесах на закате.
Дети стояли, раскрыв рот от удивления и не в силах вымолвить ни слова.
Наконец Роберт наклонился и взял в руки одну из монет, которые кучей лежали на обочине дороги. Он принялся рассматривать ее с обеих сторон.
— Это не английские соверены, — произнес он каким-то хриплым, чужим голосом.
— Но это все-таки золото, — сказал Сирил.
И тут заговорили все разом. Они брали золото горстями и смотрели, как оно вытекает между пальцами, словно вода, а звон, который оно издавало при падении, казался дивной музыкой. Поначалу они и думать забыли о том, что эти деньги можно на что- нибудь потратить, так славно было играть с ними. Джейн уселась между двумя кучами, а Роберт стал засыпать ее золотом, ну, вот как вы на пляже засыпаете песком своего папу, если он заснул, накрыв голову газетой. Однако Роберт не засыпал свою сестру и наполовину, как та закричала:
— Стой, мне больно! Ты меня задавишь! — Глупости! — сказал Роберт, не останавливаясь.
— Перестань! — снова крикнула Джейн и с трудом выбралась из кучи золота, она вся дрожала и сильно побледнела. — Ты не понимаешь, каково это. Словно камни на тебя навалили или цени надели.
— Послушайте, — остановил их Сирил, — если мы рассчитываем на что-нибудь хорошее от этого золота, то нет смысла оставаться здесь и ахать над ним. Давайте набьем карманы и пойдем по магазинам. Помните, времени у нас только до заката. Вообще-то надо было спросить у нашего эльфа, отчего другие вещи не превращаются в камень. Может, золото как раз и не превратится. Значит так, в поселке есть пони и коляска.
— Ты хочешь купить их? — спросила Джейн.
— Не болтай ерунду. Мы возьмем их напрокат и поедем в Рочестер. А там накупим всякой всячины. Пусть каждый возьмет столько золота, сколько сможет унести. Правда, это не соверены. На них с одной стороны мужская голова, а с другой что-то вроде туза пик. Давайте набивайте карманы и пошли. Болтать будем по дороге, если вам без этого никак.
Сирил присел и стал распихивать золото по карманам.
— Вот вы смеялись, когда я просил у папы куртку с девятью карманами, — заметил он, — а теперь видите, как они пригодились! Карманы и впрямь пригодились. Сирил набил золотыми монетами все свои девять карманов, насыпал полный носовой платок и за пазуху, после чего попытался встать. Но пошатнулся и тяжело осел.
— Приятель, часть груза нужно выбросить за борт, — усмехнулся Роберт. — Иначе твой корабль пойдет ко дну. Вот они твои девять карманов!
Деваться Сирилу было некуда. Затем все отправились в поселок. До него было больше мили, на дороге стояла страшная пылища, солнце припекало все сильнее и сильнее, а золото в карманах становилось все тяжелее и тяжелее.
— Не представляю себе, как мы столько потратим, — сказала Джейн. — По карманам у нас распихано, должно быть, несколько тысяч фунтов. Я, пожалуй, оставлю часть своего золота здесь. И как только придем в поселок, сразу купим печенья. Время обеда давно прошло. — И она отсыпала две пригоршни монет в дупло старого придорожного граба. — Ах, какие они желтые и круглые, — пробормотала она. — Вот если бы это были имбирные коврижки, мы бы шли и ели их.
— Это тебе не коврижки, их не съешь, — сказал Сирил. — Топай быстрее!
Однако шли они тяжело, еле волоча ноги. И прежде чем добраться до поселка, они несколько раз останавливались у какой-нибудь изгороди и прятали очередную порцию своих сокровищ. И все же они добрались до поселка, имея в карманах примерно двенадцать сотен золотых гиней.
Несмотря на богатство, спрятанное внутри, снаружи дети выглядели совершенно обычно. Никто и подумать не мог, что на карманные расходы у них сыщется хотя бы пол кроны. Из-за сильного зноя и синеватого дыма из печных труб над красными крышами домов висела сизая дымка. Дети добрели до первой попавшейся скамейки и уселись на нее, не чуя ног от усталости. А дело было у входа в трактир «Синий кабан».
Было решено, что за лимонадом в трактир пойдет Сирил, потому что, как сказала Антея, в такое место надлежит идти мужчине, а не детям. Дескать, Сирил уже почти мужчина, не то что остальные, потому что он старший. Вот он и пошел, а остальные сидели на солнце и ждали.
— Ну и жарища! — вздохнул Роберт. — Когда собаке жарко, она высовывает язык. Может, и нам высунуть?
— Можно попробовать, — согласилась Джейн.
И все трое высунули языки, да так далеко, что даже в горле заболело. Но это плохо помогало, пить хотелось еще больше, а кроме того, приводило в недоумение всякого, кто проходил мимо. Поэтому дети убрали языки обратно, а тут и Сирил появился с лимонадом.
— Но расплатиться мне пришлось своими деньгами, из тех двух шиллингов и семи пенсов, на которые я собирался купить кроликов, — доложил он. — Тут не дают сдачи с золотых монет. А когда я показал целую пригоршню, хозяин только рассмеялся и заявил, что это жетоны для игры в карты. А еще я купил печенья, что было в стеклянной вазе на прилавке. И немного тминных коврижек.
Печенье оказалось черствым и крошилось, и коврижки оказались черствыми и тоже крошились, а этого коврижкам никак не положено. Зато лимонад искупил все.
— Теперь моя очередь попытаться купить что- нибудь на эти деньги, — сказала Антея. — Я следующая по старшинству. Где тут пони с коляской?
Это было неподалеку, в трактире «Шахматная доска». Однако зашла Антея сзади, прямо во двор, потому что ее учили, что девочкам нельзя заходить в питейные заведения. Вскоре Антея вышла, причем, как она выразилась, «не с пустыми руками».
— Хозяин сказал, мол, за один соверен, или как он там называется, он запросто отвезет нас в Рочестер и обратно и подождет, пока мы купим все, что надо, — доложила она. — По-моему, я устроила все замечательно.
— Да у тебя ума палата! — хмуро похвалил ее Сирил. — Как это ты ухитрилась?
— В моей ума палате хватило ума не доставать из кармана пригоршню золотых монет, чтобы никто не подумал, что они ничего не стоят, — наставительно сказала Антея. — Я просто подошла к мальчику, который с губкой и ведром воды делал что-то с ногой лошади, достала одну монету и спросила: «Не знаешь ли ты, что это такое?» Он сказал, что не знает, и позвал отца. Пришел его отец и сказал, что это старая гинея. И спросил, моя ли она и могу ли я делать с ней все, что захочу. Я сказала, мол, да, и спросила про пони с коляской, и сказала, что он получит эту гинею, если отвезет нас в Рочестер и обратно. Зовут его Криспин. И он сказал: «Согласен!»
Детям было в новинку ехать по проселочной дороге на пони в замечательной коляске. И к тому же это было очень приятно (чем может похвастать далеко не всякая новинка), не говоря уж о грандиозных планах, как потратить деньги. Разумеется, каждый строил свои планы самостоятельно и молча, чтобы трактирщик не услышал их разговор и не узнал, насколько далеко эти планы простираются. Наконец тот высадил их у моста, как его и просили.
— Скажите, куда бы вы пошли, если бы хотели купить экипаж и лошадей? — спросил его Сирил как бы между прочим.
— В «Голову сарацина», к Билли Пизмаршу, — ответил трактирщик без промедления. — Хотя, что касается лошадей, я и другим советов давать не хочу и сам чужих слушать не стану. Но если ваш папаша намерен приобрести целый выезд, то, провалиться мне на этом месте, во всем Рочестере не сыщешь человека более честного и обходительного, чем Билли.
— Благодарю, — сказал Сирил. — Значит, в «Голову сарацина».
Вскоре детям пришлось испытать на себе действие одного из законов природы, который, впрочем, вывернулся наизнанку и встал на голову, словно акробат. Всякий взрослый человек скажет вам, что деньги трудно достать, а потратить легко. Однако выяснилось, что эти волшебные деньги легко было достать, а вот потратить не то что трудно — почти невозможно. Рочестерские торговцы самым непонятным для торговцев образом прямо-таки шарахались от этого волшебного золота. («Ненашенские деньги», — один за другим говорили они.) Начать с того, что Антея, которую еще утром угораздило сесть на свою шляпку, попробовала купить себе новую. Она выбрала очень красивую шляпку, украшенную алыми розами и синими павлиньими перьями. На бирке было написано: «Парижская модель, три гинеи». — Хорошо, что гинеи, — сказала Антея. — Гинеи, они и есть гинеи, а не соверены, которых у нас нет.
Однако, когда она протянула продавщице ладошку с тремя своими гинеями, а ее ладошка, надо сказать, была к тому времени уже изрядно грязной, потому что Антея не позаботилась надеть перчатки перед тем, как спуститься в карьер, молодая леди в черном шелковом платье сперва очень строго посмотрела на нее, потом подошла к другой леди, тоже в черном шелковом платье, но пожилой и некрасивой, они шепотом поговорили о чем-то и вернули Антее ее деньги. И сказали, что эти монеты теперь не в ходу.