Но тут вернулся мрачно ухмыляющийся Уильям, а следом за ним вошел полицейский, с которым хозяин о чем-то долго и горячо перешептывался.
— Вы правы, — согласился наконец полицейский. — В любом случае я задержу их по статье о незаконном владении и наведу справки. Потом передам дело в суд. Умалишенных девочек, наверное, поместят в сумасшедший дом, а мальчиков отправят в исправительное учреждение. А теперь, молодые люди, следуйте за мной! И нечего возмущаться. Вы, мистер Пизмарш, следите за девочками, а я возьму на себя мальчиков.
И они повели по улицам Рочестера четверых детей, которые от ужаса и потрясения были не в силах вымолвить ни слова. Слезы гнева и стыда застилали их взор, так что, свернув в очередной переулок, Роберт не сразу понял, что случилось, пока не услышал знакомый голос:
— Мастер Роберт! Что же это такое?
И другой столь же знакомый голос:
— К Панте! К Панте на ручки!
Как вы понимаете, они наткнулись на Марту с Малышом!
Марта держалась восхитительно. Она не поверила ни единому слову полицейского и мистера Пизмарша, даже тогда, когда они заставили Роберта вывернуть карманы и показать гинеи.
— Я ничего не вижу, — заявила она. — Вы оба просто свихнулись! Там нет никакого золота. Только ручки, ручки бедного мальчика, перепачканные, как у трубочиста. Лопни мои глаза!
Дети подумали, что это очень благородно с ее стороны, даже если не очень честно, пока не вспомнили про обещание эльфа, что слуги не будут замечать его волшебные дары. Потому-то Марта и не видела золота и, стало быть, говорила чистую правду, то есть все было честно и не требовало никакого благородства.
К тому времени, когда они добрались до полицейского участка, стало уже темнеть. Полицейский доложил все инспектору, который сидел за столом в большой пустой комнате. В дальнем конце ее было устроено нечто вроде решетчатого детского манежа, в котором содержали задержанных. Роберт так и не понял, что это — тюремная камера или скамья подсудимых.
— Предъявите монеты, — приказал инспектор.
— Выворачивайте карманы, — велел констебль.
В полном унынии Сирил засунул руки в карманы, задержал их там на мгновение и вдруг рассмеялся. Смех, правда, походил скорее на плач. В карманах было пусто. И пусто было в карманах у всех остальных. Потому что на закате, само собой разумеется, все золото эльфа исчезло.
— Выворачивай карманы и прекрати гоготать! — поторопил Сирила инспектор.
Один за другим Сирил вывернул карманы, все девять, что имелись в его куртке. Все они были пусты.
— Ну и что? — нахмурился инспектор.
— Не знаю, как эти маленькие попрошайки ухитрились все это проделать! — недоумевал констебль. — Я всю дорогу следил за тем, чтобы они не общались ни с кем из прохожих и не мешали уличному движению.
— Удивительное дело, — сказал инспектор и нахмурился.
— Если вы закончили запугивать ни в чем не повинных детей, — решительно заявила Марта, — я немедленно найму экипаж и мы отправимся в усадьбу их отца. А вы, молодой человек, еще услышите об этом деле! Я же говорила вам, что нет у них никакого золота, когда вы прикидывались, что видите его в невинных детских руках. Это надо же, среди бела дня так залить глаза, да еще на службе! А про этого, второго, и говорить нечего. Он содержит «Голову сарацина», и спиртное у него всегда под рукой.
— Уберите их отсюда, ради всего святого! — произнес инспектор сердито. А когда Марта с детьми покинула полицейский участок, он сказал констеблю и мистеру Пизмаршу: — А теперь поговорим. — Только прозвучало это в двадцать раз более сердито.
Марта как сказала, так и сделала. Она отвезла детей домой в отличном наемном экипаже, потому что рейсовый уже ушел, и, хотя она так благородно защищала их в полицейском участке, она как следует отчитала их за то, что они «отправились гулять в город одни и без спросу», так что никто и заикнуться не посмел о трактирщике, который с пони и коляской ожидал их в Рочестере. Таким образом, к концу дня, в течение которого дети владели несметными сокровищами, они отправились в постель, получив хороший нагоняй и разжившись всего-навсего двумя парами хлопчатобумажных перчаток, изрядно грязных внутри из-за плачевного состояния рук, кошельком из кожи под крокодила и двенадцатью сдобными булочками, от которых в желудке давным-давно ничего не осталось.
Больше всего дети беспокоились о том, что гинея, отданная хозяину пони, исчезла на закате вместе с остальными. Поэтому на следующий день они пошли в поселок, чтобы извиниться за то, что бросили его в Рочестере, и проверить, что сталось с гинеей. Трактирщик встретил их вполне радушно. Его гинея никуда не исчезла, он проделал в ней дырочку и повесил на цепочку от часов. Что же касается гинеи, которую взял кондитер, то дети не чувствовали ни малейшего желания выяснять, исчезла она или нет, что было, если разобраться, не очень-то честно, но, с другой стороны, вполне понятно. Однако некоторое время спустя Антея устыдилась и в тайне от остальных отправила письмо, куда вложила двенадцать пенсов, — «Мистеру Билю, кондитерская, Рочестер», а в письме написала: «За булочки». Но, честно говоря, я сильно надеюсь, что та гинея все-таки исчезла, потому что кондитер был далеко не самым честным человеком на свете, ведь, что ни говорите, в любой, даже самой респектабельной, кондитерской сдобные булочки продают по семь штук за шесть пенсов.
Утром, после того как дети весь день были несметно богаты, однако не сумели разжиться чем-либо по- настоящему полезным или хотя бы приятным, не считая двух пар хлопчатобумажных перчаток, дюжины сдобных булочек, кошелька из кожи под крокодила и поездки в коляске, они проснулись, не питая радужных надежд, как это было предыдущим утром, когда они, только открыв глаза, сразу вспомнили о встрече с песочным эльфом, а точнее, с псэммидом, который обещал исполнять по одному их желанию в день. Эльф уже исполнил два их желания, дал им красоту и богатство, но это не принесло им счастья. И все-таки день, когда происходит нечто необыкновенное, пусть даже и не совсем приятное, куда интереснее дня, когда вовсе ничего не происходит, кроме завтрака, обеда и ужина, да и в тех нет ничего такого, особенно если подают холодную баранину или вчерашнюю говядину с овощами.
Перед завтраком ни о чем толком поговорить не удалось, потому что все проспали, и чтобы опоздать к завтраку не более чем на десять минут, каждому пришлось проявить чудеса героизма. Впрочем, за завтраком были предприняты кое-какие попытки беспристрастно обсудить очередное желание, однако попытки эти не имели успеха, потому что довольно трудно обсуждать что-либо и в то же самое время зорко следить за младшим братишкой, который ест с вами за одним столом. А Малыш нынче утром расшалился не на шутку. Сначала он пролез между перекладинами своего высокого детского стульчика, голова застряла, и он повис, багровея и задыхаясь. Потом ни с того ни с сего он схватил ложку и треснул ею Сирила по лбу, после чего расплакался, потому что ложку отобрали. Затем он сунул свою пухлую ручку в молочную тюрю и потребовал «печеня», которое полагалось только к чаю. Он пел песни, закидывал ноги на стол и просился гулять. Так что обсуждение за столом выглядело примерно так:
— Ну так что насчет эльфа… Смотри! Он сейчас перевернет молоко! Молоко отодвигали на безопасное расстояние.
— Ну так вот… Нет, Ягненочек! Ложка бяка, отдай Пантере!
— Золото наше исчезло… — снова пытался начать Сирил. — Он сейчас доберется до горчицы!
— А может, нам лучше попросить… Здравствуйте- пожалуйста! Добрался-таки!
Блеск стекла, всплеск розовых ручек и ножек — и аквариум с золотыми рыбками, который стоял посередине стола, опрокинулся набок, поток воды и золотых рыбок хлынул на колени Малышу и всем остальным.
Все переполошились не меньше, чем золотые рыбки. Только Ягненочек сохранял полное спокойствие. После того как лужу вытерли, а золотых рыбок, бьющихся на полу с открытым ртом, подобрали и снова поместили в воду, Марта унесла Ягненочка, чтобы переодеть во все сухое. Кое-кому из остальных тоже пришлось переодеться. Переднички и курточки, которым пришлось искупаться вместе с золотыми рыбками, вывесили на просушку.
Кроме того, выяснилось, что Джейн придется либо заштопывать платье, которое она вчера умудрилась порвать, либо щеголять весь день в нижней юбке. Это была мягкая белая юбка с кружевными оборками, очень-очень красивая, как бальное платье настоящей леди, а то и лучше. Однако она не была бальным платьем, а слово Марты — закон. Она не позволила Джейн надеть сей дивный наряд и наотрез отказалась слушать Роберта, утверждавшего, что это юбка как юбка.
— Это неприлично, — заявила Марта.
А если люди так говорят, возражать им совершенно бесполезно. Когда-нибудь вы в этом и сами убедитесь.
Делать было нечего, пришлось Джейн заштопывать платье. Она порвала его, когда упала в лужу в Рочестере, как раз там, где по улице проехала водовозка. Джейн ободрала себе коленку. С чулком дело обстояло еще хуже. Ну а юбка была порвана тем же самым камнем, из-за которого пострадали чулок и коленка. Разумеется, остальные не бросили товарища в беде. Все вместе они уселись на лужайке вокруг солнечных часов, и Джейн с усердием принялась за штопку. К тому времени переодетый во все сухое Ягненочек сидел уже на руках у Марты, так что можно было спокойно поговорить. Роберт и Антея хотели было оставить при себе свои тайные сомнения, дескать, песочному эльфу нельзя доверять, однако Сирил сказал:
— Говорите прямо! Не люблю, когда говорят обиняками, как трусы.
— Мы не трусы! — вступился за свою честь Роберт. — Просто нам с Антеей, в отличие от тебя и Джейн, не пришлось переодевать нижнее белье, и у нас было время подумать. И если вы спрашиваете…
— Ни о чем мы тебя не спрашиваем, — перебила его Джейн, перекусывая нитку зубами, что делать ей строго-настрого запрещалось.
— Спрашиваете или нет, — продолжал Роберт, — мы с Антеей считаем, что наш приятель Сэмми хитрит. Раз уж он умеет исполнять наши желания, то наверняка умеет исполнять и свои. А я сильно подозреваю, что всякий раз он желает, чтобы исполнение нашего желания не принесло нам желаемого, то есть ничего хорошего. Не будем больше водиться с этим негодником и пойдем лучше в каменоломню, поиграем там в крепость в свое удовольствие.
(Надеюсь, вы не забыли, что дом, в котором дети проводили летние каникулы, располагался между каменоломней и песчаным карьером.)
Однако Сирил и Джейн неизменно надеялись на лучшее, так уж они были устроены.
— Не думаю, что Сэмми вредит нам сознательно, — возразил Сирил. — Если разобраться, нелепо было просить у него несметного богатства. Фунтов пятьдесят мелочью нам хватило бы за глаза и за уши. А просить о том, чтобы быть красивыми, как ясное солнышко, это и вовсе глупость несусветная. Не хочу вас обижать, но это так. Нужно придумать по-настоящему полезное желание.
— Вот именно, — сказала Джейн, откладывая платье. — Да и глупо отказываться. Ведь, насколько я знаю, если не считать книжек, то в жизни такой возможности Tie было ни у кого и никогда. Наверняка есть целая куча вещей, которые мы могли бы пожелать и которые не выйдут нам боком, как это получалось до сих пор. Давайте подумаем хорошенько и попросим что-нибудь замечательное, чтобы получился по-настоящему славный день. Вернее, остаток дня.
Джейн снова взялась за штопку, причем с бешеной скоростью, потому что время уже поджимало. И все четверо заговорили разом. Если бы вы присутствовали при этом, то едва ли сумели бы ухватить суть разговора, но дети привыкли разговаривать, так сказать, «в колонну по четыре», как ходят солдаты, и каждый, не испытывая неудобства, мог сказать что хотел. Он слышал себя, и в то же самое время три четверти двух его чутких ушей были направлены на то, чтобы слышать сказанное остальными. Это нехитрый пример на умножение простых дробей, хотя, боюсь, вы не справитесь с ним. Так что я не стану спрашивать вас, верно ли следующее равенство: три четверти, умноженное на два, равняется полтора. Однако прошу вас мне поверить, что именно столько ушей каждый мог отдать остальным. Если верить Шекспиру, то отдавать уши было в ходу у древних римлян. Впрочем, я боюсь, что все это вам не очень интересно.
Когда платье наконец было заштопано, вышла еще одна заминка. Марта настояла на том, чтобы все вымыли руки, хотя это было совершенно бессмысленно, потому что, кроме Джейн, никто ничего не делал. А как можно испачкаться, ничего не делая? Это трудный вопрос, и я не возьмусь ответить на него на бумаге. Но в жизни я легко вам это покажу — ну, или вы мне.
Во время этого самого разговора, в продолжение которого отданными пребывало ровно шесть ушей (детей было четверо, так что все подсчитано верно), было решено, что пятьдесят фунтов мелочью — это именно то, что требуется. И счастливые дети, всякое желание которых теперь исполнялось, стоило им только захотеть, поспешно направились к песчаному карьеру, чтобы изложить эльфу свою просьбу. Однако Марта перехватила их у самой калитки и настояла на том, чтобы они взяли Малыша с собой.
— Никому ты не нужен, никто не хочет с тобой возиться, маленький! — запричитала Марта. — А вот захотят, за милую душу захотят, с таким-то славным. Разве они забыли, что обещали своей мамочке брать тебя с собой каждый божий день?
— Мы не забыли, — мрачно сказал Роберт. — Только бы вот Ягненочек не был таким маленьким и глупеньким. Тогда с ним было бы куда веселее.