Пруссаки не подвели, едва осеннее неяркое солнышко выползло из облаков на самую верхотуру той дуги, что оно наметило сегодня пройти, как к мостку подскакало с десяток кавалеристов в синих мундирах. Покрутились, потом трое переехало мост и остановилось у опушки леса, точнее кустов, и повернуло назад. Дорога всё это время была совершенно пустынная, редкие телеги и почтовый дилижанс козельцы остановили задолго до моста.
Через полчаса из леска на противоположном берегу речушки, такого же, как тот, в котором организовали засаду, стала выходить пехота. Потом их обогнал плутонг, примерно, драгун в синих мундирах. Они проскакали через мост и остановились, спешились у леса. Наблюдавший из-за деревьев за этим князь решил, что плакала вся их затея с засадой, сейчас драгуны зайдут в лес и все обнаружат. Но тут послышалась команда и плутонг, отступив к реке, стал поить лошадей. Повезло. Между тем, зелёная змея пехоты уже вползла в лес. Ещё сотню шагов, и они окажутся прямо напротив его гвардейцев. Решивший и сам пострелять, майор оставил наблюдательный пункт и, пригибаясь, поспешил к своим.
Чуть не успел князь, выстрелы защёлкали неожиданно, он даже свалился в листву по привычке, потом только понял, что это его преображенцы открыли огонь по пруссакам. Там, между ним и засадой, холмик небольшой организовался. Бурей дуб огромный завалило, и он вывернул, падая, гору земли. Майор ускорился, обогнул холм и выскочил как раз в тот момент, когда гвардейцы начали палить из пистолей. Не преминул и Пётр Иванович свои два пистоля разрядить.
Нда, перемудрил Шпигель. Тысяча выстрелов его гвардейцы сделали, а напротив них в лес успело втянуться пруссаков пятьсот. И ни одного целого не осталось. Или убит, или ранен. Зачем и от кого теперь бежать, отступление показывая. Перемудрил генерал. Драгуны, что поили лошадей повскакивали в сёдла, и видя, что мост запружен, бросились пересекать реку в брод. Не широка же, с разбегу легко пересечь. А она оказалась глубокой. Вроде, всего футов пятнадцать в ширину, а глубина в сажень. Кони погрузились в воду, пришлось драгунам слезать и плыть рядом, майор уверен не был, но кажется один потонул. Бабичев в это время отвлёкся, он смотрел, что на мосту делается. Там как раз перевозили фургон с чем-то…
Солдаты, что успели мост пройти, но в лес ещё не вступили побежали назад, а те, что спешили на эту сторону, ещё не решили, что делать, то ли тоже бежать, то ли вперёд идти. Возникла давка, хлипкие перила деревянные снесли, и люди стали падать в воду, а посреди моста торчал фургон, почти весь его занимая.
— Иван, штуцер заряди! — рявкнул майор, и поняв, что не быстрое это занятие ещё громче крикнул, — у кого штуцер заряжен?
— Вот, Ваше Высокоблагородие, — сунул ему стоящий рядом гвардеец, — Успел уже зарядить. У меня…
Слушать, чего там у сержанта случилось князь не стал, он бросился к коню и вскочив на него, направил «Воронка» к мосту. За ту минуту, что ему понадобилось, чтобы преодолеть на полном скаку эти полверсты, хорошо, за две минуты, ничего не изменилось. Так и толклись пруссаки на мосту. Князь спрыгнул с коня, проверил порох на полке, понял, что стряс и пришлось доставать из нагрудного кармана патрон и скусывать кончик. Задержав дыхание, Бабичев прицелился в фургон и плавно потянул за спусковой крючок.
Событие сороковое
Впервые мне стало ясно, как мало знают ответственные руководители, стоящие во главе нашей разведки, о практических трудностях, связанных с выполнением их заданий.
Вальтер Шелленберг
Небольшой городок Гермерсхайм на правом, западном, берегу Рейна корпус генерала Карла Бирона вместить не мог. Там жителей-то от силы пару тысяч, около трёхсот домов стоят на грязных улицах, заваленных навозом. И дома одноэтажные по большей части. Скорее — большая деревня, чем город. Люди запуганы французами, даже носа на улицу не кажут. Карл доехал до ратуши… На площади, где сходилось несколько улиц, стояли два двухэтажных кирпичных дома, а противоположную сторону площади этой занимал тоже кирпичный храм с высокой, метров в двадцать пять, колокольней. Ратуша в одном из этих двух красно-коричневых домов и оказалась. Только в ней не было никого. Бургомистр нашёлся в соседнем доме.
Его приволокли обыскивающие в поисках спрятавшихся французов кавалергарды.
— Как звать? — поинтересовался у сухого, с головой на череп скелета похожей, высокого мужчины лет сорока, генерал.
— Карл.
— Тёзка, как русские говорят. Карл, тут такое дело… Мы французов побили. Чтобы они вонять не начали, нужно их прикопать. Через полчаса все женщины и мужчины способные держать в руках лопату или мотыгу должны быть у моста на поле, где был лагерь французов.
— Так…
— А вы их голыми зарывайте, всё что при них будет — ваше. Ну, кроме оружия.
— А они грабили наши дома, насиловали женщин, — поднял голову этот скелетообразный бургомистр.
— Не понял? Ну, они грабили, они насиловали. Мы их убили и прогнали. Освободили вас. Мы ни грабить, ни насиловать никого в городке вашем не будем. И вообще, завтра, может, уйдём, но сегодня нам ночевать придётся в их лагере, потому, трупы оттуда нужно убрать. Всё что будет на трупах, кроме оружия — ваше. Хорош мне вопросы задавать, я военный, прибудет ваш герцог или курфюрст, кто тут у вас, ему и задавайте вопросы.
— Я понял, вас генерал, а есть у вас пленные? Я бы с удовольствием выбрал из них грабителей и насильников и повесил на площади у ратуши, — а скелет-то боевой.
— Гут. Есть пару десятков раненых, забирайте их себе и делайте, что хотите. Только, чтобы к вечеру в лагере трупов не было. Да, лошадей убитых разделайте, и часть мяса можете себе забрать. Ну, там каптенармусы наши вам помогут. Лошадей побитых сотни, нам столько мяса не съесть, испортится.
Только утром следующего дня прибыл гонец от генерал-аншефа Ласси, и с ним представитель командования имперцев генерал-майор барон Мировицки. Корпусу предлагалось идти на юг в городок Вёрт–ам–Рейн по направлению к Страсбургу и захватить его. Городок был примерно в двадцати — тридцати верстах от того места, где они разбили лагерь. Карты были паршивые, но Тощий Карл, как Бирон про себя обозвал бургомистра, обещал дать провожатого и даже разведчика, который съездит на лошади в соседний город и расскажет потом, что там с французами. Только коня просил предоставить, да и оставить после разведчику за добытую информацию. Оплата такая — натуральная.
— Дадим. Есть трофейные. Отправляй.
Гонец или разведчик, вернее, прискакал утром следующего дня, когда корпус уже тронулся в путь, дороги плохие, а тяжеленные пушки тащить, весь день и уйдёт на дорогу, потому выступили чуть свет.
— Что там? — осмотрел паренька генерал. Точно сына Тощий Карл послал, чтобы лошадь получить.
— Там два батальона мушкетёров. Пьют и дома грабят, как и у нас. — И губы сжал. Злой. Может бойцом хорошим вырастит. Злость для этого нужна.
— Хорошо. Ты проводником будешь? Веди, чтобы на их дозоры не наткнуться.
— Нет никаких дозоров, только на въезде в город рогатки стоят и около них десяток французов.
— Тем хуже для них. Вон с теми красивыми ребятами поедешь, — указал Карл Бирон пареньку на казаков. — Это разведка наша. Проводишь до города и можешь быть свободен.
— А возьмите меня в армию⁈ Я всё умею. Я стрелять умею. И на шпагах…
— Стрелять? А отец? Не жалко его? — усмехнулся Бирон.
— Я всё одно в армию убегу, нужно за брата убитого отомстить и за сестру, что… — слёзы побежали по щекам паренька, оставляя светлые дорожки в пыли, покрывающей рожицу.
— Хорошо. В армию, так в армию. Иди к казакам и скажи, что Карл Бирон им команду даёт взять тебя к себе, и пусть покормят. Не ел же целые сутки⁈
Событие сорок первое
Дипломат — это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать.
Уинстон Черчилль
Дома… В Риге Ивана Яковлевича ждал сюрприз. Он, ясное дело, до девяти считать умел, но счёт счётом, а когда видишь на руках у Анхен маленький плачущий свёрток, то это не математика уже, а физика. Столько децибелов этот комочек живой выдавал. Бенигна Готтлиб — официальная жена герцога Бирона официально родила ещё одного мальчика, которого назвали Иоганн. То, что пацанёнка родила на самом деле Анна Иоанновна, как и предыдущего Карла Эрнста, знало не очень много людей. Анна, как живот округлился, стала носить пышные юбки и кафтан мужской большого размера поверх, благо в Риге не сильно жарко, а Бенинга под платье подкладывала специальную подушечку на лямках, завязываемых за спиной.
Анне Иоанновне уже сороковник стукнул, но выносила ребёнка она легко, сказались три года занятия ходьбой и прочими упражнениями, что внедрил в своё семейство большое Иван Яковлевич. Анхен при этом серьёзно похудела и молодела. Раздутые щёки больше не портили лица, парик не уродовал голову и пышные родные чёрные волосы, собранные в косы вообще чуть не в девицу императрицу превращали.
Анне Леопольдовне шел пятнадцатый год и ростом она уже почти догнала тётушку где-то метр семьдесят пять было в ней. Такие же ярко-чёрные волосы и наследственный овал лица делал их похожими на старшую и младшую сестру, если близко не приглядываться.
Теперь на охоту они ходили вдвоём. Благо в Риге ворон оказалось столько, что несколько месяцев каждый день грохот стоял вокруг резиденции императрицы.
Сама Анна Леопольдовна, получившая в семье прозвище Лизка (она же — Елизавета Катарина Кристина), по словам занимавшимся её обучением в Москве профессором Леонтием Филипповичем Магницким, превзошла университетский курс, и смело сама может точные науки преподавать. Учителям Лизки может любой человек в этом времени позавидовать. Астрономию и Физику ей читал не кто-то там, а сам академик Андреас Цельсий. Ботанику и Медицину преподавал Карл Линней. Художественные навыки и азы архитекторы вбивал в чёрную кучерявую головку граф Варфоломей Варфоломеевич (Бартоломео) Растрелли. Пойди пошукай по миру, не лишку лучше найдёшь. Литературу и стихотворчество пусть и не Шекспир давал Лизке, но лишь потому, что помер давно, а всё же лучший из имеющихся в России — Тредиаковский Василий Кириллович. А в последний год из-за перегруженности Растрелли Анны Иоанновна по совету Бирона пригласила из Франции одного из лучших художников современности Жана-Батиста Шардена, того самого, что «Прачку» и «Мыльные пузыри» написал. Мэтр ученицу хвалил.
Если ещё про семью говорить, то в классе учебном вместе с Лизков всегда и родной сын Бирона Петр присутствует. Ему сейчас двенадцатый год идёт, но парень в отца — высокий, можно и четырнадцать дать. Ростом как раз с Анну Леопольдовну. Если честно, то Иван Яковлевич, присутствовавший на нескольких уроках Цельсия, сделал вывод, что пацан не гений. Среднего ума ребёнок получился у Бирона. И собранности не хватает. Только розги в руках «дядьки» — отставного бомбардира преображенца сдерживают непоседу.
Иван Яковлевич помнил смутно (гид в замке Бирона на экскурсии рассказывала), что оба сына Бирона вырастут мотами и картёжниками. А младший Карл Эрнст, избалованный матерью — императрицей ещё и шулером — сядет в Париже в тюрьму за подделку векселей. И понятно, в кого такими выросли. Реальный Бирон тоже азартный игрок и к тому же сволочь редкая — садился играть с богатыми людьми, и те вынуждены были ему поддаваться — проигрывали, попробуй всесильному фавориту не проиграй. Только отец-то никогда не проигрывал, и игра приносила ему сотни тысяч рублей, а сыновья, не имея того влияния и не шибко видимо большого ума будучи, в карты вечно проигрывали и влезали в долги.
Сейчас герцогу Бирону не до карт. Едва приехав с войнушки и отчитавшись перед Анхен, Госсоветом и Советом министров о результатах обеих компаний и польской, и прусской вынужден был все силы бросить на создание артиллерии для Низового корпуса. Использование огромных двухпудовых Единорогов показало, что лафет получился чуть слабоватым, много было поломок. Нужно усиливать конструкцию, что автоматически приведёт к увеличению веса. Сам Иван Яковлевич оружейником не был, но как устроен лафет пушек в 19 веке виде в живую, и даже как он в двадцатом выглядит отлично знал. Только одно дело видеть, а другое изготовить чертёж и воплотить в металл. Хорошо Нартов под руку подвернулся. Брехт про этого токаря Петра первого сначала забыл. Где-то в музее видел его мортирную батарею и знал, что сей человек есть, но задать кому-нибудь вопрос, а где сей новатор, не додумался, и только когда встал вопрос о подъёме Царь-колокола, ему и посоветовали сходить на Монетный двор. Там, мол, искусный механик Нартов работает. Андрей Константинович оказался человек среднего роста и страшно худым. Парик белый царёв токарь не снял, и голова из-за худобы и огромного парика походила на созревший одуванчик. Тоненькая шейка и облако белое на тёмном лице. Может татары какие в родне были, но кожу белоснежной не назовёшь. Брехт тогда, вспоминая, всё что знает по деталям машин из института вместе самоучкой разработал систему блочную для подъёма колокола весом в двести с лишним тонн из ямы, а после прикрепил Нартова к Московскому пушечному двору. Нартов создал несколько новых станков, в том числе и для проточки ствола орудия, придумал оригинальные запалы для гранат шрапнельных, предложил новые способы отливки пушек, заделки раковин в канале орудия.
Сейчас, вернувшись из похода, Иван Яковлевич сразу отправил в Москву курьера с указом императрицы о переводе Нартова в Ригу на новый литейный завод. А сам уже на второй день завалился в английское посольство. В Польше и Пруссии поснимали со стен и изъяли у побеждённых войск кучу маленьких и больших орудий. Бронза для отливки новых Единорогов вроде бы есть, но Брехт всё же металлург по образованию, и отлично помнил, что чтобы бронза при повторной переплавке не получилась хрупкая, нужно добавлять приличное количество свежего олова и меди. Медь на Урале добывали. Миасс не только золото, но и медь начал давать. Тут ничего страшного, а вот с оловом в России так себе. Зато его добывают на туманном Альбионе. Англию раньше даже называли Оловянные острова.
После кончины Томаса Уорда в 1731 году резидентом английским при дворе Анны Иоанновны стал его секретарь Клавдий Рондо. Но буквально за неделю до возвращения герцога Бирона в новую столицу Георг II прислал другого дипломата — лорда Джорджа Форбса, в том числе и для подготовки к подписанию Торгового договора.
— Ваня, ты поосторожней с ним, нам торговля с Англией очень нужна Андрей Иванович говорит, — напутствовала его Государыня.