— Знаешь, почему ты черный?
— Потому что солнышко любит меня больше Вас.
Разговор Хауса с «чёрным» пациентом
Следующим пунктом в их длительном плавании была очередная португальская колония — Гоа. Это — Западная Индия. Португальский штурман Франсишку Баррету, которого они наняли в Лиссабоне, рассказывал, что раньше вся Индия почти была португальской, но уже сто лет потихоньку их голландцы вытесняют из этих мест, на западном побережье Индии осталось всего три порта, а на восточном и вовсе один. Утратили португальцы и остров Цейлон. Голландцы, используя местное население, устраивают там бунт, вооружают повстанцев и с их помощью выбивают белых и пушистых португезе из их домов.
Между прочим, Вильстер уже столкнулся с «любовью» португальцев к голландцам и наоборот. Первоначально на борту шести кораблей, что вышли из Риги и Санкт-Петербурга голландцев и офицеров, и матросов было человек пятьдесят. Вильстер точно не считал, но примерно так. В Лиссабоне наняли немного португальцев, потом в Луанде ещё несколько человек, были они и среди пиратов, так что сейчас их в сумме человек тридцать — сорок было. И если они находились на одном корабле, то свары возникали регулярно, одна так чуть смертоубийством не закончилась, трое голландцев на абордажных тесаках схватились с четырьмя португальцами. Не так посмотрели друг на друга. Хорошо большая часть команды — русские абордажники, и они растащили забияк. Пришлось перетасовывать экипажи, так чтобы на одном корабле они не присутствовали. Так португальские горячие парни не унялись, и теперь у них постоянные склоки с малайцами и метисами малайцев с голландцами, которых набрали в Капстаде. Всё же флотилия увеличилась на три корабля и один из них огромный двухпалубный (двухдечный) линейный корабль. Именно малайцы и метисы составили в основном их экипажи, немного разбавленные матросами и офицерами с первых шести кораблей.
Вильстер сейчас целыми днями перетасовывал списки кораблей, чтобы не допускать стычек межнациональных, а теперь и межрасовых. И негры есть в командах, и теперь малайцы, и даже несколько бразильских индейцев, чёрте как затесавшихся в Луанду, и пожелавших оттуда убраться. Не так всё страшно было, но и спускать каждую драку и плевки друг в друга было нельзя, а то в таком длительном плавании это может плохо кончиться. Спасали ситуацию русские. Их всё еще было большинство, и они были гораздо сильнее и выше остальных матросов. Всё же набирали в экспедицию богатырей ростом не менее пяти футов и десяти дюймов (180 сантиметров).
Берег Индии увидели ближе к обеду, но его присутствие впереди почувствовал ещё за день. Практически пустое море стало то тут, то там раскрашиваться белыми парусами, а сегодня так даже уворачиваться приходилось, чтобы не столкнуться. В основном это были английские и голландские суда, торговцы — понятно. Больших линейных кораблей практически не было. Только раз им попались три английских фрегата с явно различимыми пушечными портами, которые тут же и открылись, когда русская флотилия поравнялась с ними. Белые флаги с косым синим крестом тут были никому не известны и непонятно, за кого англичане их приняли. Но, видимо, немного мозгов у наглов имелось и оценив шанс выстоять втроём против одиннадцати кораблей, как нулевые, англичане решили орудия спрятать. Интересное чувство. Точно знаешь, что будь у тебя один — два, да даже три корабля и эти джентльмены бы обязательно напали. Неистребим в них дух пиратства. Но вот когда за первыми тремя кораблями с Андреевским флагом вдруг на горизонте вырисовывается целая стена бело-красных парусов, то даже у пиратов миролюбивость просыпается. Приятно чувствовать за собой такую мощь.
Брехт бы мог рассказать Вильстеру как закончится португальское владычество на Гоа. Конечно, не рассказал. Адмирал бы ничего не понял и принял бы за бред, переработал министр Обороны, в отпуск на море пора. А ведь история показательная и интересная.
В 1961 году индийские войска вторглись в Гоа. Те давай жаловаться в Брюссель, ратуйте мол, давайте пятую статью применим, разбомбим голозадых! И тут выяснилось, что статья 5 Североатлантического договора не работает, если на государство-член НАТО нападают вне Северной Атлантики. Через несколько дней началось наступление индийских войск и на две оставшиеся колонии Португалии в Индии: Даман и Диу. А ещё через два дня все было кончено, Португалия капитулировала. Погибли 22 индийца и 31 португалец (около пяти тысяч португальских военных были взяты в плен), над бывшей Португальской Индией взвился триколор с колесом Ашоки.
Порт на Гоа это не просто полоса берега, там узкая и местами извилистая бухта являющаяся продолжением реки. Сунувшиеся было туда русские моряки поняли, что это не простое мероприятие. Все одиннадцать судов к причалу не подойдут, а на рейде все корабли не уместятся, перегородят выход из бухты. Пришлось восемь кораблей оставить у входа в бухту. К причалу с помощью высланного на вельботе лоцмана подошло только три корабля: «Россия», «Принцесса Анна» и трофейный двухпалубный бриг «Посейдон». Не запугивать мощным кораблем хотели местные власти. У Посейдона открылась течь в самом низу трюма, хорошо уже почти у берега, видимо была пробоина, её заделали пираты, но наспех и вот время заплатки пришло, отвалилась.
Событие шестьдесят третье
Я не огорчаюсь, если люди меня не понимают, — огорчаюсь, если я не понимаю людей.
Конфуций
Как объяснили Юрию Даниловичу в порту, рулил Португальской Индией, а заодно и всеми колониями Португалии кроме Бразилии «губернатор» (governador), когда же на высокий пост назначался представитель высшей знати, ему помимо того также жаловался почётный титул «вице-король» Viso Rey или ViRey. Жил товарищ в центре города во дворце, которому мог и сам король Португалии позавидовать. Рядом находился высоченный католический храм с витражами цветных стёкол и зелёными медными украшениями. Тут же напротив была и ратуша. И в целом город напоминал такой маленький Лиссабон. Ничего экзотического, коробки домов под черепичными красными крышами и широкие улицы, замощенные булыжником. И главное, видно было, что это вот не вчера построили, вон, тому высокому зданию в три этажа с колоннами и портиком могло быть и сто лет.
К вице-королю на приём нужно было попасть. У адмирала Вильстера с собой были письма к нему от короля Жуана V Великодушного и ещё нескольких больших начальников из Столицы, а ещё письмо от тестя. Самое же интересное, что теперь этот вице-король и, наверное, очень важный чиновник был родственником Юрию Даниловичу, ведь «тестюшка» дон Фернандес приходился ему кузеном, что бы это не значило. Фамилии-то разные. Звали говернадора или вице-короля Don Pedro de Mascarenhas, conde de Sandomil. Дон Педро Маскаренас граф де Сандомил.
— А скажи любезный, — адмирал подошёл почти к воротам дворца губернатора, но был остановлен бравым таким военным в красно-синем ярком мундире, — Как мне повидать графа де Сандомила?
— Проваливай! — и за алебарду покрепче ухватился часовой.
— Странное у тебя имя, братец? — решил не убивать сразу невежду адмирал Вильстер.
— Педру — странное имя? — заинтересовался красно-синий.
— Извини Педра, я не очень хорошо португальский знаю. Я думал, что ты представился, и твоё имя «Проваливай».
— Это твоё имя — «Проваливай», а ещё «Пошёл вон»! — алебарда в руках солдата чуть опустилась, и пика на её конце почти уперлась в то место, которым Юрий Данилович делал племянников вице-королю. Или внучатых племянников? Или внуков? Там чёрт ногу сломит в этих родственных связях.
— Петро, а ты можешь дать в рожу этому Педру? — повернулся Вильстер к двум боцманам, что несли за «родичем» сундук с подарками, для говернадора.
— Легко, Ваше Превосходительство, — Ну, кто так бьёт? Замах был богатырский, но видимый и предсказуемый и Педру увернулся. Почти увернулся. Он сделал прыжок в сторону. И вдруг встретился с огромным кулаком, которого там не могло быть.
Летел красно-синий не меньше сажени. И вставать не собирался, на замусоренном соломой въезде в ворота остался лежать и даже ножкой не подёргивал.
— Это что тут происходит⁈ Мать перемать! — португальские ругательства, на счастье выскочившего из-за ворот офицера, сын главного русского пирата не знал.
— Этот ушлёпок оскорбил адмирала Российского флота и родственника вашего вице-короля, — счёл нужным сообщить матершинику Юрий Данилович.
Да, знакомство с родичем сразу не задалось от колонн, за которыми скрывались от солнца стражники, к ним бежало трое ещё красно-синих. Бежали с алебардами наперевес.
— Офицер. Я зять вашего губернатора и адмирал Российского флота! Вы уймитесь сами и солдатиков уймите, а то отправит вас дон Педро со мной в Охотск. Там холодно… И голодно.
— Взять его! — а понятно, почему Португалия сдаёт одну колонию за другой Голландии. Они все тупые. Дебилы, конченные.
Бой длился больше минуты. Боцманам мешал сундук с подарками, Юрию Даниловичу длинная епанча, не смог кортик вынуть, запутался в полах плащика. Первый выпад алебардиста боцман Пёрт Соболев — потомственный моряк из поморов увёл просто рукой в сторону, а сам двинул локтем в бок солдатику. А Митрич, зато уже дал ему в ухо. Не скупясь. Отвесил. Именно таким ударом, как говорили про него на корабле, он сшибал с ног быков трёхлеток. А третий солдатик, выскочивший из-за спины второго, того, что тыкал железкой в Вильстера, умудрился ткнуть острием алебарды в Ивана Солдатова, он же Митрич, и разорвать ему епанчу.
На этом успехи красно-синих закончились. Петро приголубил знатным ударом в носопырку своего малохольного, а Митрич своего, не менее малохольного. Так тот в полёте сбил офицера, а подоспевший, освободившийся, Петро наступил на руку красно-синему офицеру, явно там все кости переломав, а не лапай острых железок и маши ими сидя на попе. Посадили — сиди.
— Всё, отставить! — одёрнул моряков Вильстер видя, что те полезли за трофейным оружием.
— Ваше Превосходительство, пальнут ещё, может в дом этот зайдём? — высказал дельную мысль боцман Солдатов.
— И то дело! Подхватили сундук и побежали.
Герцог Бирон на учёбе в Академии Генерального штаба любил повторять шутку, что вид бегущего генерала в военное время вызывает у окружающих панику, а в мирное — смех. А интересно, не говорил министр, а вид бегущего адмирала, что вызывает у окружающих?
Окружающие — всякие доньи и прочие Педры стояли с открытыми ртами и смотрели, как ко дворцу несутся в странных синих мундирах военные без париков с сундуком. Ну, смеха не слышно и то благо. Значит — паника.
Событие шестьдесят четвёртое
Говори о том только, что тебе ясно, иначе молчи.
Лев Николаевич Толстой
Перед отбытием на Кавказ Иван Яковлевич разработал и подписал у Анхен несколько Указов, которые в случае его смерти, не позволят России повторить тот путь, который она прошла в Реальной истории. Первым и главным был Указ о «Смертной казни». Брехт точно знал, что последовало почти сразу после воцарения Елизаветы, и потом продолжилось почти до самой Революции. В России, как бы, не совсем отменили смертную казнь, а ввели на неё мораторий.
В царствование дщери Петровой — Елизаветы, якобы в противовес кровавой Анне Иоанновне, были почти сразу после воцарения отменены смертная казнь и пытки для лиц младше 17 лет. А чуть позже в 1753 и 1754 годах вышли Указы, которые заменили «настоящую смертную казнь» на «политическую», которая выражалась в ссылке «на каторжные работы, предварительно подвергнув: наказанию кнутом с вырыванием ноздрей и постановлением клейма». Кроме того, все дела, по которым подлежала применению смертная казнь, подлежали передаче в Сенат и рассматривались самой Елизаветой.
В Указах, принятых Анной Иоанновной и проведённых через Сенат и Совет Министров, и даже Госсовет, смертная казнь применялась к государственным изменникам и лицам, совершившим третье преступление в экономической сфере и второе в «душегубстве», как было сказано в Указе. Всех остальных не в тюрьмах надлежало содержать, а отправлять на вечно за шестидесятый меридиан, или за Урал. А в конце Указов была приписка, особо обсуждённая на Сенате и Совете министров, что любой Государь, который будет пытаться отменить Смертную казнь, в здравом ли уме или лишившись оного, должен быть смещён с трона и обезглавлен, как преступник. И ещё приписка, что человек убивший такого монарха будет приобщён к национальным героям.
Сработают эти Указы или нет, если один из последующих монархов попытается их отменить, Брехт не знал, но хоть надеялся, что зачатки гуманизма ложно понятого должны пресечь.
На этом его деятельная натура не остановилась и Иван Яковлевич попытался ещё одну мину заложенную под процветание Российской империи обезвредить.
Москвичей испортил квартирный вопрос. Возможно, хотя что значит — испортил? Были все белыми и пушистыми? Вежливыми? Ходили, раскланивались, не мусорили, не грабили, не воровали, не было Гиляровского с его «Хитровкой»? Бог москвичам судья. Это ведь они писали доносы в ЧК, и прочие МГБ, чтобы завладеть квартирой чужой. Точно испортил.
А Россию испортил еврейский вопрос. Нет, Брехт точно не был антисемитом и даже лепший друг у него в школе был евреем. Но он знал, что в первом ЦК после революции и Политбюро две трети были евреями. Да не они сделали февральскую революцию, а буржуазия, которой всегда власти не хватает. Но факт есть факт, как-то они все в ЦК оказались. А если добавить клан Ротшильдов, делавший всё возможное, чтобы разрушить Россию, то возникает вопрос, а можно сделать что-то, чтобы ситуацию изменить. Приравнять евреев, что сейчас хапнули вместе с Литвой по правам к остальным народам России? Конечно. Разрешить им строить синагоги. Да пусть строят. Открывать школы разрешить. Вот тут оговорочка. Преподавание на русском. Идиш — это не язык евреев — это зачем-то исковерканный немецкий. Нужно от него потихоньку избавляться.
Это сто процентов не решит ситуацию. Евреи будут заниматься ростовщичеством, и они будут кучковаться по национальному признаку и тянуть наверх своих.
Вот с этим Брехт и решил побороться. В одном из Указов на территории Российской империи запрещалось заниматься ростовщичеством, и в нём же полагалась награда тому, кто донесёт на ростовщика и докажет о его именно регулярной ростовщической деятельности, а не о даче денег в долг. Легко же пойти на подлость. Такова уж человеческая природа. Взял у человека деньги в долг, а отдавать не хочешь, бамс писульку, и доброго человека в Сибирь, а тебе вместо выплаты долга — награда. Нет. Так не пройдёт, нужны именно факты ростовщичества, то есть регулярного ссужения деньгами с взиманием процента.
— А где же людишки будут деньги брать, ведь нередко возникнуть может неожиданная нужда? — не стал прыгать от радости Остерман, прочитавший проект Указа.