Корт пришёл на Утегатол в сопровождении всех своих людей. По правую руку от него шёл Уги, Леда — чуть позади слева. Они проходили через толпу, как кулак сквозь песок, — атлурги обтекали их по сторонам, тут же смыкаясь за спиной. Кто-то выкрикивал приветствия, некоторые молча поднимали вверх руку или даже делали «агнури» — священный знак преклонения перед волей богов.
Зал Кутх был полностью готов к сбору атлургов. Под помостом Кангов, как повелось в отсутствие единого правителя, собрались члены Совета. Невидимые осветительные окошки были полностью открыты, и высокие фигуры атлургов, словно выбеленные солнцем статуи, купались в лучах света.
Гвирн уже пришёл. Он разговаривал с Ауслагом, ещё одним претендентом на место Канга. Хотя что-то подсказывало Корту, что пожилой атлург бросил попытки соперничать с Гвирном и принял его сторону.
Сейчас в Гвирне не осталось ничего от того простого юноши, которого Корт видел у него дома несколько дней назад. Одежда атлурга была роскошной. Белые просторные штаны и рубашка, расшитые золотым орнаментом, сидели идеально, выгодно подчёркивая крепкую фигуру. А с плеч до пола ниспадала безрукавка из змеиной кожи тончайшей выделки. Волосы красивыми волнами струились по плечам, кое-где заплетённые в косички. Именно таким Гвирн всегда представал перед народом — величественным и слегка надменным, представителем одного из древнейших и богатейших родов Утегата, потомком Кангов, ведших народ много столетий назад.
Юта тоже была здесь, но держалась особняком. Гвирн выполнил своё обещание, и Совет неожиданно для всех сменил гнев на милость в отношении её приговора. Тем не менее, народ по-прежнему слегка сторонился Юты.
Члены Совета разместились по центру Помоста. Они всегда держались вместе, демонстрируя единство. Корт выбрал себе место по правую руку от них, Гвирн встал от Совета слева. Ругат скрестил на груди руки и принялся ждать начала Утегатола.
Первым взял слово член Совета по имени Радул. Поводом для сегодняшнего собрания стало появление небесного знамения. Атлурги должны решить, что оно означает. Радул закончил небольшую вступительную речь благословением народа.
Так как Гвирн не спешил говорить, Корт обратился к народу первым.
— «Настанет день, и небо будет ронять на землю огненные слёзы. Время повернёт вспять, отсчитывая дни до смерти всего живого. Придут неурожаи, звери и птицы перестанут плодиться, а народ поднимется враждой друг на друга, брат на брата и муж на жену. Могучий Руг восстанет с края песков и поглотит Небесных Братьев. Придёт Великая Буря, которая продлится сорок дней и сорок ночей, и не останется на земле ничего живого.
Только истинный народ сможет спастись, когда…».
Это строки из пророчества, которое мы с Юталиэн отыскали в Городе-за-Стеной. Но когда я читал вам их в прошлый раз, мало кто поверил в их правдивость. Сегодня я снова прочёл вам отрывок из свитка Амальрис. Скажите, что теперь вы думаете о пророчестве?
Кажется ли оно вам таким же бессмысленным? Одним из сотен подобных? Очередным пыльным свитком с заветами давно забытой богини? Или вы готовы признать, что это может быть правдой?
Я верю, что сегодня настал один из важнейших дней в истории Утегата. Решающий день. День, когда народ должен определиться, куда ему двигаться дальше. Верить ли собственным богам? Хотя бы одному из них?
В этот день я хочу сказать вам следующее. То, что сегодня наблюдает своими глазами каждый из народа, дети Колоссов предугадали долгое время назад. Пусть они объясняют всё по-другому. Называют могучего Руга, явившего народу свой лик, «блуждающей планетой». Важно не то, что мы по-разному называем вещи, а то, что — видим одно и то же. Дети Колоссов живут в одном с нами мире, хоть и представляют его иначе. Они — такая же его часть. И я убежден, что без них, без их помощи нам не найти решений, которые так нужны народу.
Не только над атлургами, но и надо всем миром нависла опасность. Будь то голод, неурожаи или угроза невиданной песчаной бури. Что-то тёмное надвигается, — невольно повторил Корт слова Леды. — Руг посылает народу испытания. И чтобы узнать, как спастись, мы должны снова идти в Город-за-Стеной, искать последнюю часть пророчества. И в этом мне снова нужна ваша помощь.
Слова Корта встретила полная тишина. Ругат медленно обвёл взглядом Зал Кутх. Под его высокими сводами липкими клочьями висело напряжение. Атлурги выжидали.
Гвирн тоже молчал. Его спина казалась настолько прямой, будто её нанизали на стальную ось позвоночника. Он смотрел куда-то в сторону и даже, кажется, не слушал.
Даже люди Корта молчали. Хоть он и обсудил с ними свою позицию, но разъяснить всё толком, а тем более убедить просто не было времени. Зал Кутх застыл в таком безмолвии, в каком могли пребывать только атлурги. Десятки мужчин, женщин, стариков и даже детей, не издавая ни звука, взирали на Корта. Все будто чего-то ждали.
Корт ощутил, как по венам медленно поползли ледяные иголки. Давно ему не приходилось вспоминать о том, что он — пришлый. Но в такие моменты атлурги почти пугали его. Их абсолютная тишина казалась какой-то гротескной, почти нечеловеческой.
Корт повысил голос, и, усиленный эхом, он прозвучал словно крик:
— Сегодня, в этот решающий для народа час, я хочу повиниться перед вами. Раньше я был бессилен. Я закрывал глаза на вещи, которые мне не нравились или пугали. Я не хотел принимать решений, которые возложили бы на меня лишнюю ответственность. Которые могли бы привести к жертвам. Я вёл себя так же, как Турраг, который довёл Утегат до глубокого кризиса. Если бы я нашёл смелость выступить против него раньше, взять на себя инициативу, возможно, всё не зашло бы так далеко. В конечном итоге я вёл себя как трус.
Но теперь всё это не имеет значения. Ни мои чувства, ни мои желания. Единственное, что важно — спасение людей. И сейчас я говорю не только об атлургах. — Впервые за время речи Корт посмотрел на Юту. — Над Лиатрасом или, как мы его называем, Городом-за-Стеной тоже нависла беда. Стены, которые были построены для защиты, больше не выдерживают натиска пустыни. Пески достигли верха Стены и в этот самый момент начинают заметать улицы города.
Жителям Лиатраса нужна помощь. Наша помощь.
Вмиг мёртвую тишину разорвали вопли многоголосой толпы. Так же, как атлурги застывали в молчании — словно один человек — так же они взрывались движением и криками. Корт не мог разобрать конкретных слов, но хорошо представлял, что кричат атлурги.
Он догадывался, какое впечатление произведёт его речь, но всё равно не собирался отступать. Корт принял решение. То, что он сказал, было правдой, — для него больше не имели значения чувства, страхи и отговорки. Словно нарисованный красной линией среди серых мотивов, решений и слов, он видел свой долг.
Корт набрал в грудь воздуха, чтобы перекрыть шум толпы, и продолжил:
— Я хочу идти в Лиатрас не только затем, чтобы искать оставшуюся часть пророчества, но и для того, чтобы спасти людей. Мне доподлинно известно, что местные правители решили оставить их на произвол судьбы. И кроме нас больше некому им помочь.
Шум в Зале Кутх нарастал, и Корт тоже повышал голос, пытаясь докричаться до атлургов:
— Поэтому я хочу собрать жителей Лиатраса, всех, кого смогу убедить, и привести их сюда. То, что я понял — наши народы неразделимы. Это ясно показал наш с Юталиэн священный поход. Во время него мы обрели бесценные знания. Например, о том, что жрицы атлургов на протяжении столетий жили в стенах Лиатраса. Юта является тому подтверждением. Она — потомок одной из тех жриц.
Наши народы не смогут спастись по-раздельности. Поэтому атлурги должны помочь детям Колоссов вырваться из ловушки песков.
Корт мог бы добавить что-то ещё, но его голос просто стало невозможно расслышать. Гром криков стал оглушительным, прокатываясь по залу взад-вперёд словно ураган. Казалось, никто в зале не стоял на месте, никто не молчал. Волнение продолжало раскачивать Зал Кутх. Отдельные слова доносились до Корта, будто песчинки, сорванные ветром с верхушки бархана.
Сторонники Гвирна спорили с людьми Корта, размахивая руками, то и дело переходя в наступление. Члены Совета бросали бессмысленные призывы к порядку в толпу. Атлурги словно помешались. Никто не мог их вразумить.
Корт наблюдал истинное обличье народа, до боли сжимая кулаки. От мельтешения лиц и воплей в голове всё смешалось. Он не знал, как это остановить.
Внезапно от Совета вперёд шагнул человек. Он молча простёр к толпе поднятые руки и так застыл. Его высокая прямая фигура была наэлектризована напряжением, но вовсе не от страха перед толпой. Его светлые волосы и белое одеяние были словно окутаны светом. Как будто он не лился равномерно на всех вокруг, а, обходя остальных, освещал только его. Казалось, что от него самого исходит сияние почти божественное.
Первые на своего предводителя обратили внимание люди Гвирна. Они быстро успокоились, перестали спорить и развернулись к Помосту. Будто следуя их примеру, один за другим приходили в себя ряды атлургов. И вскоре в Зале остался лишь равномерный гул, уже не мешавший говорить.
Только дождавшись полного внимания народа, Гвирн опустил руки и заговорил:
— Очень хорошо, Корт. Ты говорил, как истинное дитя Колоссов. Я прекрасно понимаю, что ты хочешь помочь своему народу. Но я должен думать о своём. Мы каждый день ломаем голову над тем, что ещё придумать, чтобы обеспечить каждого атлурга водой и едой. Мы тратим многие месяцы на то, чтобы откопать и укрепить новый лурд. А ты предлагешь взять и привести в Утегат ещё несколько сот, а может, и тысяч человек. Как ты себе это представляешь?
Гвирн говорил очень тихо и спокойно. И с каждым его словом атлурги всё больше успокаивались и стихали. Будто он пел им колыбельную и, усыплённые его голосом, атлурги впадали в оцепенение.
Но Корт хорошо понимал, что за этими тихими словами Гвирн спрятал свой главный довод. Словно обернул в мягкую ткань острое лезвие. Гвирн часто приводил его, но именно сегодня Корт действительно дал повод так думать.
Сейчас Гвирн обвинил его в том, что Корт не был атлургом, а только притворялся им все эти годы. На самом же деле всегда оставался одним из детей Колоссов. Гвирн сказал то, что сразу могло вывести Корта из игры, сделать отщепенцем в глазах атлургов, чуть ли не врагом.
Но самое странное было в том, что Корт и сам не мог сказать, что это было ложью. Умом он понимал, что слова Гвирна — всего лишь манипуляция. Искусное преувеличение и искажение реальности. Но то ли гипнотический голос наконец подействовал и на него, но сейчас Корт действительно не знал, что является правдой.
Именно это осознание вдруг успокоило Корта. Сердцебиение пришло в норму. Мышцы расслабились. Кулаки разжались.
— Я понимаю, почему ты так говоришь, Гвирн. Пожалуй, у тебя есть на это право.
Корт обращался к Гвирну, что делал крайне редко. Обычно Гвирн, пытаясь выступить посредником между Кортом и народом, лишь мешал ругату говорить с атлургами. Но именно сегодня он действительно стал рупором народа. И Корт думал лишь о том, что это естественно — пытаться достучаться до атлургов через Гвирна.
— Я уже многие годы являюсь атлургом, одним из народа. Моё сердце и мои устремления принадлежат Утегату. Никто не сможет отнять этого у меня. Но правда также и в том, что я родился и вырос в Городе-за-Стеной. И, наверное, во мне до сих пор живёт дитя Колоссов.
Именно поэтому я знаю, что говорю, когда называю наши народы неразделимыми. На самом деле мы ближе, чем большинство из нас считает.
Что касается нехватки воды, продовольствия и жилья, то я тоже каждый день ломаю голову над этими проблемами. И думаю, что могу предложить народу решение, которое всех устроит.
Я хочу привезти из Лиатраса не только людей, но и технологии. Именно они позволят детям Колоссов устроить жизнь в пустыне. В Городе-за-Стеной умеют добывать воду из специальных растений. Если мы посадим эти растения здесь, то обеспечим водой не только детей Колоссов, но и атлургов. И в будущем это может полностью решить проблему нехватки воды.
Что касается жилья, то я не планирую селить жителей Лиатраса в лурдах Утегата. Мы поселим их в Красных Горах.
При этих словах атлурги снова взорвались, но быстро успокоились, стоило Гвирну вновь поднять над головой руки.
— Дослушаем, что скажет Корт, — спокойно произнёс он.
Ругат скрипнул зубами, но продолжил:
— У детей Колоссов есть так называемая взрывчатка. Она может убрать со своего пути любое препятствие. С её помощью можно мгновенно сделать в горах проходы и пещеры. Если удастся забрать из Лиатраса взрывчатку, то мы сделаем много нового жилья. Мы сможем разместить в горах всех людей, которых приведём, и ещё останется место.
При определённом везении нам удастся захватить и разную технику. Машины, способные ездить по песку и проезжать в день по много таров. Машины, способные возводить стены и дома из камня. Много диковинных вещей, которые помогут нам выживать и сделают нашу жизнь лучше.
Послушайте, я понимаю, что мои слова звучат чудно и нереально. Но за гигантской стеной живут такие же люди, как мы. И они тоже сумели выжить в пустыне и приспособиться. Просто сделали это иначе. То, о чём я говорю, — вовсе не выдумка больного воображения. Я жил там много лет, в огромных домах, высотой в половину Красных Гор, и видел всё это своими глазами.
Вы знаете меня много лет. Знаете, что я далеко не безумец. Наоборот, меня ведёт и мною руководит сам Руг. Я прошу вас ещё раз поверить мне. Поверить, что я смогу спасти оба наших народа.
В почти полной тишине, наступившей под конец выступления Корта, звонкими пощёчинами прозвучали несколько хлопков. Но никто не присоединился к ним. Они так и затухли, пройдясь эхом между стен Зала Кутх, словно круги на воде от случайно скатившегося камушка. Тем, кто хлопал, был Гвирн.
— Прекрасная речь, Корт. Возвышенная и вдохновенная. Слушая тебя, впору поверить, что и ты вправду принимаешь за истину то, что говоришь.
Но позволь прояснить кое-что. Атлурги не нуждаются в чьей-либо помощи. Сам Руг даровал нам жизнь и наши законы. Мы потомки тех, кто в одиночку выжил в пустыне. И с нынешней ситуацией справимся сами.
Тысячелетиями народ выживал сам по себе. Никто нам не помогал. И теперь нам никто не нужен. Нас не касается то, что происходит за Стеной. Народ не станет менять своего уклада жизни ради тех, кому до них никогда не было дела. Этот уклад заповедовал нам Руг. Так мы и будем жить.
Что касается того, чтобы спасать кого-то, то, как ты и говорил, дети Колоссов тоже прекрасно справлялись в одиночку. Нас с ними ничто не связывает. Народ сам за себя.
Гвирн говорил, обращаясь исключительно к народу. На Корта он не взглянул ни разу. Это и не требовалось. Атлурги безоговорочно поддерживали каждое его слово. Они одобрительно гикали и вскидывали в воздух сжатые кулаки. В сторону Корта уже никто не смотрел, как будто он стал невидимкой.
Но Гвирн этим не ограничился:
— Что касается пророчеств о конце света, то тут я должен признать скудность своих познаний. Да, с детства мой отец, достопочненный Холден, учил меня понимать волю богов. Дни, месяцы и годы проводил я в Зале Свитков, преисполняясь их мудрости. Но всё же кто я такой, чтобы браться толковать знамения? Для этого у народа есть гурнас.
Гвирн смиренно опустил голову и шагнул в сторону. Из-за его спины, словно из ниоткуда, выплыл Регут — новый гурнас Утегата. Он был одет в традиционное облачение: халат светло-песочного цвета, полностью закрывающий ноги и руки, с тёмно-бордовыми вставками по вороту, отворотам рукавов и подолу.
Корт не питал ни приязни, ни уважения к этому человеку. Регут был ставленником Гвирна, имевшим к воле богов такое же отношение, как, к примеру, житель Лиатраса. Происходящее всё больше напоминало постановку. Корт чувствовал нарастающее отвращение, но, странно, не ощущал гнева.
Регут заговорил, приняв смиренную позу:
— Народ счёл меня достойным звания гурнаса совсем недавно. Но я всю жизнь занимался тем, что изучал свитки и силился постичь тайные послания богов, скрытые в них. Спустя годы моих вопрошаний и поисков, боги заговорили со мной. Они приоткрыли для меня дверь к мудрости, и теперь я могу передать народу их волю.
В свитках Руга и других почитаемых богов ничего не говорится о конце света. Руг вышел из-за края песков не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы испытать народ. Атлурги были избраны Ругом для жизни в пустыне. И теперь он хочет убедиться, что народ живёт по его заветам. Если теперь мы не посрамим его, то Руг снова пошлёт козам приплод, полям — плодородие, а источникам — полноводие.
После смерти последнего Канга народ разделён. Наши раздоры и нашу нерешительность видят боги и гневаются на нас. Атлурги должны забыть о распрях и объединиться для того, чтобы выжить. Должны позаботиться о себе.
Всё, что нам послано сейчас — испытание. Мы должны вернуться к своим корням, к заветам Руга, чтобы пройти его. Если же сейчас мы начнём делать что-то, что никогда не делали, то Руг разгневается и погубит своих детей.
Таков смысл Знамения. Такова воля богов.
Народ выслушал гурнаса в почтительном молчании. Даже дети не прерывали тишины плачем, а вездесущие пылинки перестали крутиться в воздухе, рассевшись по выступам стен.
— Вы слышали слово вестника богов. — Корт вздрогнул от голоса, показавшегося чересчур громким в этой тишине. Теперь Регут отошёл в сторону, пропустив вперёд Гвирна. — Нет причин для паники и беспокойства. Народ должен сплотиться перед трудностями, вспомнить заветы богов, и с их помощью мы всё преодолеем.
Гвирн оборвал себя и снова отошёл в сторону.
«Сегодня он играет роль почтительного сына и атлурга», — подумалось Корту. У него не осталось сомнений в том, что всё, что он видит, — хорошо выверенный и спланированный спектакль. Главной декорацией к которому служит он сам.
На сцену вышел Ауслаг — Член Совета, до недавнего времени также претендовавший на власть.
— Совет принял решение, — пробасил он без предисловий. — Просьба Корта о новом походе отклоняется. — Эти слова были приняты одобрительными выкриками. — Мы отказываем Корту в помощи жителям Города-за-Стеной.
Также Совет пересмотрел прежнее решение об экономии воды и продовольствия в городе. Заново обсудив все аргументы и наши возможности, мы решили принять план Гвирна о перераспределении ресурсов.
К сожалению, из-за ошибочно принятого ранее решения об открытии хранилища, наши запасы воды сильно истощены. В связи с чем Совет вновь закрывает хранилище. Что касается списков на перераспределение, то они будут вывешены в Зале Кутх позднее. Гвирн любезно предложил Совету свою помощь, так что с дальнейшими вопросами обращайтесь к нему.
Ауслаг говорил ещё что-то, но Корт перестал слушать. Живот скрутило, словно он проглотил горсть ядовитых шипов. В голове билась одна мысль: он не смог. Не сумел сдвинуть с места эту махину под названием «Утегат». Слишком привычно и уютно атлургам было держаться за традиции и прошлое. Слишком страшно — сделать шаг вперёд.
Корт был глупцом, считая, что в одиночку сумеет что-то изменить. Ни ругат, ни даже сам Руг, явись он сейчас перед народом, не сумел бы убедить их свернуть с привычного пути.
Зал Кутх зашевелился. Вокруг Корта дымом песочного цвета клубились тела. Презрительные и враждебные взгляды пробивались к нему, будто сквозь толщу полупрозрачного тергеда. Атлурги с одобрительным гулом окружали Гвирна, при этом обтекая Корта так, словно его не существовало. Корт ощущал себя неподвижным валуном, оказавшимся на пути песчаного оползня.
Постепенно зал пустел. С трудом двигаясь против потока, к Корту пробились Леда, Уги и Дар. Они ничего не говорили. Просто встали рядом.
Через минуту подошёл Гадрим — один из самых старых и близких сторонников Корта. Рядом с ним мялся Мерут — молодой ученик ругата, буквально боготворивший его. Глаза парня смотрели в пол.
Гадрим хмурился. Долго, слишком долго он просто стоял и смотрел Корту в глаза. И этот взгляд говорил больше, чем любые слова.
— Прости, Корт, — наконец тяжело заговорил бывший соратник. — Я уважаю тебя как атлурга и как ругата. Я долгое время разделял твои взгляды и с чистым сердцем следовал за тобой. Но я не могу согласиться с тем, что ты сказал сегодня. Я всегда хотел лишь одного — заботиться о моём народе. Но твои идеи больше не соответствуют моим устремлениям. Здесь наши пути расходятся.
Корт посмотрел на Мерута, ожидая, что тот скажет. Но парень по-прежнему смотрел в сторону. Лишь густо покрасневшие шея и уши говорили о возможных сожалениях.
Корт собрал разбежавшиеся мысли и хмыкнул.
— Не надо ничего объяснять. Я слишком хорошо тебя знаю, старый друг. Каждый из нас волен идти своим путём. Ты свой выбрал, как и я.
И продолжил, повернувшись к Меруту:
— Не вини себя, парень. Я не виню.
— Спасибо, — промямлил тот в ответ.
Корт улыбнулся. По крайней мере, все, кто следовал за ним последний год, были людьми принципов. Их нельзя было купить пустыми обещаниями и красивыми словами. Они делали то, что велело им сердце.
От этой мысли слегка полегчало. Гадрим и Мерут ушли. Их осталось четверо.
***
Во время Утегатола Юта стояла в стороне. Со вчерашнего утра до начала собрания она не покидала своего лурда. Только за несколько часов до сбора атлургов к ней зашёл Гвирн, хотя она ждала не его. Атлург сообщил ей, что ему удалось договориться с Советом о том, чтобы Юта осталась в городе. Он не раскрыл деталей. Сказал только, что весь город стоит на ушах из-за появления знамения, и ему нужно готовиться к Утегатолу.
Юта всё понимала. Она не задавала вопросов. Кроме одного, самой себе: как Корту удалось провернуть это, и почему он лично не пришёл рассказать об успехе?
Многое прояснил Утегатол. Это было не просто поражение Корта. Это был полный разгром. Разгром его предложений, его идей, его репутации. Его как предводителя народа. Уже на середине у Юты разболелась голова. Боль обволакивала однотонным гулом голосов и простреливала вспышками выкриков. Отчего-то казалось, что болит всё тело.
Юта понимала, что Совет и Гвирн хотят как лучше для народа. Но всё равно не могла смотреть на то, как они буквально раздавили Корта. Вместе с волнами боли накатывала тошнота. Юта не могла поверить, что совсем недавно стала одной из этих людей. За что она уважала их? Почему захотела стать такой же?
Сейчас Юта хотела только одного — вернуться домой и забыть обо всём, как о страшном сне. Не в этот дом — чужой, пустой и по-прежнему необжитый. А в тот — уютный, захламлённый и родной. От головной боли, криков и толкотни атлургов Юта почувствовала слабость. Она больше не хотела бороться. Хотела просто плыть по течению. И чтобы всё само собой вдруг стало легко и понятно.
Спустя целую вечность атлурги наконец угомонились. Шум сместился к одной стороне зала, где, кажется, был Гвирн. Юта не обращала на них внимания. Уже некоторое время она выискивала взглядом Корта.
Лишь когда нескончаемые потоки атлургов рассеялись, Юта смогла разглядеть его высокую тёмную фигуру. Возле Корта было непривычно пусто. Вместо толпы сторонников и простых атлургов рядом стояло лишь несколько человек. Вот ещё двое отделились и растворились в толпе. Корт ничего не говорил. Только как-то потерянно оглядывался по сторонам, как будто ждал, не присоединится ли к нему ещё кто-то.
Головная боль неожиданно отступила. Юта забыла и о ней, и о своём шатком и не вполне ясном положении, и даже о зловещем диске выступившей планеты. Ей хотелось только одного — подойти, поддержать, обнять, утешить.
Внезапно Корт обернулся, как будто почувствовав её взгляд. Юта с облегчением выдохнула и неуверенно улыбнулась. Всего мгновенье мужчина смотрел на неё, а потом отвернулся.
От этого жеста Юта запнулась на полушаге. Он что, не узнал её? Или не хочет, чтобы сейчас их видели вместе?
Корт сказал что-то своим спутникам, и они двинулись прочь из зала. Корт чуть помедлил, он повернулся к Леде. Между ними произошёл короткий разговор. Корт взял Леду за руку. Затем притянул к себе и очень нежно обнял. Жест был таким домашним и интимным, что Юта задохнулась. Корт провёл пальцами по щеке девушки-атлурга, а потом поцеловал.
Это не было краткое прикосновение губами, — печать, скрепляющая каждую пару. Это был настоящий, глубокий поцелуй. От которого тёплые волны бегут по телу, и начинает тянуть низ живота.
Юта почувствовала, что из неё вынули стержень, и она готова рухнуть на пол, как тряпичная кукла. Этого не происходило только потому, что всё тело одновременно сковало невидимыми цепями. Они больно впивались в кожу, во внутренности, в кости.
Мир вокруг закружился, но Юта не двигалась. Она висела в пустоте, подвешенная на холодных цепях, как муха в паутине. И что-то огромное и ужасное уже было рядом, дышало холодом в затылок, готовое выпить её душу.
Стены Зала Кутх, как в ускоренной съёмке, уплыли куда-то в стороны. И только картина Корта, нежно, но крепко обнимающего Леду, так же, как когда-то обнимал Юту, с болью впилась ей в глаза. Юта хотела отвернуться, но ледяные цепи держали так, что она не могла пошевелить и пальцем. Всё, что Юта могла — это стоять и смотреть.
Поцелуй Корта и Леды всё длился и длился. Проходили секунды, минуты и часы. Или так ей казалось. Наконец мужчина отстранился. На какое-то мгновенье Корт замер, и Юте показалось, что он заколебался, как будто хотел обернуться, но остановил себя. Корт взял Леду за руку и, что-то нашёптывая друг другу, они вышли из зала.