- Я мертвец, Ястреб!
- "Любой мужчина страны по имени Берег раз в жизни имеет право просить, и ему не может быть отказано."
- Я помню.
Государыня выпрямилась.
- Я спрашиваю тебя, Ястреб, - ритуальные слова текли сами собой, хотя она уже и забыла, когда произносила их в последний раз, - осознаешь ли ты все последствия своей просьбы?
Он встал, подошел к окну, проверил задвижки, проверил, надежно ли закрыты занавесы, не просочится ли хоть искра света. Проверил дверь, наложил засов. Защелкнул печную заслонку. Вернулся к постели.
- Да, осознаю.
Это случилось неожиданно. Он знал, как это будет, и все равно едва не опоздал. Когти полоснули по щеке и груди. Рысь. Значит, сначала рысь... Потом даже ему не стало хватать дыхания. Отстраненно Ястреб помнил, что прошло не более двух мгновений. Порождения этой земли были прекрасны. Он держал, прижимая к груди, захлебываясь воздухом и кровью... Лань... медведица... змея... мышонок... кошка... хлестнувший по глазам ивовый прут... язык огня. Молния. Молния извивалась в руках, колола искрами, сжигала кожу, пошли волдырями ладони. Ястреб зашипел сквозь зубы, отворачивая лицо. Не кричать. Берегиня, Бережка... ни полной луны, ни трижды вспаханного поля... но я же люблю тебя, всю, любую, эту сотню лет. Зубы хрустнули, наполнив рот кровью. Женщина бесконечно вздрагивала в его руках.
Молния взорвалась над домом, заставив его содрогнуться до корней. Застучали по черепице кирпичи разбитой трубы. Обрушился град. Ветер с корнем вырвал вековые осокори в саду. А потом наступило утро.
Солнечный луч прокрался в комнату робко и даже виновато - ведь пускать его не хотели! Покачал тени листьев на полу, заглянул в кувшин с водой для умывания, запнулся о завиток зеркальной рамы, обогнул брошенную одежду и пелены и неуверенно прикоснулся к мужскому плечу. Ястреб вскочил, словно и не спал, и тут же зашипел сквозь зубы: ожоги и царапины напомнили о себе непереносимой болью. Он взял с печной полки чашу с вином и пил большими глотками, руки тряслись, он ухмылялся, шипел, когда вино проливалось на израненную грудь. После в ход пошла бутыль с льняным маслом.
Государыня продолжала спать, когда Ястреб, точно завершая ритуал, бинтовал щедро сдобренным маслом полотном ее тело, несмотря на обожженные руки, аккуратно и точно накладывая каждый виток. Солнечный зайчик сердито дулся в уголке. Ястреб нагнулся поцеловать спящую, когда двери заколотились от стука. Он с мечом встал на пороге, резко рванул створку на себя. Гостиничный слуга охнул, перепугавшись не меча, а его вида - вздувшихся красных рубцов на широкой груди.
- Ми-милостивец... к в-вам...
- Там паутинник, - объяснила из коридора совершенно одетая, сумрачная Сольвега. - Ночью был трясун и град, крыши посрывало. Они думают, мы виноваты.
- Оч-чень хорошо, - оскалился Ястреб. - Сейчас выйду. А вы на конюшню, берите самых лучших...
- Конокра...
- Я всегда плачу за то, что бью, - Ястреб переступил через ноги растянувшегося слуги. - Давай, Сольвега!
Он легко, танцуя, сбежал по лестнице. Мышами метнулись в стороны какие-то люди. Ястреб рубанул ожидающий на крыльце почти человеческий силуэт. Успел закрыться от вспышки дверью. Сталь меча вишнево светилась, черен жег и без того обожженную ладонь.
- Ходу, детки, ходу! Верхом не ездил, понимаете...
Истосковавшиеся по скачке кони шутя перепрыгнули хлипкий заборчик, задами гостиницы вымкнулись на кривую уличку, простучали под брамой и по подъемному, прикипевшему к берегам рва мостику. Лови ветра в поле...
Женщина смотрела в воду. Ручей струился, как атласная лошадиная шкура. Сквозь нее проступали песок... яркие камушки. Крупная рыба замерла в хрустале. Слабо пошевеливала плавниками, светила серебристо-серой в пятнышках спинкой. Форель. Солнечные блики, скольжение придонных трав... Женщина вдруг перегнулась пополам, зажимая рот перевязанными ладонями.
- А-а-а!!...
Крик разметал кусты, разодрал вечерние тени, заставил умолкнуть жабий хор.
Савва, криво поставив истертые скачкой ноги, пробовал дотянуться до веревки, а она крутилась, как живая, и вместе с ней крутилось тело Сашки. Андрей подпрыгнул, рубанул ножом, Ястреб поймал висельника. Беспощадно давил скрещенными ладонями остановившееся сердце. Андрей, отодвинув высунутый язык, припал губами к Сашкиному рту.
- Что? Что здесь?! - добивалась перепуганная Сёрен.
- Сашка повесился.
На полянке был короткий ад.
И когда Сашка хрипло, но самостоятельно вздохнул, девушки, и Микитка за компанию, разразились слезами. А Ястреб сделал три коротких шага и упал под березой, прямо под веревочным обрезком. Серый, как небеленое полотно.
Сольвега кинулась перевязывать Сашке грудь - ребра ему все-тки здорово помяли; обмотала холстиной и лубом шею. А когда закончила, подошел Лэти и рывком поставил Сашку на ноги.
- Идем. И вы тоже.
- Эй! Ему нельзя! - крикнула Сольвега.
Лэти кивнул головой куда-то в сторону Ястреба и государыни.
Мужчины отошли совсем недалеко, за пахнущий кислыми яблоками ивняк. Лэти швырнул на траву свой серый плащ. Срезал лозовую ветку, ошкурил.
- Снимай штаны.
Сашка стоял перед ним потный и недоумевающий. Тогда Лэти одним коротким движением, как перед тем ветку, перерезал гашник, и штаны опали, скрутив Сашке ноги.
- Ложись.
- Д-да в-вы что... - заикнулся Савва. Один взгляд проводника заставил его заткнуться.
Сашку разложили на плаще, Тумаш придавил ему плечи, Андрей уселся на ноги. А Лэти без злобы перетянул лозиной голый зад. Отсчитал десять ударов, переломал прут, отбросил. И, не оглядываясь, ушел. Ушли и остальные. Савва полез было с жалостью, но Сашка взглянул так, что слезы утирать расхотелось.
Сашка очнулся от того, что кто-то смазывал болезненно ноющие рубцы. Откачнулся. Кровь с прокушенной губы окрасила траву.
- Уй-ди...
Он отшвырнул и плащ Лэти, и целительную руку. Извернулся, опрокинув горшок с мазью. В сумерках увидел две полные луны - голые колени Сёрен. Девушка плакала.
- Уйди. Тошно...
Несмотря на сопротивление, она сжимала в ладонях его мокрые то ли от росы, то ли от слез щеки:
- Что же ты... ты же не себя... ты нас...
Словно колеблясь, закусила кончик косы.
- Она сорвала бинты. Ей же нельзя- на свет. А Ястреб...
Сашка сделался малиновым - щеки, уши, грудь... это было видно даже в сумерках. Сёрен подобрала горшок, встала. Луны коленей светили у лица. Пахли яблоками и крапивой. Потом опала плахта, и стало темно.
11.
Юрий Крадок сидел над кувшином вина, сжимая голову обеими руками, как будто она вот-вот могла развалиться от напора чувств, как спелая тыква.
- Дед, ну если бы я знал... дед...