— Кто? — красивая Люда Голубицкая, приподнялась с последней парты. — Калашников, кажется.
— Это так, Калашников?
— Да, — Калашников улыбнулся. — Это так.
И вынул из портфеля журнал.
Вера Павловна ахнула и развела руками. И весь класс ахнул.
Возвращенный журнал между тем нисколько не походил на журнал прежний. По крайней мер, снаружи.
Тот, вчерашний, мирно стоявший на полочке, был обернут в серую бумагу.
Этот, сегодняшний, выскочивший на свет из калашниковского портфеля, был красного цвета.
— Бумага порвалась, — объяснил Калашников. — Я и сменил. Серой, правда, не было.
Вера Павловна схватила красный журнал и крепко сжала его в руках. Казалось, ей вернули что-то такое, что было частью ее самой.
— Зачем? Зачем ты это сделал?
Зачем? Это было не объяснить.
— И тебе не стыдно? — Вера Павловна стукнула ребром журнала по столу. Голос ее дрогнул.
— Нет, — ответил Калашников.
Ему захотелось успокоить ее и он сказал:
— Честное слово, Вера Павловна.
Калашников торопился домой. Он был уверен, что сегодня ему обязательно позвонит Таня.
И они все скажут друг другу. А может быть, обойдутся без слов. Они просто помолчат, приложив трубку к уху. И немного в нее подышат, самую малость.
Нет, он не будет ждать звонка. Он сам снимет трубку и наберет — 15-45-44.