Пока отдохнувшие за зиму равенцы бодро покидали земли Златной Коммуны, вернемся назад во времени, дабы прояснить несколько непонятных, в силу отсутствия объяснений, событий. Еще до того, как Исхилий пришел на помощь отчаявшимся равенцам, зажатым на плато, Альзорий планировал решающую военную операцию, по результатам которой гражданской войне в Гептархии должен был прийти конец.
— …И, наконец, сходящимися ударами мы соединимся и окружим всех оставшихся противников сразу. — подытожил Альзорий свою речь, состоявшую в том, чтобы собрать все силы саргов в два кулака, на северо-западе и юго-западе, и взрезать ими воюющие между собой группировки, сойдясь в сердце графства.
В штабной палатке, где перед генералами-легатами (III) и (IV) разложил будущие действия Альзорий, воцарилась тишина. Генерал-легат (III), далеко не глупец, давно осознал сложившуюся обстановку «наверху», поэтому безмолвствовал, не желая навлечь на себя гнев безраздельного распорядителя войны. (IV) же, войска которого были растащены по разным целям и командирам, фактически лишенный легионов, просто был безразличен ко всему, в прострации смотря пустыми, жидкими глазами на карту Гептархии.
— Что ж, приму это молчание, как знак согласия с моим планом. — довольно улыбнулся Альзорий, не введенный в заблуждение относительно истинных причин безмолвия. — Наступление начнем завтра, ведь я уже озаботился подготовкой войск в соответствии с моей стратегией. Через неделю мы будем праздновать победу!
— Да здравствует Саргия! Да здравствует Лига! — вытуживая из себя весь энтузиазм и горячность, на которые был способен, проскандировал (III) — й, сотрясая кулаком воздух над свей головой. Его поддержал и (IV), прилагая еще меньше усилий, но Альзорию этого хватило. Его аппетит до честолюбия был полностью утолен той властью, что он получил в свои руки, а остальное — лишь излишняя закуска. Пока что, во всяком случае…
На следующее утро рев труб и бой барабанов возвестили о коренном переломе в поведении саргов на границах Гептархии. Один из пунктов в Основополагающем Своде Нордиктовской Лиги гласит: «члены Лиги не должны без просьбы вмешиваться во внутренние дела друг друга, если они не препятствуют исполнению обязательств перед Протектором и не несут прямой угрозы для остальных». Борцы за трон почившей Оловянной Принцессы с присущей им осмотрительностью и грамотностью не выносили сора за границы своего графства. Более того, со всех уголков противоборствующих сторон собирались необходимые подати в казну Лиги, и всякая стычка останавливалась, дабы пропустить повозку с данью, направляющуюся к границе. Альзорий, уставший от щепетильной хитрости гептархийцев, пренебрег Сводом, вводя саргийские легионы. До последнего верившие в мудрый консерватизм правления короля Аврорума, гептархийцы были обескуражены безоглядной и бесстрашной агрессией его сына. Альзорий же именно на это и надеялся, и когда его воинства проходили область за областью, не встречая борьбы от струсивших гептархийцев, не торжествовал опьянело, но был совершенно доволен. Наконец, как принц и планировал, его легионы сошлись в столичной области Гептархии, принеся долгожданный мир загноившему графству. Все стороны гражданской войны были принуждены к сдаче, отрезанные друг от друга. Победитель же, в порыве великодушия, отослал гонцов ко всем гептархийским главарям с заверениями о том, что пленные будут отпущены, а их лидеры — избавлены от преследования. Итог же конфликту было решено подвести на саргийско-гептархийском совете. Совет сей должен был начаться с минуты на минуту, и саргийская сторона уже томилась в ожидании, подготовив просторный шатер в своем лагере на расчищенном от недавно выпавшего первого снега поле, неподалеку от столицы.
— И мы потратили столько времени на то, чтобы танцевать вприпрыжку вокруг этих бунтовщиков! — с издевательской укоризной затянул Альзорий, с удобством развалившись в головном кресле за столом переговоров. — А всего-то и надо было как следует надавить силой, и они даже отказались сопротивляться!
— Едва ли гептархийцы будут довольны таким принуждением. — прошелестел как можно лояльнее генерал-легат (III). — Они очень горды и свободолюбивы. Один такой народ уже принес нам неприятности, если к нему присоединится и это графство…
— А, с равенцами уже, наверняка, покончено. — небрежно отмахнулся Альзорий. — Гонцы от этого жирдяя (V) должны были уже давно прибыть и озарить нас приятными вестями.
Словно дождавшись этих слов, в шатер осторожно вошел саргийский капитан и учтиво поклонился. Все взгляды мгновенно были переведены на него.
— Ваше Высочество, генералы, прибыли Его Величество, король Аврорум. — офицер обратился ко всем присутствующим, но подчиненно смотрел лишь на Альзория.
— Что ж, это неожиданно, я не предвидел здесь отца… — слегка растерявшись, пробормотал Альзорий, но своевременно нашелся, обратившись к вестнику раздражения. — Проси Его Величество внутрь, капитан. Коли прибыл он, то это знак к тому, что он чувствует себя ладно и нам есть, что обсудить.
Приняв приказ, капитан поклонился и покинул высокопоставленное собрание. С минуту палатку нагнетал вакуум тишины, выровненный лишь неспешным и величественным появлением короля Аврорума.
— Отец, для все нас твое… — начал было с дежурных вежливостей Альзорий, но Аврорум грубо прервал его махом руки, обратившись к генералам: — Господа генералы-легаты, покиньте нас.
Удивленно переглянувшись, генералы неспешно поднялись со своих мест.
— Живее! — рявкнул Аврорум.
Пропитавшись всей серьезностью тона своего короля, генералы ускорились и выскочили наружу, лишив августейшую семью своей компании.
Оставшись наедине с резко ощутившим дискомфорт сыном, Аврорум печально вздохнул, чем еще больше вогнал Альзория в уныние. Было ясно, что беседа не будет изобиловать сластью.
— Помнишь ли ты, сын мой, наш разговор, когда тело мое было дряхлее, нежели нынче? — печально вопросил Аврорум, уставившись на свои стиснутые руки.
— Да, отец. — задавлено пробубнил Альзорий. — Ты просил меня тогда занять твое место на Деятельном Совете…
— …И это должно было стать твоим первым шагом на пути к моему трону. — закончил за стушевавшегося принца отец. — И военный советник, хоть и неуверенно, но все же поддержал мои грезы… — Аврорум сокрушенно покачал головой. — Теперь я понимаю причины его смятений. Твоя мать была слаба и мягкотела, ты же вобрал в себя ее недостатки и обратил такою силою вспять, что превратился в жестокого тирана.
Испытывая поначалу лишь сдавленность отцовским нажимом, Альзорий сменил оттенок своих эмоций на разгорающуюся злость. И он не удержал ее внутри себя, исступленно зашипев на отца:
— Не смей порочить память о матери! — страсти, обращенные поначалу внутрь самого Альзория, развернули свои пики на Аврорума. — Ты знал давно, каков я из себя, но все же дал мне вкусить сладких плодов власти! — Альзорий начинал с удовольствием упиваться своей ненавистью, разбухая, как очковая кобра перед броском. — Ты виноват в том, что случилось с Гептархией и слабеющей Лигой, ты виноват в том, что не воспитал меня тем королем, что хотел видеть сам, виноват в безвременной кончине матери… — Альзорий усмехнулся, и в усмешке этой смешались горечь и издевка. — Едва ли ты хороший король, и уж точно никудышный отец.
Не ожидавший такой откровенной тирады, Аврорум стушевался, смотря на сына изумленным взглядом. Так и не найдясь, вместо связного ответа он прохрипел:
— Вон!.. Вон с глаз моих! Убирайся!
Смутившись в свою очередь, Альзорий скопировал изумленное лицо отца. Но, в отличие от Аврорума, принц нашелся очень быстро, накинул решительную маску, резко кивнул головой и вылетел из палатки, оставив отца пожинать плоды их диспута в одиночестве.
Оказавшись снаружи, Альзорий отбежал лишь на десяток метров от палатки, но все равно запыхался. Чуть ли не сложившись пополам, принц стиснул руками свои колени. Любой другой бы долго отходил от такой ссоры с родным человеком, но не Альзорий. Все сильнее сдавливая пальцами коленные чашечки, он болью вогнал себя в ярость вновь. А если сию минуту придут лидеры гептархийцев? В каком виде застанут они своего победителя?! Нет, ни в коем случае нельзя проявить перед этим отребьем слабину! Гордо распрямившись, Альзорий решительно вернулся в палатку.
Услышав шорох палаточной створки, Аврорум, опирающийся кулаками на столешницу спиной ко входу, резко обернулся, залепетав:
— Альзорий, сынок…
Никак не восприняв подобную перемену отца, Альзорий раздраженно заявил:
— Отец, сейчас должны прибыть представители гептархийских банд, следует встретить их единым фронтом, и…
— Они не прибудут. — увидев, как брови сына безудержно поползли наверх в ответ на его слова, Аврорум пояснил. — Я перехватил их до того, как они достигли твоего лагеря, заверил их в том, что Саргия не будет вмешиваться в их дела, и выплатит репарации выборному правителю графства, который обретется без всякого влияния с нашей стороны.
— Ты… Как ты… — Альзорий захлебнулся своими словами.
— Жаль, что я узнал о твоей интервенции от доверенных мне офицеров слишком поздно и не успел остановить тебя. — Аврорум мягко вздохнул, извлекая уроки сдержанности из их ссоры. — Прости меня, сын.
— Прости меня… — слепо повторив последнюю фразу отца, побуревший Альзорий забегал глазами по придавленной траве, пробивающейся промеж ковровых настилов. Он чувствовал, что теряет самообладание. — После всех усилий, направленных на стабилизацию ситуации в этой мятежной… А еще и поганые равенцы… Они посмели…
— Эти самые поганые равенцы разбили твое воинство в пух и прах близ западных горных хребтов с помощью Златной Коммуны. — Аврорум не щадя бил молотом истины по треснувшему сознанию своего сына. — Учитывая то, что не так уж далеко на севере находятся саргийские границы, я отправлю гонца лидерам их восстания с просьбой о мире, что нужно было сделать еще раньше, и чего ты не сделал. И чего я не сделал… — Вновь обернувшись потупившимся взором к своей деревянной опоре, Аврорум пробормотал. — Похоже, есть правда в твоих словах о том, что я не только плохой отец, но и неубедительный король.
— О да, теперь я это вижу воочию и ясно! — выпучив разъяренные глаза, повысил голос Альзорий. — Большей глупости и помыслить невозможно! Унизительный мир с этим отребьем!
— Молчи! Молчи, безумный! — отец был задет агрессивным запалом сына, и отвечал соответствующе. — Тебе ли, опьяненному слабоумной злостью и жестокостью, судить о достоинствах короля? Не бывать тебе им никогда!
Резкий и глухой металлический скрежет, яркий световой блик. Аврорум не успел среагировать на молниеносный порыв Альзория. Расплатой за несобранность стал брызг темной крови, теплоту которой почувствовала рука короля, судорожно сжимающая глубокий порез на шее. Осознав произошедшее куда быстрее Альзория, который застыл с окровавленным кинжалом в руке и вздымался от тяжелого невротического удушья, Аврорум схватился обеими руками за шею, хрипя и сковывая отцеубийцу испуганным взглядом. Но такое кровотечение руками не остановить, и король, угасая с каждой секундой, медленно съехал спиной по ребру стола, сев на ковер. Потоки крови все свободнее и свободнее перекрашивали золотистый парадный кафтан Аврорума, и, наконец, король отпустил горло и уронил руки на пол, как утверждение безоговорочной капитуляции перед вечностью.
В палатке воцарилась мучительнейшая для Альзория тишина, нарушаемая лишь его тяжелым, страдальческим дыханием. Думать. Судорожно думать — это все, что мог сейчас принц. Как оказалось, ему этого было достаточно, и он пришел в себя. Правда, пару раз ему привиделось, что бледнеющий труп отца двигался, но, переводя взгляд на остывающее тело, он убеждался, что это лишь его воспалившееся воображение. Сведя одни концы своего рассудка с другими, Альзорий с суеверным страхом и скорчившимся лицом наклонился к отцу и тщательно стер кровь со своего кинжала и рук о позолоченный с вышивкой плащ Аврорума. Убедившись, что на его одежде и оружии нет следов тяжкого преступления, за которое даже принцу светила казнь, Альзорий вернул кинжал в ножны и аккуратно приоткрыл створку палатки, оглядывая ближайшие окрестности. Слава удаче, никого, кроме двух королевских гвардейцев, что-то весело обсуждающих на небольшом отдалении. Разумеется, они были уверены в безопасности своего суверена в палатке принца, потому о страшном провале их долга они и не догадывались.
Довольно улыбнувшись так удачно складывающимся обстоятельствам, Альзорий с силой натянул на себя маску спокойствия и резко вышел из палатки. Обернувшимся на него неудачливым гвардейцам он крикнул:
— Не сметь беспокоить Его Величество!
Быстро кивнув в ответ, гвардейцы не посмели вернуться к беззаботной болтовне, но и нарушать приказа принца не стали, безмолвно оставаясь на том же месте, где и были.
Альзорий тем временем добрался до офицерских палаток, нашел одну и бесцеремонно вошел внутрь. Спустя пару секунд он вышел в компании одного известного капитана — Мобуса. «Пришло время проверить, что им движет: подхалимаж и приспособленчество, или же истая верность…», — размыслил Альзорий, ведя капитана к зловещей палатке.
Настал момент истины. Пропустив Мобиуса внутрь перед собой, Альзорий незаметно достал из-под плаща спрятанный пистолет с тлеющим фитилем, заряженный перед посещением капитанского обиталища. Направив дуло на спину своего адъютанта, увидевшего результат темных деяний принца, Альзорий осторожно спросил:
— Что же ты думаешь по этому поводу, капитан?
Поначалу ответа не последовало, что заставило Альзория положить палец на спуск и изготовиться к выстрелу. Но, спустя вполне понятную паузу, Мобиус повернул бледное в испарине лицо и, даже не заметив направленное на него оружие, дрожащим голосом проговорил:
— Нужно все обустроить так, будто его убил кто-то из наших, или же какой-нибудь шпион-убийца, а не… Ваше Высочество…
— Значит, ты все понял, как я и предполагал, так? — Альзорий слегка расслабил палец на спуске.
— Я давно знаю и уважаю Ваше Высочество, потому понял, что, хоть Вы и совершили… это, но совсем не со зла. — еще быстрее Альзория приходя в себя, уверенным голосом ответил капитан.
— Что ж, не зря я выбрал тебя своим доверенным лицом, и первым моим действительно доверительным приказом будет оказать помощь в сокрытии истины по этому делу. — кивнув головой в сторону трупа отца, чуть ли не торжественно провозгласил Альзорий, убирая пистолет.
— Что ж, для начала следует убрать гвардейцев снаружи, ибо они поймут, что никаких убийц, кроме Вашего Высочества, в палатку войти не могли. Палатка-то посреди голого поля. — деловито засуетился Мобиус, цинично рассудив приговор бедным королевским гвардейцам.
— Да, пожалуй, ты прав… — сощурившись, медленно кивнул еще не до конца отошедший Альзорий. — Тогда, майор-адъютант Мобиус(Мобиус оживился, услышав о своем повышении), я призову их сюда, а ты поможешь мне одновременно с ними покончить. — вновь оголив вкусивший благородной крови кинжал, задал тон дальнейшим действиям Альзорий.
* * *
— Не знаешь, что еще за шумиха такая? Зачем тревога? Напали гептархийцы?
— Да вроде убили кого-то знатного, толь генерала, толь еще кого такого…
По всему саргийскому лагерю тревожно пролетели громовые гулы горна, беспокойно сливающиеся в тревожный сигнал, и один из взбудораженных солдат, вывалившихся из казарменной палатки, проявил закономерный интерес, направленный к лейтенанту. Правда, судя по ответу, младший офицер еще и сам не знал толком, что стряслось, поэтому направился прямо к источнику тревоги — палатке, которую верховное командование поставило для собрания с гептархийскими главарями.
А там, у этой палатки, уже вовсю кипели шум да гам: сновали туда-сюда генералы, какие-то из солдат и офицеров бились в истерике, проливая целые реки своей скорби, палаточный периметр оцепила гвардия. Принц Альзорий с чрезвычайно серьезным видом в сопровождении своего адъютанта раздавал указания. По всему было понятно, что стряслось что-то зловещее. Многие из тех, до кого еще правда не дошла своим избирательным шагом, не поняли, да и не поверили бы, что был убит сам король Саргии. Однако, то тут, то там начали раздаваться вопли, одни горестные, другие негодующие: «Король мертв!», «Короля убили!», «Клятые гептархийцы предали и убили нашего короля!».
До офицеров донесли следующую информацию, которые, в свою очередь, передали ее солдатам, щедро сдобрив своими эмоциональными приправами: король Аврорум, преисполненный великодушия, заявил о невмешательстве в выборы нового правителя Гептархии, а также согласился поддержать свободное волеизъявление золотом, компенсируя излишнюю рьяность своего воинственного сына. Прибыв в Гептархию, он хотел проследить лично, чтобы его слова были закреплены честным делом. Однако гептархийская клика, приняв безмерную доброту монарха за слабость всей Саргии, подослала к нему убийц, перерезавших королю и его гвардейцам глотки. Целью же сего низкого и предательского деяния были смятение неготового к трону принца и общее падение боевого духа нордиктовского войска. Воспользовавшись этим, гептархийцы планировали выбить Саргию из своих земель и начать свою экспансию за счет слабых соседей. Но принц Альзорий не допустит подобного, и во имя восстановления справедливости и чистоты власти займет место своего убиенного отца на троне Саргии и кресле Протектора Нордикстовской Лиги.
Слова были подобраны и преподнесены верно, и уже к вечеру того же дня лагерь кипел от возмущения и националистических настроений, которые легко было пробудить у гордых и высокомерных саргов. Бойцы, неистово желающие возмездия, были готовы разорвать Гетархию хоть сей же час, проливая реки простой крови в обмен на капли благородной. Этому факту был искренне рад Альзорий, сидящий в своей личной палатке за столом с картой Гептархии и сдержанной улыбкой освещая ее масштабированные просторы. Компанию ему составлял прошедший проверку на верность майор Мобиус.
— И все еще нет вестей от этих гептархийцев… Чего же они так тянут с мольбой о пощаде? — издевательски тревожился Альзорий, крутя большими пальцами рук друг вокруг друга.
— Полагаю, на вестях о смерти Его Величества они решили скоординировать новую линию своей политики. — резонно предположил Мобиус.
— Я теперь Величество, Мобиус, запомни это. — раздраженно одернул адъютанта Альзорий. — Но, если Гептархия не идет к Саргии, то…
— Я немедленно разошлю Ваши требования ко всем окрестным капитанам, Ваше Величество. — ладно справился Мобиус.
— Да, чудно… — неспешно кивнул Альзорий, поощряя довольного Мобиуса. — Сначала окончательно «склоним» на нашу сторону Гептархию, а затем уже займемся равенцами… — Альзорий положил нахмуренное лицо на сложенные замком руки, мрачно размышляя о своих следующих словах и том, что за ними стоит. — Я их недооценил, и этой ошибки более не повторю. — утвердив это, принц покопался на столе среди карт, достал несколько чистых листов пергамента и наточенное перо, начал корябать на них чернилами и сопутственно указал. — Проследишь, Мобиус, чтобы эти обращения попали точно адресатам в руки, от этого зависит успех наших деяний и будущее всей Лиги.
Выждав, пока принц закончит выводить письмена, майор-адъютант бережно принял пергаментные свертки, скрепленные королевской печатью, выслушал имена адресатов и, понимающе кивнув, с энтузиазмом преданного своему делу человека вышел из палатки Альзория.