— Да что ж там происходит? Почему они отходят назад и оттаскивают орудия?
Артемир, в компании Альвидеса наблюдающий за боем в самом сердце большого кольца воинов, выгнул уголки губ в полнейшем недоумении, наблюдая отведение части пехоты и всадников Лиги назад, к ущельям. Совершенно точно он мог сказать, что никто из его войска не остался по ту сторону, чтобы отвлечь и малую толику столь ценного внимания противника.
— Возможно, Златная Коммуна?.. — разделяя непонимание союзника, пробормотал Альвидес. — В конце концов, даже ее барону может быть не чужда честь.
— Барон, да и его сын, Исхилий, исчезли из виду, как только мы покинули границы их страны. — с уверенностью в голосе покачал головой Артемир. — Для меня достаточно и того, что они не откликнулись на зов Альзория. Конечно, это мог бы быть Датокил, но мне не хочется столь отчаянно себя обнадеживать.
— Нам бы не помешал батальон-другой войск, каких бы то ни было. — ревностно протянул старческим сухарем Альвидес. — А не то доведется нам здесь погибнуть в этих прекрасных доспехах.
Действительно, что Альвидес, что Артемир, были облачены в парадные одеяния, укрепленные к бою. Сильно состаренное скорбью тело Альвидеса стягивал вниз позолоченный с драгоценностями доспех, укрытый зеленоватым плащом, увенчанный традиционным золотым обручем в виде змеи. Артемир же, частенько пренебрегающий защитой и чувствующий в ней скованность членов, все же на свою рубаху натянул кольчугу, поверх которой закрепил кирасу с наплечниками и наручами. Самой же верхней одеждой стал не совсем уместный в летний жар халат из шкур гунтальских лис, уже описанный в недалекие, но уже незапамятные времена начала этой войны. Неухоженные и слипшиеся вьюны черных волос Артемира накрывала черная овечья шапка с пурпурным пером, из-под засаленного охвата которой вовсю стекал пот. В качестве протеза Артемир избрал свой любимый шип, будучи уверенным в том, что ближнего боя ему не избежать, как и гибели.
Но так ли гибель возможна, как считал заранее обрекший себя Артемир?.. Все больше и больше войск оттягивалось от его войскового кольца, ослабляя охват. Некоторым равенским отрядам даже удалось разрушить звенья окружения, перейдя в контратаку. Умеряя пыл воодушевившихся воинов и не давая им открывать фланги и тыл, у Артемира в сердце зажегся робкий огонек надежды. Неужели Датокил преуспел? Неужели он смог склонить астийцев на его сторону? Но нет, нет же, нельзя обнадеживаться! Нет ничего хуже, чем крушение смелой надежды о грубые и неотесанные скалы жестокой реальности!
Словно желая как можно скорее вернуть прежнее жизнелюбие во взгляд и думы приора, из-под дороги на ущелья со свистом и улюлюканьем выскочили десятки стремительных всадников, малыми эскадрами обтекая опешивших саргов и обстреливая их фланги из луков.
— Во имя забвенных богов, кто это?! — вскричал Альвидес, бегая сощуренными глазами по сторонам, словно силясь взглядом охватить всю эту аномалию действительности, которую он не мог понять.
— Астийцы… — с диковатой улыбкой, выражающей сорвавшегося с цепи цербера надежды, радости и облегчения, выдавил Артемир.
— Неужто твой друг смог привезти на Нордикт этих несговорчивых варваров, грязных и… кхм. — мельком увидев лицо Артмира, Альвидес виновато свернул свои речи из пережитков прежних времен, вместо этого окончив словами куда более рассудительными. — В конце концов, это тот самый батальон-другой, что я просил, так что нечего мне жаловаться…
Словно жуки-древоточцы, далеко не батальон-другой астийцев вгрызался в плотный ствол армий Лиги. Волны всадников, одна за другой, накатывались своими шумными гребнями на отдельные части войска, не давая пехоте выстроиться дикобразом и рассеивая воинов, лишая порядка и дисциплины. Вскоре на поле боя проявилась и астийская пехота, собирая за своей конницей недобитого противника.
Наконец, настал момент, когда войско Артемира удерживала лишь тонкая полоска саргийской гвардии, на которую возложили слишком большую ответственность, что приор и доказал, совместно с герцогом скомандовав контрудар. Резервы копейщиков, которые дальновидно удерживались в последних рядах кольца воинов, со свежими силами устремились на фронт, изобретательно выискивая уязвимости в тяжелой броне подуставших гвардейцев и поражая их. Опрокинуть таким образом сильную и дисциплинированную пехоту не удалось, но через несколько брешей, выломленных в хватке саргов, Артемир пустил остатки своей конницы, поддержанной серпийскими всадниками. Оказавшись между конным молотом и пехотной наковальней, саргийские гвардейцы бросили свои попытки сохранить окружение и начали собираться в когорты, дабы упорядоченно отступить. Как бы ни старались войска Артемира и Альвидеса, им не удалось воспрепятствовать упорным солдатам короля, которые с потерями, но все же отошли к основной части войск Лиги, сохранив порядок.
Сбросив удушающий обхват, равенцы с серпийцами выстроились в эшелонированную линию, изготовившись к симметричному ответу: окружению и уничтожению армий Лиги. Но штаб саргов, командовавший легионами, вовремя осознал угрозу, нависшую над войсками, потому сначала остановил продвижение астийских всадников своей тяжелой кавалерией, а потом начал поспешно оттесняться ко флангу, ближе к лесу, таки избежав катастрофы. Расторопность генералов и Альзория лишила трех армий возможности разбить Лигу с двух сторон. Легионы Нордикта справились с астийским кризисом, отойдя и выстроившись лицом к соединившимся войскам нового союза.
И вот, патовая ситуация, где никто не может добиться решающего преимущества: две силы стоят супротив друг друга, не решаясь нанести удар. У равенцев, серпийцев и астийцев сильное преимущество в коннице, тогда как у Лиги все еще сохраняется крупный перевес в общей численности воинов, да и большую часть артиллерии саргам удалось спасти. Крупнейшее за всю историю Вирида сражение, длившееся несколько дней и изобиловавшее жестокостью и стремлением к полному истреблению противника, окончилось ничьей. Остаточные вспышки боя ограничились вялой артиллерийской перепалкой, да и та сошла на нет, когда сарги отошли к лесу и стали к нему арьергардом. Даже марийские «осы» не смогли бы эффективно помочь продолжению противостояния.
Воспользовавшись затуханием очередного воспламенения пожарища войны и смешением его войска с астийским, спешившийся Артемир решил с благодарностью приветствовать своего спасителя, а заодно познакомиться с новым союзником. Пройдя через сплоченные отряды воинов, приор вышел к астийцам, где его уже ждал Хитрейший в середине круга, освобожденного солдатами. Альвидес же отправился в ряды своих бойцов, обещаясь присоединиться позже.
— Датокил, друг мой славный, сначала ты поставил меня на ноги, а теперь спас от сокрушительного падения! — со счастливой улыбкой Артемир распахнул объятия Датокилу, полюбовно похлопав его по спине.
— Я буду подле тебя, готовый поддержать словом и делом наш Приорат. — покровительственно ответил Датокил, освободившись от хватки Артемира. — Но благодарить стоит не меня.
Дождавшись этих слов, будто сигнала, из-за спин астийцев неспешно вышел Олиправд, широко улыбаясь своим разрумянившимся лицом. Артемир обнял и его, только, в отличие от Датокила, Олиправд не только не стал освобождаться от объятий, но и достойно ответил, отчего у приора хрустнуло где-то в спине.
— Вот ты каков, приор Артемир! — воскликнул Олиправд, когда обмен крепкими любезностями закончился. — Высок, статен, да и сабля не нужна! — незлобливо рассмеялся Олиправд, увидев увечье Артемира, на месте которого красовался шип, будучи теперь не к месту.
Нисколько не уязвившись от насмешки, Артемир ответил искренним смехом.
— А где же Кориган? — вдруг опомнился Датокил, объявшись легкой тревогой. — Неужто?..
Мигом омрачившееся лицо Артемира поначалу задало тон ожиданиям худшего, но слова привнесли ясность:
— Он жив, но… тяжело ранен. Мариус занимается его ранами в одной из повозок ученого полка.
— Расскажи, что с ним сталось! — не желая портить настроение посещением раненого, или даже умирающего Коригана, затребовал устное пояснение Датокил.
Удовлетворяя интерес Хитрейшего, Артемир рассказал, что в тяжелый момент боя, когда закрепление в форте уже было мечтой несбыточной, Кориган вызвался задержать наступление Лиги на полурарзрушенные укрепления вместе с пехотными частями своей Второй Армии. Отступая через ущелья обратно на землю Фортерезии, приор видел его целым и невредимым последний раз. В следующее их свидание соратники Коригана тащили его на себе, истыканного стрелами.
— Причем стрелы эти… — приор сморщил лицо, не сдержав омерзения.
— …Были смазаны дерьмом. — проницательно кивнув головой, закончил за Артемира Олиправд. — Дурно дело, надо было раны сжечь каленым железом незамедлительно.
— Я верю, что Мариус так и поступил. — в словах Артемира проступила вина за то, что он сам не совершил необходимых процедур, попросту сбагрив своего раненого товарища саргу-ученому. — Теперь, когда наступило затишье, нужно бы его проведать.
— Не спеши. — возразил приору Датокил, кивнув головой в сторону, с которой сквозь толпу воинов пробивался всадник, явно ища старших командиров. — Здесь! — Датокил помог ему голосом.
Определив в толпе источник голоса, всадник достиг места встречи глав армий. Завидев спешенного приора, воин в скорости соскочил со своего скакуна и склонил голову в поклоне.
— Что у тебя? — не желая втягиваться в эти подобострастные вежливости, раздраженно рявкнул Датокил.
— Со стороны саргов приближается несколько всадников, над первым из них развевается бледное знамя. — отрапортовал вестник, по окончанию доклада вновь склонив голову. Датокил махнул рукой, отпуская его.
— Переговоры. — подвел черту Артемир, вздохнув с облегчением. — Эта бойня действительно окончилась.
— Окончилась? — недоуменно переспросил Олиправд, выдавив мину крайнего недоразумения. — Да мы только начали!
— Нам едва ли удастся уверенно победить их теперь, когда все возможные преимущества неожиданного удара сарги смогли свести на нет. — спокойно и резонно вступился за свою позицию Артемир. Датокил согласно кивнул.
Не желая развивать в такое время конфронтацию, Олиправд, будучи в меньшинстве, раздосадовано плюнул, присоединяясь к равенцам.
Оседлав коней, Артемир, Датокил и Олиправд двинулись сквозь расступившийся строй солдат навстречу парламентерам. По пути к ним присоединился и Старший Герцог. Согласившись с мирными переговорами, Альвидес солидарно выразил готовность сопутствовать равенцам и впредь. Вышли на фронт союзники как раз вовремя, дабы сойтись лицом к лицу с Альзорием и его гвардейцами, надменно смеривающих своих врагов взглядом сквозь прорези тяжелых шлемов. Но на лице самого Альзория, вопреки обычаю, не было и намека на ядовитую смесь высокомерия и пренебрежения. Будучи облачен в красивый латный доспех с кроваво-красным плащом, щеголевато отражающий дневной свет, лицом он походил на свою броню: бледное выражение с застывшим на нем осмыслением происходящего и готовностью принять все, что только может произойти, реального, или же совершенно невозможного. Левая руки была прижата к груди и висела на перевязи. А на вершине позолоченного шлема с забралом красовалась…
— Корона Патриарха, посмотрите-ка! — нарушив устаревший этикет переговоров, выпалил со смехом Олиправд, сощурив глаза на головном уборе молодого короля Саргии. — Едва ли древнейший головной убор правителя всех народов этого мира тебе по головешке. Из всех камней, что в зубьях ее покоятся, оставил бы лишь саргийский рубин!
И действительно, отсутствие лишь одного-единственного малахита в золоте, символизирующего народ Астии, было явно не актуально: изъять черный камень Равении и порядочно изломать изумруд Центрального Нордикта было бы весьма уместно.
— Значит, астийский царь и серпийский герцог, так? — холодно и беспристрастно проговорил Альзорий, переводя взгляд с Олиправда на Альвидеса. — Чего же такого пообещали вам эти варвары, что вы вступились за них.
— Твою голову на блюдечке, сарг! — нагло ответил за двоих Олиправд, разжигая огонек ненависти в своих выразительных глазах.
Удовлетворившись подобным ответом, а, возможно, просто поняв, что с ними нечего и обсуждать, Альзорий отвернулся от Олиправда с Альвидесом в пользу Артемира, заговорив с ним, будто ожидая встретить чистый источник благоразумия среди мутных потоков грубости и невежества:
— Вот мы и встретились вновь, приор, и на мне более нет оков, как видишь.
— Но и я вполне себе жив, да и воины мои при всех своих членах. — ответил под стать своему оппоненту Артемир, спокойно и хладнокровно. — И то, что ты убил всех моих заложников, не столько много тебе и дало. Я же тебе этого не прощу никогда… — после этих слов лицо Артемира не сдержало хладнокровия, наполнившись смесью горечи и ненависти. Уж слишком свежа была память о Салаторе, Алиле, Монне…
— Я оцениваю действия того страхолюдного и вероломного нордиктовца куда выше. — произнес не без гордости Альзорий, не уделив внимания тихой угрозе. — Теперь на пути к цели меня не сдерживают ни твои оковы, ни страх нордиктовской знати за свою кровь.
Еще не зная про ночную резню с заложниками, Датокил потрясенно переспросил:
— Убийство заложников?! Вот, значит, как…
Со смесью удивления и довольства Альзорий было перевел глаза на Датокила, но быстро вернул взгляд к приору, предпочитая продолжать беседу именно с ним:
— Видимо, далеко не до всех в твоем племени события доходят быстро. — тут он позволил себе даже усмешку. — Возможно, он даже думал, что я все еще в твоем плену?
Временно покинув узкие пределы переговоров, Датокил окунулся в обширные палаты размышлений. Однако, думал он недолго, ибо все, что нужно было, это сложить несколько фактов: убийство заложников, предупреждение Пириуса про лазутчика Олиправда, а также помощь «вероломного нордиктовца» в освобождении Альзория. Похоже, слуга Олиправда действительно сменил хозяев с самыми разрушительными последствиями для равенцев. Альзорий не смог бы внедрить своих шпионов в Приорат, ведь все они, будучи верными Пириусу, покинули службу в единое мгновение, вослед главной Летучей Мыши.
Разумеется, Олиправд нес за эту резню косвенную ответственность, и должен быть наказан со всей строгостью и жестокостью, несмотря на спасение остатков войск Приората. Датокил едва заметно кивнул головой, соглашаясь с собственными выводами и вынесенным царю Астии вердиктом.
— … Тогда мы договорились. — слова Альзория вернули Датокила в реальный мир, где Артемир уже противоестественно жал здоровую руку Альзорию, и последний со своими гвардейцами начал обратный путь до своих войск.
— До чего договорились? — как только сарги отошли достаточно далеко, а Олиправд с Альвидесом удалились в свои войска, спросил у Артемира Датокил. Приор, сопровождаемый Датокилом, решил таки проверить раненого Коригана, за чем и направлялся в ту часть войска, где находилась повозка ученого полка с Марием.
Удивленно посмотрев на Хитрейшего, Артемир не менее удивленным голосом ответил:
— Ты же был подле нас.
— Я отвлекся. — досаждая оттого, что удивление приора совершенно справедливо, сморщился Датокил.
— Что ж… Мы пришли к тому, что битва окончилась ничьей, и к ночи Альзорий со своими легионами покинут Фортерезию, удаляясь вглубь своих границ.
— Однако же, этому Альзорию вовсе не чуждо благоразумие, если его как следует припереть к стенке. — довольно улыбнувшись, проговорил Датокил, стукнув по боку сапогом испугавшегося своего коня. — Страх потерять свои армии оказался в нем сильнее желания утопить нас в собственной крови.
— И то верно. — поддержал позитивный настрой друга Артемир, с веселым скрипом снимая со своего протеза шип. — Я не видел его таким отчаявшимся даже в нашем плену. И все это благодаря тебе и… как же так, мы с астийским царем так нормально и не познакомились…
— Олиправд. — отрезал грубо Датокил, вернувшись думами к этому негодяю. — Не доверяй ему, молю тебя!
— Отчего же? — еще более удивившись словам Датокила, опешил Артемир.
— А оттого… — и Датокил рассказал про свои домыслы приору, опустив при этом часть событий, открывающих участие в них Пириуса.
— Вот значит как… — выслушав Датокила, сощурил взгляд куда-то в дорожную пыль, поднимаемую копытами коня, Артемир. — Ты уверен?
Решимость в голосе, смешанная с жесткой серьезностью, вовсе не характерной для Артемира, удивили Датокила. Впрочем, можно было и догадаться, что виноватого в смерти Монны приор возненавидит.
— Я в этом не сомневаюсь. — утвердил свое мнение Датокил.
— В таком случае, как только в нашем союзе отпадет острая нужда, я с ним разберусь. — стиснув кулак и зубы, процедил Артемир, сверкая искрами из глаз, давно отвыкших от подобной ненависти.
«Что ж, теперь по этому вопросу у нас будет единение до тех пор, пока воля приора не станет дешевле воздуха». — довольно промелькнул мыслью Хитрейший, ничуть не менее ненавидящий жадного и наглого астийского царя, хапнувшего чуть ли не половину Саргии.
— Теперь понятно, почему он так взволновался, когда Альзорий заговорил про этого убийцу. — источая негодование, не давал успокоиться себе Артемир. — Как он начал теребить поводья, мерзавец!
— Мерзавец, который еще и за свою помощь затребовал всю восточную Саргию. — не удержав бочку с маслом над огнем, подкинул топлива в костер ярости Датокил.
— Да и пес с ней, с этой Саргией, не за нее воюю! — плюнул Артемир, причем Датокил сморщился так, будто приоровский плевок прилетел ему в лицо. — Он поставил под страшную угрозу жизнь моего народа, из-за него убили беззащитных заложников, его неумелость в подготовке шпионов скомпрометировала мое честное слово перед Нордиктом, и за все это он ответит.
— Но не ранее, чем представится удобный случай. — со всей убедительностью, на которую способен, ограничил агрессию Артемира Датокил, наклонившись в седле, дабы слова его проделали меньший путь до ушей приора и не исказились вероломным фортерезским воздухом.
— Разумеется. — неожиданно умело спрятал злобу в тени спокойствия Артемир, шумно выдохнув из груди накаленный ненавистью воздух. — Вот мы и прибыли.
Среди продовольственных и фуражирских частей затесался маленький ученый полк, состоящий из десятка-другого солдат и отобравшего их Октавиуса Мария, не привлекающего к себе внимания без особой нужды, и кропотливо работающий над новым оружием. Одной из последних новинок равенцы даже успели мельком воспользоваться, но стремительное наступление Альзория и давка при эвакуации вынудили защитников форта бросить лафеты с установками, затесав их среди пушек и гаубиц, благодаря чему торопящиеся добить противника сарги их не заметили. А суть оружия состояла в том, что это было обычное длинноствольное ружье, но… многозарядное. Оканчивался железный ствол отсоединяемым барабаном на восемь зарядов с собственными взрывателями, который можно было вращать, отстреливая пули гораздо быстрее, чем на это был способен даже самый опытный и сноровистый стрелок с обычным ручным ружьем. На узких участках обороны, где добиться высокой концентрации ружей было сложно, многозарядники Мария показали хороший результат. Сложность производства, с одной стороны, побудила Артемира вновь воздать хвалы гениальности и мастерству Мария, но с другой — выразить сомнение в возможности создания большого количества таких орудий, ибо переносной кузницы у равенского войска нет, и единственное, что могли выплавлять равенцы при отсутствии вблизи селений с кузнецами — это пули.
Но теперь, когда необходимая дань заслугам выдающегося сарга принесена, и когда Артемир с Датокилом отыскали его в наскоро развернутом лекарском шатре, пришло время вернуться к прозаической реальности из поэтического измерения лестных дифирамбов.
Войдя внутрь шатра, Артемиру предстала картина печальная, но привычная за время войны: множество страждущих раненых на окровавленных настилах из того, что нашлось под рукой. По числу же те, кому оказывалась помощь, смехотворно уступали общему количеству потерь в войске, да и половина из спасаемых уже обрела вечный покой, забыв о стонах и мучительной телесной агонии. Бедный Октавиус Марий, покрытый испариной, метался от одного выжившего к другому, стараясь сохранить жизни воинов, которые все же неминуемо утекали сквозь его пальцы, дрожащие от волнения и осознания малой пользы его усилий. Все же, медицина была ужасающе слабо развита в ту мрачную эпоху Вирида.
На одном из самых чистых настилов легко было узнать пурпурный генеральский поддоспешник, в который был одет Кориган. Выглядел он ужасающе: по его лысой голове градом стекал пот, от которого пурпур стеганки потемнел, глаза его, полузакрытые веками, то и дело вращались, жутковато оголяя белки. Он явно был в бессознательной горячке, утратив восприятие реальности.
— Как он? — тревожно спросил Артемир, как только Марий заметил его присутствие.
По тому, как седые бакенбарды Мария заходили ходуном от избытка чувств, и тому, как многозначительно он промолчал в ответ, приор понял, что борьба за жизнь Коригана уже проиграна, и речь идет лишь о более удобных условиях сдачи. Совершенно не будучи в настроении для пафосных прощальных слов, которые умирающий все равно не услышит, Артемир просто стал на колени рядом с покидающим его товарищем и возложил руку на сердце Коригана, про себя поклявшись вовремя принести воздаяние виновным: Альзорию и Олиправду.
— Пойдем же, не будем мешать Марию спасать тех, кого еще можно сохранить. — совершенно безразличный к смерти Коригана, ибо не видя уже в нем нужды, Датокил испытывал раздражение от бессловесной прощальной церемонии Артемира.
— Да, конечно. — слегка подломленным голосом тихо ответил Артемир, вставая на ноги и отворачиваясь от Коригана.
— Теперь ты — единственный командующий всего равенского войска. — привел единственное заметное последствие скорой смерти генерала Второй Армии Датокил.
— Уж теперь то, когда равенцев в нашей сводной силе осталось не так уж и много, неудобств единоличного главенствования точно не будет. — горестно усмехнулся Артемир, в сердцах с силой отпихнув рукой створку последнего прибежища Коригана.
— Не забывай, что твое влияние на Альвидеса будет велико, если успешно манипулировать теплыми чувствами к безвременно ушедшей Монне. — прошептал на ухо приору Датокил, с параноидальным подозрением оглядываясь на стражника шатра. — А Олиправд… Им займусь я.
— Сегодня я не в настроении строить отношения с другими правителями. — к горести голоса Артемира примешалась усталость. — Я отправляюсь отсыпаться после этой резни.
— Ну разумеется. — согласился Датокил, резко остановившись и проводив вяло плетущегося Артемира прищуренными глазами.
В ту ночь никому ничего не снилось. Марию и многочисленной ночной страже ничего не снилось, потому что они не спали, Артемиру и остальным солдатам — потому что степень их физического и умственного истощения не позволила им видеть ничего, кроме непроглядной и неподвижной тьмы, Коригану и многим другим раненым — потому что смерть крепко объяла их своими ледяными руками, за которыми не видно и не слышно ничего, и никогда уже не будет иначе…