Полина стряхнула с рук крошки, и голуби подпрыгнули. Сизые, толстые — они вовсе не походили на райский птиц из народных суеверий. Впрочем, если бы народ вживую увидел ту, о ком слагал предания, сказочные лубки сразу перестали бы вешать в красный угол.
— Она хочет, чтобы мы поехали в Черниговскую губернию, — рядом опустилась тень. От Владимира пахло лавандовой водой. Он был то ли пятым, то ли шестым наследником Белебеевской мануфактуры. Богатые, незнатные рода всегда мечтали об одном: остаться богатыми, но стать знатными.
Сирин, получеловек-полуптица, как-то сказала Владимиру: лучше самому заслужить дворянство, нежели жениться на младшей сестре младшего графа Волконского и всю жизнь краснеть на суаре.
— Она уверена, там появятся бесы? — спросила Полина. — Бесов никто не видел, даже монашки.
— Она уверена, что там появится кольцо, — сказал Владимир, — В чаше был черный дым. Сирин говорит, что такого раньше не было.
Сирин прорицала по старой, рассохшейся чаше. Кто-то верил, будто бы это не просто чаша, а самый настоящий, еретический Святой Грааль. Полина не верила, что у народной демоницы могла заваляться христианская святыня.
Хотя чаша обладала волшебными свойствами — налитая туда вода становилась красной, и от нее шел дым. В этом дыму каждый видел свое.
Полина никому не говорила, но уже несколько месяцев в дыму ей чудились черные тени. Поначалу они молчали, но недавно стали что-то шептать. Полина откуда-то знала, что стоит ей различить в шепоте слова — и дороги назад не будет.
Она подозревала, кто ей мерещился.
Она не собиралась посвящать в это Сирин.
— Черниговская губерния, — сказала Полина, — это же беспросветная глушь, да?
— Там Сирин как местное божество. Есть даже деревня, где все рукодельницы получают посвящение от Сирин.
— Кто бы мог подумать.
Полина не всегда так относилась к Сирин. Когда-то она очень любила ее и почитала, как свою спасительницу.
Песни Сирин успокаивали и давали надежду. Она обладала магией в самом сокровенном ее смысле.
Сирин сама была магией — то ли человек с крыльями, то ли падшая богиня. Сирин верила, будто бы когда-нибудь в мире воцарится правильный порядок. Она никогда не поясняла, что это значит.
Сирин не любила ясность или простоту. Она все запутывала и утаивала. "То, что воплотилось в слова, имеет шанс быть разрушенным, — говорила она, — потому мы будем молчать, пока не исполнится пророчество"
Однажды, во время магических упражнений по очистке пространства, Полина оказалась на тонком плане. Там все выглядело так же, с небольшими отличаями.
Печь, около которой утром поссорились Анфиса с Владимиром, была вся в бурых разводах, с налипшими кусками красной грязи. В плотном мире ссора как раз и произошла по причине того, что печь отдраивали до дыр, стирая старинные магические рисунки. Анфиса считала, что так и надо, а Владимир злился — рисунки на печи помогали делать вкусную выпечку.
Владимир хотел сохранить их для своих мануфактур. Или хотя бы успеть перерисовать.
В тонком мире рисунки горели зеленым огнем. Где-то огонь еле теплился, и Полина догадалась, почему — здесь жесткая щетка Анфисы сделала свое дело.
Полина впервые оказалась в астральных сферах так надолго. Обычно ее сразу выбрасывало.
Поэтому, чтобы не тратить время попусту, Полина пошла к храму.
Храмом называли то место, где все общество собиралось для больших ритуалов.
На тонком плане в храм вела дорога из маленьких огоньков. Огоньки болтались в воздухе и выплескивали искры. Любой дух мог забрести сюда. Эта мысль Полине пришлась не по нраву.
В храме всегда горели свечи. На полотне, что висело над алтарем, были вытканы три женщины.
Во время длительных ритуалов казалось, что женщины движутся. Они меняли позы, одежду и украшения.
Полина вошла в Храм.
Алтарное полотно колыхалось. Только на нем было изображено другое — не три женщины, а одна. Она смотрела на прямо на Полину, ее лик был ужасен. И прекрасен. При взгляде на нее в голове проносились песни на незнакомых языках. У Полины возникло чувство, будто бы когда-то она знала эту женщину.
Она отвела глаза. В храме также горели свечи, сейчас их огонь был потусторонним, синим. Никого не было. Только блеклые тени бродили по Храму. Иногда они становились узнаваемыми. Вот тут Лукерья была одержима духом, и на астрале остался его огненный отпечаток. А здесь происходил ритуал плодородия, проступали призрачные обнаженные тела членов общества. Полина отвела глаза. За астральной копией ширмы она увидела тень Сирин. Ее крылья, не спрятанные под шалью, казались сделанными из серафинита. Собеседник Сирин скрывался за туманной завесой. На тонком плане не было запахов, но от его тени пахло тиной и сырой водой.
"Ты пожалеешь, — сказал он, — То, что ты делаешь, приведёт к войне. Водное царство никогда не поддержит тебя. Бесам не нужна хозяйка"
"Бесы — это третья сила. Без нее мир хромает и еле ползет, — ответила Сирин, и на миг лицо ее стало видно четко"
" Любая власть развращает. А из тебя она сделает чудовище"
Тут Сирин рассмеялась. Ее лицо пошло трещинами.
" Разве сова чудовище лишь потому, что поймала мышь?"
Полину вынесло из тонкого плана. Словно огромный магнит притянул ее сквозь времена и пространства. Она пролетела мимо огоньков, мимо печи, и упала на свою кровать.
Когда Полина открыла глаза, настоящий, плотный мир встретил ее запахом ладана. Полина поднёсла руку к стакану с водой и замерла. Сирин искала кольцо бесов не для того, чтобы спрятать его ото всех. Неизвестный собеседник понял это, и не поддержал её.
Сирин хотела повелевать бесами.
***
Они приехали в пятницу, под ярмарку. На ней торговали окрестные деревни. Полина купила липового меда в сотах, бочонок засоленных грибов и несколько куделей шерсти. В столице у Полины была на примете искусная вязальщица, которая делала изумительные муфты. По картам, следующая зима обещала быть студеной. Полина хотела подготовиться.
Утренний туман истаял. Солнце было белым, словно только что умылось.
— Что там? — спросила Полина, ткнув на самый высокий дом. Сначала она приняла его за часовню, но купола и крестов не было и в помине.
— Ткацкая мастерская, — ответила торговка, накладывая Полине крендельков. — Там платков видимо-невидимо. Я все мечтаю о таком, да дорогие. Однако ж красивее вы точно не видели. Они их сами сначала ткут, ткань ровная-преровная. А после вышивают, да так, что от картины не отличишь.
— Их, что ль, на стену можно вешать? — спросила Полина.
Торговка перевязала бумагу косаткой.
— Да я так вам скажу, такое не грех и в красный угол. Уж лепота!
Столь религиозное поклонение женским штукам Полине было не вчуже. После смерти маменьки она получила в наследство немного денег и месторождение руды. В руднике иногда находили самоцветы, которые Полина относила ювелирам. Она любила украшения, особенно когда узнала, что они могут стать талисманами и амулетами. Дома у Полины хранился сундук, наполненный причудливыми безделушками. Все это плохо влияло на духовность и кошелек.
Владимир разместил вещи в гостевой избе. На стуле уже стоял его саквояж. Из него выглядывали пучки полыни. На скатерти лежали карты мадам Ленорман. Они обещали, что успех совсем близко.
— Я спрашивал, откуда нам стоит начинать поиски. Очевидно, что кольцо не просто так тут оказалось.
— Думаешь, местный помещик проиграл его черту в карты?
— Это село — единственное, куда Сирин не может попасть. Мы обыскали весь свет…
— Всю столицу, — перебила Полина.
— Весь свет, — повторил Владимир, — Для Сирин нет границ и верст. Я был рядом, когда случилось видение. Она сказала, что это и видением-то не было. Просто голоса. Они говорили, что нашли в Озерске странное кольцо. Оно выглядит старым, неказистым, но стоит надеть его, превращается в перстень с черным камнем. Камень сверкает даже ночью. Сирин сразу поняла, где искать. Да и черный дым…
— Судя по твоим картам, — сказала Полина, — кольцо рядом. А в видении так и прозвучало, Озерск?
Владимир посмотрел на нее.
— Откуда у тебя такие булки? — спросил он — Форма необычная.
Полина протянула ему кренделек.
— Палатка у входа на базар.
Она знала, что в самых сладких снах Владимир видит себя хозяином Белебеевских мануфактур. Или каких-нибудь других мануфактур. Потому он пойдёт и узнает рецепт крендельков, на случай счастливого будущего.
— Сирин сказала, что как-то приказала этому селу, а оно больше было раньше, не только Озерск, ещё там три деревеньки окрест были, исчезнуть долой с ее глаз. Она разозлилась на мастериц. Они получили дар, но не хотели стараться, плохо вышили ее портрет. С тех пор она не видит Озерск и окрестности. Не увидит, пока у кто-то из них не получится настоящее произведение искусства.
— Видимо, мастерицы тут не настолько талантливы, — только и сказала Полина.
В доме Ордена висело множество картин, а музыку на ритуалах играли музыканты Большого. Однажды Сирин вернула художнику зрение, чтоб он снова мог рисовать — ей понравился незаконченный пейзаж, завешанный тряпками, печальный символ утраченных глаз. Она одаривала талантами, говоря, что магия и искусство подобны листу дерева с глянцевой и матовой стороны. Правда, в ком-то от взмаха крыльев Сирин развивалось безумие, а не поэтические склонности.
Когда за Владимиром закрылась дверь, Полина достала череп. Он принадлежал юноше, убитому в пути. Его дух мог блуждать по перекресткам веки вечные. Перекрёстков в мире много — и вымощенный булыжниками столичный, где лошади часто истирают копыта; и посыпанный песком деревенский, на котором сплетничают соседки; и лесной, поросший травой, где бродят мавки. Где-то про кольцо слышали наверняка.
Полина постелила на стол черную ткань. Зажгла свечу из свиного сала и печной сажи.
— Я призываю тебя, дух убитый, поднимись на мой зов, подчинись моей воле. Дмитрий, явись!
В книгах писали, что вызов мёртвого нужно делать в полночь. На полу костяным порошком стоило начертить защитный круг, а также воскурить стиракс. Полина этого не сделала. Она много раз призывала мертвых, ведь Сирин наделила ее даром иметь власть над потусторонним. Ну и лунатизмом, конечно.
Из глазниц вытекла струя тумана. В избе стало холодно.
"Что ты ищешь?"
— Кольцо.
"Оно за спиной"
Полина положила на череп руку. Туман стал гуще.
— За чьей спиной?
"Там, где не увидеть"
Пальцы обожгло холодом, и Полина отдернула руку.
— Дмитрий, подчинись моей воле! Скажи, где кольцо!
Туман потемнел, словно дым. Полине почудился запах гари. Она взглянула на свечу, но та горела ровно.
— Ты обретешь его.
Полина обернулась. Изба пустовала. Мертвые говорили шелестом листьев, шорохом песка и земли. Этот голос не принадлежал мертвым. Он звучал так, словно хор говорил в унисон. В голове загрохотал колокол.
— У нее за спиной. Возьмёшь — и кровь вспомнит. Возьмёшь — и дашь надежду, — протрубила многоголосица.
Волосы встали дыбом. Полина пальцами потушила свечу и выбежала на улицу. Ей мерещилось, что позади смеются.
Вечером они пошли на погост. Быстро темнело. Полина заметила небольшую избу с крестом — в Ткацком часовню построили на кладбище. Воздух пах мокрой землей. На могилах кое-где лежали вареные яйца. Приближались Осенины.
Полина потуже затянула дорожный плащ.
— Жаль, что ты не взяла в дорогу череп, — сказал Владимир. — Надеюсь, здесь мы найдём что-то подходящее для прорицания.
Они шли вдоль крестов. Кладбище содержалось в чистоте. На Троекуровском, куда Орден выезжал временами, бывали и кучи мусора, и гнилые кресты, а как-то раз Анфиса наступила в труп собаки. Анфиса так кричала, что будь собака чуть менее разложившейся, обязательно воскресла бы от шума.
В Ордене никогда не состояло больше девяти человек. Люди приходили и уходили, но Анфиса оставалась неизменной участницей кладбищенских ритуалов.
Ткацкое кладбище словно каждый день убирали. Между могилами не росло травы, а кресты стояли прямо.
— Здесь чтут усопших, — сказала Полина.
— Так они все друг друга знают. Это их дяди, тети, соседи. А у нас со всей Москвы и окрестных деревень везут. В такой толпе не найдешь никого, а чужие не свои, перед ними нечего блюсти.
Владимир часто говорил, что истинные таинства содержатся в вульгарных обрядах деревенской ведьмы. Мол, она ближе к природе, нежели городской маг. Даже Сирин запечатлена в народных сказках, а не сокровенных гримуарах.
— Что там? — спросила Полина, замерев. Вдали мелькнули огоньки.
— Кого-то хоронят. Поздновато.
Владимир ошибся. На краю кладбища вырыли яму. Могильщик отставил керосиновую лампу.
— Господаре, заплутали? — спросил он, увидав Полину. — Могилы благородных в помещичьем склепе, здесь простые лежат. Черная кость.
Могила была разрыта, но пуста. Наверное, хоронить будут завтра.
— Шли бы вы, — продолжал могильщик. — Скоро труп подвезут, а он моровый.
— Моровый? — Владимир с Полиной переглянулись.
Магия не могла сберечь от чумы.
— Да, хоть и не Моровая язва, слава тебе господи, — могильщик перекрестился, — а все равно. Так что идите, пока не привезли.
Владимир протянул ему монетку.
— А ты нам не покажешь? Я лекарь, может, пойму что за болезнь.
Могильщик монетку взял.
При честном народе они не стали вызывать духов. В столице оккультные развлечения привечали. Деревенские вряд ли обладают такой широтой взглядов. Им не объяснишь, что свежеусопшие легко отзываются, а над лежалым черепом нужно корпеть. Для них магия — не утонченное развлечение интеллектуальных умов, для них магия — повод вымазать дегтем ворота и избить.
В этот раз Полина начертила и круг, и защитные имена, и возжгла смолы.
На кладбище стояла тишина.
Луна была такой же круглой и сверкающей, как пятак с глаз умершего.
Сизый дым благовоний поднимался в небо. Свеча озаряла подножье креста.
Мертвый пришёл. Откуда-то подул ледяной ветер, свеча потухла. Владимир потянулся к ней, но Полина перехватила его руку. Благовоние зачадило, запах изменился. Будто бы кто-то вытащил из сумки протухшее мясо.
— Дух, назови свое имя, — приказала Полина.
"Елена"
К кресту подошла девушка. На ней был белый саван, распущенные волосы лежали по плечам и ниже. Глаза у девушки были закрыты.
— Елена, где кольцо, которое ищет Сирин?
"Она его не увидит"
— Что это значит? — спросил Владимир. Он поднял на уровень глаз обсидиановое зеркало, которое помогало слышать и видеть мертвых.
"А вы можете"
Покойница открыла глаза. Они были полностью черные.
— Опусти взгляд, — прошептала Полина, — Она опасна. Скажи, Еленой крещенная, где найти кольцо?
"Я скажу. В обмен на дело"
Мертвые не должны ничего просить. Не им ставить условия магу.
— Я приказываю тебе.
" Ты сама умрешь, если не поможешь мне"
— Почему?
Покойница протянула руку вперед, но наткнулась на невидимую преграду.
"Будет мор. Все погибнут. Остановите мор"
— Ты не сказала, где кольцо.
"Я скажу. Если остановите"
Откуда-то подул ветерок. Он всколыхнул чёлку Полины. А еще он приподнял над землей крупинки костяной муки.
Круг потерял защитную силу.
Прежде чем покойница вошла к ним, Полина разожгла пучок чертополоха.
Владимир начал читать изгоняющее заклинание имени Гекаты Хтонии.
Сирин хотела власти над миром, она обезумела от своих видений, но она очень хорошо учила колдовству. Неупокоенные духи не в силах были одолеть ее воспитанников.
Полина вымыла руки душистым марсельским мылом. Оно было сиреневого цвета и пахло лавандою. На рекламных страницах красивые дамы держали разноцветные бруски под водой, а пена разлеталась по всему листу. Полина хотела быть такой же беззаботной, поэтому выписывала мыло из Парижа. Даже госпошлины платила. Но француженки вряд ли скребли мыльный брусок, чтобы очистить ногти от могильной земли.
— Елена умерла после того, как посетила лесные угодья. Ее лечили, но безуспешно, — Владимир протянул Полине что-то, перемотанное грубыми нитками. — Защитная кукла не сработала.
— Это и есть лекарство? — Полина надела лайковые перчатки, — ты нашёл знахарку?
Народная магия отличалась от господской, как крестьянка отличается от ровесницы-дворянки. И все же, магия есть магия. Брать артефакт голыми руками казалось Полине верхом безрассудства.
Она положила куколку в треугольник из свечей. Воздух над ним пошёл рябью, пламя дернулось.
— Это знахарка. Не более. Кукла обережная, однако, вряд ли справится с духом. Ее предел — камешек в сапоге.
— Лекарь, — с нажимом сказал Владимир, — считает, что лихоманка была залетной. Девушка единственная заболела из всего села.
Полина села за кофейный столик. В гостевой избе были обставлены комнаты. Имелся полосатый диван, какой покинул городские гостиные несколько лет назад — в виду вопиющей старомодности. На окнах вместо ставней присутствовали гобелены с вышитыми розами. Сочеталось это просто ужасно.
— Мертвые лучше нас видят будущее. Она сказала, что будет мор. Он будет, и никакие обереги это не остановят. Мёртвые никогда не лгут.
— Но лгут духи, — напомнил Владимир. — Они часто прикидываются мощными и страшными, хотя сил у них почти нет.
Полина была согласна. Все духи стремятся напугать или внушить любовь, и лишь ради того, чтоб занять в тонком мире более важную роль. Поэтому Сирин не получит кольцо на блюдечке с голубой каемочкой. Кольцо Полина уничтожит, если найдет. Она сказала:
— Володя, как ты не понимаешь! Мы неслучайно здесь оказались. Сирин нарочно послала нас сюда. Она хочет от нас избавиться.
Владимир сел напротив. Он смотрел на Полину по-особому, она узнала этот взгляд. Так Владимир смотрел на дымящие трубы Белебеевских мануфактур. Роскошное наследство, которое отойдет старшим братьям. А они не заинтересованы в прибыли.
— Сирин нуждается в нас. Только мы сможем найти это кольцо. А ты знаешь, на границе чего сейчас находится мир. Кольцо пробудит бесов, бесы начнут воевать с другими элементалями, с русалками. Люди сойдут с ума, и начнется великая война. Мир рухнет. Не будет ни магии, ни государств. Мы лишимся мира.
Полина кивнула. Сирин часто так говорила, а Володя повторил.
— Сирин всегда выделяла именно тебя, — продолжил Владимир. Он раскуривал трубку. Дым от нее был резким и горьким, как и его слова, — А ты говоришь такое без стыда. Порой я боюсь, что ты приняла игры своего разума за чистую монету. Сны призваны искушать, Полина Федоровна.
Он думал, то видение было сном. Он предал Полину, сам того не зная. Дым завивался кольцами. Заветное кольцо было где-то рядом. Позади неё. У неё за спиной.
— Давай хотя бы пойдем до леса. Поверим местные ландшафты, — попросила Полина.
Она поклялась, что больше никогда не заведет речь о плутонической природе Сирин с Владимиром. Ведь порою начинало казаться, что Полина просто неблагодарная ученица, пожелавшая превзойти бессмертного учителя. А правду никто видеть не желал.
Лес встретил их холодом и сумраком. Над тропой перекрещивали ветви ели. Полина отбросила шишку с пути. Надо будет проверить, осталась ли на новом ботинке царапина.
— Они собирают тут хворост и ягоды, — сказал Владимир, — Покойная тоже. Ее поймала лихоманка.
Полина покрутила в руках обережную куклу. Та смотрела пустым белым лицом.
— Ты слишком доверился деревенской колдунье, — ответила Полина, спрятав куклу в карман. Она чувствовала, что в лесу есть посторонняя сила. Сейчас сила спала, поэтому угадывалась лишь в особом шорохе травы да по непривычному для осени пению птиц.
Владимир молчал, поэтому Полина спросила:
— А кто такие эти лихоманки? Какова их стихийная природа?
— Это духи болезней, их великое множество, а самые сильные — тринадцать сестер — лихорадок. С ними лучше не сталкиваться.
По тропинке полился ручей. Вода в нем была красная. Полина подошла к Владимиру, высоко поднимая ноги, чтобы не испачкать ботинки. Они стоили половину месячного содержания. Было бы глупо испортить их так скоро. Владимир стоял и молча смотрел вперед.
— Там есть что-то, — сказал он. Шорох повторился.
— Володя, — прошептала Полина, — я только сейчас поняла. Мы стоим в крови.
И словно дождавшись ее слов, между елями заструилась красная вода. Вода поднималась все выше и выше, будто могла затопить лес.
Владимир бросился в чащу.
— Там кто-то есть! — закричал он, — Там кто-то стоит!
Полина приподняла подол и кинулась следом. В ушах звучало птичье пение. Оно потеряло гармоничность, то и дело сбиваясь на отдельные птичьи выкрики. Полина зажала уши руками.
Впереди маячил кто-то, его укрывал туман.
Владимир мчался, ломая сучья. Внезапно треск стих, а затем птицы стали кричать младенческим криком. Полина упала на колени.
Все стихло так же резко, как началось. Полина подняла голову. Владимир стоял, в руке его трепыхался какой-то предмет.
— Человек, — сказал он, — там был человек.
Владимир зашелся в долгом приступе кашля. Полина огляделась и не увидела красного ручья. Только черную землю.
Через несколько часов Владимир лежал на кушетке. Его плечи ходили ходуном. Жар был таким, что Полина постоянно меняла полотенце на лбу. В считанные минуты оно нагревалось.
Полина уже пробовала исцелить Владимира, но такая магия никогда ей не давалась. Сирин говорила, что это внутренние сложности — ведь умела Полина вызывать мертвых, а подобные способности всегда были парными, словно источники живой и мертвой воды.
— Поля, — прошептал Владимир, — и она с ужасом заметила, что вокруг его рта намечается синева. Пальцы рук тоже стали темнее, — коли оно выберется из леса, нам конец. Оно ко мне прикоснулось.
Владимир зашелся в кашле.
— Я все сделаю, — сказала Полина. Она подала отвар из сонных трав. — А ты пока пей.
Домик знахарки с лыковыми куколками стоял за полверсты от села. Полина успела разбить новые туфли на земляной дороге.
Сумерки сменялись темнотой, которая выползала из леса.
На небе зажигались звезды. Одна из них, кормчая, разгорелась прямо над срубовым домом.
Полина приблизилась к забору. На нем сидели кувшины с разбитым дном. Через прутья виднелся двор. Там кто-то был. Полина чувствовала на себе взгляд.
— Позови хозяйку, — сказала она. Погостные духи ли, лесные или городские — все они слушались, стоило представить, что они должны ей пару сотен рублей.
Ощущение чужого взгляда пропало.
Полине пришлось ждать долго. Она уже успела решить, что у деревенских ведьм и манеры деревенские. В столице принимали соратников посреди драпированных залов, угощали погребными винами и обязательно напоследок вручали милый сувенир. Здесь милым сувениром была грязь, которая щедро изукрасила новые полинины туфли.
Окна тускло горели, а с дороги тянуло сыростью. Полина поежилась.
Она подумывала зайти за калитку, наплевав на вежливость. Владимир умирал. Он был ей другом, пусть их мнения трагически не совпадали. Время рассудит, но у Володи времени не оставалось.
За забором раздались шаги. Знахарка послала своего внука — калитку открыл молодой человек.
— Это вы напугали моего домового? — спросил он. В народе до сих пор практиковали дружбу с духами. Полина не одобряла.
— Мне нужна помощь, — ответила Полина в тон. Впрочем, сразу пожалела.
Внук знахарки не казался враждебным. Он был по-современному одет, гладко выбрит и больше всего напоминал больничного доктора. Из тех, кого любят пациенты, так как он не всегда берет плату.
— Пожалуйста, проводите меня к вашей бабушке. Мне нужна помощь знахарки. Мой друг подхватил лихоманку. Я думаю, ту же самую, от которой умерла недавно девушка.
— Он всё-таки туда пошел? — помрачнел внук. — Я предупреждал его, лихоманки сейчас дикие. Вы были вместе с ним — он посмотрел на Полину, — но от вас болезни не чую. У вас оберег?
Полина достала из кармана куколку. Та висела в руке, как поникший цветок. Внук забрал куколку двумя пальцами.
— Вы поможете? — спросила Полина. Она поняла, что никакой знахарки тут не было. Был знахарь.
Ему не потребовалось долго собираться. Он вернулся с саквояжем, от чего ещё сильней стал походить на городского доктора. При свете луны он уже не казался юнцом. На вид знахарю было около тридцати лет. Полина с содроганием представляла дорогу назад, но к ним вышла лошадь в седле.
— Она не привыкла к двум ездокам, — предупредил знахарь.
Полина сейчас и на черте бы прокатилась, лишь бы не пешком. Она надеялась, что Владимир пережил последние часы. Она бы почувствовала его смерть.
Сама по себе захлопнулась калитка, и за забором зажглись два огонька. Полине показалось, будто домовой хочет ей что-то сказать. Но увы, домашние духи говорили лишь с хозяевами.
— Садитесь, — бросил знахарь.
Прежде чем принять его руку, Полина заметила что-то в траве. Она наклонилась. У носка ее ботинка лежала кукла-обережница. Наверное, знахарь обронил.
— У вас тут…
— Едемьте быстрее, сударыня, — повторил знахарь, и Полина молча положила обережницу в карман.
Едва переступив порог, Полина почувствовала его. Дыхание приближающейся смерти. Она бросилась к Владимиру. Тот спал, но это был горячечный прерывистый сон.
Знахарь едва взглянул на больного.
— Я просил его не ходить.
— Теперь поздно? — Полина поменяла тряпку на лбу.
— Сделаю все, что в моих силах, -
Знахарь достал из саквояжа какие-то травы. — Их нужно запарить.
— Значит, мор будет? — спросила Полина. Она положила углей на самовар.
Она отогнала мысль, что, возможно, Сирин хотела ее убить. Не своими руками и подальше от столицы. У Сирин не было никакого видения, она просто решила избавиться от Полины. И глупого Владимира.
Полина не сразу заметила, что знахарь разглядывает ее. Она привыкла к чужим взглядам, она ради этого возилась с туалетами и прической. Ради чужого восхищения, пусть и воображаемого, Полина выписывала журналы мод, ходила к портнихам и сочиняла рецепты помады. Единственное, чем Полина занималась не ради восхищения, была магия. Магия не давала Полине спать по ночам, магия принуждала и одаривала ее.
— Вы спросили, способно ли так выйти, что случится мор, — продолжил знахарь, — Вашему другу я сказал, что нет. Но теперь вижу, что дух лихоманки ближе к деревне, чем я думал. Он ведёт себя, как дикий зверь. Кто знает, на кого он кинется завтра. Может, он уже бродит по площади, — голос у знахаря стал озабоченным.
Полина сменила тряпку на лбу у Владимира. Тряпка была горячей.
Владимир с трудом дышал.
— Володя поправится, если запечатать лихоманку? — Полина посмотрела на знахаря. Она умела изгонять духов, но не умела убивать их.
Глаза у знахаря были зелеными, как озерная вода. Наверное, местные девушки бегали к нему по любой оказии. Полина вдруг представила, как уютно, должно быть, в его доме. Всюду пахнет травой, стол заставлен бутылочками с настойками. Домовой спит за веником, а толстый чёрный кот мурлычет со скамьи.
Полина стряхнула наваждение.
— Чтобы убрать проявления лихорадки, лихоманку нужно развоплотить, — сказал знахарь, — Только я не хочу вас обнадеживать. У него не больше трех суток, если не наступит улучшение. Если болезнь зайдёт далеко, то даже гибель духа не поможет исцелить вашего друга.
От кружки поднимался пар и растворялся под потолком.
— А что значит, развоплотить?
Полина никогда не была сильна по части народной магии. Куколки — обережницы, защитная вышивка по краю рубахи и шепотки — все это оставляло Полину равнодушной. Ее не восхищали народные сказки, которые хоть и были ложью, но несли в себе уроки для молодёжи.
Поэтому Полина ужаснулась, когда знахарь рассказал ей о сосуде лихоманки. Лихоманка находит человека, которому есть что терять. Она угрожает извести семью, если человек не будет слушаться. Она цепляется за ладони, за дыхание и за кровь. "Там было много крови", — вспомнила Полина. И знахарь кивнул. Лихоманка боязлива и потому нападает первой. Она дурит людей, наводит мороки и видения. Если она испугается, то постарается свести с ума. Лучшее средство от лихоманки — это изгоняющая молитва. Только читать ее нужно там, где она появилась, в лесах и на закате. Текст этой молитвы передается из поколения в поколение.
Знахарь ушёл на рассвете. Он собирался поспрашивать местных, нет ли заболевших. Полина закрыла за ним дверь и вдохнула запах осеннего утра. Равноденствие приближалось. Мировое колесо вкатилось в темную колею.
К полудню Полина собрала сумки. На дух болезни вряд ли подействует полынь, чей горький дым отгоняет мертвецов. Духа болезни не испугаешь святой водой, ведь большинство поветрий начинается в храме. А сосуд духа легко прикидывается нищим с паперти. Полина взяла каменной соли, даже с утра сбегала за ней на базар. Соль оттягивала плечо, но ее требовалось много. Ещё Полина купила краску и лыковые кисти. "Яблоньки красить будете? — спросила торговка," Их надо внизу, от грызунов. Ох поганых и развелось тут, все время что-то портят"
Она оглядела комнату. Владимир спал в забытье. Он уже выпил знахарских трав.
Лучше не становилось, но и криза не наступало. Знахарь говорил, что тело борется. Самое страшное в этой лихорадке то, как быстро она начинается. Достаточно прикосновения. Полина вытащила из владимирового портфеля револьвер. Она умела стрелять, и надеялась, что сегодня не промахнется.
Напоследок Полина положила в карман обережницу. Для успокоения, — сказала себе Полина, — пусть это и народная вульгарная магия. Куда идти, Полина чуяла. Деревья стояли в облаках из красной, желтой и кое-где зеленой листвы. Полина закрыла глаза и представила, как ее окружает кокон из света. Конечно, этой защиты было мало.
Полина чуть не вскрикнула, когда на плечо опустилась рука. Не успела!
— Прошу прощения, — позади Полины стоял знахарь.
— Вы же должны были присмотреть за Володей!
Полина перевела дух. Она чуть было не решила, что все кончено.
— Здесь рядом есть бродячее озеро, вы могли наткнуться на него и сгинуть, — сказал знахарь и посмотрел на Полину, — Это случилось бы много раньше, чем ваша встреча с лихоманкой. Вы же пошли за ней?
Его глаза сузились, и Полина увидела, как сильно он злится.
— Я не деревенская девушка с корзиной ягод. Я знаю, что делаю. Ваша молитва была бы абсолютно бесполезна, в ней ничего нет. Поэтому я буду действовать методами, которые знаю.
— Покажите.
Тут уже Полина разозлилась. Ее дар не вызывал сомнения у Сирин, что говорить о деревенском травнике!
— Идёмте, если не боитесь, — ответила Полина и пошла вперед. Дожидаться она не стала.
Они остановились рядом с ельником. Он напоминал кладбищенские кресты. «Тут меня и похоронят», — подумала Полина, — «Если лихоманку не изгоню»
Не оборачиваясь, Полина достала соли и начала чертить большой круг, в несколько аршинов длиной.
Когда Полина нарисовала краской нужные имена, круг запылал белым очистительным светом. Правда, увидеть это можно было лишь внутренним зрением.
— Зайдите в круг, чтобы лихоманка и вас не схватила, — бросила Полина. Знахарь подчинился. Полине почудилось, что он поморщился, проходя сквозь невидимое пламя. Да и у самой Полины растрескался астральный защитный кокон.
Когда Полина окончила приготовления, она сняла украшения. Кулон с серафинитом сложила в кожаный кошель, а малахитовые серёжки отправились в батистовый мешочек. Полина считала, что камни любят быть по-отдельности. Они вековали в горной породе, в темноте и тишине, потому нуждались в одиночном восполнении сил. Амулеты, быть может, ей бы и пригодились, но Полина боялась что сломаются. Теперь она осталась без защиты.
Полина переступила свой круг и прошла к центру.
Все это время знахарь молчал, и ей чудилось, что он не одобряет. Потому, когда он открыл рот, Полина ответила крайне резко.
— Не ваше дело!
— Я так понимаю, — сказал знахарь, — вы установили некий забор? От духа?
Полина устыдилась своей грубости.
— Когда сосуд придёт, я убью его. Дух вылетит — и я его изгоню. Круг не даст духу проникнуть внутрь и овладеть нами.
Знахарь замолчал. Полина опустилась на траву, уже пожухлую в ожидании северных ветров. Юбки помялись, но их было не жаль. Дорожная ткань быстро отстирывается.
— А почему вы думаете что дух настольк глуп, чтобы прийти? — спросил знахарь тихим голосом.
Небо зарумянилось, как пирог. Солнце спускалось вниз.
— Это его территория. А я опасна, правда?
— Вообще-то, — продолжал знахарь, и тут Полина услышала чужие интонации, — вы оказались правы.
Полина вскочила на ноги, а было уже поздно. Знахарь смотрел на нее без выражения. И почему ей тогда понравились его зеленые глаза? Они были тусклыми, как грязная озерная вода. Лицо покрывала паутина, а спина согнулась.
Полина отступила назад.
— Это вы сосуд духа? Это вы заразили всех? О нет, — сказала Полина, — вы же были в селе… Вы могли ко всем прикоснуться… Ты ко мне прикоснулся! — вспомнила она.
Сосуд лихоманки улыбнулся.
— Ты для меня непроницаема, ведьма. И стерегут тебя силы куда более страшные, чем ты можешь представить. Однако они сейчас тебя не услышат, а мне нужно совсем немного времени.
Полина сжала в кармане обережницу. Она себя ненавидела. Она подозревала Сирин, но не заметила под носом лихоманку.
— И давно ты в знахаре, болезнь? Неверно, значит, про ваше племя говорят, что вы глупые и слабые.
Лихоманка медленно двинулась к ней.
— Твой друг поднял смуту. Опасный человек пошёл сюда, он понял, где я прячусь. Но люди всегда себя считают богами в сравнении с нами. А очень зря. Так опасный человек из моего уничтожителя стал моим сосудом. Мы учимся у вас. Выжидать, — лихоманка сделала шаг навстречу, — Ускользать, — лихоманка наклонилась, и Полина поняла, что сейчас ее убьют, — Есть.
Лихоманка бросилась на Полину, но та выпрыгнула из круга.
— Как во поле во лесу, живет дух нечистый, — начала было Полина и тут же запнулась. Черт возьми! Этот заговор подсказала ей сама лихоманка!
Лихоманка сказала, что знахарь приходил сюда. Знахаря назвал опасным. Значит, тот знал, как уничтожить лихоманку. Ведь его обережница, как ни крути, защитила Полину в первый раз. Обережница. Ее знахарь, когда ещё был собой, передал Володе. Ее же домовой вернул Полине. А что если это было не просто так. Домовые иногда предвидят будущее. Полина нащупала обережницу. Почему-то это успокаивало.
— Кстати, — сказала Полина, — есть небольшой нюанс. Круг работает в обе стороны. Ты смогла зайти как человек, но тебе не выйти как духу. Без моего согласия, — добавила она, глядя, как беснуется лихоманка.
Та рыскала, как зверь в клетке.
— Что ты хочешь взамен? Я могу отпустить твоего друга, — сказала лихоманка, — и вы покинете мое село. Жизнь на свободу.
Полина подумала. Воочию она увидела домик знахаря и его домового. Неужто годному человеку умирать из-за какой-то лихоманки? Да и всей деревне, где производят прекрасные вышитые платки.
Деревне, в которую не попасть птице Сирин.
— Или мы можем поступить иначе, — сказала лихоманка. Ей, похоже, надоели Полинины раздумья. — Я убью свой сосуд.
— Тогда ты не выйдешь.
— Да, это так. Однако осень, скоро пойдут дожди. Твой забор размоется, и я выйду. А я умею ждать, я ждала много лет в гниющем трупе, среди личинок мух. Подожду ещё немного.
Небо темнело. Полине даже померещилось, что накрапывает. Лихоманка пыталась ее заморочить. Однако сил на кровавые ручьи не хватало.
— Круг имеет астральную природу, — сказала Полина твердым голосом. Она вложила в слова силу, — Снять круг может лишь моя смерть. А ты сама говорила, что мне не дадут умереть.
Лихоманка замерла.
— Поэтому мы можем с тобой поступить иначе, — быстро продолжила Полина, — ты вселишься в куколку, которую я тебе дам. Это будет твоим временным сосудом. Я отвезу куклу в город и выпущу тебя. Только представь, это куда лучше гниющего трупа. Это какая жизнь будет. Верно же говорят, чума одинакова как во дворце, так и в избе. Ты выберешься из этих темных лесов. Ты повидаешь мир, венецианские каналы и испанские города.
Полина смотрела лихоманке в глаза. Та покачивалась, словно размышляла. Наверное, перед ее внутренним взором представали караваны больных и мёртвых. Полина не знала про славу сестёр — трясовиц, но, возможно, лихоманке мечталось присоединиться к ним. А для этого нужно поставить на колени пол-Европы.
— Как я пойму, что ты не лукавишь? — спросила лихоманка.
— Я дам слово.
— Слово ведьмы стоит столько же, сколько рассветный туман. Ничего. Поклянись!
— Будь я проклята, ежели нарушу клятву, — произнесла Полина нехотя. Внутренним взором она увидела, как слова обретают форму тучи и зависают над головой.
Куколка лежала на границе круга. Полина указала на неё.
— Твой черед, — и закрыла глаза, чтобы ничего не пропустить. На тонком плане с тела знахаря слетела серая пелена. Она походила на муаровую вуаль, какую Полина носила в тёплое время года. Пелена зависла над куколкой, которая горела ровным солнечным светом. Затем пелена окутала куколку, и свет погас. Спустя время кукла вновь засияла. Только теперь она была словно сверкающий кокон, внутри которого переливалась тьма. Лихоманка не могла покинуть куколку по своей воле. Будь ты проклята, — донеслось до Полины, и голову стиснул железный обруч.
Лихоманка не ошиблась, слово ведьмы ничего не стоило. Обережница стала тюрьмой для болезни, и теперь до скончания века гнить ей в льняной ткани, пока не истлеет последняя нитка. Народное колдовство все же смогло удивить просвященного мага.
Полина открыла глаза.
В лесу клубились сумерки. Месяц бледным пятном проступал над деревьями.
— Вы можете выйти из круга, — сказала Полина знахарю, — Если больше не одержимы.
Знахарь кивнул. Он медленно переступил соляную черту.
Он поднял куколку и спросил:
— Вы не возражаете?
Дождавшись ответа, он спрятал куколку в карман.
— Вас прокляли из-за меня — сказал знахарь, — А мы даже не знакомы. Меня зовут Игнат.
От него шло тепло, как от майского солнца. Такое же тепло стерегло болезнь в обережнице. Как-то птица Сирин предсказала Полине, что та влюбится в деревенского колдуна и изменится. Полина сомневалась. Ей не нравилась народная магия. И мужчин Полина остерегалась с пятнадцати лет.
***
Осеннее равноденствие Полина отмечала на кладбище. От земли тянуло холодом, но ещё было тепло. Владимир спал, утомленный изнурительной болезнью. Игнат говорил, что он идет на поправку. Полина и сама знала это, Владимир постоянно просил еды, пришлось нанять кухарку. Та на сегодняшней урожайной ярмарке закупилась какими-то особо вкусными колбасками и знаменитыми лакричными леденцами.
Эти леденцы Полина и принесла на могилу Елены.
— Мора не будет, — сказала Полина, — а значит, твой черёд. Где лежит кольцо, которое ищет Сирин?
Полина утром обращалась и к своему покойнику, но тот повторял одно и то же "у нее за спиной, у нее за спиной". Возможно, Джон Ди или Корнелиус Агриппа сладили бы с дорожным мертвецом и выпытали всю правду. А Полина решила попытать счастья с другим духом. Ветер зашевелился, на холм упал ярко-красный яворовый лист. Полина наклонилась за ним. Стоило пальцам коснуться черешка, как в голову хлынули видения.
Портрет Сирин, удивительно подробный и детальный — Сирин выглядит той, кем и является. Страшной бестией, потусторонней диковиной, чистой магией. И чего Сирин не нравится, справились же мастерицы, вышили самый похожий ее портрет.
Он стоит на комоде, а чья-то рука отодвигает его. Там, за портретом, каменная ниша, в ней — железная шкатулка. В шкатулке — простое медное кольцо. Кто-то надевает кольцо, в миг оно преображается. Теперь это большой перстень с чёрным сияющим камнем. Камень светит так, что на портрет Сирин ложатся отблески.
Лист задрожал и перелетел на другую могилу.
Полина встала.
— Спасибо тебе, Елена. Спи спокойно.
Когда Полина выходила с кладбища, небо стало золотым. Последний всплеск цвета перед зимней белизной.
В ткацкий дом Полина пришла уже под вечер. Ворота были незаперты, а в окнах горел свет.
Мастерицы работали по ночам. Сквозь светящиеся занавески пробивались силуэты. Здесь не боялись испортить глаза.
Полина постучала.
Мастерица не удивилась, увидав взбалмошную барыньку. К ним, наверное, часто приезжали местные купчихи. Платки и вправду были восхитительной красоты.
— Сударыня, вы за работой? — мастерица приняла Полину за кого-то другого. Соблазн посмотреть на чужое добро был очень велик.
— Я хочу заказать у вас платок. Быстрее, а то мне скоро уезжать, — сказала Полина и передернула плечами.
Мастерица, привыкшая к знатным, покорно отошла.
Перед Полиной предстал небольшой предбанник, где висели шушпаны и стояли сапоги.
Дальше, за крепкой дверью, покрытой узором-косичкой, располагалась большая палата. Центральное место занимала печь. На ней кукарекали нарисованные петухи. Дрова трещали. Тут и там стояли столы с длинными скамьями. За ними девушки и женщины что-то вышивали.
В комнате было светло: горели свечи, горели дрова в печи.
Полина оглянулась, но портрета Сирин нигде не было.
Мастерица подозвала какую-то женщину. У той был острый взгляд, слишком нахальный для крестьянки.
— Чего изволите? — спросила она, — Длину, рисунок, матерьял, — последнее слово она произнесла нараспев, словно хотела насладиться звучанием.
— Успеется, — по-барски ответила Полина, — А присесть есть где?
Ее тут же повели в небольшую светелку. Здесь главным был круглый чайный столик, на котором стояли тонкие кофейные чашки и заварочный чайник из того же сервиза. Два парных кресла с резными спинками и толстыми сиденьями призывно отодвинулись от стола. Полина присела, стараясь держать спину, как истинная дворянка. В любых лавках, а тут была именно лавка с бойкой торговлей, нужно вести себя как можно более дерзко. Тогда скажут правду.
— Ткани у нас есть всякие, с шелком подороже, из льна подешевле. Есть и парча, ежели хотите царский платок, с интальянскими нитками красиво.
Мастерица налила Полине чаю в кофейную чашку.
Двумя пальцами Полина взялась за ручку.
— Слышала я, что у вас есть диковинка. Портрет самой птицы Сирин. Его хочу. Деньги значения не имеют.
Собеседница замялась.
— Запрещено нам продавать ее лики. Лик должен быть один, — сказала она наконец.
Цену набивает, — подумала Полина.
— Мне хоть взглянуть, ведь по портрету этому судят о вашем искусстве. А там сочтемся, — Полина подмигнула.
— На него могут лишь вышивальщицы смотреть. Мы дозволяем самым даровитым вышивать части полотна. Не все наши мастерицы видели портрет.
Полина посмотрела на мастерицу, которая открыла дверь. Почему-то Полина сразу решила, что это тот самый самородок, который прикасался к лику. Руки мастерицы были исколоты, как от игл. А зрачки расширены, ведь долгие вышивальные вечера приводят к близорукости. Мастерица щурилась на Полину, и та поняла, с кем лучше обсудить дело.
— Скоро Покров, — сказала вторая женщина, нахальная, — нам до него неделю вышивать нельзя будет. Посему, извольте барыня, другое выбрать. Иначе не успеем.
Полина кивнула и попросила принести тканей.
Она хотела платок.
Провожала Полину первая мастерица. Она замерла в сенях, словно не решаясь.
— Вижу, сказать чего хочешь, — подбодрила Полина.
— Барыня, а много за портрет дадите?
— Смотря за какой. Ежели понравится мне, то много. Но даже ежели покажешь, где стоит, уже отблагодарю, — Полина потрясла тугим кисетом.
— Тогда слушайте, барыня, сейчас вернитесь в хату, а потом идите прямо. Никого не спрашивайте, никому не отвечайте. Они решат, что надо так. Будет калидол, вы по нему прямо и прямо. В конце будет кладовая, вы в нее заходите. Там стоит сундук огромный, а на нем портрет. Он завешен тканью. После обратно идите, я Агафью отвлеку. Ждите меня около забору, там и порешаем.
Полина сделала, как рассказали. Никто ее не окликнул, мастерицы, словно пчелки, трудились. Головы не поднимали. Покров надвигался неумолимо, проклиная всех, кто вышивает в святые дни.
Комнатка, где прятали портрет, была чуланом. Крошечная, двум людям и не развернуться. Полина чувствовала, будто бы кто-то на нее смотрит. Может, домовой не одобрял. А может, некие Силы, о которых говорила лихоманка, пришли узрить святотатство.
Полина сдернула покров.
Портрет Сирин не был плохим. Но с него смотрела обычная девушка. Да, стежки столь искусно соединялись, что портрет казался написанным краской.
И все же. Не то.
Полина отодвинула портрет и без надежды заглянула за него. Стена была гладкой.
Мастерицу ждать пришлось недолго. Она выбежала, накинув на плечи очень красивый платок с узорами-волнами по краю.
— Ну как?
— Не понравился.
— А, ну да, — в голосе мастерицы звучало облегчение, — Значит, не берете такой?
Полина покачала головой. На ладонь мастерицы опустилось три рубля.
— А почему ты хотела его мне продать? Разве это не клятвопреступление? — не утерпела Полина, — ты вроде на воровку не похожа.
Выглянула луна, от чего осенние яблони засеребрились.
— Да это не портрет, а позорище, — ответила мастерица, и ноздри ее расширились, — Семьдесят лет назад моей прапрабабке настоящий портрет доверили, она крылья делала. Да как последний стежок оставался, пропал портрет. Бабку так ругали, что она всю жизнь из дому не выходила. Дочку ее отдали сюда, в качестве уплаты за портрет. А потом внучку, и правнучку. И меня тоже, — мастерица сплюнула, — Пра-правнучку. Но мастеровая никому никогда не призналась, что портрет тютю. Вот мы и платим этот долг, моя племянница ещё будет батрачить на них. И ее племянница.
Мастерица стояла, такая безнадежная и несчастная, что Полине стало ее жаль.
— Мой тебе совет, — сказала она, — бери пожитки и уходи отсюда. Птице Сирин плевать на это место, иначе давно бы явилась. А тебе что, сухоцветом куковать, так ты и не послушница, за тебя выбор сделали. — Полина сунула мастерице весь кисет, где оставалось ещё рублей двадцать. — Это все пустое, а жить надо по сердцу.
Луна зашла за тучи, и село погрузилось в темноту.
Две недели тянулись медленно.
Владимир выздоравливал. Он уже мог выходить и совершать небольшие моционы. Полина неизменно составляла ему компанию, а порой присоединялся и Игнат.
Он приходил под вечер. Кухарка даже как-то сказала Полине, что "господин лекарь" никогда так часто не навещает больных. Видать, — добавила она, — совсем плох был граф Белебеевский.
Владимир ей явно запал в душу. Может, ей мечталось уехать в город и там зажить красивой жизнью.
Но Владимир любил высокородных дам, с тонкими талиями и белой кожей.
Как-то раз, под вечерний чай, Игнат принёс каких-то варений. Володя разминался в саду, чтобы как можно быстрей вернуть мускулам силу. Полина с Игнатом сидели напротив друг друга и молчали. Полина уже отведала варенье с бубликом вприкуску.
Тишина становилась неловкой.
— Не хотите ли развлечься? — предложила Полина, — Я умею гадать на картах мадам Ленорман. Не желаете узнать будущее?
— Отчего нет, — ответил Игнат. Под его взглядом Полине стало жарко.
Она давно не чувствовала такого. Если точнее, с семнадцати лет. Полина перетасовала карты. Не стоит вспоминать о том, что должно быть похоронено.
— Снимите карту левой рукой на меня, — сказала Полина. Игнат подчинился, и их пальцы соприкоснулись.
Сердце у Полины застучало, как бешеное.
— Итак, что вы хотите узнать?
— Что меня ждет вскорости? — спросил Игнат. Он без опаски кивнул на колоду, — Надеюсь, судьба не будет жестока. В прошлом году приезжали цыгане, ох они и нагадали порч всему уезду.
Полина рассмеялась
— Откуда вам знать, может, они сначала эти порчи навели?
— Вот бы не удивился.
Судьба оказалась к Игнату благосклонна. Его ожидал сердечный разговор с темноволосой дамой.
Когда Полина сообщила волю небес, Игнат помрачнел.
— Не любите разговоры? — Полина перемешала карты.
— Скорее, не люблю темноволосых.
Полина поправила русый локон и почувствовала, что краснеет.
— Вода у вас кончилась, — сказал Игнат, не глядя на нее — Сейчас схожу и наберу.
Полина осталась сидеть при свечах. Тени заползали в дом. На миг почудилось, будто бы тени живые. Они переваливаются через порог. Они подбираются ближе и ближе. Они задевают полинин ботинок и, словно распоясавшийся кавалер, касаются колена.
Свечи погасли, к потолку потек белый дым. Полина вскрикнула, ощутив, будто бы нечто наваливается сверху. Карты выпали из рук.
— Полина Федоровна, вы живы? Очнитесь!
Когда Полина открыла глаза, над ней склонился Игнат. Свечи горели, кто-то принёс дополнительный светильник.
Полина села, обнаружив себя на полу. Карты лежали кучей, только три штуки выпали из общей колоды.
Полина мимоходом отметила их — Всадник, Кольцо, Развилка.
— Ума не приложу, что такое, — сказала Полина. Она приняла руку Игната, когда тот помог подняться.
— Может, тебя выселяет местная нечисть? Ты же им всю фауну распугала, — сказал взявшийся из ниоткуда Владимир. — Я завтра съезжу на почтовую станцию, отправлю весточку. Нам надо было ещё три дня назад отправить, но я занедужил.
— Вы уезжаете? — поскучнел Игнат, — Как скоро?
На тахту он усадил Полину осторожно, словно та была из плюша.
— Как получим ответ. Сами понимаете, — сказал Владимир, — Зимовать здесь нам не хотелось бы.
Полина поежилась.
— Сделаю вам чаю, — Игнат заметил ее состояние. — Я самовар на крыльце бросил.
Когда за ним закрылась дверь, Владимир подскочил к Полине и прошептал:
— Ты что-то видела? Что-то про кольцо?
— Нет, — Полина покачала головой, — Ничего. Совсем.
— Кольцо мы не нашли. И мёртвые, оказывается, тоже не владеют нужными сведениями.
Полина уже рассказала Владимиру о своих догадках про портрет. Владимир порывался ещё искать, но потом запал потух.
— А значит, — заключил Владимир, — есть желающие власти над бесами. Сирин должна знать.
Он не любил долго задерживаться на месте.
— Я заварю вам ромашку с мелиссой для успокоения, — Игнат вошел с самоваром наперевес.
Владимир извинился и вернулся к своим упражнениям в саду, хоть вечер становился темнее и холоднее.
Полине показалось, что он сделал это нарочно.
— Я хотела вас спросить, — наконец решилась Полина, — Вы помните, что говорила лихоманка, когда вселилась в вас?
Угольки задымились, нагревая воду. Игнат насыпал чай вперемешку с зелёной травой в заварочный чайник. Полина подумала, что не услышит ответа.
— Да, — глухо сказал Игнат, — я все помню. Духи овладевают волей, а не разумом.
— Вы помните, что она говорила мне? Про силы, стоящие позади? — Полине стало неловко, и все же, она спросила.
— Помню.
— Вы не знаете, что это за силы?
Игнат поднёс чашку к самовару.
— Мало ли, что говорил нечистый дух.
— Эти силы меня преследуют, — сказала Полина быстро. — Я думаю, это бесы.
Игнат сел на стул. Полина заговорила, не дав себе опомниться. Она рассказала и про магический орден (без имен), и про кольцо, и про свои попытки это кольцо найти.
— Поэтому я не знаю, зачем они бродят за мной. Не знаю, чего хотят. Может быть, ты видел? — спросила Полина.
— Там уже совсем холодно, — сказал Владимир, заходя в гостиную. И следом залетел стылый октябрьский ветер. — Нет, завтра точно поеду на почтовую станцию.
— Приходите ко мне, — сказал Игнат Полине тихо, — Завтра, и без спутника. Я попробую вам помочь.
Внутри изба деревенского знахаря походила на логово болотной ведьмы с элементами дворянского будуара. Всюду висели пучки трав, покачивались над столом большие чесночные головы. Сам стол радовал глаз искусной резьбой по столешнице. Полина отметила ажурную этажерку, красивый аптекарский шкаф и тахту с резными ножками.
Здесь было место и белокаменной печи с пустым очагом.
Домовой на глаза не показывался. Наверное, это было своего рода проявлением тактичности.
Пока гостья озиралась, Игнат раздухарил самовар.
В деревне Полина пила чай постоянно — с травами и обычный, вприкуску с сахаром и пустой. Чай был особенной трапезой. Его пили не ради того, чтобы утолить жажду. Деревенские пили чай для того, чтобы ощутить радость жизни. Полина присела в кресло-качалку.
Она молчала, Игнат молчал тоже. Тишину нарушил самовар, выпустив в потолок струйку пара.
— Вы верите в богов? — спросил вдруг Игнат.
— В бога? — удивилась Полина. — В христианского?
По столу ползла осенняя муха. Полина замахнулась на нее.
— Вообще в богов. В мир горний, куда смертным дороги нет.
В Ордене они называли невидимый мир — тонким. Если дар обычного зрения был почти у каждого, за исключением несчастных слепых, то духовное зрение в себе необходимо было развивать. В тонком мире жили другие существа, так непохожие на людей.
— Нельзя верить в то, что видел своими глазами, — сказала Полина. — Я с детства замечала странное. Особенно я боялась сентября и марта. Духи приходили ко мне. Потом мне рассказали, что это Осеннее и Весеннее равноденствие, и тонкий мир становится более вещественным.
— Вы же родились такой, да? С даром, — сказал Игнат. Он стоял спиной, разливая кипяток по чашкам.
Полина вспомнила, как ее шестилетнюю преследовал мертвец. У них умер конюх, а с погребением что-то напутали. Дух конюха заприметил Полину, и все пытался с ней поговорить. Полина боялась и отводила глаза. Осерчав, дух конюха изводил ее по ночам. Однажды он столкнул ее с лестницы. Тогда Полина сломала ногу.
— Я не видела богов, — сказала Полина, — ни одного. Но духовный мир куда больше моего разумения.
Перед ней встала большая глиняная кружка. С духом конюха получилось сладить лишь спустя несколько лет. Полина нашла могилу и от души посыпала солью. Больше конюх не гремел призрачными костями в материальном мире.
— А вы когда-нибудь ходили нездешними тропами? — спросил Игнат. За его плечом Полина заметила шевеление. Большая черная кошка прошла к печке. Полину это не обмануло. Домовой, словно поняв, что его раскусили, растаял.
Сирин говорила, что магия приходит по невидимым тропинкам. Они соединяют разные миры. Полине никогда не доводилось столь глубоко погружаться на тонкий план. Однако Анфиса, до прихода в Орден, попадала в царство русалок. Анфиса рассказывала, что вода там как воздух, а пространство течет и колышется. Вместо солнца у русалок висит луна.
— В колдовстве особо чтили богиню Екатию, — Игнат по-своему истолковал полинино молчание, — Она владеет всеми людскими дорогами, всеми водными путями и темными ходами. Екатия давала своим последователям ключи от трех миров, а также способность ходить тайными дорогами, которые соединяют миры Эти дороги назывались навьими тропами.
Игнат сел напротив Полины. Солнце осветило его лицо. Полине показалось, что когда-то они уже так говорили. И осенний свет разделял их сияющим квадратом.
— Почему "давала? Разве боги умирают? — спросила Полина. Она никогда не слышала таких сказок. В Ордене использовали гимны, написанные древними поэтами для не менее древних богов. Знали в Ордене и про богиню Гекату. Правда, в основном как хранительницу кладбищенских тайн.
— Екатия перестала отвечать своим последователям, — ответил Игнат, разведя руками, — Теперь в миры так просто не попасть. На самом деле, эта деревня стоит на неком невидимом перекрестке. Здесь часто бывают духи, бывают и русалки. Только вот бесов нет.
Полина покачала головой. Хотелось бы верить, но смутный шепот не давал ей покоя.
— Бесы погружены в крепкий сон. Это сделали ещё до нас. Говорят, именно из-за этого богиня осерчала на людей и удалилась. Но правды никто не знает. Это сказка, у которой и поучений в конце нет.
Полина посмотрела в кружку. Там плавал мятный лист с пузырьками. Полуденное солнце осветило комнату. Все стало ненастоящим, будто бы размытым.
— А разбудить бесов можно лишь кольцом? — спросила Полина, поддаваясь атмосфере.
— А сейчас сказки закончатся. Несмотря на сон, бесы способны говорить. Их власть над человеком страшна. Ведь они говорят языком наших тайных желаний. И каждому, в ком есть хотя бы капля нужной крови, бесы готовы нашептать всякого. Только вот, — сказал Игнат, — нужной крови очень мало по миру ходит. — А кольцо, говорят, изготовила птица-человек. Это кольцо дает власть над бесами. Оно же их и пробудит.
— Сирин его сделала?! — воскликнула Полина. — Да как же так?
— Вы знакомы с ней, — Игнат не спрашивал, а утверждал.
Полина вдруг испугалась, что он решит, будто она с Сирин заодно.
— Я ее ненавижу. Я очень любила ее. Она меня спасла. Меня после…., - Полина запнулась, — после одних событий в монастырь отправили. Я думала, я там умру. Сил не было, каждый день я слабела. Сейчас думаю, что меня не лечили, а будто бы изводили. Я решила счеты с жизнью свести. А она, Сирин, пришла за мной. С маменькой, — голос Полины задрожал, и она смахнула слезу, — договорилась обо мне. Сирин научила меня магии, — уже тверже произнесла Полина, — но я заметила, что из года в год мы становимся все более одержимыми. Она про кольцо давно говорила, говорила, что оно бесов истребит, и мир лучше станет. Но я-то знаю, что она хочет править бесом. А если легенды не врут, то, наверное, и всем миром. Она сильная колдунья. Она не человек. Я любила ее, — повторила Полина, — но она жестока.
Игнат смотрел на нее без улыбки. У него было усталое лицо, хоть оно по-прежнему казалось Полине очень красивым.
— В тебе течет нужная кровь, — произнес Игнат. — Лихоманка это сразу почуяла. Я видел ее глазами, видел твой свет. Такого ни у кого нет. Наверное, поэтому проклятая Пророчица тебя так пестовала.
Полина отодвинула чашку.
— Все это говорят. Что она со мной нянчилась. Она меня воспитала. Мага из меня сделала. Дала будущее, о котором обесчещенная и неталантливая девица может только грезить. Но магия имеет свою цену. И прежде чем ее берут, нужно о ней говорить!
Игнат, казалось, удивился полининой горячности. Он не понимал. Да ему и не нужно было. Эту тяжесть Полина несла в себе.
— Вас, наверное, смущает моя осведомленность, — сказал он, — Но всему есть объяснения. Мои очень просты. Мой род поклонялся Екатии много веков. После того, как миры разошлись, мои предки пытались вернуть расположение богини. Но не вышло. Только ты не можешь перестать служить богу, даже если он тебя покинул. Даже если он тебя проклял, — он посмотрел на Полину, — Я бабушке обещал, что сюда вернусь. Когда она умрет. Встану на пост. Я не хотел, и много лет сюда не возвращался. Однако мне пришлось. Кровь не водица.
— Меня не просто так отправили в монастырь, — решилась Полина. Откровенность на откровенность, — В шестнадцать лет я, наверное, была одержима бесами. Иносказательно. У нас был кружок с друзьями. Мы курили, выпивали, ездили на охоту по родительским угодьям. А ещё мы спали друг с другом. Этого скрыть не удалось, — сказала Полина. Она посмотрела на Игната, — У меня родился ребёнок. Папа не выдержал позора. Я была его единственной дочерью, поздней, они с мамой и не чаяли. Ребёнок был от слуги, арапа. Ребёнок умер. Так мне сказали. Так мне и Сирин сказала. Чтобы я не узнала. Но я узнала. Мой ребёнок и правда умер. Только не сразу. Он прожил семь лет, а потом умер от ударов кнутом. Его отдали в детский дом, а оттуда он попал на кожевный цех. Когда Сирин нашла меня, мой ребёнок был ещё жив. Позже она сказала, что это бы мешало мне в моих целях. Я ненавижу свою маменьку. И Сирин.
Полина не увидела в глазах Игната отвращения. Помедлив, он коснулся кончиков ее пальцев.
— Сирин грезит этим кольцом. Она его никогда не получит. Не из моих рук, — продолжила Полина. По лицу потекли слезы, и она не стала вытирать.
Когда Полина подняла глаза, она увидела, что Игнат поднялся.
— Идемте, я вам кое-что покажу.
В комнате был проход, завешенный, по деревенскому обычаю, плотной тканью.
Проход вел в маленькое помещение. Ещё меньше, чем светелка у ткачих.
Полина сразу узнала портрет Сирин, который показывал мертвый дух. Портрет стоял на комоде. Вместо глаз у Сирин красовались две черные прожженые дыры.
Игнат отодвинул портрет, и Полина увидела маленькую нишу.
А дальше была шкатулка с простым кольцом.
— Откуда это у вас? — прошептала Полина.
— Мы пытались заслужить милость Екатии. Много веков следили за этим кольцом. Нашли семьдесят лет назад. Пытались уничтожить, но оно заговоренное. Ещё и птица гналась за семьёй. Потом моя прабабушка узнала, что есть место, куда птице нельзя войти. Пока не создадут портрет, на котором она будет подобна себе. Тогда он станет проходом. Прабабушка украла этот портрет и выжгла ему глаза, чтобы Сирин не нашла дороги.
Полина смотрела на ладонь Игната. На ней лежало кольцо. Его-то и жаждала Сирин. И все это время оно было у нее за спиной.
— Почему вы мне его показали? — спросила Полина. — Вдруг я засланный казачок.
— Я вам почему-то верю, — Игнат как-то растерянно ей улыбнулся. — И ничего не могу с собой поделать.
Полина в изнеможении опустилась на пол. Раздался шорох — рядом сел Игнат. Он смотрел на нее с сочувствием и еще Полине чудилось, что она уже видела где-то этот взгляд. В прошлой жизни или прошлых столетиях.
— Мой род не слышит бесов, — сказал Игнат. — У нас нет магической силы, с тех пор как Екатия перестала откликаться. Только травы и порошки, — Игнат надел кольцо, и то превратилось в массивный перстень с черным камнем. Блики заскользили по полининым рукам.
— Зря вы мне сказали, — прошептала Полина, — Теперь и Сирин может узнать. Вдруг она подсмотрит мои сны.
Игнат снял кольцо и вернул в коробку.
— Наш род остался без магии, но зато предки большое внимание уделили химии. Есть микстуры, которые заставят вас забыть последний час. Забыть все. Даже во снах не вспомните. Меня забудете, — его голос дрогнул, — Я вам рассказал, чтобы вы узнали. Вы мне жизнь спасли.
По рукам Полины тек жар. Казалось, что ее кровь вскипела. Полина взглянула на Игната, и по его ответному взгляду она все поняла.
Он тоже это чувствовал. Что-то влекло их друг к другу. Будто три парки вязали нити судьбы. Каждый шаг и каждое слово приводили к этой встрече. Ты влюбишься в деревенского колдуна, — как-то сказала Сирин.
Она была пусть проклятой, но пророчицей.
Полгода спустя
Полина ушла ночью. Она закрыла квартиру Ордена на ключ и села в экипаж.
Газовые фонари дрожали, освещая темное весеннее небо. Полина ещё раз проверила саквояж. Вроде бы, ничего лишнего — пару платьев, туфли, шаль. Конечно, магические инструменты тоже ехали с Полиной. Особенно она переживала за хрупкое обсидиановое зеркало.
Она бежала, хоть и не от кого было бежать. Полгода назад Владимир вернулся с почтовой станции в растерянности. Его ждали телеграммы, в которых Анфиса сообщала тревожные новости. Сирин пропала. Ни мертвые, ни живые не могли найти ее. Словно Сирин сквозь землю провалилась. "Это не к добру, — сказал Владимир, — Вдруг ее поймали другие ордена"
Они собрались и уехали. Перед отправкой Игнат дал ей какой-то мешочек. Много позже, в своих покоях, Полина открыла его.
Внутри лежали травы и записка.
"Если чувствуешь то же, что и я, завари их"
Полина долго не решалась пить подарочный чай. Но однажды, когда стало ясно, что Сирин не вернется, Полина все же засыпала траву в заварочный чайник.
Когда Полина проснулась наутро, она была счастлива. Она понимала, что нужно делать.
Без Сирин орден существовать не будет. Они и так все больше разбегались по своим делам. Владимир нашёл богатую невесту. А Анфиса, кажется, сошла с ума.
Поэтому Полина могла уехать.
Она вспоминала все больше и больше. Вспоминала, как солнце вползало в комнату и светило с высоких подушек. Вспоминала, портрет Сирин с выжжеными глазами. И простое медное кольцо, которое на мужской руке превращалось в перстень с черным сияющем камнем.
"Я всегда буду тебя ждать", — сказал ей Игнат перед тем, как Полина выпила отвар.
Это первое, что она вспомнила.
В воздухе пахло сладостью.
Приближалось весеннее равноденствие. Полина захлопнула дверцу экипажа, и тот повез ее домой.