Низко, без слез, поклонилась ему мать:
- За все, что прожито, за все, что нажито, спасибо тебе, Павел Степанович!
Женщины подхватили ее под руки, и Ленька вдруг услышал тонкий плач с разноголосыми причитаниями.
Лицо у отца дрогнуло. Он махнул рукой, вынул туго сложенный платок, обтер им лоб, щеки и подозвал Леньку:
- До Веселовки проводишь меня.
Шли молча.
Ленька, в наброшенной на плечи отцовской куртке, размахивая длинными рукавами, то и дело поворачивал тонкую шею, чтоб взглянуть на отца. Но отец о чем-то думал и время от времени тяжело вздыхал.
- Ты вот что... пять человек вас у матери... - Он замолчал, не находя простых и нужных слов, которые хотелось сказать сыну.
- Ты просись к пулемету. Чуть что - сотню немцев уложишь, озабоченно сказал вдруг Ленька.
- Там знают куда... - рассеянно ответил отец.
Ленька испуганно посмотрел на его круглое доброе лицо.
- А ежели в штыковой пойдешь... - шепотом сказал он и замер, глядя широко раскрытыми глазами в лицо отца.
- Ну-ну, - ласково усмехнулся тот.
Ленька бросился к нему на шею:
- Папка, вернись! Живым вернись!
Теплыми ладонями отец оторвал от своей груди голову сына и заглянул в его глаза:
- Мать береги.
Мелкие капли дождя сеялись на размытую лесную дорогу. По краям топорщились голые осенние кусты. В мутных лужах мокли опавшие листья.
Отец крепко держал за руку сына.
- Солому внесите, а то дожди намочат... Дров заготовьте на зиму...
Отец останавливался, крепче сжимая маленькую жесткую руку.
- Слышь, Ленька!
- Слышу, папаня.
* * *
Жизнь пошла по-новому. Один человек ушел из дому, а семья осиротела. За столом пустовало место, не вздрагивали половицы от тяжелых отцовских шагов, на дворе не слышался голос хозяина. Мать постарела, осунулась, сняла с окон нарядные занавески, убрала со стола скатерть. Думая об отце, она устало покрикивала на младших детей или, сидя на лавке и покачиваясь из стороны в сторону, тихонько причитала:
- Ушел мой голубчик, ушел мой милый...
Ленька подсаживался к ней, неумело утешал ее, обнимал за шею:
- Ну ладно тебе... Говори, чего делать-то, а, мамка? Воды принесть иль дров наколоть?
Отцовскую куртку Ленька носить не стал, а аккуратно сложил рукав к рукаву, отдал матери и сказал при этом так же, как отец:
- Убери. Не в гостях я.
Работы у него стало много. Утром, торопясь в школу, он окидывал хозяйским глазом двор.
"Солому внесите, а то дожди намочат", - наказывал отец.
Солома все еще не была внесена. Скотина растаскивала ее по двору, втаптывала в грязь.
- Николка, - кричал Ленька младшему брату, - переноси солому помаленьку! Я приду, сам докончу.
Николка лениво почесывал затылок.
- Кому говорю?! - кричал Ленька, хлопая калиткой.
В школе он слушал невнимательно, нетерпеливо ждал конца урока; по стеклам барабанил дождь, в хозяйственных заботах расплывались мысли:
"Поглядеть бы, на чердак слазить, не протекает ли крыша где..."
Татьяна Андреевна вызывала его к доске. Ленька тер лоб и не мог вспомнить заданного урока.
- Не выучил? - мягко спрашивала учительница.
- Учил, - отвечал он грустно, - да перезабыл, видно.
После школы до самого вечера Ленька возился во дворе: таскал солому, лазил на чердак, с грохотом сбрасывал оттуда доски и, вооружившись топором, полез на крышу сарая. На шум из избы выбежала мать:
- Батюшки мои! Никак, сарай разгораживает! Да ты что делаешь? Кто за тобой чинить будет?
- Сам починю! Перепрели ведь доски-то... Новые ставить надо, пробурчал Ленька.
- Слезай, тебе говорю! Одних штанов передерешь бог весть сколько!
Ленька обиженно швырнул на землю топор, сложил доски и ушел в избу.
"На отца небось не кричала бы..."
И тихо огрызался, когда мать выговаривала ему, что он берется не за свое дело, а вот забить в сарае дырку, чтоб не выскакивал оттуда поросенок, - это его допроситься нельзя.
- Все только о поросенке думаешь, а что двор разваливается, так ничего?