Анни чуть подтолкнула меня, потому что я постеснялся войти в гостиную после всего, что узнал насчет Салли. Но я все же переступил порог и даже решил, что поухаживаю за Салли — немного, самую малость, — чтобы хоть сколько-нибудь попрактиковаться в учтивом обращении с женским полом. Однако, когда я увидел, как нарядно разодеты молодые леди, как церемонно они присели передо мной, когда я услышал, как они пересказывают последние придворные сплетни, как обсуждают последние наряды герцогини такой-то и профиль графини такой-то — и все это вместо того, чтобы толковать о масле, сливках и яйцах, в которых они, безусловно, знали толк,— я понял, что кроме соседей, к нам пожаловал в гости кто-то со стороны.
Так и есть: на диване у окна дремал не кто иной, как дядюшка Бен, а рядом с ним, зорко поглядывая по сторонам, тихо сидела маленькая девочка. Матушка подвела меня к дядюшке, и тот, не вставая, подал мне руку, пробормотав что-то насчет того, что я здорово подрос с той поры, как мы виделись в последний раз.
— Как ваше здоровье, дядюшка? — осведомился я.
— Нормально, племянничек,— ответил дядюшка Бен,— хотя вы, фермеры, устроили здесь форменный тарарам.
— Извините, если потревожили вас, сэр,— вежливо сказал я, — но я понятия не имел, что вы пожаловали к нам. Кроме того, как вы знаете, у нас сейчас убирают урожай.
— Да, да, убирают,— язвительно заметил дядюшка,— А еще больше бездельничают и предаются пьянству. А вот это — моя внучка и наследница,— здесь дядюшка выразительно посмотрел на матушку,— моя наследница, маленькая Рут Хакабак.
— Весьма рад видеть тебя, Рут, — сказал я девочке, подавая ей руку, в которую она так и не решилась вложить свою крохотную ладошку.— Рад приветствовать тебя в Плаверз-Барроуз, моя добрая кузина Рут.
Кузина Рут встала, сделала реверанс и со страхом — так, во всяком случае, мне показалось — взглянула на меня большими карими глазами.
— Пойдем на кухню, малышка, я подброшу тебя до самого потолка,— предложил я ей, чтобы хоть как-то ободрить ее. — Я проделываю такие штуки со всеми маленькими девочками, и тогда им отлично видно, какие у нас замечательные колбасы и окорока подвешены к балкам.
Тут дядюшка Бен покатился со смеху, а Рут густо покраснела и отвернулась.
— Да знаешь ли ты, сколько ей лет, олух ты этакий? — внезапно перестав смеяться, с раздражением спросил дядюшка. — В июле ей исполнилось семнадцать.
— Первого июля, дядюшка, — прошептала Рут, не оборачиваясь,— но многие этому не верят.
Тут матушка, как всегда бывало в таких случаях, пришла мне на помощь и сказала:
— Конечно, мой сыночек уже не сможет ни подбросить, ни покачать мисс Рут на колене, но зато он сможет потанцевать с ней. Джон, дорогой, мы хотели открыть кухонную дверь настежь и устроить танцы по случаю жатвы, да все тебя дожидались. Ты пойдешь в паре с Рут, дядюшка Бен в паре с Салли, мастер Кебби — с Полли, а сосед Николас Сноу, если мне удастся разбудить его, пойдет в паре с нашей замечательной миссис Кебби. Лиззи нам поиграет.
— А кто будет танцевать с вами, сударыня? — галантно осведомился дядюшка Бен.— Нет, я полагаю, нам следует распределить пары по-иному. Я двадцать лет не танцевал и сейчас с места не сдвинусь, если хозяйка и владелица урожая останется без партнера.
— Мастер Хакабак,— вмешалась Салли Сноу,— мистрисс Ридд была так добра, что назначила меня идти в паре с вами, а потому будет лучше, если ее кавалером будете вы, а моим кавалером на весь вечер будет Анни. Мне, признаться, с девушками танцевать приятнее.
— Обо мне не беспокойтесь, мои дорогие,— успокоила матушка.— Священник обещал прийти к нам снова, и я жду его с минуты на минуту. Он обещал танцевать со мной, а также привести партнера для Анни. Так что начинайте без меня, а я присоединюсь к вам после.
Никто не захотел с ней спорить. Лиззи ударила по клавишам, и женские каблучки тут же пришли в движение. Я закружил маленькую Рут, за нами последовали остальные. Еще немного, и моя нахмуренная партнерша начала улыбаться; глазки ее так и засверкали.
Все шло как нельзя лучше, одного только я не мог понять: почему это матушка, всегда старавшаяся свести меня с Салли Сноу, поступает сегодня совсем наоборот и не дает мне побыть рядом с Салли ни секундочки, и делает все, чтобы весь вечер я был около Рут Хакабак, и при этом так нахваливает меня Рут, что я просто готов провалиться сквозь землю от стыда, хотя все, что говорит обо мне матушка,— чистая правда.
Но вот проплыла в танце наша Анни — легкая точеная фигурка, распущенные прекрасные волосы окутали ее личико,— и нет здесь ни одной краше ее, никто ей не ровня, не соперница. Но я был несказанно удивлен, увидев, с кем она идет в паре, и Анни, перехватив мой взгляд, покраснела и опустила глаза. Вел ее за руку сквайр Марвуд де Уичхолс. Мне, конечно, и в голову не могло прийти, что священник непременно должен был привести сюда Тома Фаггуса, но если бы Том появился рядом с Анни, я бы, пожалуй, этому не удивился, потому что после всего, что я узнал от Анни, я пребывал в полной уверенности, что теперь-то уж она должна танцевать только с Томом и ни с кем больше. В перерыве между танцами я шепотом выложил ей все, что думаю на счет ее поведения, и она, выслушав меня, не стала спорить, а только сказала:
— Занимайся своими делами, Джон, и пусть нам обоим будет весело. Ведь и ты танцуешь не с Лорной, но, как я вижу, вполне счастлив.
Танцевали мы допоздна. Матушка была так весела, что и слышать не хотела о том, что на дворе полночь-заполночь и всем давно пора спать. Она одобрительно поглядывала на сквайра Марвуда, который о чем-то оживленно беседовал с Анни, затем переводила взгляд на меня и Рут Хакабак, у которой от прежней скованности не осталось и следа. Бедная матушка, ее так радовало происходящее; она даже не подозревала, что у ее детей совсем иные виды на собственное будущее!
Утром мне нужно было встать до рассвета, и потому, чтобы лишний раз не беспокоить матушку, я решил вовсе не ложиться в постель, а переспать на сеновале, где было и свежо, и прохладно. Полюбовавшись на полную луну, сверкавшую над желтым морем пшеницы, я уже было двинулся к сеновалу, как вдруг, стоя в тени конюшни, я увидел, как через двор, между мною и воротами, крадется некто — приземистый и, насколько я мог заметить, с довольно полным брюшком. Мне бы, дуралею, надо было бы сразу отправиться вслед за этим подозрительным гулякой, но вместо этого я начал раздумывать о том, кто бы это мог быть, поскольку все наши гости давно уже почивали, а жнецы еще раньше разошлись по домам.
Наконец, мне пришло в голову, что этот человек не из наших, хотя, должен отметить, при его появлении не тявкнула ни одна собака, и, во-вторых, я решил, что это непременно была либо девушка, либо женщина, и только после этого я надумал побежать за полуночной кумушкой. Увы, пока я прикидывал так и эдак, ее и след простыл. Никого не обнаружив, я решил подстеречь таинственную гостью в следующую ночь и, завалившись на сеновале, проспал сном праведника до самого утра.
Я терялся в догадках — да и вам, любезные читатели, полагаю, было бы небезынтересно узнать,— что же привело мастера Хакабака из Далвертона в наши края как раз в такое время года, когда идет бойкая распродажа одежды и когда мы, заботясь об урожае, не могли с должным вниманием позаботиться о нашем капризном родственнике. И еще меня удивило то, что дядюшка пожаловал к нам со своей внучкой, а не с отрядом драгун, как пообещал в прошлый раз.
Визит его причинил нам кучу неудобств, и он ясно это видел, но уезжать от нас явно не торопился. Пользуясь положением почетного гостя, он основательно расположился в нашем доме, и каждое утро, выводя из конюшни Долли, пони нашей Анни, он навьючивал позади седла мешок со снедью, навешивал перед собой два тяжелых кавалерийских пистолета и отправлялся неведомо куда. При этом он надевал на себя самую поношенную одежду, словно бы ожидал, что его ограбят, и никогда не брал с собой ни своих золотых часов, ни кошелька с деньгами.
Девушки живо приметили за ним эти странности и все рассказали мне (а иначе откуда бы мне обо всем этом было узнать, если я и сам порой не бывал дома с восхода до заката?), и попросили меня проследить за передвижениями дядюшки. Я наотрез отказался от этого поручения, во-первых, потому, что ради этого нужно было потерять целый день (а день в такую пору, как говорят, круглый год кормит), но, главным образом, потому, что подслушивать и подглядывать было (и есть) глубоко противно моей натуре. Девушки, зная мой характер, не стали меня уговаривать, но зато однажды утром я обнаружил, что Джон Фрай не вышел на работу, а жнецы сказали, что он куда- то исчез еще до завтрака.
Вечером того же дня я вернулся домой уставший и голодный и не обнаружил на месте ни одной из молодых леди. Анни должна была в это время готовить для меня ужин, Лиззи обычно сидела у огня и читала, а маленькая Рут сидела рядом и выглядывала из окошка. Никого, как ветром сдуло! Я отправился к ним в комнату, будучи, как вы понимаете, не в лучшем расположении духа. Распахнув двери, я увидел к вящему своему гневу и удивлению, что вся троица тесно сомкнулась вокруг — кого бы вы думали? — ну конечно же, вокруг Джона Фрая, а этот прохвост, вцепившись в здоровенный жбан пива, потягивает из него и с жаром повествует о каком-то своем подвиге, нисколько не сомневаясь в том, что именно он и есть герой минувшего дня, причем никто из прекрасных слушательниц, судя по их восторженному виду, не оспаривает притязаний этого болтуна и бездельника.
— Молодец, Джон! — громко сказала Анни.— Ну просто молодец! Ладно, не тяни, рассказывай, что было дальше.
— Что вся эта ерунда значит? — рявкнул я так, что все четверо вздрогнули.— Джон Фрай, либо я немедленно отправлю тебя к твоей женушке, либо ты объяснишь, какая чума занесла тебя в эту комнату!
Джон Фрай втянул голову в плечи и беспокойно взглянул в сторону молодых леди, ища у них поддержки.
— Это тебя чума занесла в нашу комнату,— отчеканила Лиззи, глядя мне прямо в глаза.— Какое ты имел право вваливаться к нам без приглашения?
— Ну хорошо, мисс Лиззи,— сказал я,— полагаю, что уж матушка-то это право имеет.
Я было повернулся, чтобы позвать матушку, зная, что она всегда примет мою сторону, но тут Анни схватила меня за руку, а маленькая Рут загородила двери.
— Сядь, Джон,— велела Анни,— сядь и успокойся. Мы расскажем тебе обо всем, хотя и сомневаюсь, что-то, что мы задумали и сделали, придется тебе по вкусу.
Я сел, взял себя в руки, и вот что рассказали мне девушки. Во-первых, таинственные экспедиции дядюшки Бена возбудили в молодых леди такое любопытство, что терпеть собственное неведение относительно планов и намерений дядюшки стало свыше их сил. Во-вторых, им удалось выяснить, что и Рут знает об этом ровно столько, сколько они сами, но, как и они, хотела бы знать намного больше. Справедливо рассудив, что ум хорошо, а три лучше, девушки сели в круг и быстро разработали операцию, предназначив мне роль главного исполнителя. Когда я отказался шпионить в их пользу, они тут же нашли мне замену в лице мастера Джона Фрая, посулив ему за услуги немного денег. Как раз в то самое утро, когда он не почтил своим присутствием наше ячменное поле, девушки дали ему пони и послали следом за дядюшкой Беном и Долли.
Следуя за дядюшкой на приличном расстоянии, Джон Фрай не терял его из виду до тех пор, пока дядюшка не доехал до Топи Колдуна, где Джон внезапно потерял дядюшку из виду. Спрятавшись за дерево, Джон затаился и засаде. Прошло некоторое время, и вдруг в основании дерева, что росло неподалеку, показалась белая шляпа с высокой тульей, а под ней чья-то физиономия, затем шея, плечи... В Эксмуре есть поверье, что казненные преступники собираются как раз в таких вот зловещих местах, как Топь Колдуна, чтобы воскреснуть из мертвых. Джону Фраю показалось, что выглянувший из-под земли, как из преисподней, ну прямо ни дать ни взять вылитый разбойник, которого повесили на прошлой неделе, а когда Джон вспомнил, что случилось это ровнехонько девять дней назад, он, не помня себя, бросился в седло и погнал пони что есть мочи прочь от этого проклятого места.
Когда Джон Фрай закончил душераздирающее повествование, молодые леди посетовали на то, что он не остался в укрытии подольше, потому что тогда бы он смог рассказать им побольше, а я напустил на себя весьма суровый вид и сказал:
— По-моему, Джон, ты все это выдумал, по меньшой мере, наполовину.
— Да, мастер Джон,— согласился Джон Фрай,— я, случается, привираю — кто из нас без греха? — но нынче я выложил только то, что видел собственными глазами. Господь свидетель, на боковую я пойду с чистой совестью.
- Извини, Джон,— примирительно сказал я,— я верю, что ты говоришь правду, но только, пожалуйста, об этом — никому ни словечка.