Дядюшки Бена не было дома. Рут приняла меня доброжелательно, не выразив, однако, при этом особой радости. Она была уверена, что дядюшка вернется во второй половине дня и попросила меня подождать его. Чтобы не терять времени даром, я отправился в город и выполнил все данные мне заказы,— во всяком случае, те, что сумел припомнить. Как раз к этому времени старый джентльмен въехал во двор на своей лошадке и, увидев меня, не так обрадовался, как удивился. Но если он удивился, то я, в свою очередь, был совершенно поражен тем, насколько он изменился со дня нашей последней встречи. Вместо здорового, упитанного и ухоженного старика, блиставшего благородной сединой, передо мной стояло иссохшее, трясшееся, совершенно разбитое существо со спутанными жиденькими волосенками, беспорядочно свисавшими с его морщинистого лба. Но более всего изменились его глаза. Если раньше в них светились живость, любопытство и сарказм, то теперь в них поселились ужас и недоверие.
«Что бы это значило? — подумал я. — То ли старик потерял все свое состояние, то ли пристрастился к бутылке».
— Входи, входи, Джон Ридд,— сказал дядюшка Бен,— Мне надобно с тобой потолковать. На улице слишком холодно и чересчур светло. Входи, парень.
Я последовал за ним в маленькую темную комнатушку, совсем непохожую на светлую комнату Рут. Там не было ничего, кроме высокой конторки, пары стульев и табурета с длинными ножками.
— Садись на табурет,— буркнул дядюшка.— Тебе при твоем росте как раз будет впору. Погоди минуточку, нам тропиться некуда.
С этими словами он вышел за другую дверь, быстро затворил ее за собой и, сказав приказчикам, что на сегодня все дела сделаны, распустил их по домам.
Затем он снова появился в комнате, чуть пошатываясь от работы, тревоги и верховой езды с самого утра.
- Что и говорить, Джон, что и говорить,— проговорил им, когда я поднялся навстречу, чтобы помочь ему дойти до кресла, — комнатка у меня темная и мрачная, но знал бы ты, сколько сотен фунтов стерлингов я сделал в ней, Джон.
— Вот и прекрасно, сэр, — весело отозвался я, — и сделаете еще больше, и дай вам Бог наслаждаться ими как можно дольше!
— Что, паренек, смерти моей ждешь, не дождешься? - едко осведомился дядюшка и уставился прямо на меня. - Многие того хотят. Что, в самую точку попал, Джон?
— Да успокойтесь вы, — попытался я утихомирить дядюшку, чувствуя, что если разговор будет и дальше продолжаться в том же духе, то добром он не кончится, - успокойтесь и не задавайте мне глупых вопросов. Вы же знаете лучше, чем кто бы то ни было, дядюшка, что у меня сроду не было таких мыслей, а если не знаете, то мне вас очень жаль. Живите долго, живите до ста лет, живите столько, сколько сил хватит.
— Ну а если бы, к примеру, ты узнал, что у меня есть золото или что мне известно, где и как его добывать, и что после того, как я отойду в мир иной, тайна эта будет принадлежать тебе, стал бы ты тогда желать моей смерти или нет? — спросил дядюшка и, привстав с места, снова начал сверлить меня взглядом.
— Знаете, дядюшка, ни в какую точку вы не попали — ни прежде, ни теперь. За все золото мира я не отдал бы и дня вашей жизни.
Дядюшка опустил глаза и, погрузившись в кресло, глубоко задумался.
— Послушайте, дядюшка, — сказал я, — у вас такой усталый вид, что сразу видно: вы нынче у черта на куличках побывали. Может, мне принести вам доброго вина? Кузина Рут знает, где его найти.
— Откуда тебе знать, где я нынче побывал? — встрепенулся дядюшка, и глаза его засверкали от гнева. — Близко ли, далеко ли, — тебе-то какое дело? А что до кузины Рут... Известно ли тебе, Джон Ридд, что относишься ты к ней прескверно? Она в тебе души не чает, а ты на нее — ноль внимания.
Ай да дядюшка! Я был поражен до глубины души, не тем, что он сообщил мне о любви Рут, а тем, что он вообще знал об этом. Я глядел на него, не в силах вымолвить ни слова, и вид у меня, наверное, был весьма глупый.
— Стыдно, очень стыдно, молодой человек! — воскликнул дядюшка, и в его голосе послышались победные нотки. — Ты самый большой из всех дураков, живущих на свете. Чем тебе плоха Рут? Какого тебе, прости Господи, еще рожна нужно? Да, не вышла она у меня росточком, ну и что с того? Молодцы покраше тебя брали в жены девушек еще меньше ростом. А о достоинствах Рут и говорить не приходится: один ее дюйм стоит всех твоих семи футов со шляпой впридачу!
Насчет моих семи футов дядюшка, конечно, малость хватил, потому что во мне никогда не было более шести футов восьми дюймов [50]. Как бы там ни было, я терпеть не могу, когда про меня говорят, будто я великан и, значит, не такой человек, как все. Я хотел было сказать дядюшке пару теплых слов, но ради Рут решил попридержать язык.
Дядюшка Бен, однако, не унимался.
- Ага, молчишь! Хочешь, чтобы я тебе и далее толковал про то, как моя бедная Рут любит тебя, хочешь потешить свое тщеславие. Есть ослы, считающие, что ты — самый красивый мужчина в Англии. Из этого следует только одно: нынче все английские девушки — у твоих мог!
Это уж было слишком. Не сказав ни слова, я поклонился старому джентльмену и вышел. Однако, когда я отправился за своей лошадью, в дверях конюшни меня встретила заплаканная Рут.
— До свидания, дорогая,— промолвил я, когда она при моем приближении отвернула головку в сторону.
— Ах, кузен Ридд, — сказала Рут,—вы сами не представляете, сколько горя и боли оставите здесь после себя. Неужели вы не видите, что дедушка нынче раскапризничался, как ребенок? Поверьте, не пройдет и четверти часа, как он будет злиться на себя за то, что обошелся с вами так дурно. Это раньше он был твердым, как кремень, а нынче он так размяк, что за его колкостями и резкостями раскаяние следует почти тотчас же.
Ну что мне оставалось делать? Я снова завел лошадь в стойло, задал ей еще одну меру овса, и гнев мой понемногу улегся. Я вернулся домой вместе с Рут.
Дядюшка встретил меня с деланным равнодушием. Я извинился перед ним за то, что, возможно, чем-то обидел его по нечаянности, и дядюшка в знак примирения послал Рут в погребок за бутылкой вина.
Поскольку времени рассиживаться у меня уже не было, бутылку мы распили сразу же и безо всяких церемоний. Это явно развязало язык дядюшки, и после трех-четырех стаканов он пододвинул свое кресло поближе ко мне и выслал Рут из комнаты, придумав для нее какое-то поручение.
— Пью, Джек,— провозгласил он, — за твое здоровье и за то, чтобы у тебя была добрая и послушная жена.
— Пью, дядюшка, — подхватил я, — за ваше здоровье и здоровье дорогой Рут. Живите долго, чтобы перепробовать все вина в вашем погребке. За вашу жизнь и ваше здоровье, сэр!
— А теперь, Джон, послушай, что я тебе скажу и не перебивай меня, — сказал дядюшка, кладя мне на колено свою морщинистую руку. — Я не пытаюсь силой затащить тебя под венец с Рут, и в то же время, если у тебя на нее есть виды, то я не против. Попомни мое слово: такой случай редко выпадает парню из твоего сословия. (Дядюшка Бен смотрел на фермеров свысока). В любом случае, я решился доверить тебе свою тайну, решился по двум причинам. Во-первых, мне стало невыносимо носить ее в себе в одиночку, и, во-вторых, я знаю, что если ты пообещаешь, то слово твое верное. Более того, ты — мой ближайший родственник, — если, конечно, не считать женщин, — и ты как раз тот человек, который поможет мне в моем предприятии.
— Да, конечно, я помогу вам, сэр, — заверил я дядюшку с некоторой нерешительностью, боясь, что дядюшка втянет меня в какой-нибудь заговор, — если то, что вы задумали, не противоречит законам нашего королевства.
— Ха-ха! — Дядюшка прямо-таки покатился со смеху.— Ты, видать, думаешь то же, что и остальные, такие, как шпион Стикльз и вся его солдатня. Значит, мы провернули все так умненько, что даже самых близких людей обвели вокруг пальца. Даже ты не понял, чем мы занимаемся, хотя, как мне показалось однажды, ты устроил за нами слежку. А теперь скажи, паренек, как ты думаешь, кто это так страшно шумит по ночам в Эксмуре?
— Либо какая-нибудь ведьма, — ответил я, — либо сам сатана.
— А вот и нет! Все устроил старый дядюшка Бен! - С этими словами дядюшка сбросил с колен шерстяной плед и встал передо мной в полный рост.
— Ах вот оно что! — воскликнул я, напрягая ум до пределов, отпущенных мне природой. — Тогда капитан Стикльз был совершенно прав, утверждая, что вы бунтовщик, сэр!
— Конечно, совершенно прав. Разве такой проницательный человек, как Джереми Стикльз, может ошибиться в отношении такого старого дурака, как я? Ну что ж, пойдешь и посмотришь, Джон, какие заговоры мы плетем против государства. Отныне я доверяю тебе во всем. Только дай слово, что никому ничего не скажешь, а особливо - своей матушке.
— Даю, — пообещал я, хотя, признаться, я не любил держать секретов от матушки. Однако меня разобрало такое любопытство, что я махнул рукой на свои правила, и, к тому же, в глубине души я был уверен, что мой дорогой дядюшка малость повредился в уме.
— Ну-ка, плесни мне еще стаканчик, сынок, — просияв, воскликнул дядюшка. В эту минуту он помолодел лет на десять.— Ты станешь моим партнером, а с твоей силищей ты заменишь нам пару лошадей. Пойдешь со мной, посмотришь на мой «шум», паренек. С сегодняшнего вечера ты — богач.
— Но куда я пойду и где я это увижу? Где я найду это, сэр?
— Приходи, — ответил дядюшка, наморщив лоб, и я заметил, что в этот момент легкая тень сомнения все же пробежала по его лицу, — приходи на Топь Колдуна, — один, конечно, — я буду ждать тебя там завтра в десять часов утра.
Зная, что слово свое дядюшка держать умеет, я постарался прийти на следующее утро на Топь Колдуна в точно назначенное время. Место это произвело на меня крайне тягостное впечатление, и мне стоило больших трудов выбросить из головы мрачные мысли. Кстати сказать, перед тем как отправиться на утреннюю прогулку по болотам, я загнал в ружье добрую дюжину крупных дробин.
Выйдя с Плаверз-Барроуз пешком и в одиночку, я предпочел добираться до места встречи кружным путем. Я тронулся в путь примерно в восемь утра, не сказав домашним, куда и зачем иду, и прибыл на то самое место, которое Джон Фрай когда-то описал моим сестрам и Рут.
Я горел желанием проникнуть в самое сердце тайны (если таковая вообще существовала). Еще раз осмотрев ружье, я храбро двинулся вниз по крутому склону с твердой решимостью вогнать весь заряд в первую попавшуюся ведьму или чародея. К моему удивлению, все вокруг было тихо, и когда я дошел до края огромного черного болота, там не было не только дядюшки Бена, но и вообще ни одной живой души, кроме меня. Чтобы как-то скоротать время, я засел в нишу ближайшей скалы и начал вспоминать старинные легенды, где так или иначе говорилось о болотах.
Иными словами, рост Джона Ридда, по мнению дядюшки Бена, должен был составить 2 м 44 см, а Джон считал, что в нем — всего лишь 2 м 3 см.