Он сел рядом со мной.
— Я смотрел на вас с плота. Колоссально! Среди зелени ваша хрупкость подчеркивается еще больше! Конечно, нежный рот и чистые черты вашего прекрасного лица… Осторожно! — воскликнул он и схватил меня за плечи, потому что я, перестав держаться, приложила руки к груди.
— Да, так что?.. — все еще обнимая меня, спросил он растерянно. — Что я говорил?..
Я не знала, как ответить.
— Ах, да! Крупные планы вашего лица снимут потом… А сейчас давайте порепетируем.
Он стал напоминать мне вчерашнюю репетицию, но я не могла сосредоточиться. Мне было неловко, хотя то, что он, обнимая, придерживал меня, сидя над водой, было вполне естественно. В голове все путалось, будто меня вызвали к доске, а я ничего не выучила.
— Понятно, понятно, — механически повторяла я, не понимая ничего.
Потом он помог мне подняться.
— Представляете?.. Увидев пастуха, вы хотите покинуть свое убежище, где спрятались от черных воинов… Сверху падают тела убитых, и вы опять невольно прижимаетесь к стволу.
— Понятно, — твердила я.
Спрыгнув на откос, он стал давать мне разные указания. Мы принялись опять репетировать эти «два с половиной шага», которые, если говорить точно, были всего-навсего одним шагом.
— Рая! — крикнула в рупор Анна Николаевна. — Подними ногу понаряднее, выгни подъем! И корпус скучный… Ты что, аршин проглотила? Оживи корпус изгибом!
Искоса взглянув вниз на воду, я освободила руки и стала в такую позу, словно подо мной был пол нашего школьного зала.
— Еще чуточку прогнись! — донеслось с плота. — Вадим Ефимович, помогите ей…
— Ничего больше не надо, Раечка! — сказал Вадим. — Вы и так словно орхидея в ботаническом саду!
«Подо мной нет дна, а я никудышный пловец», — мелькнула мысль, но я, не шелохнувшись, опиралась на ветку одной ногой, как аист, и только слегка касалась ствола откинутой рукой.
— Хорошо, Рая. Запомни позу и отдыхай, — одобрила Анна Николаевна. — Вадим Ефимович, вернитесь, пожалуйста, на плот.
Но он не ушел. Он опять подстелил свою куртку, помог мне сесть, а сам присел неподалеку на глиняную ступеньку.
— Представляете, как на экране перед зрителем заплещутся серебристые волны реки, а над ними прекрасная девушка, из-за которой идет сражение. И все зрители почувствуют, что из-за этой девушки стоит умереть…
На мое счастье, опять включили фонограмму, и под звуки барабанов и скрежет мечей я могла ничего не отвечать Вадиму.
Большой буксир, проходящий мимо, дал гудок, и капитан, перегнувшись с мостика, спросил в рупор: не нужна ли помощь и что случилось? На плоту-самосплаве из шалаша выскочили два парня в трусиках и окаменели рядом с рулевым. Зяма что-то прокричал им, успокоительно помахав руками.
Мне стало казаться, что я веду себя глупо, ничего не отвечая Вадиму. Я злилась на свою растерянность. Хотелось говорить весело и остроумно, будто не принимая всерьез его слов. Вместо этого я громко и деловито спросила:
— Всегда на съемках столько времени уходит?
— В общем, всегда, — ответил, улыбаясь, Вадим. Он старался перекричать музыку и шум. — Но, конечно, задача снимать балет в природных условиях все усложняет. В павильоне с декорациями много проще… Как на сцене…
— Это же замечательно! — перебила я его. — Только очень трудно! Конечно, и на сцене не легко, но здесь особенно… Даже образы героев как-то по-другому раскрываются! Правда?
— Да, да, — радостно согласился он. — Вы правильно заметили! На фоне настоящего неба и земли…
Музыка кончилась.
— Нет, товарищи, это не годится, — раздался голос Евгения Даниловича. — Кто там слева? Надо было пригнуться…
Хабир с разгоряченным, потным лицом выскочил к краю обрыва и, присев, как кошка перед прыжком, крикнул:
— Держи меч на уровне плеча и прыгай в длину, а не вверх… По-настоящему!..
Он прыгнул, расстилаясь в воздухе. Потом выпрямился и снова начал считать. К нему присоединились остальные, и под громкий счет всех пятерых «сражающихся» они повторили «бой» с начала.
Солнце стояло уже прямо над головой, и, наверное, миновал полдень.
— Хабир, скоро вы? — спросила в микрофон Анна Николаевна и добавила: — Вадим Ефимович, вы нужны на плоту!
Вася через ее плечо крикнул в микрофон:
— Пора закругляться!.. А то уйдет солнце!..
Вадим, вздохнув, поднялся, довольно грустно улыбнулся мне и скрылся за кроной дерева.
Хабир даже не оглянулся в сторону плота.
— Мальчики, давайте как следует! И-и, раз, два, три! Раз…
Анвер горячился и, прыгая, выкрикивал какие-то башкирские слова. Парень, которого он схватил своими ручищами, даже ойкнул. Левый и правый воины ринулись вперед с такой злостью, что я испугалась, не проткнут ли они друг друга своими тупыми мечами. Когда они упали, Анвер так и взвился, перепрыгивая через них. Он поднял над головой скорченного горбуна, прыгнул с ним в сторону, потом вперед и, почти швырнув его рядом с собой, выдохнул, как в бочку:
— Хо-а!
— Яхши! — сказал Хабир. — Теперь все вместе! «Убитые», перестаньте ерзать! Считаю для всех. Рая, приготовьтесь!
Я поднялась с куртки Вадима и, спрятав ее, прижалась к стволу.
— И-и, раз, два, три! Раз, два…
Как можно больше выгнув подъем вытянутой ноги, я откинулась и протянула руку к сражающимся.
— Что это с вами? — прервав счет, удивленно спросил меня Хабир. — Почему вы такой соблазняющей русалкой извиваетесь среди ветвей?
— Я… я… — Мне оставалось только хлопать глазами.
— Да ведь на твоего любимого четверо навалились! Чудо будет, если они его к аллаху не отправят! С чего тебе такие роскошные аттитюды и арабески[2] демонстрировать! — крикнул на меня Хабир.
— Так ведь я балерина! И это балет… — рассердилась я. — Потом, и Анна Николаевна, и Вадим Ефимович…
— Можешь поименно перечислить всю съемочную группу, но здесь изображается не дно морское, и чары русалок ни при чем…