Зяма, виновато щуря близорукие глаза, сказал:
— Я стучал, стучал, а вы задумались… Там лошадей привели…
— Лошадей?
— Ну да. Ведь невеста во время свадьбы убегает, вскочив на чью-то лошадь…
— Так разве это буду я?..
— А кто же?
— Зямочка, я ведь и к лошади-то никогда близко не подходила… Что же будет?..
— Я не знаю, — сочувственно сказал он, — но все-таки идемте, там все собрались…
На берегу, левее сходней, все население нашего «Батыра» окружило двух лошадей. Вороной высокий жеребец тревожно косил глазом на шумливых людей и тянул повод из рук молодого человека, который держал обеих лошадей. А светло-серая, с густой белой гривой кобылка спокойно смотрела поверх наших голов. Уши, поставленные сторожко, были неподвижны.
— Какая красавица! — невольно воскликнула я, подходя ближе.
Евгений Данилович обнял меня за плечи.
— Правда, Раюша, она прекрасна? Зовут Ап-ак — «Белейшая» по-башкирски.
Услышав свое имя, лошадь вопросительно оглянулась. Большие черные в черных ресницах глаза, необычайно яркие на белой морде, взглянули на меня с веселым интересом. Тонкие ноздри ее слегка раздулись, и от этого Ап-ак казалась немного курносой и еще более милой.
Я погладила ее шелковистый лоб, а она, перебрав ушами, качнула головой, словно ответила на приветствие.
Евгений Данилович настойчиво потянул меня в сторону. Когда мы вышли из толпы, он, все так же обнимая меня, сказал:
— Раюша, дорогая, вот в чем беда: эту редкой красоты и очень кроткую лошадь мы можем держать только сутки. Завтра, как вы знаете, у нас большая съемка, и мы ничего не успеем…
— И мне надо скакать на ней сегодня? — как можно спокойнее спросила я.
Он рассмеялся.
— Нет, скакать на ней будет наездник в вашем платье и парике с длинными косами. Он же будет и вскакивать на нее с ходу. Это мы сделаем завтра, на рассвете.
— А что должна делать я?
— Тут два варианта. Или все, что связано с лошадью, будет снято издали. В конце, когда невеста отпускает лошадь на свободу и прощается с ней, попробуем снять покрупнее… Ну, снимем парня со спины… Или, если вы не боитесь, мы снимем вас на лошади крупным планом. Не на галопе, на рыси… И мы все будем бежать с вами рядом… Тогда и приласкаете лошадь вы сами… Это будет очень красиво. Наша картина много выиграет…
— Тогда мне надо скорее гримироваться и одеваться?
— Да, Раюша, надо спешить. Снимать будем на закате, на фоне красного неба. Завтра на рассвете, тоже на фоне красного неба, снимем парнишку, и все будет великолепно. Получится, как одно целое…
Одевание получилось сложным. Моя одежда должна быть разорванной в борьбе с баем и во время скачки, поэтому на мне стали резать и рвать одно из красных платьев. Мая-художница и Анна Николаевна выхватывали друг у друга ножницы и, споря, кромсали шелк до тех пор, пока я не осталась в каких-то лоскутках.
— Анна Николаевна, она же у нас полуголая! — наконец ужаснулась Мая.
— А что же, по-вашему, прекрасная молодая девушка должна все время сниматься в каких-то мешках из-под картошки?
От возмущения таким отзывом о костюмах ноздри художницы раздулись, и она еще больше стала походить на шахматного коня.
— Почему вы так уверены, что разбираетесь во всем лучше других? — сердито сказала она. — Сегодняшний Раин образ должен монтироваться с наездником, которого будут снимать завтра! Что же, мы парню начнем плечи оголять? Одна смехота!
— Ладно. — Анна Николаевна надела мне отрезанный рукав и затянула на плече. — Но при разлуке с лошадью я все равно оторву эту дрянь! Пошли! — скомандовала она мне, не слушая протестов художницы.
Киноаппарат и операторы были уже в кузове грузовика. Лошадь стояла в старинной нарядной сбруе так же спокойно, как раньше. Небольшого роста, худощавый молодой человек взялся рукой за стремя и ожидающе взглянул на меня.
— Пожалуйста!
— Я не умею!
В его глазах мелькнуло презрение, но он только сказал:
— Тогда нужна табуретка или стул.
Кое-как со стула взгромоздилась я в седло. Мне почудилось, что я уселась на гребень волны, вот-вот готовой рассыпаться в брызги, до того колеблющимся, неустойчивым показалось сидение верхом. Я закачалась из стороны в сторону и вцепилась в седло.
— Оставьте в покое луку! — прикрикнул худенький парень, мой учитель. — Держитесь коленями! Упирайтесь в стремя!
Ап-ак стояла так спокойно, что я решилась даже пошутить:
— Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота…
Все же я поняла, как держать равновесие.
Потом наездник стал водить лошадь под уздцы.
Я совсем развеселилась, хотя сидеть верхом было ужасно неудобно, и мне даже казалось, что все кости ног выгибаются дугой. Легкая рысь тоже оказалась нестрашной, когда наездник бежит, держа под уздцы лошадь, по бокам трусит еще несколько человек, а сзади пыхтит почти вся группа.
Впереди уже медленно ехал грузовик, и Валя с Васей хлопотали около аппарата.
Я, осмелев, гладила на ходу лошадь, расправляла ее длинную густую гриву. Мне было приятно чувствовать ее живую теплоту.
Наконец наездник передал мне поводья, и мы с красавицей Ап-ак метров пятьдесят протрусили самостоятельно.
— Рая, вам надо поправить грим! — подбежав ко мне, сказала Нэля.
Я дотронулась до своего потного лба и поняла, что надо сойти с лошади. Наездник, придерживая стремя, протянул мне руку. Вадим протянул обе, и я спрыгнула с седла как в воду.
— Осторожно! — испуганно крикнул Вадим, подхватывая меня еще в воздухе.
Нэля тут же начала орудовать растушевками, а Евгений Данилович стал объяснять Вадиму и Зяме, чтобы они бежали около меня с другой стороны.
— Здесь хватит опытного наездника, — сказал он, — а там, для страховки, будьте оба. Только осторожно, не влезьте в кадр.