Михаил Алексеевич спешил всегда. Все хозяйство нашего фильма зависело от него: и организация съемок, и транспорт, и наш быт на пароходе. И краски, и доски, и ткани, и башкирские украшения, и бензин, и многое другое записано в его смете и доставляет много забот.
Правда, я замечала, что на съемках он почти не бывает. Здесь, на верхней палубе, я спросила у него, много ли работы будет в этом районе, а он, повернув ко мне свое лицо с круглыми, как у совы, глазами, ответил:
— Вот один настил сделан, потом возьмемся за дорожку, а там и грот будет готов.
Я совершенно не поняла его. Он меня, кажется, тоже. А вот Иван Агеевич, стоя в воде, соглашался с его дельными советами, и нашему повару, заядлому рыболову, он со знанием дела подробно рассказал, на какую приманку ловят рыбу уральцы.
Наконец на берегу появился «козлик», и мы с Михаилом Алексеевичем, отважно прыгнув с борта в лодку, заспешили на съемку.
— Ну, Ваня, как здесь дорога? — спросил Михаил Алексеевич, усаживаясь.
— Н-ничего, — ответил Иван Дмитриевич.
— А как там, на съемке? — спросила я.
— Н-ничего, — последовал спокойный ответ.
— А может быть, все-таки есть что-нибудь хорошее? — рассмеялась я.
— Н-ничего! — засмеялся Иван Дмитриевич.
Поговорив таким образом, мы раза четыре подскочили на колдобинах, а потом ехали уже по хорошей дороге.
— Анна Николаевна очень устает, — завела я с Михаилом Алексеевичем интересный для меня разговор. — Балет в кино много труднее, чем в театре.
— На это она и специалист! — возразил Михаил Алексеевич. — Я и Евгению Даниловичу сказал, что не стоит ему спорить. За качество танца отвечает она. Балетмейстер обозначает — балетный мастер.
— Конечно, танцы — дело балетмейстера! — улыбнулась я, неожиданно обнаружив заступника Анны Николаевны и удивившись решительности его суждений. — Только киносъемка — дело сложное…
— Можно и попроще… Тут математических законов нет, не здание строим! Ну-ну! — протянул Михаил Алексеевич и вдруг оживился: — Ваня, а ведь я слышу, что у «козлика» барахлит подача!
Тот только хмыкнул в ответ.
Но Михаил Алексеевич с интересом строил предположения, почему начала «барахлить подача», потом вспомнил про солидол и говорил о нем так долго, что вставить слово о съемках мне не удалось.
Не успела я выйти из «козлика», как на меня накинулись с упреком и гримеры и костюмеры.
— Вся задержка из-за тебя! — прикрикнула на меня Анна Николаевна.
Но, после того как я торопливо оделась и загримировалась, пришлось еще ждать, когда Анна Николаевна закончит репетицию с «черными воинами», в которых наконец превратились все наши «черные рыболовы».
Съемка была массовая. Мужская половина нашего балета была свитой злого бая. Артистки балета были одеты в старинные народные костюмы бело-голубых тонов. Из соседних деревень пригласили стариков, старух и детей и тоже нарядили в бело-голубые башкирские костюмы. Среди них был Анвер, мой светлоглазый «отец» и маленькая Альфия в национальном платье.
Бай хотел увезти невесту пастуха, а народ не давал.
Хабир был неузнаваем в черно-красной бархатной одежде, с черными усами и бородой. Его крадущаяся походка казалась зловещей, когда он приближался к нам с Анвером. Хабир был гораздо ниже ростом, чем Анвер, но он особым хищным жестом толкал его в грудь, и казалось естественным, что высоченный Анвер не может удержаться на ногах. Анвер падал, а я оказывалась в руках Хабира. Он нес меня как добычу с охоты, зажав мои колени локтем, а голову опустив к своему сапогу так, что мои приплетенные косы волочились по земле.
Хоть я и дала себе слово терпеть все ради Анны Николаевны, но это постоянное таскание на руках начинало раздражать. А тут ещё меня волокли вниз головой.
— Раюша! — словно угадав мои мысли, подозвал к себе Евгений Данилович. — Потерпите, дорогая! Потерпите ради успеха этого эпизода! Уж такую мы с вами выбрали профессию, что ради общего дела не приходится считаться со своим настроением и удобствами.
Анна Николаевна смотрела выжидающе.
— Н-ничего, — со вздохом вырвалось у меня любимое словечко нашего шофера. — Я пожалуйста…
К Анверу, в исходное положение, я поплелась тоже со вздохами. Грянула музыка, и перед нами опять словно вырос Хабир.
— Стон, стоп! — разнесся через микрофон по всей поляне строгий голос режиссера. — Рая, не смотрите в землю: вас не трава, а партнеры должны интересовать!
Я старалась делать как надо, но Евгений Данилович взял меня за руку и остановил, хотя музыка продолжала греметь.
— Раюша, что с вами? Ваша воздушность сегодня так холодна, что превратилась в безвоздушность… Ну, давайте вместе подумаем, как еще, по-другому, злодей может отнять невесту у любящего человека?
— Да иначе как же?.. — начал Анвер.
— Подождите, — перебил его Евгений Данилович. — Пусть Рая сама подумает…
— Конечно, — опять вздохнула я. — Только если он свалит с ног жениха и, скрутив, утащит невесту.
— А почему такой мрачный голос? — рассмеялся Евгений Данилович. — Ведь мы не оставим вас злодею, а увезем с собой на пароход…
Я улыбнулась, а он сделал огорченное лицо.
— Нет, вы посмотрите, Раюша, какие мужчины из-за вас дерутся! Другого такого пастуха и днем с огнем не найти, хоть до второго пришествия ищи! А бай! Одни глаза чего стоят: взглянет — и сразу испепелит… Это не считая собольей шапки… Даже обидно, что такое приключение кончится, как всегда, поездкой в автобусе и горячим душем.
— А мне очень нравится горячий душ! — упрямо сказала я, хотя меня уже разбирал смех.
— Ах, так! Слушайте, товарищи, — серьезным голосом обратился он к моим партнерам, а в глазах так и сыпались веселые искорки, как у разыгравшейся овчарки. — Слушайте, поставьте Рае парочку синяков, чтобы она знала настоящее мужское обращение!
Они засмеялись. Я тоже…
— Ну, товарищи, — уже серьезно сказал наш режиссер. — Будем снимать. Приготовиться к съемке! — пронесся по поляне его голос.
Все замерли.
Я чувствовала общее напряжение и покорно ждала, когда меня схватит Хабир.
— Мотор!
Хабир расправился с нами молниеносно. Все остальное тоже пошло точно, в такт быстрой музыке. Он опустил меня на землю, намотав мои косы на руку. Запрокинув мне голову, он так страшно и жестоко рассматривал мое лицо, что меня продрал по коже мороз. Я хотела отклониться, но его рука держала, как железный капкан.
Вокруг нас в дикой пляске топали «черные воины». Музыка гремела в бешеном темпе.
— Вот, Рабига, — негромко сказал Хабир, почти не шевеля губами и еще сильнее натягивая мои косы. — Так обращались еще и с твоей бабушкой. А ты сама зарабатываешь на жизнь, говоришь по-английски, играешь на рояле… Поняла, что тебя ожидало, если бы все осталось по-прежнему…
Неожиданные слезы вдруг покатились из моих глаз по запрокинутому лицу, и только потом я сообразила закрыть его ладонями, как полагалось по роли…