— Здорово получилось! — воскликнула. Анна Николаевна.
Хабир осторожно поднял меня и поставил.
— Ну, что расплакалась? — улыбнулся он. — Больно за косы тянул?
— Вы хитрый, Хабир, — улыбнулась теперь и я.
— Гримеры, вытрите героине глаза! — позвал Вадим, подходя ко мне. — Раечка, вы были так трогательны, что я сам чуть не разревелся!
— Внимание, товарищи, съемка! — опять разнеслось по поляне.
Мы повторили и так же точно уложились в музыкальный отрывок. Все было в точности, как на репетициях.
Я увидела на лицах невольное разочарование.
— Что ж, неплохо, неплохо, — сдержанно сказала Анна Николаевна.
— Раюша, — обратился ко мне Евгений Данилович. — Когда вы сами холодны, остаемся равнодушными к событиям и мы — зрители… Попробуем еще разок? — Он с надеждой взглянул на меня и сказал в микрофон: — Снимаем еще дубль.
На этот раз, протащив меня по поляне, Хабир почти швырнул к своим ногам и, приблизив мою голову к своему жестокому лицу, прошептал:
— А тот, кого ты любишь, не сделал бы шага, если бы тебя действительно отдавали в четвертые жены такому, как я… Ему наплевать на тебя…
Это было ужасно. Задохнувшись, я застыла, потом хотела вырваться, забыв о съемке. Он схватил меня еще и другой рукой и не отпускал.
Я поняла, что он сказал правду, но не заплакала. Не чувствуя боли, я всей тяжестью повисла на своих косах, намотанных на его руку, и только водила глазами, ожидая, когда окончится дикая пляска и можно будет уйти.
Но вот воины уже отошли в сторону и смолкла музыка, а Хабир все еще меня не отпускал. Теперь он держал меня за обе руки, поставив перед собой.
— Прости меня. Я не знал… Я сказал просто так, первое, что пришло в голову… Прости…
Меня било как в ознобе. Я ничего не могла ему ответить. Да я и не знала, где правда, а где неправда в его словах.
— Ну, что тут у вас? — подошла к нам Анна Николаевна.
— Я чересчур сильно затянул ей косы, — слукавил Хабир. — Еще раз прошу прощения!
И он быстро отошел от нас.
— Видишь, Раюша, твоя слава растет и без танцев — сказала Анна Николаевна, поправляя мне серьгу, запутавшуюся в волосах. — Сегодня тебя превозносили, как современную Комиссаржевскую… Даже не можем понять, какой дубль лучше: первый или этот, с отчаянным взглядом…
Я молчала. Не потому, что хотела незаслуженно прослыть хорошей актрисой и умалить заслугу Хабира, управлявшего мной. Мне нужно было побыть одной и разобраться в себе.
Пока Вадим и Лена расставляли по местам бело-голубых друзей пастуха, я уселась на раскладушке под деревом. Теперь мне было понятно, что я выдала себя самой себе. Давно я дала слово смириться с отношением Вадима ко мне только как к исполнительнице главной роли. У него своя жизнь, своя семья… Мы товарищи по работе, и всё… Я понимала это. Но в глубине души, видно, для меня все оставалось по-прежнему, если так потрясли слова Хабира. Видно, понимать все и принять решение поступить благоразумно было еще мало.
Рядом со мной бочком уселся Зяма:
— Не отдохнули еще, Раечка? Вы сегодня показали такой класс игры!..
Я невесело засмеялась:
— Какая там игра! Это Хабир показал класс дрессировки. Как в цирке, в нужный момент щелкнул бичом…
— Успокойтесь, Раечка! — воскликнул Зяма и, вспомнив о своих обязанностях, кивнул в сторону киноаппарата. — Там скоро начинать будут.
— Ладно, идемте, — встала я с раскладушки.
Во время спора бая с народом я, закрыв руками лицо, лежала у ног Хабира с накрученными на его руку косами. Только в конце, когда старейшины требуют три дня на решение, кому отдать невесту, бай отпускал меня. Я кидалась к отцу.
Повторяли это много раз, потому что в съемке участвовало больше ста человек, и то один, то другой двигался не вовремя. К тому же два старика колхозника, с не наклеенными, а собственными белоснежными бородами, принялись против чего-то возражать. Евгений Данилович, любивший во всем точность, стал доказывать им, что старинные рукописи в музеях дают основания утверждать такие права старейшин. Он даже рассказал и объяснил какие-то ритуалы. Анвер, служивший переводчиком, задавал столько своих вопросов и так многословно удивлялся знаниям нашего режиссера, что я успела успокоиться и заметила расстроенный вид Хабира. Он огорченно поглядывал в мою сторону.
— Извините меня, — сказала я, улучив свободную минуту. — Вместо того чтобы благодарить за помощь, я…
Он взял мою руку и крепко пожал.
— Вы не сердитесь? Я действительно хотел помочь!
— Эй, эй, черный бай! — закричал Евгений Данилович. — Мы репетируем или нет?
Наконец, когда солнце приблизилось к шапке леса, все окончилось. Я, отвязав косы, распустила волосы, которым все же порядочно досталось.
— Больно? — спросил, подойдя, Иван Дмитриевич.
— Ничего, — ответила я, растирая пальцами голову.
— Ус-стали? — сочувственно покачал он головой.
— Ничего.
Мы оба рассмеялись.
— Н-научились у меня! — сказал он. — Идемте, есть место в «к-к-козлике».
Мы побежали вместе.
В «козлике» уже сидели операторы, режиссер, Анна Николаевна и Вадим. Свободное место было рядом с ним. Я села.
— Поздравляю вас, — сказал он. — Сыграть лучше не могла бы и сама Комиссаржевская!
Душа моя наполнилась радостью.
— А вам удалось видеть эту знаменитую артистку? — спросила я иронически, досадуя на себя за то, что не могу быть равнодушной к его словам.
— Нет, злюка, не видел, — рассмеялся он. — Я не хуже вас знаю, что она умерла, когда меня еще не было на свете. Но рассказывают…
— Рассказывают, что хорошо все получается с хорошими партнерами, — заметила я, чтобы избежать его комплиментов.