— Не буду, — последовал холодный ответ. — Я могу отличить злой умысел от непредвиденных обстоятельств. И в том, что план твой оказался говном, я тоже винить тебя не стану. В конце концов никто из нас слова не сказал против этого плана.
Семён усмехнулся и тут же болезненно скривился, прижав ладонь к рёбрам.
— Ну… и на том спасибо.
Глава шестнадцатая
Жрать хотелось. Причём, постоянно. Сначала Мамонт не придал этому значения, но теперь был вынужден признать: нездоровое обжорство стало неотъемлемой частью его жизни. Такой же, мать его, побочный эффект, как и жуткая вонь. Он и раньше любил поесть, аппетит всегда был хороший, но не до такой же степени! Вчера вечером, после того, как заставил очередную жертву покончить с собой, Мамонт конкретно затарился едой. Пока ехал в экопосёлок, в котором теперь постоянно проживал, сожрал пять гамбургеров, выпил полтора литра кваса. Остановил машину, блеванул и снова начал жрать. А ночью превратился в настоящую машину по поглощению пищи и ничего не мог с собой поделать. Это уже было не круто. Совсем, совсем не круто. Когда докладывал Варваре о выполненной работе, та сказала, чтобы он держался от неё подальше, пошутила, что нет на свете более вонючих мамонтов, чем он, а ему даже в тот момент невыносимо хотелось жрать, перед глазами стояли жареное мясо, сало, колбаса. После доклада хозяйка махнула на него рукой: «Иди, воняй где-нибудь в другом месте».
И он вонял. И жрал.
Варвара выделила ему домик на окраине экопосёлка, в собственную квартиру в городе было возвращаться опасно, потому что Семён с компанией могли его там настигнуть. Да, он теперь обладал способностями, которые могли заставить любого человека биться башкой об стенку, пока череп не треснет, но рисковать не хотелось, с несколькими врагами одновременно мог и не справиться. А тут безопасно. Здесь он… свой? Нет. Остальные монстры его сторонились, и это сильно напрягало. Обиду вызывало и брезгливое отношение к нему Варвары. За что с ним так? Ну воняет. Зато выполняет самую ответственную работу. За несколько дней отправил на тот свет пятнадцать человек, имевших опыт клинической смерти. Трудяга. И к делу подходил творчески, ни одного терпилу не грохнул без проявления фантазии, все способы их самоубийства были разными. Кто-то вены порезал, кто-то выпил бутылку уксусной эссенции. Вчера одного типа заставил сожрать не меньше килограмма битого стекла — то ещё зрелище было.
И сегодня Мамонт намеревался отнестись к своей работе с творческим подходом. В списке ещё остались пятеро. В сопровождении двоих громил он ехал в город, в динамиках приёмника гремела песня о том, что все проблемы решаются, если смотреть на мир позитивно. Певичка с писклявым голосом, казалось, из кожи вон лезла, чтобы донести эту мысль как можно конкретней. Мамонт специально сделал громкость на полную, пытаясь таким нелепым образом заглушить голод. Громилы не были против, сидели на своих местах так, словно палки проглотили.
«Всё будет отлично, всё будет хорошо!» — горланила певичка.
— Всё будет хорошо, — повторил Мамонт.
Он решил, что сегодня не позволит желанию жрать взять верх. До обеда — не съест ни крошки, а на обед — лишь жидкий супчик. Туго придётся, ну да и ладно. Выдержит, проявит силу воли. Сдюжит! Он ведь не зависимый от жратвы наркоман, нет, нет и нет!..
Справа показалась автозаправка с кафе. Мамонт как-то бездумно остановил машину.
— Пойду водички куплю, — буркнул он, решив, что вода, много воды, поможет подавить голод. Главное, желудок наполнить.
— Ну-ну, — усмехнулся один из громил, впервые за долгое время проявив эмоцию.
— Что? — разозлился Мамонт. — Какого хера ты хочешь сказать этим «ну-ну»? Думаешь, я сейчас жратвы накуплю?
Не дождавшись ответа, он нервно открыл дверцу и вышел наружу. Проследовал в кафе, купил бутылку минеральной воды. Уже собирался вернуться в машину, но не смог отвести взгляд от упаковок с чипсами. Такие красивые, такие манящие. И, разумеется, вкусные. Они прямо-таки кричали: купи, купи, купи! На висках выступил пот, Мамонт пытался бороться с искушением, в конце концов сказал себе, что от одной пачки чипсов вреда не будет, возьмёт лишь для того, чтобы червячка заморить. Однако купил пять пачек и сам не понял, как так вышло. А затем купил десяток сосисок в тесте, несколько кексов, эклеры, фисташки, квас… и всё, на этом остановился. Из кафе он вышел с двумя пакетами и камнем на сердце. Попытался заглушить внутреннего поборника здорового образа жизни с его протестом, но не вышло, тот в жёсткой форме обвинял Мамонта в слабости, называл тупым жирным ничтожеством.
На заправку заехала белая «Ауди», из которой вышел парень с аккуратной причёской. Судя по пиджаку, галстуку и белой рубашке — типичный офисный хомяк. Встретившись взглядом с Мамонтом, тот сразу же отвернулся, но и этого хватило для начала конфликта.
— Ты на меня пялился! Поглядел на меня, как на полного чмошника! — взорвался Мамонт, видя перед собой парня, но споря по сути с внутренним голосом. — Тебе смешно, да? Смешно, что я сейчас буду запихивать в себя всю эту жратву? А вот и буду! Никто мне этого не запрещает! Хочу — жру, не хочу — не жру! Надо будет, схаваю и корову, и быка, и кривого мясника, как долбаный Робин Бобин! Хороший, знаешь ли, у меня аппетит! Просто охерительный!
Парень стушевался, выставил перед собой ладонь, пытаясь таким образом отгородиться от ненормального мужика.
— Я всего лишь заехал заправиться, и я вовсе не смеялся над вами. Вам показалось.
На лице Мамонта выступили пунцовые пятна. Он вытащил из пакета сосиску в тесте, начал её демонстративно и жадно поедать.
— Ну что, смешно тебе⁈ — выпалил с набитым ртом. — Смешно, да? Нихера мне не показалось! Тебе смешно! Всем, мать их, смешно! Это ведь так забавно, когда жирдяй набивает себе брюхо и воняет как разлагающийся мертвяк! Давай, посмейся! Ха-ха-ха! — пережёванная масса вывалилась на подбородок, упала на асфальт — А ну смейся, сучара!
— Да пошёл ты, мужик! — с обидой взбрыкнул парень. — Я всего лишь заправиться хотел, мне пофигу на тебя, жри столько, сколько влезет. А пузо разорвёт — мне тоже будет пофигу! И сходил бы лучше помылся, а то и вправду воняешь хуже скунса.
Мамонт на несколько мгновений застыл, потом проглотил то, что успел прожевать, и прохрипел:
— Знаешь, что ты сейчас сделаешь? Пойдёшь заплатишь за заправку, затем обольёшься бензином и подожжёшь себя.
Вынув из пакета эклер, он зашагал прочь, а парень, будто робот, получивший новое задание, направился к заправке.
— Ни слова не говорите, — сказал Мамонт своим спутникам, забравшись в машину. — Ни словечка.
Теперь по радио транслировалась песня о том, как хорошо быть непохожим на других. Певец соловьём заливался, в попытке это доказать.
— Да, я не похож на других, — процедил Мамонт. — И мне это нравится!
Когда он выезжал с заправки, на площадке возле кафе заполыхал и заметался живой вопящий факел. Впрочем, вопящим и живым он был недолго.
* * *
Сборщика поместили в отдельную комнате, обмотав ему руки и ноги скотчем и запихав в рот кляп. Сидя на полу, он таращил глаза на своих пленителей и издавал звуки похожие на мычание.
— Что, Хилый, страшно? — склонился над ним Семён. — Не бойся, ты для нас слишком ценный, так что поживёшь ещё. А будешь делать всё правильно, может, мы тебя и отпустим.
Он врал и сам не понимал, зачем пытался навязать монстру ложную надежду. Возможно, делал это потому, что не испытывал к сборщику абсолютно никакой ненависти. Да, этот парень чудовище, но крупица человеческой сути в нём осталась. Именно эту крупицу и хотелось обнадёжить, успокоить. Семён уже раздобыл пару доз дешёвой наркоты, забрал её у одного мелкого городского барыги, который ничего не знал о чудовищах и Варваре, но чётко ощущал, что по улицам бродит зло. И подозревал, что Семён и Мамонт как-то к этому злу причастны. Отдавая бывшему пастуху пакетики с дурью, он дрожал как осиновый лист и от страха даже слова не мог вымолвить, только что-то мямлил неразборчиво да зачем-то кланялся.
И теперь предстояло вколоть наркоту сборщику. Семён настоял на том, чтобы сделать это самому. Для него это было важно. Он не желал, чтобы ответственность за ошибку легла на кого-то другого, если что-то пойдёт не так. В конце концов это была его идея накачать монстра дурью. А значит, и грех его. Времена, когда он с лёгкостью плевал на подобные вещи, остались в прошлом. По крайней мере, старался, чтобы тот равнодушный тип, которым он когда-то являлся, остался в прошлом навсегда.
Взяв наполненный наркотиком шприц, Семён тяжело вздохнул. Ему хотелось сказать сборщику, что ничего плохого не случится, но такое враньё — это уже перебор. Плохое случится. Обязательно. Хороших вариантов для этого несчастного монстра не предусмотрено. А Хилый глядел на шприц одновременно со страхом и вожделением, в его голове явно стояла преграда между «можно» и «нельзя», но внутреннее чудовище не смогло стереть память, а скорее, ощущения, о том кайфе, который дарует наркотик. Когда Семён вогнал ему в вену шприц, он не сопротивлялся, хотя на лице на мгновение и отразилось виноватое выражение. Эту вину он испытывал исключительно перед Варварой, хозяйкой. Подвёл ведь её. Не по своей воле, но подвёл.
А потом ему стало на это плевать. Веки затрепетали, глаза закатились, став белёсыми, с ярко-красными прожилками капилляров, кожа стала землистого цвета. Он дёрнулся, напрягся, закрутил головой, ноздри вздулись. Монстр как будто пытался что-то учуять, он был похож на зомби из фильмов Ромеро.
— Жуть, — мрачно прокомментировала Инга. — Что-то мне не по себе.
— Мне тоже, — созналась Марина. — Вы уверены, что отдать человека этому чудовищу правильное решение? Может, ещё подумаем?
В ней заговорил врач. Вспомнилась клятва Гиппократа. Впрочем, помимо внутреннего доктора в сознании ещё была и мстительница, которая желала поквитаться за сестру. Эти две личности сейчас вели между собой борьбу. Внутренний диалог разрывал душу чувством вины и желанием наказать обидчиков. Нехорошее это было состояние, но выйти из него не получалось.
Все вернулись в гостиную. В кресле, с обмотанными скотчем руками и ногами, сидел Шурик. Пастух полностью оклемался после дозы снотворного и теперь смотрел на своих пленителей с вызовом, мол, не с тем связались уроды, ещё поплатитесь за мои страдания. Вадик лежал на диване, ему по-прежнему было нехорошо, на лбу блестела испарина. Марина приготовила ему бульон, чтобы силы восстановил, но съел он всего несколько ложек.
Инга села за стол, включила ноутбук. Ярослав прошёлся по комнате, произнёс недовольно:
— Вижу, опять в вас жалость пробудилась. Во всех вас. Думаете небось: как вообще можно отдать этого горемыку, — кивнул на Шурика, — той твари, похожей на зомбака? Верно я говорю? Так ведь и думаете. Боитесь, как бы наш горемыка не сдох ненароком.
— Да, боимся, — ответила за всех Инга, не отрывая взгляда от монитора. — Я лично не хочу становиться убийцей.
Ярослав развёл руками.
— У вас семь пятниц на неделе. Команда называется. Да с таким настроем лучше сразу всё бросить, забыть и про Варвару, и про то, что в городе творится.
До Шурика, похоже, только сейчас дошёл смысл слов «отдать этого горемыку той твари». Про план своих пленителей он, разумеется, ничего не знал.
— В смысле⁈ — его голос сорвался на фальцет. — Вы что, хотите мою жизнь сборщику скормить?
Ярослав подошёл к нему, склонился и выдохнул в лицо: