В субботу папа вернулся домой раньше обычного и тут же «сел» на телефон. Он несколько раз набирал один и тот же номер, потом положил трубку, улыбнулся и щёлкнул меня по носу.
— Ну как, завтра идём?
— Куда? — спросила я с любопытством.
— Будет видно, сейчас потолкуем с Рангелом… Алло, Рангел, ты купил червей? Прекрасно. А я крючков прикупил. И тройников тоже… Что? Не понимаю. Ну ладно. К четырём я вас жду… Привяжем, велика важность.
Папа долго слушал молча, хмыкая себе под нос, потом весело засмеялся.
— Ну и отлично! Приводи его, раз он тоже заболел. Ну давай, ровно в четыре!
Я давно собиралась попросить папу об одном деле, но только сейчас решилась, воспользовавшись его весёлым настроением:
— Папа, купи мне удочку!
Папа посмотрел на меня и задумался, а это явный признак, что мой вопрос он не пропустил мимо ушей.
— Хорошо! — сказал он. — Когда твой день рождения?
— Ты же сам знаешь! Двадцать пятого июля.
— Вот тогда и получишь удочку. Кажется, это будет воскресенье, так что сразу же покатим на рыбалку. Если, конечно, не случится что-нибудь непредвиденное.
Раз папа пообещал, значит, удочка будет. Жаль только, что придётся ждать ещё целых три недели.
В это время подошла мама, сообщила, что готов обед, и послала нас мыть руки. Мы с папой ушли в ванную и долго с удовольствием умывались. Холодная вода вырывалась из крана шумной струёй, и кожа от неё делалась красной. Мы вытерлись толстым мохнатым полотенцем, надели рубашки (у нас с папой одинаковые рубашки, мы в них ходим на рыбалку) и сели обедать.
Самое противное на свете — ложиться после обеда спать. Но папа стоял на своём — если я не буду спать после обеда, он не станет брать меня на рыбалку. Вот и сейчас, я лежу на диване, укрывшись простынёй, а папа сидит в кресле у открытой балконной двери и читает газету. Солнце уже клонится к закату, и я вижу только папин силуэт и тонкие струйки табачного дыма. На кухне мама гремит посудой, но тут тихо. Настолько тихо, что, кажется, тиканье будильника на радиоприёмнике должно быть слышно даже во дворе. Я закрываю глаза, сквозь веки просачивается трепетный розовый свет. Постепенно погружаюсь в дрёму и слышу, как в комнату входит мама.
— Завтра опять поедете рыбачить? — спрашивает она.
— Угу! — мычит папа. Он очень не любит, чтобы его отвлекали, когда он чем-нибудь занят. А чтение газет для него тоже работа, чего мама никак не хочет понять.
— Ты, как видно, забыл, что у тебя есть дом, ребёнок… — переходит в наступление мама.
— Тихо, а то разбудишь! — уклоняется от разговора папа.
— Ты не учитываешь, что и мне иногда хочется куда-нибудь пойти, хотя бы в кино!
— А я тебя не держу! — искренне удивляется папа, в руках у него шуршит газета. Это означает, что он принял вызов.
— И вообще хватит вам шляться! — продолжала мама. — Какая от этого польза!
— Да это же спорт, Роси! — убеждённо заметил папа.
— Тоже мне спорт — торчать весь день на одном месте. Ты бы лучше написал что-нибудь — скоро зима, а ребёнок без пальто.
— Ерунда! До зимы ещё далеко. А рыбалка — это спорт. Посмотри, как девчонка посвежела. По возвращении с рыбалки ест, аж за ушами трещит, и спит хорошо. Щёки стали розовые. Чем ты недовольна?
— Как же ей не есть, когда она наголодается за день! Не плохо бы и мне уделить немного внимания! — обронила мама, и я чувствую, что она вот-вот заплачет.
— Я же тебе предлагал ездить вместе с нами! Зря ты отказываешься!
— Ты что, с ума сошёл! — удивляется мама. — Я брошу дом и потащусь с вами на рыбалку! Это же надо!..
— Делай как знаешь. Восемь месяцев в году можно ловить рыбу. В каждом месяце по четыре выходных дня. Тридцать два дня активного отдыха. Спорта. А ты — дом!
— Да, но если бы я вас не обстирывала по воскресеньям, то вы бы протухли. Ты это учитываешь?
— Для этого есть прачечная! Отнеси — и тебе выстирают. Наконец, я купил тебе стиральную машину…
— Ты бы хоть один раз сам постирал, тогда бы не говорил так больше! — возмутилась мама. — Завтра ты никуда не пойдёшь, поможешь мне убираться. Разве я в состоянии одна выбить ковры? А большая стирка, которую я затеяла ещё вчера, это что, по-твоему, пустяк? А готовка это тоже, по-твоему, пустяк? А на рынок ходить? Ты бы хоть хлеба догадался купить, возвращаясь домой. И это, скажешь, не мужское дело… По-твоему, если ты даёшь деньги, то на этом твои обязанности и кончаются, да?
— Велика важность. Стирка! — самоуверенно сказал папа. — Если иметь навык, за час-другой запросто можно управиться. Вот сейчас примусь за твою стирку и к вечеру я свободен!
— «Свободен»! — презрительно повторила мама. — Тебе бы только играть в кости или в бридж. На другое ты не способен.
Мама хлопнула дверью и ушла в кухню. Я открыла глаза и встретилась взглядом с папой. Он улыбнулся и подмигнул мне, подмигнул так, как только он один умеет — весело и лукаво. Затем прошептал:
— Ани, дружочек мой, пожалуй, не бывать нам завтра на рыбалке!
Я села на диване и тоже заговорила шёпотом:
— Папа! Давай сегодня выбьем ковры, а? Я буду тебе помогать!
Папа поморщился, как будто съел что-то кислое.
— Но к четырём часам придут Рангел с Кузманом. Что мы станем с ними делать?
— Пускай привязывают крючки.
Папа немного подумал.
— Ложись-ка поспи ещё, потом будет видно.
Я снова юркнула под простыню и закрыла глаза.
Меня разбудили голоса в прихожей.
В гостиную вошёл дядя Рангел, и его мощный голос сразу заглушил все другие шумы:
Следом за дядей Рангелом вошёл дядя Кузман. Он, как обычно, был чистенький и подтянутый. Белая офицерская куртка словно только что из-под утюга, погоны сверкают — смотреть больно. Дядя Кузман моряк, но служит в Софии, в каком-то министерстве; когда садятся играть в бридж, он вечно третий, вечно куда-то торопится и вечно боится опоздать.
Я оделась, мама меня причесала, и я вернулась в гостиную. Прежде, когда к нам приходили гости, папа всегда отправлял меня играть в другую комнату. Но с тех пор как мы вместе ездим на рыбалку, я стала равноправным участником рыбацких сборищ. Моё присутствие было даже необходимо — после того как я поймала большущего карася, дядя Рангел считал, что я везучая и что у меня лёгкая рука.
Само собою понятно, разговор уже вертелся вокруг завтрашнего похода.
— Афанасий опять едет с нами. Ему скучно одному! — заявил дядя Рангел. — Я предлагаю поехать завтра на Алдомировское. Только там есть топкие места, так что понадобятся сапоги. Резиновые сапоги.
— Рано нам туда ехать! — сказал папа. — Сперва надо кое-какой инвентарь завести. Роси! Росица!
В дверях показалась мама.
— Что случилось?
— Дай-ка нам по рюмочке сливовой! Да помидорчик!
— Сам с этим справишься! Видишь, я занята! — отчеканила мама. — И потом, я должна сказать Рангелу, что ты завтра никуда не поедешь.
— Вот те на́, почему? — спросил дядя Рангел.
— Потому, что он будет выбивать ковры и дорожки. А потом поможет мне отжать бельё. А то у меня уже дух вон. Так что придётся вам отказаться от ваших планов.
— Подожди, Роси! — начал было папа, но мама его прервала:
— Нечего мне ждать! Стирку я закончила, бельё киснет в мыльной воде. Осталось только выполоскать и отжать. Такие вот дела. Кому надо, пускай себе едет на рыбалку. А тебя, муженёк, завтра ждёт воскресник.
— Трам-трам-трам… — нахмурился папа. — Ты, пожалуйста, не зли меня, а то худо будет!
— Борислав, не горячись! Росица права!
— Что значит права? — вышел из себя папа. — В чём она права? Чем она занимается всю неделю? Я, видишь ли, должен ей в воскресенье стирать да ковры выбивать.
— Ну, сколько у тебя отнимет времени эта стирка?
— У меня такое чувство, будто я всю жизнь занимаюсь стиркой, — язвительно заметил папа. — Работы на полчаса, но ведь это же утром делается.
— Почему утром? — вмешался дядя Кузман. — Отожми его сейчас и развесь на чердаке. У вас есть сушилка?
— Есть.
— Так в чём же дело?
— А половики? — явно расстроился папа.
Все замолчали. Вижу, что пора и мне высказаться. В другом случае я бы и рта не раскрыла, но сейчас решался вопрос, быть или не быть завтрашней рыбалке. Поэтому я решила внести предложение:
— А почему бы нам сейчас их не выбить?
Мужчины переглянулись, и папа строго одёрнул меня:
— Ты лучше помолчи. И вообще иди-ка ты поиграй немного.
Нахмурившись, я тут же пошла к выходу, но дядя Кузман меня остановил.
— Постой, Ани, постой, моя девочка. Слушай, Борислав, а ведь она дело говорит! Мы мужчины или кто? Если приналечь, нам и полчаса не потребуется, за пятнадцать минут управимся!
— Кому как, а мне это занятие не по душе! — сказал дядя Рангел. — Отродясь ничего такого не делал.
— Попробовать никогда не поздно! — убедительно заметил дядя Кузман. — К тому же орудовать палкой дело нехитрое. Или у тебя силёнок мало?
— У кого? У меня силёнок мало? — возмутился дядя Рангел. — Да я одной рукой телёнка убиваю! — При этих словах он сжал правую руку в кулак.
— То-то кругом валяется столько убитых телят, выходит, это твоя работа! — съязвил дядя Кузман.
Явно задетый за живое, дядя Рангел только рот раскрыл.
— Борислав, мы с тобой займёмся стиркой. А Рангел, поскольку он у нас самый сильный, вытащит на улицу дорожки и ковёр, выбьет их и принесёт обратно. Контроль за качеством возлагается на Ани. Да смотри, Рангел, не вздумай ловчить! Колоти до тех пор, пока палка в щепки не разлетится.
Дядя Кузман снял куртку и рубашку.
Папа всё ещё колебался, а вконец ошарашенный дядя Рангел только спросил:
— Ани, у вас камышовка или палка?
— Камышовка! — сказала я и улыбнулась.
Итак, мы всем скопом ввалились в кухню. Мама резала лук, и по её лицу в три ручья текли слёзы. Подняв покрасневшие глаза, она так и ахнула от изумления.
Мы все были в майках. Папа и дядя Кузман подвязали передники, а дядя Рангел выгибал в своих мощных руках камышовку и сердито бормотал:
— Надо же такое сморозить. Я телёнка убиваю…
— Что вы собрались делать? — воскликнула мама.
— Двое стирать, а один выбивать, — бросил папа. — Давай таз!
Мама уронила на пол головку лука и всплеснула руками.
— Так ведь это же надо делать завтра, Борис!
— Никаких завтра! — отрезал папа. — Ты мне сегодня все уши прожужжала. Сейчас ты увидишь, как это делается. Чтобы потом не воображала!..
— Матушка родная! — запричитала мама. — Мужское ли это дело, Борис! Да и время уже позднее!
— Хватит! — огрызнулся папа. — Командуй, пока мы не раздумали!
Мама торопливо вытерла руки о передник и шагнула к двери.
— В таком случае идите сюда! Вот вам таз. Бельё полоскать до тех пор, пока вода не станет прозрачной. Потом его надо отжать и развесить наверху в сушилке.
— А где дорожки? — поинтересовался дядя Рангел. — Это по моей части.
Когда мы принялись за дело, было пять часов вечера. Скоро в ванной зашумела вода, а со двора глухо послышалась артиллерийская канонада. Там дядя Рангел, который, как я уже говорила, был когда-то артиллеристом, «обрабатывал» большой ковёр из гостиной.
Я бегала вверх-вниз по лестнице, а мама, судя по всему, вконец растерялась. Она попробовала сунуться в ванную, но оттуда её прогнали, чтобы не разносила воду по дому. А вода шумела, как Боя́нский водопад. Я даже стала опасаться, что они зальют весь дом.
Мало-помалу работа всех увлекла. Я смахнула пыль с мебели, вытерла тарелки, а мама на скорую руку вымыла окна в гостиной, воспользовавшись разгромом, как она выразилась.
Папа и дядя Кузман вышли из ванной примерно через час. Оба были мокрые от пота, но весёлые.
— Порядок! — победоносно бросил папа. — Роси! Дай ключи от чердака.
Мама вынесла ключи в прихожую и крикнула им вслед:
— Да не забудьте верёвку протереть! А то заново стирать придётся!
— Велика важность! — сказал папа в ответ и хлопнул дверью.
Вскоре раздался звонок в дверь. Мама открыла и попятилась от неожиданности — перед нею стоял дядя Рангел, держа на плечах целую гору ковров и дорожек.
— Где те слабаки? — весело бросил он. — Управились они со стиркой?
— Управились, — ответила мама. — Тащи вот сюда. А теперь надо разостлать всё это.
Подробностей рассказывать не стану. В половине девятого все мы уже сидели в гостиной за столом. Взрослые пили кофе, а мне налили малинового сиропу, того, что бабушка принесла третьего дня.
— Итак, завтра в пять! — сказал дядя Рангел.
— Решено! — ответил папа и перевёл взгляд на маму.
Мама только усмехнулась и пожала плечами.