Утром рано мы с папой спустились вниз и стали ждать дядю Кузмана. Скоро из-за угла вывернулся его зелёный «Москвич», и мы поехали. В машине уже сидели дядя Кузман с Афанасием. Дядя Рангел жевал милинку[1] и отломил мне большой кусок. Афанасий дремал на заднем сиденье.
Машина мчалась по пустынным улицам, и мы немножко гордились, глядя, как другие рыбаки брели пешком по серой мостовой.
Скоро мы выкатили из города на Орхани́йское шоссе. В стороне остался аэропорт. Миновав развилку на Челопечене, машина устремилась в сторону Варны.
— Нынче должен быть славный денёк! — сказал дядя Рангел, проглотив остаток завтрака.
— Как бы дождя не было. Видишь, какие тучи собрались над горами, — возразил папа.
— Спрячемся в машине, нам бояться нечего, — успокоил нас дядя Кузман.
— Перед дождём рыба лихо клюёт. С добрым утром, Ани! — проснулся Афанасий.
— Здорово! — ответила я.
— Смотрю и удивляюсь, до чего вы чудной народ. Носит вас нелёгкая повсюду, только зря время теряете! — сказал дядя Кузман, зорко глядя вперёд.
— Хотел бы я услышать, как ты запоёшь, когда мы здоровенных карпов начнём таскать, — с чувством превосходства возразил дядя Рангел. — Ну-ка, Ани, расскажи ему, какого мы карпа давеча подцепили!
— Ты про того, что мы упустили?
Все весело засмеялись, а дядя Рангел посмотрел на меня с упрёком.
— Рыбаку не грех и приврать!
— Могли бы сейчас преспокойно отдыхать дома, потягивать кофе, играть в картишки… Эх-хе-хе! Вот так бы весь день-денёчек и просидел за игрой! — мечтательно рассуждал дядя Кузман.
— А мы поиграем! — сказал дядя Рангел. — Наловим рыбы, приедем к нам — и пожалуйста.
— Нет, лучше у нас соберёмся, — предложил папа. — Росица дома, нажарит рыбы.
— Да, но Росица не знает, как её готовят в томатном соусе! — возразил дядя Рангел.
— Так же, как кашу с рыбой! — съязвил папа.
Дядя Рангел смолчал.
— Сейчас вон на той развилке поворачивай вправо! — скомандовал Афанасий.
Машина съехала с асфальта и затряслась по чёрному просёлку.
— Здесь только на быках ездить! — посетовал дядя Кузман.
— Если хочешь добыть рыбы не сходя с асфальта, ступай в магазин! — лениво заявил Афанасий и снова откинулся на спинку. — Вон за теми постройками есть озерки. Там под вербами остановишься.
Наконец мы приехали. Озерки как озерки. Мы осмотрелись, выбрали удобное местечко и принялись за дело. Дядя Кузман остался у машины.
Не успели мы закинуть удочки, как он приплёлся к нам. Дядя Кузман вырядился в белые брюки, в голубую трикотажную рубашку и в лёгкие блестящие сандалии.
— Фу, как здесь сыро! — с досадой заметил он.
— А как же иначе! — наставнически возразил дядя Рангел. — Нечего было наряжаться как в театр.
— А мне Афанасий говорил, будто на берегу сухо.
— Что же, по-твоему, это мокро? — искренне удивился Афанасий.
Берег и в самом деле был сухой. Но на траве ещё сверкали капельки росы, и если сравнить с другими местами, где мы бывали, здесь было ужасно красиво. Трава, вербы и лесок славный поблизости.
Наступило молчание. Поплавки покоились на гладкой воде, в которой отражались ползущие с гор тяжёлые тучи. Стало зябко и неприятно.
— Дай-ка и я подержусь за удочку! — обратился дядя Кузман к Афанасию.
— Погоди минутку! — ответил Афанасий.
В это время его поплавок подозрительно заметался.
Подождав немного, дядя Кузман начал приставать к дяде Рангелу:
— Дашь мне попробовать?
— Сперва я должен увидеть, какой нынче клёв. Это не так уж интересно! — внушал дядя Рангел, не отводя глаз от поплавка.
Сжалившись над дядей Кузманом, папа подозвал его к себе.
— Возьми мою удочку!
Они присели на корточки у самой воды.
Вскоре поплавок дрогнул и заскользил по водной глади.
— Дёргай! — скомандовал папа.
Дядя Кузман изо всех сил рванул удочку вверх.
— Не так! — расстроился папа. — Рыба требует деликатного обращения. Надо дёргать плавно и резко.
— Не понимаю! Что-нибудь одно: или плавно, или резко.
— Потом поймёшь!
Они снова замолчали. Через минуту опять вытащили удочку из воды.
— Сожрала червя! — установил папа. — Наживляй заново.
Дядя Кузман брезгливо взял червяка и стал неловко насаживать его на крючок.
— Фу, как он извивается! — возмущался дядя Кузман.
— И ты бы извивался, окажись на его месте, — деловито заметил папа.
— Держи его покрепче!
Покончив с нелёгким делом, дядя Кузман вытер пальцы о белые штаны, оставив на них бурые пятна.
Прошло часа два. За это время мы поймали трёх карасей и ещё не оперившегося карпика. Теперь Кузман относился к червям уже не так брезгливо, как вначале, но, когда увидел свои брюки, пришёл в ужас. С обеих сторон они были в жутких пятнах, а сзади на них отпечатался мокрый круг с грязными разводами — дядя Кузман, сам того не замечая, сел на влажную траву.
— Пустое дело! — вздохнул дядя Рангел. — Из-за Кузмана мы очутились на этом болоте. Ведь собирались ехать на Челопечене. Только Афанасий мог такое придумать.
— А говорили, что тут рыбы невпроворот! — виновато бормотал Афанасий.
Между тем упали первые капли дождя. Не успели мы опомниться, дождь полил как из ведра.
— Спасайся, братцы! — закричал дядя Рангел и, положив удочку на колышек, бросился к стоявшему вблизи навесу.
Мы с папой кинулись следом за ним. Позади неуклюже сигал на длинных ногах Афанасий. Раньше всех достиг укрытия дядя Кузман. Но хотя он мчался как настоящий спортсмен, его голубая рубашка успела потемнеть от дождя.
Под навесом стоял трактор и грузовик. Какой-то человек в синем комбинезоне лежал под грузовиком, и нам видны были только его ноги, обутые в пыльные чёрные полуботинки.
Мы вытерли мокрые лица, папа накинул мне на плечи свой свитер. У всех было весёлое настроение, и Афанасий убеждённо заметил:
— Сейчас, после дождя, начнётся такой клёв, закачаешься!
Никто на его слова не обратил внимания, только папа пробубнил себе под нос:
— Сперва надо дождаться погоды. Вон как обложило со всех сторон.
В это время из-под грузовика вылез молодой человек с недовольным лицом, чёрным от машинного масла.
— Что с ним такое? — спросил дядя Кузман.
— Леший его знает! — прохрипел парень в синем комбинезоне. — Со вчерашнего дня ковыряюсь, и никакого толку. Не заводится, и всё тут.
— Дай-ка я посмотрю! — сказал дядя Кузман и залез под машину. Рядом с ним пристроился шофёр.
Некоторое время спустя подал голос дядя Кузман:
— Рангел, ну-ка включи зажигание!
Дядя Рангел полез в кабину.
— Включи зажигание! — кричал снизу дядя Кузман.
— Включил!
Дядя Кузман вылез из-под машины и авторитетно заявил:
— Где-то закорачивает. Давай, Рангел, помогай.
Вскоре брезент был усыпан гайками, болтами, ключами, отвёртками. Афанасий промывал в бензине детали, папа копался под машиной, а дядя Кузман, молодой шофёр и дядя Рангел хлопотали у двигателя.
Настало время обеда.
Дождь уже перестал, и мы расположились под открытым небом. Достали всё, что принесли с собой. Поев, снова занялись грузовиком. Дядя Кузман подогнал к навесу свой «Москвич» и достал из багажника инструмент. О рыбалке все забыли.
К четырём часам удалось пустить двигатель. Дядя Рангел с торжественным видом выгнал грузовик на поляну и сделал на нём широкий круг.
— Что-то стучит! — сказал он.
Все опять склонились над мотором.
Когда солнце стало садиться, за руль сел дядя Рангел. Мы все забрались в кузов, и машина сделала ещё несколько кругов. Затем её опробовал папа, и наконец в кабину сел шофёр. Грузовик описывал дуги, рычал, пускал облака дыма.
После всех испытаний дядя Кузман загнал его задним ходом под навес и, протирая концами масляные руки, с удовлетворением произнёс:
— Заработал-таки. Фурычит!
— Ещё бы, как ему не фурычить! — весело вставил дядя Рангел.
— Эй, а наши удочки! — спохватился Афанасий.
Мы все побежали к берегу. Удочки лежали на колышках, черви расползлись в разные стороны.
— Вся наша рыбалка пошла прахом! — вздохнул Афанасий.
— Почему же? — удивился дядя Кузман. — Пособили человеку. Иначе кто знает, сколько бы ему ещё пришлось маяться.
— Верно! — согласился папа.
— На рыбалку мы и в другой раз можем поехать. А чинить грузовик не всякий день случается! — заключил дядя Рангел.
После этого мы погрузились в машину и сами не заметили, как очутились в Софии. До позднего вечера гостили у дяди Кузмана. Взрослые играли в бридж, а я в этот раз просмотрела всю телевизионную программу. Когда мы вернулись домой, папа отдал трёх карасей и неоперившегося карпика нашему мурлыке.
Мили́нка — вид слоёного пирога.