АСЯ
Первое, что вижу, когда открываю входную дверь — гигантскую мягкую игрушку. Большущие черные глаза рыжей белки, прижимающей к себе нелепое красное сердце, точно так же напичканное поролоном, чуть не довели меня до инфаркта.
Что за шутки?!
Не успев додумать мысль о том, кто подослал это плюшевое чудо метра два в высоту, заметила между сердцем и белкой небольшую открытку.
«Не уезжай»
Мне потребовалась доля секунды, чтобы узнать почерк.
Некрасов. Его рук белка.
Блондин, как и в прошлое утро, ждал меня в машине, припарковавшись у подъезда.
— Заберите вашу белку, Борис Дмитриевич! — сходу налетела на него.
— С радостью. Запрыгивай, и я заберу тебя, куда скажешь.
— Я не… Господи! Да я не о себе! — по-дурацки притопнула каблуком, сердито уставившись на забавлявшегося Некрасова. — Я про другую белку…
— А-а-а. Не понравилась?
Белка милая, хоть и до ужаса огромная. Единственную мягкую игрушку, которую я когда-либо получала в подарок, была от бывшего жениха. Чип и Дейл, держащиеся за руки. После расставания с Курковым я благополучно избавилась от ни в чем неповинных бурундучков, чтобы не искушать себя слезными воспоминаниями о былых днях наших отношений.
— Что мне с ней делать? — устало вздохнула, опустив плечи.
— Засыпать в обнимку, думая обо мне, — флиртующим голосом предложил альтернативу Барс.
Я поджала губы.
— Нет, спасибо.
— Ауч, белочка.
— Сколько можно повторять: не называйте меня так!
Некрасов похлопал по пассажирскому креслу.
— Садись в машину. Мы опаздываем.
Просто глубоко вдохни, Ася.
Нужно лишь дождаться окончания сегодняшнего дня. Чемоданы почти собраны. Осталось сделать пару завершающих штрихов и завтра выдвигаться в аэропорт.
К морю, солнышку, нежному песочку…
К десяти я получила денежный перевод. Облизнулась на высветившуюся сумму увольнительных с обещанной дополнительной премией от Багирова и мысленно станцевала ламбаду. Материальное вознаграждение за уничтоженные нервные клетки открыло во мне второе дыхание, поэтому я с невиданной энергичностью продолжила разгребать дела адвокатов.
Последний рывок, так сказать.
Похоже, на нашем этаже только я пребывала в прекрасном расположении духа. Эмиль за весь день ни разу не высунулся из своего кабинета. Все указания диктовал по телефону. А на мой вопрос о Кире коротко и ясно ответил: «Разрулил». В подробности вдаваться не стал, красноречиво подчеркнув, что это: «Больше не твое е*аное дело, Малиновская».
Старый-добрый Багиров вернулся.
Зимин вновь отсутствовал. Некрасов проболтался, что Демьян вознамерился забрать Белову из больницы и уехать с ней в теплые края. Куда именно — не уточнил, поскольку сам не знал.
Ну и Борис Дмитриевич вел себя нервно. Измучил меня просьбами заварить ему то чай, то кофе, то все в раз; капризничал и заставлял переделывать. Его психи на ровном месте я обходила стороной и игнорировала. Считала часы до окончания рабочего дня и тешилась грезами о вкуснющей пицце, которую закажу, чтобы отметить окончательно-бесповоротное увольнение из бюро.
Такие у меня были планы на этот вечер.
Однако Некрасов вероломно вклинился перед пунктом, где я на радостях спешу домой и объедаюсь калорийной пищей.
Выругавшись на его сотое требование сиюминутно явиться в кабинет, я бросила печальный взгляд на нижний правый угол монитора.
Какого черта…
Ну какого, позвольте спросить, черта я просиживала задницу в этом гадюшнике, когда уже должна была крючиться на кухне от переедания?!
Некрасов настоял на том, чтобы я задержалась вместе с ним. Он колдовал в своем кабинете над каким-то невероятно важным и срочным договором. Сказал какую-то чушь про то, что мое присутствие необходимо ему для моральной поддержки, потому что он не хотел чувствовать себя одиноким. И хорошо, что мы были на расстоянии, когда он пожаловался мне об этом. Я бы забросала Некрасова всеми его чайными сервизами.
Не выдержала и громко хлопнула дверью, переступив порог его логова. В конце концов, я не собираюсь торчать здесь до ночи!
Открыла рот и напрягла голосовые связки, чтобы так и рявкнуть Некрасову, а после красиво уйти, наконец.
Но за письменным столом его не обнаружила. У моноблока apple были разложены документы и скомканная упаковочная бумага из Макдональдса.
Помнится, кто-то кичился тем, что не питается сомнительным фастфудом…
Неужели ушел и даже словечком не обмолвился?
— Вот сукин сы…
Не успела прошипеть фразу целиком. Резко обернулась на звук захлопывающейся двери.
— Ты… — икнула от шока, вытаращившись во все глаза на Некрасова.
Блондинистый, крепко сложенный мужчина выплыл из угла кабинета и в пугающем молчании двинулся на меня.
Он загонял меня в ловушку и довольно скалился этому. Вышагивал плавно и грациозно, как хищник, собравшийся с секунды на секунду броситься на жертву, вонзить в плоть смертоносные когти. Расстегнул пуговицу на воротнике рубашки и провел кончиком языка по верхней губе, обнажив ряд ровных отбеленных зубов. Наслаждался смехотворным зрелищем того, как я в панике мотала головой в поисках пути для того, чтобы безопасно ретироваться.
Но Некрасов преграждал своим могучим телом единственный выход отсюда… Не считая панорамных окон.
— Борис Дмитриевич… что происходит? — возмущение и тревога сжали в тисках мои голосовые связки; я лишь изобразила жалкое и сипловатое подобие требовательного тона.
Наткнулась задницей на письменный стол и боязливо сглотнула. Потому что Некрасов не останавливался. Безжалостно уничтожал расстояние между нами и заполнял собой все больше окружающего пространства.
Светловолосый негодяй не успокоился пока, в конце концов, не вдавил меня в край стола своим торсом. И словечка пискнуть не успела: Некрасов накрыл ладонями мои бедра и приподнял, усаживая на гладкую прохладную поверхность.
— Белочка, — прорычал мне в губы, стукнувшись лбом о мой лоб.
Я немедленно выставила перед собой руки, чтобы отпихнуть упертого засранца. Но Барс перехватил мои запястья прежде, чем я толкнула его в грудь.
Разве руки и завел мне за спину. Рывком притянул к себе и укусил за нижнюю губу.
— Я играл по твоим правилам. Был хорошим мальчиком. Надоело. Теперь играем по-моему, — лизнул мочку и нежно всосал ее. — А это значит, никаких правил.
— Отпусти меня! — задергалась, очутившись в плотном кольце жилистых рук адвоката. — Отпусти, говорю! Некрасов!
Гад откровенно смеялся над моими тщетными попытками обрести свободу от его настырности.
— Никуда не отпущу, Асенька, — теснее сдавил в своем плену. Принялся покрывать отрывистыми напористыми поцелуями мои скулы и шею. — И не мечтай.
— Пожалуйста, помогите! Кто-нибудь! — заголосила, не прекращая борьбу.
— Напрашиваешься, чтобы заткнул тебя?
— Я не…
И он заткнул.
Впившись в мои губы с жадностью, с неистовством, с грудным рыком. Протолкнулся языком и отполировал мой рот с безудержностью, словно съесть хотел. Это безумство нельзя назвать поцелуем…
Я застонала от болезненного ощущения в искусанных, истерзанных губах, но Некрасов не правильно истолковал мой протяжный тоненький скулеж. Подумал, что я сексуально завелась, что его беспардонные ласки раскалили меня до предела.
Нет. Я пылала. От злости.
И поэтому немедленно залепила Барсу пощечину, как только он ослабил хватку.
— Ты мне противен! — прокричала ему в лицо и пихнула в предплечья.
Однако Некрасов не сдвинулся ни на сантиметр. Стоял, мрачнее грозовой тучи, и потирал покрасневшую от удара скулу.
— Сколько еще раз я должна это повторить?! — меня затрясло от беспомощного гнева. — Думаешь, насильными поцелуями что-то исправишь?! — снова ударила его кулаком по плечу. — Нет! Просто оставь меня в покое, Борис! Пожалуйста! Умоляю!
— Да я ж подохну без тебя! — взревел и стиснул мое лицо в больших ладонях.
Приблизил к себе так близко, стало нечем дышать. Выжег отчаявшимся взглядом дыру в душу, громко и тяжело вдыхая.
— Я… так напуган, — внезапно его голос надломился, — тем, что чувствую к тебе, Ася. Это жрет меня изнутри, — шипел сквозь стиснутые зубы, исказив лицо в гримасе, словно мучился от адской боли. — Я был бы счастлив вырезать эту любовь к тебе к хренам собачьим! Но не могу. Не получается.
— Это не любовь, — я заплакала, затрясла головой, отрицая его слова. — Ты… выдумал ее. Ты не любишь меня.
— Ася…
— Ты путаешь любовь с жаждой заполучить меня, — скинула его руки со своего лица. — И места себе не находишь, потому что я не поддаюсь, что бы ты ни предпринял.
— Ася, — с нажимом повторил мое имя, играя желваками.
Я смахнула влагу со щек и устремила на Барса непримиримый взор.
— Прекрати уже. Ты ничего таким поведением не добьешься.
— Тогда скажи, что мне делать?! — с остервенелостью вскинул руками, шагнув назад.
— Ничего. Ничего не делай. Отпусти меня.
Некрасов схватился за переносицу, сдавил ее пальцами. Принялся расхаживать из стороны в сторону взвинченной походкой.
Я осторожно попятилась к выходу из кабинета, надеясь, что Борис больше не попытается этому воспрепятствовать.
— Из нас двоих лжешь себе только ты, Малиновская, — вдруг швырнул в меня заявление и приправил ядовитое «блюдо» желчной усмешкой. — Возомнила, будто разбираешься в том, что я чувствую? — он ткнул в меня указательным пальцем. — Не тебе решать, люблю я или нет. Ты так завралась, что теперь во всем видишь обман. В этом твоя проблема.
Он махнул рукой на дверь.
— Уходи. Уезжай. В Якутск, или еще куда. Пожалуйста! — нацепил на злое лицо саркастичную улыбку и в издевательской манере поклонился. — Более не смею вас задерживать, Арсения.
Сдерживая слезы, я пулей помчалась вон.
Добежала до секретарского кабинета, чтобы забрать сумку и телефон. Не оборачиваясь, оставила прощальное обращение охранника в вестибюле здания без ответа.
Приложила ладонь к часто вздымающейся груди, желая унять свое дурацкое сердце, каждый удар которого отдавался острой болью. Соленая влага застелила пеленой глаза, и я чудом спустилась по гранитной лестнице, избежав травмоопасного падения.
Да еще как назло разыгралась непогода. Несколько секунд — и я вымокла до нитки под вечерним и ужасно холодным ливнем.
Не выдержала. Оглянулась через плечо. Возвела воспаленный взор безошибочно к окнам кабинета Некрасова.
Он наблюдал за мной, но резко отвернулся, заметив, что я застала его врасплох.
Вот и все.
Я больше не вернусь в это место.
К этому человеку.