Узкие коридоры заставляли нас сжимать плечи. От страха застрять кто-то из отряда даже вскрикивал, и само собой его никто не осудил. Я удивился, как массивный Просветитель, выше любого из нас как минимум на голову, с лёгкостью пробирался не медленнее остальных. Да, он пыхтел, но особых трудностей не испытывал. Я же в свою очередь старался вообще ни о чём не думать. Мысли о множественных смертях молодых ребят выбивали почву из-под подошв, и даже дышать не хочется, тем более если каждый вдох даётся труднее предыдущего. Я про себя поблагодарил Троебожие, что приступы кашля не застали меня в узком желобе, и моё тело не стало той пробкой, которая застопорила бы ход всего батальона.
По ощущениям, мы метров двести вот так пробирались, скобля костюмом о каменные стены. Затем очередное поле кладки встретило нас тёплым свечением посреди непроглядной тьмы. Мы уже достаточно глубоко, чтоб и давление испытывать, а от этого ещё и фонарики барахлят. От неровных вспышек мы постоянно напрягали глаза, чтоб не сходить с ума от нескончаемого дребезжания слабых лучей света.
Самок поблизости не обнаружено, сигнатуры молчат. Яйца Анухе чуть вибрируют. Если оставить их в нетронутом виде, то через несколько дней из них вылупятся личинки. Они пожирают друг друга, по итогу остаются самые сильные гусеницы. Природа одарила их особой жестокостью, а с недавнего времени наградила ещё и бесконечной физической силой. Голыми руками такую не побороть, как возможно было раньше. Человек измельчал, что физически, что духовно.
— Два хода уже зачищены, — Жол обращался к нам шёпотом. Утратив голос, он не добавлял громкости больше, чем того требовала ситуация. Да и эхо командующему помогало, возвращая его слова обратно с чуть увеличенной мощью, — нам приказано проследовать по третьему и зачистить пустоты. Сканировщики отследили сигнатуры. Они разрежены, но точек много. Так что готовьтесь.
Я машинально кивнул, уже сделал шаг по заданному маршруту, как знакомый тембр прозвучал более рьяно, чем до этого.
— Я кладку не оставлю.
Габ говорил спокойно, однако жёсткость позади его слов вызывала мурашки. На него обернулся практически весь батальон. Его же личный отряд сгруппировался за его спиной, решивший остаться при своём ефрейторе. Старые структуры дали трещины, акценты авторитетов сместились. Это понимали все, одному Жолу это давалось труднее остальных. Он рвался пополам между приказами Совета и отбившимся от рук рядовым.
— Габ! Мы потратим время зазря. Главное сейчас, это уничтожить Матку. Потом все ходы завалят бомбардировкой с воздуха. Мы не оставляем врага, мы рассчитываем приоритеты!
Жол взывал к человечности и простому пониманию. Впервые за всё время, что я с ним знаком. Не зная иного выхода, он общался с подчинённым как с равным. Нашивки разные, остальное же не имеет отличий. Все мы здесь в одинаковом положении.
— Они найдут выход, они смогут выжить. Вырастут, и появится новая Матка.
Несколько одобрительных возгласов донеслись из-за спины Габа. Отряд молодых ребят единодушно встал на сторону своего нового командующего. Уверен, ещё во время обучения он зарекомендовал себя как лидер и образовал вокруг своей персоны небольшой культ силы и правды. Даже если эта правда могла разниться с общепринятой. Я же духовно был на стороне Габа, а вот тело моё вплоть до кончиков седеющих волос принадлежало Совету и Троебожию. Я сделал шаг подальше во тьму, лишь бы меня никто не видел и не слышал. Не хочу принимать участие в конфликте.
— Габ, прошу тебя, успокойся. Дыши ровно.
— А я и так не волнуюсь, — Габ поднял автомат и показательно навёл дуло в сторону кладки, при этом глядя Жолу ровно в глаза. — Да и с дыханием у меня всё в порядке, только воздух воняет гусеницами.
За ним повторил отряд, настроенный крайне враждебно по отношению к другой части батальона. Картинка складывалась, и как наставник я сильно просчитался. Не заметил, как у меня под боком воспитались юноши, пропитанные насквозь ненавистью к насекомым, готовые убивать каждую Анухе, что встретят. Они не желают войны, они являются неотъемлемой её частью — фанатики убийства, опасные детали механизма. Неуправляемые, неподдающиеся контролю.
Жол с огромным сожалением выдохнул, не добившийся понимания со стороны Габа. Наш общий главнокомандующий с выражением грузной скорби на лице обернулся к нам — тем, кто ещё был верен ему и принципам Троебожия. Он искал в нас поддержку, и он её получал. Жаль, что этого оказалось недостаточно, чтоб сохранить при себе всех без остатка.
— Нис?
— Да?
Я оставался в тени, сам отлично всё видел, и поэтому машинально отозвался на своё имя. Предвкушение беды застряло в горле, горечь ударилась в стены уставшего желудка.
— Застрели его.
Я точно всё расслышал, и я поверил в настрой Жола, но рука не поднялась. Не сразу, по крайней мере. Приказ услышал и Габ. Дуло его автомата отвлеклось от кладки, обратилось к нам. За ним повторил его отряд. Если начнётся перестрелка, то две трети батальона точно уничтожат оставшуюся треть, тем не менее даже одна смерть рядового не стоит и десятка кладок, из-за которых вырос этот конфликт. Он зрел во мне, рос, как яйцо гусеницы. Ещё с тех самых пор, как сам предал армию и поступил, как того потребовала моя воля. В этот же раз я не ощутил в себе сил присоединиться к тем, кто был на той же стороне правды, что и я. Моя рука поднялась, в ней ПП, заряд набран, заставляя оружие вибрировать в пальцах. И соблазн выпустить энергию с каждой секундой только возрастает.
— Мы уйдём зачищать другие полости! — Габ искал компромисс, на который совершенно не хотел идти Жол. Его непоколебимость пускала холодок по коже каждого, кто находился рядом с ним. Стеклянный взгляд юноши совершенно спрятал душу, снаружи осталась лишь обычная мясная оболочка, которая сделает всё, что написано на её НОТ-СОУ-СМАРТ.
— Я не могу вас отпустить.
Теперь Жол был спокоен. Численное превосходство на его стороне. Два ефрейтора сохранили верность, за ними и отряды, пусть и колеблющиеся. Габ же выходил из себя. Ребячья истерика захватывала молодое тело, руки парня тряслись, неготовые стрелять по своим.
— Мы уходим!
Габ не дождался согласия со стороны командующего. Вместо этого он принялся со своим отрядом отползать к другому концу полости, целясь в каждого из нас по очереди. Мне тоже достался момент, когда я мелькнул в чужом перекрестье. Отвратительное чувство, и захотелось всё-таки спустить курок, но я сдержался. А Просветитель в этом не участвовал. Он молча наблюдал и слушал, не более. Ни единого слова не прозвучало от представителя культа, и я про себя решил, что на то воля Троебожия. Всё идёт по плану, вот только его трактовка недоступна для обычных людей.
Отряд удалился, свет их фонариков померк. Жол не простил и не простит предательства, буря эмоций уничтожила его изнутри. В его движениях не прослеживалась истерика, поэтому я не сразу среагировал. Он поднял руку и прицелился. Тут я стал тем, кого мне же не хватило много лет назад. Я остановил одного рядового, чтоб тот не убил другого. Жол уставился на меня, принялся в гневе жевать свои губы, не зная, как ко мне обратиться. Субординация стёрлась, лишь уважение болтается где-то в глубине формулировок. И вроде бы все обо всём догадывались, но раскол по итогу произошёл. Это не чья-то личная вина, это промах устаревшей системы. Винить друг друга в такой ситуации не хочу. Поэтому я нежно отпустил руку Жола, до этого сжимая её слишком сильно. Костюм даже заскрипел от хватки, как и зубы моего командующего.
— Пусть уходят. — Я убеждал и себя, и Жола, что ничего ужасного не произошло, хотя итог маячил на горизонте мерзким содержанием.
— Мы оставляем позади врага. Именно это Габ и сказал! Теперь мы оставляем врага за своей спиной!
Жол дёрнулся, оттолкнул меня, больно ударив в грудь. Я чуть не потерял равновесие на склизком камне, меня удержал Оре. Рэф подскочил к Жолу, и клянусь — у ефрейтора на лице промелькнула самодовольная улыбка. Как же хочется это списать на воображение или игру слабого света и всепоглощающей тени, а иного варианта нет и быть не может — Рэф испытывает радость, ведь конкурентный ефрейтор был с позором изгнан. Его капитуляция освобождает место правой руки для Рэфа, неспособного тягаться с Габом в авторитете и физической силе.
Началась война внутри коллектива, и вымотанный Жол не видел, к чему всё идёт. Рэфу не нужна была власть. Как и раньше, ему лишь необходим покровитель, у которого нет личных врагов. За нашивки, за медали, за своё имя в книгах Рэф всегда будет держаться поближе к ноге командования в ожидании, когда та топнет и выдаст новый приказ. Я будто пригрел личинку гусеницы у себя на груди, но сделать сейчас с этим ничего не смогу. Жол увидел в Рэфе своего ближайшего соратника. Тот не ослушивался приказов, тот правильно реагировал на опасные ситуации, тот не хватал своего главнокомандующего в момент выстрела. Решения Жола непоколебимы, и один Рэф использовал это для укрепления своих позиций в батальоне, а его отряд последует за ним, так же желающий отличиться перед Советом.
Оре вопросительно глядел на меня, а сказать ему нечего. Он всё понимает, и понимает правильно, ему попросту нужно подтверждение шатких выводов. Я похлопал его по плечу и мотнул головой в сторону Жола. Дорога потребовала, чтоб мы продолжили путь. Потери в боевой мощи заставляли думать о провале. Всё вышло слишком внезапно и со слишком большим уроном для успеха в операции зачистки. Потеря такого стрелка, как Габ, точно скажется на существовании батальона, а каким образом и когда — только предстоит узнать. Я же ощущал ноющую слабость в груди. Кашля подозрительно долго не было, его место словно заняло что-то другое. Я готов молиться Троебожию, лишь бы нам хоть немного повезло, и череда неудач прекратила своё течение. Думать больно — всего десять минут, и нас покинула физическая сила в лице целого отряда и авторитетного воина. Отличного солдата, настоящего патриота. Жаль, что рассудок его покинул раньше запланированного. Это как удар между ног, от которого потом ещё и в животе больно долгое время, и ты боишься каждого лишнего движения со стороны. Я больше не хочу никого терять. Ни в стычке с гусеницами, ни в противостоянии двух разных правд.
— Сигнатура Анухе! — в голос Жола вернулась громкость. Это удивило даже его самого. Командующий обернулся к нам всем, встретив плотный поток света нескольких десятков фонариков, от чего зажмурился, продолжая формулировать в голове приказы. — Впереди ещё одна полость. Она меньше по размеру. Занимаем её и отбиваемся. За мной!
Жол повёл нас дальше, во тьму, в смерть. Ничего не оставалось делать, как побежать за ним. Уставшие, хрипящие при беге, мы старались успеть сделать всё, что от нас требовалось. Через очередную каменную кишку мы и правда выбрались в пещеру, только она намного меньше, чем представлялось ранее. Головами почти упёрлись в потолок, прижались к друг другу, выстроив несколько рядов. Спины пригнули, подтянулись ближе к глухой стене. Тут и там скрежет, это гусеницы роют новые ходы. Они ищут нас, они жаждут отомстить, а мы ждём, боясь сделать лишний вдох.
Одна из гусениц прорвалась, но молниеносной стрельбы нам провести не позволили. Огромное желтоватое тельце высунуло голову в пещеру и принялось оглядываться по сторонам. Гусеница нюхала, щёлкала мандибулами и тёрла одну лапку о другую. Эти конечности болтались у самой пасти, она исходила слюной. Та капала на землю, пуская к потолку едкий пар. Он копился в облако, постепенно заполняя пространство. А Жол чего-то ждал. Его рука как обычно в воздухе, не двигается. Несколько десятков глаз больше следят за ладонью главнокомандующего, нежели за плотоядным насекомым.
Тут Анухе и нашла нас. Никто не поверил, что встреча всё-таки произошла. Множество маленьких глаз гусеницы несколько секунд с голодом изучали нас, отправляя сигналы в насекомий мозг. И тут жвала Анухе заработали в полную силу.
— Огонь!
Первые ряды пустили залпы. Вокруг сразу стало нечем дышать, слишком уж тут тесно. Тем не менее гусеница подохла, не успевшая и сантиметра преодолеть, чтоб до нас достать. Возгласы расслабления были преждевременными, а я абсолютно понимал их природу. Вот только если мы не сменим дислокацию, другая такая же гусеница откусит нам лица, не растрачивая время на обоюдную стрельбу взглядами.
— Жол! Надо идти дальше!
Командующий точно услышал меня. Он дёрнул головой, однако лицом полностью не повернулся. В нём свербит страх. Он боится новых дезертиров, он боится советов. Ему страшно выполнять чужие приказы, потому что они вышли не из его рта.
— Жол!
Я окликнул его ещё раз, рискуя выдать нашу позицию. Гул в камнях вокруг нарастал, и земля опять вибрирует. Самый лучший на планете будильник для сонного рядового. Пора уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.
— Сигнатура слишком плотная. Я отправил запрос в Совет.
— Мы его не дождёмся! — я взывал к адекватности, к интеллекту, вот только связь между нами и Жолом заметно поистёрлась. Такая мелочь, как потеря бойцов не в битве, а в словесном споре, совершенно выбила его из колеи. Я не был расстроен, я разочаровался в командующем, поэтому злился. Мне не хочется вверять свою жизнь в растерянные руки.
— Они пришлют новый план, ждём!
Расстановка, очередная. Сторона Жола проигрывала, и теперь с ним остался один Рэф, мечущийся на месте. Он хочет жить, хочет воевать. У него совершенно нет желания гибнуть в каменной коробке, ведь его авторитет забыл, что-такое своевольное решение. Оре смотрел доверчивыми глазами на меня, я же дал ему понять, что буду действовать как того требует ситуация, а не Совет.
Я повёл отряд за собой, Оре их корректировал, постоянно сверяясь с показаниями НОТ-СОУ-СМАРТ. На предплечье гудит моя аппаратура, значит гусениц целое стадо. Вероятно, ещё больше, чем в прошлый раз. Убежать сейчас — лучший план, и именно к нему я приступил, не найдя доводов остаться. Уверенности добавилось, когда за мной последовали Просветитель и Сэл. Часть отряда Рэфа так же подскочила с мест и рванула вслед за Оре.
Рэф стонал от непонимания. Он дёргался рядом с Жолом, застрявшим на месте. Командующий застонал навзрыд, закрыл лицо руками в неконтролируемом приступе плача. Жол отталкивал каждого, кто пытался его поставить на ноги и потянуть за собой, не желая спасаться. Несколько секунд, и логичное завершение настигло его жизнь. Когда мы уже пробирались по узкому и низкому проходу, чуть не на коленях преодолевая маленькие расстояния, в предыдущую полость пещер ворвалась гусеница. Жол угодил прямо в её пасть.
Рыдания превратились в нестерпимые вопли. В таком узком пространстве пришлось остановиться, чтоб закрыть уши ладонями и бросить под ноги автомат. Меня толкали в спину, а я не мог сразу идти дальше. Даже не оборачиваясь, я видел, как моего командующего, лишившегося вмиг рассудка, перемалывает гусеница. Так же, как и остатки отряда Рэфа. Сам он всё-таки пустился в прыть и нагнал нас. Он пихал меня вперёд, со слезливыми воплями умоляя продвинуться хотя бы на метр. Лишь когда голос Жола стих в последний раз, я наполнил лёгкие воздухом и принялся бежать. Куда? Никто не знает. Просто хочется верить, что нам повезёт.
С разных сторон валились камни, за нами закрывался проход. Кого-то хватали гусеницы, и кровь потоками устремлялась быстрее нашего. Некоторых давили упавшие камни, мы закупоривали этот желоб, отрезая любой путь наверх. Прошлая жизнь осталась где-то за спиной, а каждое новое мгновение полнилось смрадом смерти. Всё глубже в недра Плутона, в его плотоядное нутро, неприветливое для всего, что может быть связано с миром людей. Мы не должны были здесь очутиться. Троебожие тому свидетель.
— Левее!
Оре кричал, чтоб его точно услышали посреди общего грохота. Он без обсуждения взял на себя ответственность за выживших. Просветитель не имеет права руководить, Сэл этому так же не обучен. Рэф, как оказалось, и вовсе некомпетентен, и вот остался сиротка, теперь главенствующий над течением операции зачистки, которая грозится постоянно прыгнуть в сводку о погибших и без вести пропавших.
— Левее! Там ещё один ход! — Оре ориентировался на бегу, следя глазами то за темнотой, которую еле раздвигал его хилый фонарик, то за экраном своего браслета. Он чуть не за руку тянул каждого, чтоб те не отставали, когда желоб хоть немного расширился, и нам удалось мчаться во весь рост. По пяткам били обваленные своды пещеры, едва запнувшихся доставали гусеницы. Они тут же жрали угодивших в зубы, не давая и шанса выпутаться из тонких нитей ядовитой слюны.
Вместо того, чтоб упереться в тупик, мы взяли слегка в сторону, и новый проход вывел нас в пустоту. Земля под ногами резко ушла вниз. Первые из рядовых с криками покатились в неизвестность. Ошибка Оре, он не учёл глубину будущих пустот, беря во внимание лишь их горизонтальное расположение. Пусть и пока неизвестно, что стало с теми, кто свалился во тьму, но чувство вины тут же согнуло юношу пополам. В этот раз я решил отрезвить Оре, поэтому несколько пощёчин улетели в лицо замешкавшемуся ефрейтору.
Наша гурьба всё копилась, и вот последние выпрыгивали из закрывающегося прохода. Рэф отстал от остальных, поэтому оказался последним. Его улыбка, слишком похожая на ту, когда Габ покинул нас, опять прорезалась на грязном лице, однако радоваться парню долго не довелось. Его за стопу схватила гусеница, всё-таки настигшая нас и наполовину уже задавленная камнями. Рэф не завопил, как большинство других, что меня удивило. Вместо этого юноша вынул клинок и принялся отбивать свою конечность от пасти насекомого. Он махал со всей силы, отрубая по лоскутику от жирного тельца Анухе, а та всё равно постепенно, сантиметр за сантиметром, проглатывала его ногу. Рэф бросил попытки высвободиться, когда длинные кривые зубы насекомого вцепились в его бедро. Теперь крик всё-таки вырвался из груди ефрейтора. Он тянул к нам руки, однако мы боялись присоединиться. Нас тоже могло засосать в глубокую пасть гусеницы, так что мы стояли и с глупым видом наблюдали, как нашего брата по оружию заживо проглатывает без пяти минут сдохшее существо. Заберёт с собой в любом случае. А в высший мир или его противоположность — знает только Троебожие.
Почва неконтролируемо затряслась. Каждый из нас утратил равновесие, больше не способный стоять на месте. Всех практически одновременно свалило на спину и отправило во тьму вслед за теми, кто сразу из желоба выскочил неизвестно куда. Мы скатывались в глубины почв планеты, пока ход, по которому только что бежали, наглухо закрывало камнями. Гусеницы там тоже дохли, и тонкая волна их крови преследовала нас, пока мы кубарем не выкатились к целому озеру внутренностей насекомых. Скорее всего это их молоки, в которых так и не проросла кладка. Воздуха не хватило или тепла, поэтому вместо нового потомства насекомые получили светящуюся жижу своей спермы. Она закрыла огромную площадь, и я никакого понятия не имею, что делать дальше.
Оре отдыхает от своей истерики, пиная камушки в озерцо и ругаясь так, как могут только на самых крайних ярусах Города. Оставшиеся в живых рядовые по привычке сбились в одну кучу, оплакивая погибших. Нас осталось максимум десять. Треть от того, что было в самом начале. Представители разных отрядов теперь оказались под командованием одного из ефрейторов, даже если тот ещё не понимает, какая ответственность легла на его усталые плечи. Просветитель занялся медитацией, отойдя ото всех на несколько метров. Сэл проверял выживших. Те сопротивлялись и кричали, но Лекарь на это плевать хотел. У него есть долг перед Советом, который следует выполнять в любых условиях и стечениях обстоятельств.
Под стихающий гам я сел на землю. Холодная, мокрая. И костюм липнет, от него протянулись тонкие полоски, затрудняющие движение. Я свесил автомат набок, чтоб тот не угодил в жижу, и опустил голову. Давно так не было плохо. Столько времени прошло, а я словно не успел отдохнуть между одной войной и другой. Сколько бы ни пролетело лет, всё равно окажется недостаточно. До Пим не доберусь, связь тут никакая. НОТ-СОУ-СМАРТ превратился в карту, иной пользы он больше не принесёт. Да и погрешность вычислений может привести нас куда угодно. Хоть к Матке в соответствии с планом, хоть в смертельный тупик, из которого уже точно не выберемся. Боюсь представить, что произойдёт, если надежда в юношах угаснет, и они будут вольны делать всё, что заблагорассудится, ведь никто не накажет. И даже представитель культа.
Закончив с проверкой обозлённых рядовых, Сэл устроился рядом со мной. Он недовольно хмыкнул, когда узнал, во что угодила его некогда идеально белая форма Лекаря.
— Пододвинься поближе.
— Зачем? — мне стало некомфортно, а Сэл и не ждал, что я выполню его просьбу. Он уже тянулся ко мне с трубкой, на конце которой тонкий конус поблескивал в переливающихся цветах озера вязкой жидкости.
— У тебя кровь скопилась в лёгких. Надо откачать.
Я не стал отказывать словесно, вместо этого попытался вскочить с места, но тут же завалился набок, ведь чуть ли не намертво прилип к земле. Этим и воспользовался Сэл. Он, практически свободный в движениях, тут же накинулся сверху и принялся отбивать мои руки, чтоб достать до рта. Я сомкнул губы, понимая, что сопротивляться сил больше нет, а желания глотать трубку не появилось. Да и смысла не вижу. Мы всё равно умрём, ведь это озеро источает ещё более опасные пары, чем кровь Анухе. Свищ гарантирован абсолютно всем здесь собравшимся. А мне хуже уже не будет.
— Отпусти!
Даже со стиснутыми зубами я всё равно проиграл, и резина скользнула в горло. Так быстро, что рвотный рефлекс не успел проснуться. Лёгкие сначала наполнились горечью, жаром. Сменилось всё нестерпимой болью. Я попытался закричать, но связки упёрлись в трубку, и ничего у меня не вышло. Стало легче, когда Сэл начал откачку. Из груди словно гантель вынули, дыхание заметно упростилось, пусть и через нос. Я провалился в дрёму от бессилия и расслабления. Очнулся лишь когда Сэл принялся вынимать из меня мерзкий аппарат. Порезал горло изнутри, задел гланды. Меня не вырвало, нечем уже, но я ещё несколько минут рыгал, лёжа на боку. Благо Сэл помог с этим, и не пришлось бороться с липкой землёй, чтоб хоть немного привстать.
— Что с ним?
Спросил кто-то из рядовых. Слышу, как они скапливаются вокруг меня. Робкие шаги булькают, сдавленные ругательства сменились на страх перед неизвестным. Название болезни они знают, а вот как она ощущается — нет. Перед их глазами предстал шевелящийся труп, которому осталось несколько месяцев перед тем, как его лёгкие полностью растворятся, оставив без воздуха своего хозяина. И ещё хуже для них знать, что с ними случится то же самое. Убегая от Анухе, они скинули свои респираторы, теперь дышат концентрированным ядом. Они закончат по моему примеру — кашляя без конца, периодически подвергаясь насилию со стороны Лекарей. Незавидная судьба, и я понимаю, почему ругань их стала только плотнее.
Они злились на этот мир, он не дал им другой жизни. Только война, и ничего отныне не имеет большего смысла, чем она. Всё ради победы, всё ради будущих поколений, которые именно эти юноши и не увидят. Они умрут или в течение ближайших часов, или лет через десять точно, если Троебожие соблаговолит им по пути на поверхность. Старые мысли, приевшиеся выводы. Таким образом я всё-таки по итогу жалел себя… это моя жизнь пошла прахом. А их ещё впереди. Зависть, вот что колет в боку, вместо свища мешая дышать. Я так и не узнал этот мир, он не позволил себя изучить и понять. И я ненавижу Троеб…
— Поднимайся.
Голос Оре. Спокойный, без единой нотки раздражения. Я не видел парня, хотя он точно обращался лично ко мне. Я встал, кряхтя слишком громко. Даже Просветитель отвлёкся от своей медитации и приблизился, всё равно выдержав расстояние между собой и нами — последними выжившими из батальона Жола с базы «Вар».
— Я сверился с картами. Чтобы добраться до Матки Анухе, нам надо пересечь это озеро. За ним будет проход, он выведет прямо к главной кладке. Там закидаем всё гранатами и покончим с этой войной.
Другие рядовые принялись сверяться со своим боезапасом. На всех набралось четыре гранаты. Растерянные взгляды окружили Оре, но он не сдался, оставшись при своём мнении и плане.
— У нас не хватит мощи. Мы там сдохнем.
Один из юношей сдавленно выказал недоверие. Его руки подрагивают, он сжимает одну из последних гранат, совершенно не веря, что именно она сможет положить конец всему противостоянию людей и гусениц на Плутоне.
— Похуй. Сдохнем так сдохнем. Лишь перед этим дадим Матке знать, что мы можем до неё добраться, и что мы настроены серьёзно. Пусть вместо того, чтоб рожать новых гусениц, она обосрётся так, что затопит свой молодняк.
Зная, что в теле у меня свищ, а рядовые точно его получат, только позже, я не стал перечить Оре. Отныне он полноценно занял вакантное место командующего. Иных кандидатур не оказалось и в помине. Я не в счёт, а ребята испугались Оре, слишком уж рьяно он торопился погибнуть во славу человечества. Это подкупает, хотя до истинной веры в праведность своего мизерного вклада ещё надо дойти. Оставшиеся попросту убедили себя, что надежда настигнет их по пути через озеро спермы. Так же и я поступил.
— Выдвигаемся прямо сейчас. Проверьте оружие, сводку о боезапасе отправьте мне, — Оре уверенно раздавал приказы, отлично ощущая себя при новом звании. Меня брала гордость от его вида. — И держите нос повыше, раз уж респираторы потеряли.
На последних словах новый командующий взглянул на меня. Я же являлся самым лучшим примером, как война может нагнать тебя задолго после окончания службы. Это выступило достаточным аргументом, чтоб рядовые ещё на берегу задрали головы, хотя и подошвой не ступили в озеро. Неизвестно, какое оно по глубине, его пары́ всё равно окружают каждого плотным слоем. Не знаю, есть ли толк от подобных попыток заполучить себе Плутонский свищ, но лишь для сочувствия я поступил, как и приказал Оре. Я первым ступил в жижу, и она оказалась не такой густой, как выглядела.
Смотря в потолок и держа над собой автомат, я повёл отряд. Оре последовал ровно за мной, он показывал остальным, что двигаться можно без дополнительных усилий. Юноша так вздёрнул челюсть кверху, что мне аж больно стало от одного его вида. Да, у меня болезнь уже внутри, а вот они ещё боятся моей участи, поэтому отныне станут всячески избегать любой возможности заразиться, пусть и будут от этого выглядеть глупо. Двусторонний недуг, он проткнёт твои лёгкие, если опустишь голову. Он съест твою челюсть, если ты решишь, что справишься с ним. Нельзя недооценивать Плутон. Ценой твоей гордыни станет не только твоя, но и чужая жизнь.
Я не видел конца озеру. Оно всё блестело от наших фонариков. Хлюпанье раздражало, а ноги с каждым шагом сильнее вязли на дне, где молоки насекомых сворачивались и густели. Уже по пояс мы погрузили наши тела, всё смотря в недоступное небо. Над нами добрая сотня метров до поверхности, и как бы ни было велико пространство между взглядом и потолком, всё равно это место ощущается как мерзкая, самая постыдная могила. Даже если бы я тут погиб, убив матку, то всё равно не захотел бы упоминания в истории. Захлебнуться в семенной жидкости гусениц не пожелаешь даже самим гусеницам.
Мерзкая щекотка произрастала в пятках, постепенно она поднималась выше. Даже если я не погрузился выше пояса, то неприятное покалывание к этой минуте растянулось по рёбрам. Я постоянно дёргался, не понимая, как сдержаться и не уронить автомат. Решил бы, что банально схожу с ума, и тело меня предаёт, вот только с остальными происходило то же самое. Кто-то чесался, опустив автомат. Большинство шли как и раньше, словно в танце. Они вертели бёдрами, не зная, что происходит и что заставляет их себя так вести. Сэл первым обратил внимание — уровень глубины давно не меняется, а тонкая плёнка с поверхности постепенно поднимается по костюмам.
— Кто-нибудь, проверьте сигнатуру!
— Уже.
— Нет! — Сэл прикрикнул на Оре, и тот не сразу, но захлопнул рот, готовый опять пуститься в возражения. — Снизьте отбраковочный уровень. Настройте передатчик на более мелкие размеры насекомых.
— Тогда погрешность будет…
— Закрой пасть и сделай как велено!
Авторитет Лекаря так же оставался непоколебим, пусть и звание командующего перешло Оре. Юноша в напускной обиде сделал, что требовалось, и на лице его застыла маска ужаса. Он чуть не выронил автомат, держа перед глазами засветившийся красным экран НОТ-СОУ-СМАРТ. Мы ждали, пока он сам очнётся и обо всём доложится, однако Оре совершенно не двигался, если не считать появившейся дрожи в его ногах.
— Оре! Что там?
Сэл окликнул юношу, тот далеко не сразу выпрыгнул из своей кататонии. С пульсирующими губами он медленно развернул экран в мою сторону. Тот сплошь был закрыт сигнатурой Анухе, а это значит, что молоки гусениц не погибли, и мы по пояс расхаживаем в сперматозоидах, которые должны были стать кладкой яиц. У меня сбилось дыхание, хотя я и без того особо не следил за правильностью вдохов и выдохов.
— Скорее, на берег!
Я призвал всех поторопиться, хотя ни о каком береге и речи идти не могло. Никто не видел края озеру, переливающемуся разными цветами с перламутровой поверхностью. Матовая плёнка поднималась по моему телу. Воображение рисовало головастиков, слившихся в одну субстанцию. У них есть зубы, и они ползут к лицу, попутно пробиваясь сквозь костюм. Омерзение сдавливало желудок в кулаке, в приступах нереализованной рвоты я невольно пригибался к озеру, каждый раз рискуя запнуться в его густоте и окунуться по макушку.
И вновь они кричат. Опять рядовые вопят во всё горло. Падают, поскальзываются, начинают орать что есть сил. Это тот самый новый призыв, который должен был положить конец войне? Совет увидел победу в юношах, которые растворяются в сперме насекомых? Не могут задрать колени, чтоб идти ровнее, чтоб меньше был шанс захлебнуться. Вместо этого они подошвами елозят по дну и сваливаются лицом прямо к кусачим ядовитым сперматозоидам.
Оре почти обогнал меня. Он сдавленно стонал, ещё удерживая над головой автомат и мчась по направлению к предполагаемому выходу из этой мерзости. Просветитель так же стоически преодолевал метры жидкости, Лекарь мчался со мной на одном уровне, чуть ли не на каждом шагу распыляя себе в нос по маленькой порции Экса. Смеётся, практически в полный голос хохочет. Над нами, над ситуацией, над всем человечеством, решившим, что оно найдёт дом на Плутоне. Вид идиотов, не заслуживших права вообще когда-либо покидать Землю.
Рядовые падали и поднимались, только их внешний вид был от этого безвозвратно обезображен. Сжираемые микроскопическими заготовками Анухе они выныривали из озера без кожи, мышцы лица плавились, оголяя череп. Глаза выпадали, зубы со свистом выскакивали из утончавшихся дёсен. Крича и создавая пузыри на поверхности озера, они тонули в сперме насекомых. Берег виднелся впереди, глухая высокая стена оставляла несколько метров между жидкостью и ровным вертикальным сводом камней. Я ускорился, желая быстрее закончить это посмешище, и чуть не упал, когда до суши оставалось несколько метров.
Если мне удалось остаться на ногах, то вот Оре от своей гордыни свалился прямо на подступе к берегу. Лицом ударился об плотный грунт и попал в пределы спермы. Потеряв на какое-то время сознание, он не сразу поднялся. Часть его лица оползла, превратившись в розоватую корку оплавленного мяса. Мы с Просветителем без урона добрались до нового желоба, о котором и говорил Оре, пока он сам тщетно пытался вытереть лицо, хотя делал только хуже. Его голова лишалась вообще любых человеческих черт, и даже кости размывались, предварительно став мягкими как резина.
Оре принял смерть с героизмом. Сохранив крик в груди, от болевого шока он свалился с высоты своего роста и разбил голову об камень. Мозги расползлись по уродливому берегу. Тут же внутренности черепа моего бывшего командующего покрылись плёнкой. Сперматозоиды в природных порывах искали пищу, и вот они её нашли в уроженце самого бедного яруса Города. А ведь он практически увидел Матку Анухе, которую так хотел убить собственными руками.
Сэл лежал неподалёку от нас. Он до сих пор истерично хохотал, нервно гладя свои ноги. Сапоги Лекаря прожгло насквозь, не обработанные надлежащим образом, как у рядовых, и нежная человеческая кожа краснела от попавших молок. Скоро она растворится, Сэл погибнет от кровотечения. Очаги дыр на его обмундировании показывались вообще по всей поверхности тела. Слишком уж он быстро бежал и слишком высоко задирал ноги. Разбрызгал сперму и теперь валяется на берегу омерзительного озера, принимая смерть с улыбкой. Я подскочил к нему, через костюм дезинфицировав внешние яды. Что-то ещё скребётся в паху, но терпимо.
— Не подходи, а то забеременеешь.
Сэл так остался доволен своей шуткой, что чуть не задохнулся от смеха. В это время его скулы плавились, губы ссыхались и опадали, обнажая зубы. Речь стала практически неразличимой, а последнюю просьбу я всё-таки распознал. Лекарь попросил опустошить всего его запасы Экса рядом с его лицом, чтоб гибель вышла слаще любой победы над Анухе.
Я кончиками пальцев, обтянутых в прохудившиеся перчатки, перевернул Сэла и достал трубки, по которым бегала туда-сюда воздушная наркота. Обрезав кончик шланга, сунул красноватое облачко прямо к носу умирающего мужчины. Заключительным в своей жизни рывком Сэл вдохнул наркоту и тут же отключился. Остатки его лица исказились самой уродливой улыбкой, что я когда-либо видел. Благо, она быстро пропала на черепе, а потом и последний провалился сам в себя, вогнувшись внутрь.
Мы остались с Просветителем вдвоём. В мои ноздри попало немного Экса, и ужас от полного провала чуть нивелировался. Я приблизился к озеру спермы, вгляделся в его нелепость. Бесконечные просторы жизни, прорывающиеся даже из таких глубин, как пещеры гусениц, пожрали всех моих друзей. Остался я сам у себя, да представитель культа, в божество которого после всего случившегося попросту невозможно верить.